2015-05-12
1195
После тяжелого кризиса, порожденного проведением сплошной коллективизации, сельское хозяйство страны уже в 1934 году стало проявлять первые признаки оживления, но ситуация заметно улучшилась лишь в следующем, 1935 году. Колхозная система после чудовищных трудностей и голода 1932-1933 годов начала постепенно действовать. Во второй половине 30-х годов выдались удачные по урожайности годы (1935 и 1940 гг.), а 1937 год стал самым урожайным за все годы существования Советской власти. Тем не менее, запланированный на вторую и третью пятилетки прирост производства сельскохозяйственной продукции оказался неосуществленным.
Самой серьезной продолжала оставаться проблема зерна. Среднегодовая урожайность зерновых с гектара в годы второй пятилетки составила 7,1 центнер, а в первые годы третьей пятилетки она составляла уже 7,7 центнера. Планировалось же ее довести до 10 и 13 центнеров с гектара соответственно. Следует отметить, что достаточно сложно ориентироваться на столь завышенные плановые показатели и делать на этом основании какие-либо резкие оценки ситуации. Наиболее корректным показателем для сравнения может стать цифра 3,9 центнера с гектара непосредственно в предреволюционные годы.
Самое парадоксальное заключалось в том, что в производстве сельскохозяйственной продукции, рост которой оказался весьма замедленным, в 30-е годы принимало участие меньше работников, но при этом объем продукции, предназначенный на продажу государству, тем не менее, увеличился. Некоторые исследователи даже делают выводы о том, что если в 20-е годы каждый сельский житель кормил, кроме себя самого, еще одного горожанина, то накануне Великой Отечественной войны последняя цифра увеличилась до 4.
Дело в том, что колхозная продукция не продавалась государству по эквивалентным ценам, а перекачивалась силой власти в государственные закрома по разным каналам, наиболее важным из которых продолжали оставаться обязательные поставки зерна государству и оплата зерном за услуги МТС. Колхозы жили под бременем постоянного силового нажима со стороны государства. Низкие заготовительные цены были той данью, которой колхозники расплачивались за форсированные шаги индустриализации. Ведь именно сельское хозяйство являлось одним из источников накопления для ее осуществления. Труд колхозников в основном оплачивался зерном, денежное вознаграждение было очень незначительным. Крестьянин оказался в том положении, когда он мог ожидать от своего колхоза в лучшем случае хлеба, но не денег.
Это побуждало его если уж не заниматься деятельностью другого рода (мигрировать в город на промышленные предприятия или же на крупные стройки страны), то попытаться больше отдавать сил и энергии оставшемуся у него небольшому личному приусадебному хозяйству. Однако в 1932 году крестьянин уже не мог свободно уйти из колхоза: паспортная система обязывала его заручиться разрешением на уход у правления колхоза. В этих условиях единственным выходом для сельчанина оставалась торговля на городских колхозных рынках, где по свободным ценам он мог продать излишки имевшихся у него сельскохозяйственных продуктов, полученных со своего приусадебного участка. Поэтому для многих колхозников именно городские рынки стали главным источником дохода.
Характерно, что в принципе личное подсобное хозяйство крестьянина теоретически должно было иметь именно вспомогательный, подсобный характер, однако роль его как для самого крестьянина, так и для государства была весьма велика. В 1937 году именно оно обеспечивало до 40% национального дохода, созданного в сельском хозяйстве, и давало половину всей продукции животноводства.
Поэтому до определенного времени власти достаточно спокойно относились к существованию в городах колхозных рынков. К тому же реализация сельскохозяйственной продукции на городском рынке позволяла крестьянину не только пополнить свой скудный денежный бюджет, но и приобрести в городе промышленные товары, которые из-за слабого развития торговой сети на селе практически не доходили до него.
Поэтому стремление крестьянина расширить по возможности свой небольшой приусадебный участок и сконцентрировать свои усилия на его возделывании оборачивалось если не нежеланием, то по крайней мере сокращением участия крестьянина в работе на колхозной земле. В зависимости от региона колхознику разрешено было иметь от 0,25 до 0,5 га, а в отдельных районах – до 1 га приусадебной земли и от одной до 2-3 коров, неограниченное количество птицы, кроликов и т.д.; в районах кочевого животноводства – до 20 коров, 100-150 овец, до 10 лошадей, до 8 верблюдов и т.д. В валовом производстве животноводческой продукции и овощей ЛПХ колхозников стали играть все большую роль. К концу 1934 г. почти 2/3 колхозных семей страны имели в личном подсобном хозяйстве коров, а в Белоруссии, Западной и Московской областях – 3/4.
В ЛПХ колхозниками было произведено 20,6% валовой продукции животноводства страны. В 1937 г. в общем объеме валовой продукции колхозного сектора удельный вес приусадебных хозяйств составлял: по картофелю и овощам – 52,1%, по плодовым культурам – 56,6%, по молоку – 71,4%, по мясу – 70,9%, по производству кож – 70,4%, т.е. к концу второй пятилетки ЛПХ значительно опережали общественное хозяйство колхозов в производстве животноводческой продукции и давали более половины картофеля, овощей и плодов, что шло в основном на личное потребление, но частично и продавалось на рынке (примерно четверть животноводческой продукции, до половины картофеля и овощей). За годы второй пятилетки обороты рыночной колхозной торговли увеличились с 7,5 млрд. руб. до 17,8 млрд., или в 2,4 раза. К 1938 г. по сравнению с 1933 г. рыночные цены снизились на 63,9%, в том числе по хлебной группе – на 82,8%, по картофелю – на 79,9%, по овощам – на 39,2%, по мясу – на 29,4%, по молоку – на 43,1%. Они либо соответствовали ценам государственно-кооперативной торговли, либо были ниже.
В середине 30-х годов даже в периоды наибольшего напряжения полевых работ на колхозных полях трудилось значительно меньшее число крестьян, записавшихся в колхозы, преимущественно женщин. Остальные трудоспособные члены колхозных коллективов больше внимания уделяли своим приусадебным участкам. В связи с этим к 1939 году повсеместно наметилась тенденция к расширению приусадебных участков сверх положенных пределов.
В мае 1939 года власти предпринимают ряд мер по выправлению сложившегося положения. У колхозников была отрезана значительная доля их приусадебных участков, для чего предварительно был осуществлен их обмер. У тех сельчан, чьи наделы по размерам превышали установленные нормы, излишки земли отторгались в пользу колхозов. Так в фонд колхозных земель перешло почти 2,5 млн. га плодородных и возделанных земель. Еще одной мерой, направленной на выравнивание сложившегося положения, было постановление о минимуме трудодней, выработанных в колхозе. В зависимости от региона эта цифра колебалась от 60 до 100 трудодней в год. Если этот минимум «колхозного участия» не вырабатывался, то наказания были достаточно суровыми – исключение из колхоза.
Это автоматически лишало виновного и членов его семьи права на владение приусадебным участком. Нередко по таким делам могло быть возбуждено и уголовное преследование. В этих же целях ликвидировались и крестьянские хутора. В результате предпринятых властных мер ситуация с зерновой проблемой в стране была несколько выправлена. Несмотря на трудности периода коллективизации, последствия перераспределения средств в индустрию в интересах обороны, колхозная система в Советском Союзе была значительно укреплена.
Теперь государство могло располагать относительно крупными объемами сельскохозяйственной продукции, хотя для удовлетворения всех потребностей населения страны этого пока было недостаточно. Однако при явном сокращении потребления оказалось возможным накормить население городов, армию, рабочих заводов и фабрик, участников крупных строек. Удалось также создать (в том числе и благодаря урожайным 1937 и 1940 годам) необходимые крупные резервные запасы продовольствия и сельскохозяйственного сырья на случай войны. И сделано это было уже ставшим традиционным методом – вмешательством властей и директивным прессингом на основного сельскохозяйственного производителя – советского колхозника.
