Проблемы постсоциалистического развития стран Восточной Европы

Крах восточно- Распад социалистической системы был неизбежен, европейского но сценарии смены государственного строя зави-социализма. сели от наследия социалистической эпохи. В тех

«Бархатный и

револ странах, где в период перестройки активизирова-

лись реформы, идеологический плюрализм был наибольшим и коммунистическое руководство сознавало неизбеж-}сть происходящих событий, переход совершался более плавно и на правовой основе.

В Польше с 1988 г. участились акции протеста, основным лейт-

огивом которых было требование легализовать профобъединение

* °лидарность» во главе с Л. Валенсой. Одновременно более жест-

Ую позицию заняло и руководство официальных профсоюзов. Ис-



полком Всепольского соглашения профсоюзов даже обратился в сейм с заявлением о вотуме недоверия правительству Месснера VIII пленум ЦК ПОРП, состоявшийся в августе 1988 г., принял ре­шение о возобновлении диалога с умеренным крылом оппозиции Спустя месяц правительство возглавил известный публицист М. Ра-ковский, приложивший все силы для организации диалога со всеми конструктивными общественными объединениями. В отличие от своих предшественников Раковский считал принципиально важным сочетание экономических реформ с демократизацией общественного строя. В 1989 г. при поддержке реформаторского крыла ПОРП пра­вительство организовало несколько заседаний круглого стола с уча­стием представителей государственной администрации, ПОРП, об­щественных организаций, католической церкви и профсоюзов. За­ключительные документы круглого стола, подписанные в апреле, закрепили стратегию реформы политической системы. На июнь назначались первые выборы в сейм на альтернативной основе. По взаимной договоренности 60 % депутатских мандатов изначально гарантировалось для ПОРП и ее союзников по коалиции, а осталь­ные 40 % мест отдавались беспартийным депутатам и представите­лям оппозиции. В соответствии с решениями круглого стола в ап­реле был также восстановлен институт президента и учреждена вто­рая палата парламента. Тогда же был изменен закон о профсоюзах, допустивший существование независимых профобъединений.

Июньские выборы показали стремительное падение влияния ПОРП и рост популярности оппозиционных движений, в том чис­ле «Солидарности». Новый состав парламента лишь большинством в один голос избрал на пост президента В. Ярузельского. Попытка назначения главой правительства министра внутренних дел гене­рала Ч. Кищака встретила решительное противодействие со сторо­ны оппозиции. По призыву Л. Валенсы Объединенная крестьянс­кая партия и «Стронництво демократичное» (чьи представители избирались в сейм в составе правительственного блока) образова­ли коалицию с «Солидарностью». Это создало совершенно новую политическую ситуацию и привело к созданию коалиционного пра­вительственного кабинета под руководством представителя «Со­лидарности» Т. Мазовецкого. Правительство объявило о начале глу­боких экономических и политических преобразований. В частно­сти, уже в октябре была обнародована экономическая программа правительства, составленная Л. Бальцеровичем, суть которой сво­дилась к немедленному «шоковому» переходу экономики на рыноч­ные отношения. В декабре были приняты поправки к конституции, провозгласившие Польшу демократическим правовым государством. Исключались статьи о ПОРП как руководящей политической силе


польского общества и социалистическом характере польского госу­дарства, закреплялась многопартийность. В январе 1990 г. XI съезд гдоРП заявил о прекращении деятельности партии. По предложе­нию Ярузельского в ноябре—декабре 1990 г. состоялись внеочеред­ные президентские выборы, принесшие победу Л. Валенсе.

рубежное значение для политического развития Венгрии при­обрела партийная конференция, прошедшая в мае 1988 г. После нее начался процесс обновления высшего партийного руководства и формирование фракций в ВСРП. Новым генеральным секрета­рем партии стал представитель центристов Карой Грос. При актив­ной поддержке «отца» реформы 60-х гг. Р. Ньерша премьер-министр М. Немет начал наиболее радикальные преобразования по внедре­нию рыночных отношений. Еще до ликвидации коммунистическо­го режима его правительству удалось создать негосударственную фондовую биржу, начать тотальную либерализацию ценообразова­ния, ввести конвертируемость национальной валюты. Была ужес­точена политика в отношении нерентабельных государственных предприятий, проведена налоговая реформа, фактически легали­зован весь «теневой» сектор экономики. Несмотря на рост цен и развитие инфляционных процессов, правительство пошло на самые непопулярные меры — ограничение социальных субсидий, сокра­щение многих целевых бюджетных программ. Тем самым еще при формальном сохранении коммунистического режима в Венгрии началась «шоковая» экономическая реформа.

Одновременно в Венгрии развертывалась и политическая рефор­ма. После февральского 1989 г. Пленума ЦК ВСРП был объявлен курс на демократизацию государственного устройства, ввод мно­гопартийности. Государственный министр и член Политбюро ВСРП Имре Пожгаи возглавил общественную кампанию по переоценке со­бытий 1956 г. Это стало поворотным моментом в изменении обще­ственных настроений в Венгрии. Сопротивление консервативной части руководства ВСПР и двойственная позиция К. Гроса лишь спо­собствовали нарастанию кризиса в самой партии. В октябре 1989 г. состоялся внеочередной съезд ВСРП, принявший решение о пре­образовании ее в Венгерскую социалистическую партию. Рефор­маторское крыло добилось значительного обновления партийной Программы, а ортодоксальные коммунисты вместе с частью цент­ристской группировки воссоздали ВСРП. На фоне раскола правя­щей партии новые оппозиционные партии одержали убедительную Победу на первых свободных выборах весной 1990 г. Фаворитом их стал Венгерский демократический форум, который вместе с хрис-тианско-демократической партией и воссозданной партией мелких Хозяев образовал правящую либерально-демохристианскую коали-


цию. Лидер ВДФ Йожеф Анталл возглавил правительство. Прези­дентом республики стал Арпад Генц, руководитель второй крупней­шей партии бывшей оппозиции — «Союза свободных демократов» отстаивавшего национально-либеральные идеи.

Трансформация государственного строя в Югославии происхо­дила в тесной связи с дезинтеграцией многонациональной федера­ции. На протяжении 80-х гг. развивался острый конфликт между группировками республиканских властных элит — кадрами старой партийной номенклатуры и представителями молодой националь­ной бюрократии этноцентристского толка. Те и другие апеллиро­вали к националистической интеллигенции и широко использова­ли демократические и популистские лозунги. Усилилась критика конституции 1974 г. Новое сербское руководство С. Милошевича требовало восстановить полный суверенитет республики над на­циональными автономными краями Косово и Воеводиной. В Хор­ватии и Словении развивались идеи «асимметричной федерации», в которой эти две республики занимали бы особое положение. Пе­релом наступил в январе 1990 г. На XIV Внеочередном съезде СКЮ делегации Словении и Хорватии заявили о независимости своих Союзов коммунистов и покинули съезд. СКЮ распался на факти­чески независимые республиканские организации (шесть респуб­ликанских и две краевые). Эпицентр власти окончательно переме­стился в республики, к этнократическим кланам. В 1990 г. развер­нулась подготовка выборов в республиканские парламентские органы на альтернативной основе. Устойчивым лейтмотивом поли­тической жизни стали антисербские выступления, ставшие след­ствием изменений федеративных отношений. Словения первой из республик закрепила право на выход из состава Югославии и при­оритет республиканских законов в отношении союзных. В резуль­тате апрельских выборов в Словении и Хорватии коммунистичес­кие партии потерпели поражение. В Словении к власти пришла «Де­мократическая оппозиция Словении» (ДЕМОС), а в Хорватии — «Хорватское демократическое содружество» (ХДС) под руковод­ством Ф. Туджмана, бывшего генерала югославской армии. Вслед за выборами последовало принятие новых конституций, провозг­лашение суверенитета обеих республик, установление приоритета республиканского законодательства над федеральным, изменение государственной символики. Словенская и хорватская государ­ственность более не трактовалась как социалистическая.

В ноябре — декабре 1990 г. прошли выборы на многопартийной основе и в остальных четырех югославских республиках. В Сербии еще накануне выборов Союз коммунистов заявил о своем саморос­пуске и вместе с республиканским Социалистическим союзом трУ"


дового народа создал Социалистическую партию Сербии (СПС), рост словенского и хорватского сепаратизма дал повод руководству СП С построить политическую программу на основе идеи сохране­ние федерализма под лозунгом «Сильная Сербия в сильной Юго­славии». Жесткая критика прежнего титоистского коммунистичес­кого режима и провозглашение программы рыночных преобразо­ваний принесли партии Милошевича убедительную победу. Со сходными результатами завершились и выборы в Черногории. Союз коммунистов Черногории построил предвыборную программу на жесткой критике любого национализма и шовинизма, на лозунгах построения общества гражданских свобод, эффективной экономи­ки, социальной защищенности. Выборы в Боснии и Герцеговине, а также в Македонии не принесли решающего перевеса ни одной из участвовавших партий. Правительственные органы были сфор­мированы в Боснии и Герцеговине на основе временной коалиции национальных партий сербов, хорватов и мусульман, а председате­лем Президиума был избран мусульманский лидер А. Изетбегович. В Македонии коалиционное правительство было составлено из представителей националистически ориентированной Демократи­ческой партии македонского национального единства и реформи­рованного Союза коммунистов Македонии.

Последовавший после проведения выборов распад единого кон­ституционного пространства поставил югославское федеральное го­сударство на грань самоликвидации. С конца 1990 г. началась се­рия консультаций на уровне Президиума СФРЮ, а также двусто­ронних встреч республиканских лидеров. Итог этим неудачным попыткам найти компромиссную модель новой юго-славянской го­сударственности подвела встреча шести президентов 6 июня 1991 г. На ней было принято провести в каждой республике рефе­рендум о будущем статусе Югославии. Но уже 26 июня последова­ло согласованное заявление руководства Словении и Хорватии об установлении полного государственного суверенитета этих респуб­лик и выходе их из федерации. В правовом отношении это решение основывалось на итогах референдумов, состоявшихся в Словении и Хорватии еще в конце 1990 г. В ноябре 1991 г. о суверенитете объ­явила Македония, а на территории Боснии и Герцеговины вспых­нул межэтнический конфликт. В этой ситуации руководство Сер-ии и Черногории в конце апреля 1992 г. объявило о создании но-в°и федерации — Союзной Республики Югославии, в составе этих ^ух республик.

Достаточно драматично происходила смена государственного

тРоя и в других странах Восточной Европы. «Сигнал» к ним был

дан крахом социалистического режима в ГДР осенью 1989 г. Мно-


голетний восточногерманский лидер Э. Хонеккер был первым из плеяды старых коммунистических руководителей, кто до последне­го момента препятствовал распаду системы, но был вынужден уступить широкому демократическому движению, перешедшему в открытые акции гражданского неповиновения. Той же «горячей осенью» 1989 г. массовые демонстрации и забастовки смели ком­мунистические режимы в Чехословакии, Болгарии, Румынии. Со­бытия в Чехословакии были впоследствии признаны «классичес­кими» по своему сценарию. 17 ноября в Праге состоялась массовая студенческая манифестация в память жертв разогнанной нациста­ми в 1939 г. демонстрации. Неадекватно жесткие меры воздействия, использованные силами правопорядка против наиболее активных манифестантов, спровоцировали взрыв возмущения в наэлектри­зованном обществе. По призыву «Гражданского форума» — объ­единения чешских оппозиционных студенческих, правозащитных и интеллигентских организаций, а также объединенного комитета словацких оппозиционных организаций («Общества против наси­лия») начались акции гражданского протеста. Апогея они достиг­ли 25 ноября. Под давлением общественного мнения внеочередной Пленум ЦК КПЧ сместил с поста генерального секретаря партии М. Якеша. Его преемник К. Урбанек представлял реформаторское крыло КПЧ, стремившееся к компромиссу в оппозицией и полной смене прежнего руководства страны. Уже в конце ноября Федераль­ное собрание ЧССР исключило из конституции статью о руково­дящей роли коммунистической партии. В его состав путем рота­ции были введены представители оппозиции, а председателем из­бран герой «пражской весны» А. Дубчек. В декабре 1989 г. с поста президента республики ушел Г. Гусак, а новым президентом Феде­ральное собрание избрало лидера «Гражданского форума» В. Гаве­ла. Правительство под руководством нового премьер-министра М. Чалфы начало подготовку радикальной экономической рефор­мы. Одновременно развернулось активное партийное строитель­ство. В рядах бывшей оппозиции, помимо «Гражданского форума» и «Общества против насилия», сформировались, партии национа­листического толка (Чехо- словацкая народная партия, чешская На­ционал-социалистическая партия, словацкая Демократическая партия). Четыре небольшие либеральные партии образовали Рес­публиканскую унию. Дополняли пеструю политическую палитру праворадикальные Республиканская партия (чешская) и Партия свободы (словацкая), партия «зеленых», прогерманская ХристиаН-ско-демократическая партия, проанглийская Консервативная партия. Общественность была взбудоражена этими процессами-Огромный резонанс получила дискуссия о событиях 1948 г., о вЫ-


воде с территории страны советских войск, о судьбе чехословацко­го федерализма. КПЧ стремительно теряла влияние. Результаты парламентских выборов в июне 1990 г. принесли полную победу

бывшей оппозиции.

В Болгарии толчок для смены политического строя также был дан «молодым крылом» самой коммунистической партии. Ноябрь­ский 1989 г. пленум ЦК БКП сместил Т. Живкова с занимаемой должности. Генеральным секретарем стал лидер «реформаторов» П. Младенов. Уже в январе 1990 г. была осуществлена конституци­онная реформа, ликвидировавшая монополию коммунистической партии на власть, закрепившая принцип многопартийности. Мла­денов попытался перевести события в русло «управляемых» ре­форм. Однако в считанные месяцы сложилось мощное оппозици­онное движение, перехватившее у коммунистов инициативу. Основу организованной оппозиции составили объявившие о своем восста­новлении существовавшие еще в середине века партии — социал-демократическая, радикально-демократическая, Болгарский земле­дельческий народный союз. В декабре 1989 г. оппозиционные партии и движения объединились в Союз демократических сил (СДС). В стране началась стремительная поляризация политичес­ких сил. Организованные по инициативе СДС в конце 1989 г. мас­совые демонстрации с требованием радикальных демократических перемен вынудили правительство начать подготовку выборов на альтернативной основе. В самой БКП усилилась борьба фракций. В апреле 1990 г. после общепартийного референдума была изменена идеологическая ориентация партии — она стала называться Болгар­ская социалистическая партия. Выборы, прошедшие в июне 1990 г., принесли успех БСП. Решающую роль сыграли результаты выбо­ров в провинции, еще мало охваченной гражданским движением. Оппозиция попыталась взять реванш «на улице». Правительство оказалось под жестким прессингом. Не прекращавшиеся митинги, демонстрации и студенческие забастовки вынудили Младенова уйти с поста президента страны. 1 августа 1990 г. на эту должность был избран известный публицист Желю Желев, председатель ко­ординационного совета СДС. С образованием в декабре 1990 г. ко­алиционного правительства Д. Попова с участием представителей СДС, БСП и БЗНС процесс демонтажа коммунистического госу­дарственного строя завершился.

В Румынии падение коммунистической диктатуры сопровожда­лось серьезными военными столкновениями. Поводом к обостре-Ни*о политической ситуации в стране стал расстрел подразделенн­ый службы госбезопасности «Секуритате» демонстрации протес-а в городе Тимишоаре 17 декабря 1989 г. В последующие дни


волнения начались в Будапеште. Министр обороны В. Миля, отка­завшийся ввести в Тимишоар армейские части, был застрелен с:е-куристами. Несмотря на объявление в официальных средствах мас­совой информации о самоубийстве министра, армия начала под­держивать повстанцев. С 22 декабря столкновения между военными и сотрудниками «Секуритате» происходили уже по всей стране. Эпицентром восстания стала столица, где многотысячная толпа при поддержке танковых подразделений осадила дом Государственно­го совета. Бои завершились 25 декабря, и в тот же день после имп­ровизированного заседания военного трибунала супружеская чета Чаушеску, властвовавшая в коммунистической Румынии, была рас­стреляна. В результате столкновений погибли более тысячи чело­век, половина из которых — в Бухаресте. Власть перешла к создан­ному в дни восстания Фронту национального спасения (ФНС). В состав его руководства вошли как известные правозащитники, так и опальные бывшие руководители партии и правительства. Председателем ФНС стал Ион Илиеску, входивший в свое время в окружение Чаушеску. Программа ФНС содержала популярные лозунги — ликвидация однопартийности, установление правовой, демократической государственности, организация свободных пар­ламентских и президентских выборов, признание равноправия форм собственности. Илиеску попытался представить свое движе­ние как общенациональное, объединяющее интересы всех слоев ру­мынского общества. С учетом того, что в период правления Чау­шеску в стране отсутствовали малейшие признаки организованной оппозиции, ФНС сразу же завоевал прочные лидирующие пози­ции. Бурный процесс образования новых партий и движений, раз­вернувшийся в последующие месяцы, не изменил ситуацию. Ком­мунистическая же партия была запрещена новым правительством уже в первые дни 1990 г. Возникшая на ее основе Социалистичес­кая партия труда оказалась немногочисленной и идеологически де­зориентированной. Единственными серьезными конкурентами ФСН на выборах в парламент в мае 1990 г. стали воссозданные «иен торические» партии — Национал- цэрэнистская (демохристианского толка) и Национал-либеральная, а также выступившая с ними в едином избирательном блоке Социал-демократическая партия. Тем не менее ФСН сумел одержать убедительную победу, а И. Илиеску был избран на пост президента страны.

Позднее всего демонтаж коммунистического режима произошел в Албании. В 1991 г. здесь состоялся X съезд правящей Албанской партии труда, коренным образом изменивший программные уста­новки партии и состав ее руководства. А менее чем через год после первых свободных выборов к власти пришла оппозиционная Де'


мократическая партия. В 1992 г. ее лидер Сали Беришу был избран парламентом на пост президента страны.

Эксцессы, сопровождавшие смену государственного строя в Ру­мынии, были исключением из правил. Бескровный характер слома восточноевропейских коммунистических диктатур, стремитель­ность этих событий дали основание назвать их «бархатными рево­люциями». Секрет беспрепятственности прихода к власти демо­кратических сил состоял как в обреченности коммунистических ре­жимов, изживших себя, так и в роли «второго эшелона» правящей элиты. Именно косвенная поддержка партработников среднего зве­на, рвущихся к власти после десятилетий правления «геронтокра-тов», позволила пестрой диссидентской оппозиции оформиться в кратчайшие сроки в мощную политическую силу. «Второй эше­лон» власти инициировал процесс самореформирования правящих партий, а в некоторых случаях и блокировал попытки высших пра­вительственных кругов использовать для сохранения своей власти силы армии и госбезопасности (характерно, что на фоне бурных столичных событий, «на местах» власть переходила к новым поли­тическим силам в спокойной, «рабочей» обстановке).

 

Надежды молодых коммунистических лидеров закрепиться у власти были беспочвенны. Последовавшее за «бархатными рево­люциями» укрепление многопартийной системы, проведение сво­бодных выборов привели к глубокому кризису и упадку коммуни­стического движения. Потребуется несколько лет, чтобы на его об­ломках возродились влиятельные, способные бороться за власть левые партии. Пока же новые правительства были сформированы без участия коммунистов и социал-демократов. Их основу соста­вили коалиции либерально-демократического толка — «Граждан­ский форум» в Чехословакии, Союз демократических сил в Болга­рии, «Фронт национального спасения» в Румынии. Заметную роль в политической жизни стали играть партии христианской ориента­ции, а также националистические движения. В многонациональных государствах, особенно Югославии и Чехословакии, образование нового партийно-политического спектра оказалось связано с нацио­нально-региональными особенностями. Чрезвычайно важным был Национальный фактор и в развитии политической обстановки в Прибалтийских республиках СССР. Уже с 1987 — 1988 гг. здесь оформилась сильная демократическая оппозиция, открыто ори-ентированная на восстановление национального суверенитета. Выборы в республиканские Советы народных депутатов в 1989 г. принесли победу оппозиционным коалициям — Народным фрон­там. Это позволило еще до окончательного распада Советского *~°к)за провозгласить национальную независимость. Страны Бал-

8674 А. М. Родригес



тии — Эстония, Латвия и Литва — получили официальное при­знание мирового сообщества и дальнейшем отказались от какого-либо участия в интеграции с другими республиками бывшего СССР.

События августовского путча в Москве и последовавшее за] ними изменение государственного строя в СССР в 1991 г. окон­чательно ликвидировало саму возможность строительства социа­лизма по советскому образцу. Восточноевропейский регион вос­становил геополитическую самостоятельность. Начался новый период в его истории.

Социально- Стремительный распад социалистической государ-'

экономические ственности стал прологом к глубоким социально-

реформы экономическим преобразованиям в странах восточ-

постсоциалис- ноевропейского региона. Эйфория «бархатных ре-
тического о ^

волюции» породила надежды на столь же быстрое

решение десятилетиями накапливавшихся про­блем. В массовой психологии доминировало убеждение в том, что коммунизм некогда насильственно вырвал этот регион из лона за­падной цивилизации и теперь надлежит лишь как можно скорее встать на уже проторенный путь. Для новой политической элиты было несвойственно корректировать стратегию реформ в соответ­ствии с национальной и региональной спецификой, соотносить ее результаты с социальными издержками. Преобладало мнение, что экономические трудности возникают не внутри рыночного меха­низма, а являются результатом государственного вмешательства. Поэтому целесообразность ускоренного построения «капитализма без прилагательных» (по выражению В. Клауса), полного демонта­жа плановой модели и тотального перевода экономического меха­низма на либеральные, рыночные принципы функционирования сомнению не подвергалась.

Реальная готовность стран региона к либерализации экономи­ки, «стартовая скорость» постсоциалистических реформ была весь­ма различной. Уже последние коммунистические правительства в Венгрии и Польше предприняли достаточно радикальные меры по освобождению ценообразования, отказу от планово-распредели­тельного механизма государственного управления, включению на­циональных экономических систем в мировой финансовый и товар­ный рынок. К аналогичной экономической реформе приступило в конце 80-х гг. и югославское правительство А. Марковича. В дрУ" гих странах восточноевропейского региона реформаторский процесс блокировался консервативными режимами вплоть до их падения в ходе «бархатных революций». Но если восточногерманская и че-


хословацкая экономика обладали мощным потенциалом и в мини­мальной степени были обременены проблемой внешнего долга, то Румыния, Албания, Болгария начали переживать глубокий эконо­мический спад уже в 80-х гг. Тем не менее стратегия постсоциалис­тических преобразований во всех этих странах оказалась совершен­но универсальной. Основой ее стала программа «шоковой терапии».

Концепция «шоковой терапии» первоначально разрабатывалась специалистами МВФ и МБРР и была реализована в Турции, Изра­иле, Чили и ряде других стран. Ведущими теоретиками и идеолога­ми «шоковых» постсоциалистическйх преобразований в восточно­европейских странах стали Л. Бальцерович, Я. Корнай, В. Клаус, С. Гомулка, Я. Винецкий. Подразумевалось, что первоочередной ме­рой должна была стать макроэкономическая стабилизация, вклю­чавшая борьбу с инфляцией (ликвидацию избыточной денежной массы, ограничение эмиссии), ужесточение кредитной и налоговой политики, урегулирование внешней задолженности (путем реструк­туризации долга и списания части его в условиях демократических реформ). Программа стабилизационных мер опиралась, таким об­разом, на постулаты монетаризма и теории предложения. В каче­стве следующего шага предполагалась тотальная либерализация экономики — освобождение ценообразования от какого-либо цент­рализованного контроля, снятие ограничений в области торговли (в том числе экспортно-импортных операций), либерализация фон­дового рынка, системы поставок сырьевых ресурсов, рынка наем­ного труда. Особую важность имело формирование коммерческой банковской системы, развитие негосударственных финансовых рынков. Все ограничения деятельности частного сектора подлежа­ли отмене. Развитие института частного предпринимательства под­разумевало также введение процедуры банкротства, ликвидацию мо­нополий, отказ от искусственного приоритета тех или иных отрас­лей и видов производства. Большая часть государственного сектора подлежала приватизации. Соответствующим образом пересматри­вались цели и методы государственной экономической политики. Государство переходило к системе косвенного регулирования. Осу­ществлялась коренная реформа социального, налогового, бюджет­ного законодательства.

Особенностью восточноевропейских «шоковых реформ» стало сочетание монетарных антиинфляционных и валютных стабилизи­рующих мер с достаточно активной стимулирующей политикой в ооласти доходов. Этот вариант «шоковой терапии» получил в ми­ровой практике название гетеродоксального. Альтернативный ва­риант стабилизации (ортодоксальный) широко использовался в России и большинстве стран СНГ. Он базировался только на валют-




8*



но-финансовых монетарных мерах. Специфика восточноевропей­ской политики объяснялась опасением подорвать складывающую­ся рыночную кредитно-денежную систему всплеском инфляции. Но целенаправленная поддержка высокого уровня доходов населения требовала сохранения государственного влияния в экономике, в том числе практики «замороженных» обменных курсов, контроля за ценами и заработной платой, отказа от процедуры банкротств. По­этому применение гетеродоксального варианта «шоковых реформ» ограничивалось лишь самыми первыми этапами преобразований.

Все проекты «шоковой терапии» были ориентированы на мак­симальное ускорение либерализации экономики. Предполагалось, что во избежание негативного влияния «отстающих» секторов на уже сложившиеся сегменты рыночной инфраструктуры целесооб­разно осуществлять структурные преобразования одновременно во всех сферах. Ускоренный характер реформ рассматривался также в качестве важнейшего средства преодоления инерционности ого­сударствленной экономики, лоббирования со стороны естествен­ных монополистов, возможных вспышек социального протеста со стороны населения. Наконец, имело смысл в максимальной степе­ни использовать и тот кредит доверия, который новые режимы по­лучили в результате слома коммунистической системы. Следовало учесть, что электорат недолго сможет мириться с трудностями пе­реходного периода, и уже вскоре возможность продолжения реформ окажется в зависимости от их социального эффекта.

Основные преобразования «шоковой терапии» были осуществ­лены в восточноевропейских странах на протяжении 1990—1992 гг. Они привели к двойственным результатам. Радикальная ломка ме­ханизма централизованного планирования и контроля, широкая приватизация, тотальная либерализация ценообразования и внеш­ней торговли, ввод конвертируемости национальных валют, демон­таж значительной части социальной распределительной системы способствовали стремительному формированию рыночной инфра­структуры. Был ликвидирован дефицит потребительских товаров. В сферу предпринимательской деятельности включилась значитель­ная часть населения. Однако негативные последствия «шоковой терапии» превзошли все самые пессимистические ожидания. По­следовал глубокий спад производства. Валовой национальный про­дукт уменьшился в Болгарии и Румынии на 50 %, в Венгрии и Че­хословакии — на 25 %, в Польше — на 20 %. Безработица в целом по региону охватила более 1/10 трудоспособного населения. Широко распространенным явлением стали частичная занятость, опережа­ющий рост безработицы среди молодежи. Огромные масштабы при­обрела инфляция. Даже ценой жестких монетарных мероприятии


восточноевропейским правительствам не удавалось добиться сни­жения инфляции ниже среднегодового уровня 20—40 %. В таких условиях образовывался завышенный уровень номинальных и ре­альных процентных ставок, что ограничивало кредит и мешало эко­номическому оживлению. Инфляционные ожидания становились дополнительным источником неуверенности для бизнеса. Неожи­данной оказалась устойчивость инфляции. Предложение денег на рынке неизменно отставало от индекса потребительских цен, тогда как в мировой практике именно этот фактор являлся решающим для стимулирования инфляционных процессов. Обычные монетарные методы оказывались в данном случае малоэффективными.

Результаты первого периода постсоциалистических преобразо­ваний показали, что стратегия «шоковой терапии» базировалась на целом ряде ошибочных постулатов. Ключевым из них можно при­знать переоценку экономических последствий приватизации и сло­ма командно-административного механизма. Приватизация долж­на была обеспечить эффективное управление и дополнительные источники финансирования, а также формирование широкого слоя собственников — залог решения многих социально-психологичес­ких проблем. Использовались две модели приватизации. Первый вариант (ваучерный) основывался на свободном распределении го­сударственной собственности среди всего населения. Предусмат­ривалось наделение каждого гражданина ваучером, который мож­но обменять на акции одного из общенациональных фондов — вла­дельцев группы предприятий. Схемы подобной приватизации были разработаны в Чехословакии, Болгарии, Польше и Румынии, но эф­фективно реализованы лишь в Чехии. Выигрышная в идеологичес­ком плане, ваучерная модель не могла создать действительно эф­фективную систему управления. Собственность оказывалась «рас­пылена», а сфера предпринимательской активности существенно сокращалась. Сама же приватизация не приносила дополнитель­ных финансовых средств ни предприятиям, ни бюджету. Альтерна­тивная модель приватизации носила коммерческий характер. Ак­ционирование и продажа предприятий осуществлялись выбороч­но. Приватизированные предприятия в этом случае быстро включались в новую систему управления, их деятельность строи­лась на жестких требованиях к рентабельности. Но процесс прива­тизации, а вместе с ним и структурно-отраслевые преобразования Растягивались по времени.

Иллюзией оказалось и убеждение в том, что смена форм соб­ственности автоматически приведет к созданию инновационного, гибкого производственного механизма, что с падением коммунис­тических режимов господство монополий в экономике естествен-





ным образом сменится атмосферой свободной конкуренции. Зача­стую приватизированные предприятия оказались «негосударствен­ными», но еще не становились частными. В условиях либерализа-ционных шоков, инфляционных ожиданий, сложнопрогнозируемой смены схем индексации зарплаты и пенсий, частых (и не всегда объективно мотивированных) скачков валютного курса и цен на отдельные товары предприятия, как частные, так и государствен­ные, склонялись к схожей стратегии — сокращению производства для спекулятивного стимулирования потребительского спроса или повышению цен на продукцию вместо борьбы за снижение ее себе­стоимости и издержек производства. Это, в свою очередь, станови­лось источником устойчивой инфляции.

Противоречивые экономические последствия «шоковой тера­пии» дополнялись ее негативными социальными последствиями. Падение уровня жизни, неизбежное при структурных преобразо­ваниях, дифференциация доходов и социальная поляризация об­щества воспринимались чрезвычайно болезненно. Среди наиболее уязвимых слоев оказались те группы населения, которые раньше занимали достаточно привилегированное (в том числе и в мораль­ном плане) положение — офицеры, ученые, врачи, учителя. Оказа­лось, что при всем желании перенять западный жизненный стан­дарт большинство населения отнюдь не спешило отказаться от со­циальных гарантий государства и болезненно реагировало на политику жесткой экономии в социальной сфере'. Сложные психо­логические проблемы затронули и наиболее преуспевающие слои населения, связанные с бизнесом. В большинстве восточноевропей­ских стран отсутствовали традиции предпринимательской культу­ры, не сложилось четкое правовое пространство рыночных отно­шений. На предпринимательскую деятельность оказывала влияние клановая психология, ориентация на получение доходов любыми, в том числе и полулегальными, средствами. Велика оказалась вол­на коррупции, затронувшая все этажи власти. Слой предпринима­телей пока оставался малочисленным, а массовая приватизация в большинстве стран региона не оправдала надежд на стремитель­ное формирование «класса капиталистов».

Обострение социальной обстановки, очевидная необходимость корректировки реформаторского курса вызвали перестройку партийно-политического спектра и приход к власти левоцентрист­ских сил. Концептуальную основу обновленной стратегии рыноч­ных преобразований составил так называемый градуалистическии подход. Не отрицая важность макроэкономической стабилизации, в том числе и многих аспектов «шоковой терапии», сторонники гра­дуализма указывали на ее социальные издержки и ратовали за бо-


лее сбалансированные, постепенные реформы. Более конкретные рекомендации существенно разнились. Представители социал-де­мократических кругов выступали с позиций, близких к классичес­кому кейнсианству, и указывали на необходимость опережающего стимулирования потребительского спроса (Я. Крегель, Э. Мацнер, К. Ласки). Радикальное крыло социалистов опиралось на теорети­ческие выводы О. Ланге и по-прежнему доказывало возможность построения рыночного социализма с преобладанием государствен­ной собственности. Большим влиянием пользовались представи­тели институционалистской школы, получившей распространение на Западе еще в 50—60-х гг. Институционалисты считали привати­зацию и либерализацию ценообразования недостаточной основой для полной реструктуризации экономики. Эффективность реформ, в их представлении, зависела от соотнесения масштабов привати­зационного процесса с развитием всей рыночной инфраструктуры, обеспечения эффективного сочетания государственного и частно­го секторов экономики, сохранение государственного контроля над ценами товаров первой необходимости.

Ключевым компонентом всех градуалистических концепций ста­ла идея социализации осуществляемых реформ, уменьшения их издержек, невзирая на увеличение срока реализации и отступле­ние от модели «капитализма без прилагательных». Но столь же об­щим недостатком явилось отсутствие четких ответов на ключевые проблемы, выявленные либерализационными шоками: каково со­отношение между скоростью реформ и их экономической эффек­тивностью, какие методы могут позволить провести реструктури­зацию промышленности без снижения уровня производства и за­нятости, какие источники финансирования могут обеспечить осуществление социальных стабилизационных мер при строгих бюджетных ограничениях и сокращении прямых экономических полномочий государства? Социализация реформ вступала в про­тиворечие и с рекомендациями международных финансовых кру­гов, в том числе экспертов МВФ. Отказ от жесткого монетаризма грозил еще более обострить проблему внешних инвестиций, отсро­чить возможность интеграции в экономическое пространство Ев­ропейского союза.

Наибольшее влияние на ход постсоциалистических преобразо­ваний градуалистические концепции оказали в середине 90-х гг. ° 1993 г. в большинстве стран региона был достигнут пик кризиса. Общественные настроения в этот период в наибольшей степени благоприятствовали отказу от либертарных шоковых моделей и социализации формируемого рыночного социализма. Складыва­лась и объективная возможность подобной корректировки — основ-





ные структурные изменения завершались, в наиболее рентабель-} ных отраслях наметился подъем. Но дрейф реформаторского кур-са «влево» не был радикальным. Во второй половине 90-х гг. стало очевидно, что дилемма «быстрые, шоковые, реформы или медлен­ные, градуалистические» сменяется более четким и целенаправлен­ным выбором приоритетных сфер и направлений реформирования. К ним можно отнести развитие законодательной базы рыночной экономики, осуществление нового этапа приватизации, развитие системы трудовых отношений, бюджетную реформу.

Несмотря на интенсивное конституционное строительство, со­провождавшее слом коммунистических режимов, вплоть до 1993— 1994 гг. в большинстве восточноевропейских стран отсутствовала фундаментальная правовая база рыночной экономики. Развитие за­конотворчества в этом направлении в середине 90-х гг. позволило обеспечить защиту прав собственности, сформировать институт контрактных отношений, обеспечить правовые основы конкурент­ной среды, формализовать процедуру начала и завершения хозяй­ственной деятельности, в том числе наиболее болезненный воп­рос — основания и порядок банкротства. В итоге, начали склады­ваться стабильные рыночные «правила игры», способствующие сни­жению предпринимательских рисков и привлечению иностранных капиталовложений.

В контексте активного правового строительства, охватившего вторую половину 90-х гг., существенные коррективы были внесе­ны и в антимонополистическое законодательство многих восточ­ноевропейских стран. В этом отношении показателен пример Польши, Чехии, Словении, Румынии, где основанием для антимо­нополистических ограничений стало выступать не долевое участие того или иного производителя в отраслевом рынке, а признаки «мо­нополистического поведения» — значительное завышение цен, сни­жение качества продукции, незаконное препятствование вхожде­нию новых конкурентов в рынок и т.п. Подобная практика оказа­лась особенно эффективна в связи с началом в середине 90-х гг. нового этапа приватизации. В отличие от периода «шоковой тера­пии», приватизация стала распространяться на базовые отрасли и крупные предприятия, в том числе нерентабельные, отягощен­ные избыточной занятостью, устаревшим оборудованием, большой социальной инфраструктурой. Более широко использовались аук­ционные формы приватизации, жестко пресекалась практика по­лулегальной распродажи государственного имущества, использо­вания государственных средств для некоммерческого финансиро^ вания частных фирм. Изменились подходы и к практике массовой ваучерной приватизации. В большинстве стран, где была принята


эТа модель, ее реализация первоначально оказалась отсрочена —. в Польше и Румынии до конца 1995 г., В Болгарии до начала 1996 г. Теперь же ваучерная модель была в значительной степени коммер-ционализирована. Население перестало смотреть на приватизацию как способ распределения общих благ. Показателен референдум, прошедший в Польше в феврале 1996 г., где большинство граждан высказались в поддержку преимущественно платной приватизации, способной обеспечить приток средств в государственный бюджет и реально оздоровить производство. По той же причине во второй половине 90-х гг. значительно сократилась практика «инсайдер­ской приватизации», когда льготные права на выкуп акций имели трудовые коллективы или администрация предприятий. Параллель­но упрощается практика продажи предприятий иностранным ин­весторам.

Новым направлением реформаторского процесса во второй по­ловине 90-х гг. стала институциональная модернизация социальной системы. Несмотря на либертарный пафос эпохи «шоковой тера­пии», существовавшая ранее модель социального обеспечения пре­терпела тогда минимальные изменения. Значительно сократилось лишь ее бюджетное финансирование. Подобная ситуация значитель­но усиливала негативные последствия структурных преобразований и вызывала растущее напряжение в обществе. Институциональная реформа социальной сферы подразумевала создание широкой сети негосударственных организаций и фондов, специализирующихся на различных формах социального обеспечения и имеющих смешан­ный порядок финансирования (отчисления работников, предпри­нимателей, потребителей, государства, а также собственная коммер­ческая деятельность). Коммерческие элементы вводились и в дея­тельность государственных страховых и пенсионных фондов.

Развитие экономики переходного типа в восточноевропейских странах во второй половине 90 гг. наглядно показало, что практи­чески невозможно найти единый алгоритм подобных преобразова­ний. Несмотря на относительную синхронность реформ и схожесть общей стратегии, они привели к очень разным результатам. Пять стран — Чехия, Польша, Венгрия, Словакия и Словения — сфор­мировали группу лидеров. Для них была характерна не только бо­лее последовательная и целенаправленная реформаторская поли­тика, но и высокая «стартовая скорость» реформ. С 1993—1994 гг. во всех пяти странах сохранялся уверенный экономический рост. «Значительно возросла активность инвесторов (как внутренних, так " внешних), умеренной стала инфляция — от 6,4 % (Словакия) до

/о (Венгрия). Принципиально важной чертой современного раз­вития стран-инсайдеров восточноевропейского региона стало при-





ближение отраслевой структуры к постиндустриальному типу, в том числе быстрое уменьшение роли добывающей промышленности, ус­коренное развитие индустрии услуг, все более органичное включе­ние в мировое и европейское экономическое и информационное пространство. Все эти страны являются наиболее реальными пре­тендентами на вступление в ЕС в начале XXI в.

Совершенно иным остается экономическое положение восточ­ноевропейских стран-аутсайдеров, в числе которых оказались Ал­бания, Болгария, Румыния, а также большинство южно-славянских государств. «Прыжок в рынок» оказался слишком тяжелым испы­танием для экономических систем, неподготовленных к этому хотя бы фрагментарными реформами 60 — 80-х гг. Несбалансирован­ность и низкая эффективность «шоковых» экономических преоб­разований вызвали здесь особое обострение социальных проблем и стали причиной политической дестабилизации. В Югославии и Албании общественный кризис приобрел форму гражданской вой­ны. Все эти события еще больше усугубляли отставание от регио­нальных лидеров. Лишь к концу 90-х гг. в экономическом развитии Румынии, Болгарии, Хорватии наметился позитивный сдвиг. Ал­бания, Босния и Герцеговина, Македония, обновленная Югославия, напротив, откатились за черту бедности. Международная напряжен­ность на Балканах, политическая нестабильность в самих странах-аутсайдерах остаются непреодолимым препятствием для разверты­вания эффективных преобразований.

Государственно- На протяжении 1990—1992 гг. практически во всех

правовое восточноевропейских странах произошла ради-

строительство кальная перестройка политико-правовой системы.

и проблемы Ключевой целью конституционного строительства

политических ЯВЛЯЛОсь формирование государства, аналогично-
отношении ^ *•

го наиболее зрелым, признанным образцам право­вой демократии. Новый государственный строй основывался на по­литическом плюрализме, гласности, многопартийности, разделении властей, закреплении прав личности. Но при этом практика кон­ституционного правотворчества приобрела двойственный характер. С одной стороны, безусловный приоритет отдается освобождению личности из-под опеки государства, закреплению принципов демо­кратии, законности, рыночной свободы. Конституции рассматри­ваются как высшее олицетворение ценностей, надежд и чаяний общества, избавившегося от угрозы тоталитаризма. С другой — не­обходимость легитимации нового государственного строя предоп­ределила весьма детальную регламентацию в постсоциалистичес­ких конституциях самых различных аспектов общественных отно-


шений. В силу неразвитости институтов рыночной экономики, плю­ралистической социальной инфраструктуры и демократической по­литической системы государство пытается взять на себя ответствен­ность за их устойчивое функционирование или даже создание. Кон­ституции оказываются переполнены нормативным материалом, создающим институциональные гарантии в области трудовых от­ношений и социального обеспечения, деятельности профсоюзов и иных ассоциаций, защиты окружающей среды и обеспечения бе­зопасности, гражданских и политических отношений. Конституци­онно закрепляется обязанность государства по защите рыночного характера экономического строя, национального культурного и язы­кового пространства. Тенденция нормативной перегрузки консти­туций угрожает превращением их в декларативные политические манифесты, лишь косвенно отражающие реальный правопорядок. К тому же закрепление в конституциях в качестве безусловно обязательных норм многообразных экономических, политических и социальных принципов, только начавших внедряться в обще­ственные отношения, девальвирует сам конституционный порядок, обесценивает значимость конституции как основного закона. Од­новременно возрастает и значимость прямого регулирования со стороны государства.

*После кратковременной эйфории тотальной демократизации, со­провождавшей «бархатные революции» и первые шаги по станов­лению постсоциалистической государственности, в большинстве стран Восточной Европы стала очевидной тенденция централиза­ции властной системы. В конституционном праве она отразилась прежде всего в явном преобладании прерогатив главы государства. Лишь в Венгрии и Чехословакии возобладал принцип верховенства парламента. В остальных странах региона закрепился порядок все­народных прямых выборов президента, что обеспечивает главе го­сударства полную независимость от парламента. При наличии чрез­вычайно широких полномочий президенты, как правило, не несут ответственности за свои политические действия. Так, например, конституция Болгарии содержит прямое определение «безответ­ственного правления» президента: «Президент не несет ответствен­ности за действия, совершенные им при исполнении своих функ­ций». В качестве основания для привлечения главы государства к ответственности указываются лишь государственная измена и на­рушение конституции. Схожие статьи содержатся в конституциях Польши, Венгрии, Словакии, Югославии. Еще одной характерной Чертой постсоциалистического государственного строительства ста­ла практика «конституционного умолчания», оставляющая те или иные вопросы государственного управления и взаимоотношений





ветвей власти без четкого решения. Наиболее частым является «кон- { ституционное умолчание» по поводу процедуры импичмента в от­ношении президента, осуществления конституционного правосу­дия, вынесения вотума недоверия правительству со стороны пар­ламента..

Синтез либеральных и этатистских принципов является харак-терной чертой не только постсоциалистического государственного строительства, но и всей современной конституционной традиции. Созданные после Второй мировой войны конституции ФРГ, Ита­лии, Австрии, Франции, Испании, Португалии олицетворяют от­каз как от наследия тоталитарной государственности, так и от клас­сического либерального взгляда на личность как самодостаточный феномен. Либерально-этатистская конституционная доктрина опи­рается на понимание неразрывной, диалектической связи индиви­да и общества, важности всех факторов социализации личности и, соответственно, преодолевает жесткие рамки либеральной моде­ли «государства — ночного сторожа». Соответственно расширяет­ся круг конституционно регулируемых общественных отношений и прямые полномочия государственной власти. Эта практика от­ражает не признание самоценности некоего «государственного ин­тереса», а восприятие народа (нации) как реального субъекта, обладающего общими целями, правами и обязанностями. Постсо­циалистический конституционализм отчасти отражает ту же тен­денцию. Но еще в большей степени он связан не с торжеством ли­берально-этатистской идеологической доктрины, а с особенностя­ми переходного периода, сохранением авторитарных черт полити­ческой культуры общества.

Постсоциалистической «скрытый авторитаризм» характеризу­ет не столько правовую систему, сколько политические процессы, стилистику властвования новых демократических лидеров. При­шедшая к власти после «бархатных революций» элита уже вскоре оказалась расколота на две группировки. Обнаружились противо­речия между представителями прежней диссидентской оппозиции и выходцами из административного и партийного аппарата, «уп­равленцами». Это противоборство «романтики» и «прагматизма», как правило, завершалось в пользу последнего, но уход из правя­щих коалиций людей, олицетворявших для общественности «со­весть реформ», наносил серьезный моральный урон демократичес­ким силам. К тому же управленческие кадры, кроме своего опыта государственной работы, цепкости и решительности, привнесли в политическую жизнь практику лоббизма, иногда трудно отлича­емого от коррупции, авторитарный стиль руководства. Создаются условия для распространения на систему государственного управ-


ления клановых отношений, роста коррумпированности высших эшелонов власти.

Помимо стилистики государственного управления «скрытый ав­торитаризм» проявлялся в высокой персонификации политической жизни, значимости фигуры политического лидера в общественной жизни. Показательны возросшие монархические настроения в неко­торых странах региона (так, например, реставрация монархии стала темой оживленной дискуссии в Болгарии весной 1997 г.). Примером радикального проявления авторитарных тенденций можно считать события в Албании в начале 1997 г., когда на гребне широкого обще­ственного движения, «обманутых вкладчиков» в стране произошел государственный переворот с переходом власти от одного полити­ческого клана к другому. Лишь вмешательство международных ми­ротворческих сил остановило сползание страны в гражданский хаос. Причиной подобного положения является медленное развитие «жи­вого плюрализма» — реального многообразия гражданских связей, свободы выражения мнений, противоречащих господствующей идеологии. Трудности, вызванные структурными экономическими преобразованиями, массовая маргинализация общества в услови­ях стремительного слома ценностной системы создавали благопри­ятные условия для сохранения «скрытого авторитаризма» как в мас­совом сознании, так и в психологии правящей элиты.

Еще одним политическим следствием социально-экономических проблем, сопровождавших «шоковые» реформы, стала активизация левых партий и движений. Реорганизация левой части партийно-политического спектра завершилась уже к 1993—1994 гг. Программ­ные установки обновленной левой оппозиции основывались на идеях социальной амортизации реформ, большего учета националь­ной специфики, отказа от безоглядной ориентации на западную модель развития. В июне 1994 г. победила на парламентских выбо­рах Венгерская социалистическая партия, лидер которой Дыола Хорн возглавил правительство. В 1993 г. на парламентских выбо­рах в Польше победила коалиция Союз левых демократических сил, а спустя два года ее лидер и глава партии «Социал-Демократия Рес­публики Польша» Александр Квасьневский одержал победу и на президентских выборах. В этот же период, несмотря на жесткий идеологический прессинг, левые силы сумели прийти к власти и в Болгарии, Литве, чуть позднее — в Албании. Стабильным оста­валось их положение в Словакии, Югославии.

Изменение политической ситуации болезненно воспринималось Ли°ерально-демократическими кругами и становилось предметом ожесточенной борьбы, нередко выходящей за рамки парламентской Демократии. Так, например, бывший польский президент Л. Вален-





са, проиграв выборы в 1995 г., обвинил своих оппонентов едва ли не в шпионаже в пользу России и попытался организовать с помощью «Солидарности» акции гражданского неповиновения. В Болгарии нападки либеральной оппозиции под спекулятивными антикомму­нистическими лозунгами вызвали в марте 1997 г. правительствен­ный кризис и досрочное проведение парламентских выборов. Но на самом деле активизация левых сил не являлась признаком возрож­дения коммунистической альтернативы. Более того, этот процесс оказался чрезвычайно важным для дальнейшей демократизации об­щества, восстановления сбалансированного партийно-политическо­го спектра, ликвидации угрозы монопольного властвования новой идеологической концепции. Во второй половине 90-х гг. инициати­ва постепенно начала переходить вновь к правоцентристским поли­тическим партиям и движениям. Так, например, в 1998 г. «Солидар­ность» в коалиции с «Союзом свободы» Л. Бальцеровича одержала победу на парламентских выборах в Польше. В том же 1998 г. убе­дительной победой правой оппозиции завершились выборы в Венг­рии. Причем лидером избирательной кампании оказался недавний аутсайдер — Союз молодых демократов во главе с В. Орбаном.

В большинстве случаев возвращение правых к власти не сопро­вождалось новым витком идеологической конфронтации. Основой правительственных программ становится прагматизм, технократи­ческие методы решения назревших социально-экономических про­блем. Показателен пример Чехии, где Социал-демократическая партия М. Земана после поражения на выборах 1998 г. тем не менее образовала правительство «парламентского меньшинства». Это ста­ло возможным благодаря сенсационному соглашению между ее ру­ководством и В. Клаусом, лидером Гражданской демократической партии (правопреемницы «Гражданского форума»). «Отец» чеш­ской экономической реформы 90-х гг., радикальный либерал В. Кла­ус предпочел в качестве союзников социалистов нового поколения, а не своих недавних партнеров из Унии свободы и Христианско-демократической партии. Этот альянс, возможность которого была совершенно невероятной еще несколько лет назад, ориентирован на стабилизацию политического положения в стране, последова­тельное решение социальных проблем. С теми же целями румын­ское правительство В. Черби, образованное после победы на выбо­рах 1996 г. правых партий, спустя год было коренным образом ре­формировано и пополнено беспартийными «технократами». Новые тенденции в общественно-политической жизни восточноевропей­ских стран свидетельствуют о постепенном преодолении постсоци­алистического наследия и успешном формировании институтов гражданского общества, плюралистической демократии.


Национальный Одной из наиболее острых и болезненных проблем
вопрос в пост- политического развития постсоциалистических го-
социалистичес- СуДарСТВ Восточной Европы стал национальный
кой Восточной ВОПрОС Саму тенденцию национальной самоиден-
ВРавский тификации, консолидации языкового, культурного
кризис пространства различных этнических групп можно

считать вполне закономерной в условиях ломки то­талитарной идеологии, поиска новых мировоззренческих ориенти­ров, попыток укрепления позиций региона на международной аре­не. Однако зачастую национальный вопрос переходил из сферы ду­ховного строительства в область политических спекуляций, становился средством создания политического капитала, предме­том межнациональной и межгосударственной розни. Пестрая этно-государственная карта восточноевропейского региона создавала для этого самые благоприятные условия. Правового и политического ре­шения требовала судьба турецкой диаспоры в Болгарии (более 10 млн человек), греческой — в Албании, венгерской — в Словакии, румынской — в Венгрии. В период «бархатных революций» пошат­нулось единство чехословацкой и югославской федераций, сформи­рованных по национальному признаку. Чрезвычайно острой явля­лась проблема русскоязычного населения в странах Балтии.

Урегулирование национальных отношений стало важнейшей за­дачей в период постсоциалистического конституционного строи­тельства. В унитарных полиэтнических восточноевропейских стра­нах —Польше, Болгарии, Венгрии, Румынии — были законодатель­но закреплены права национальных меньшинств на сохранение их самобытности. Польская конституция устанавливает право каждо­го гражданина на сохранение своей национальной и этнической идентичности. Сходные определения включены в болгарскую и румынскую конституции (право каждого развивать свою культу­ру в соответствии со своей «этнической самоидентификацией», право членов национальных меньшинств «сохранять, развивать и выражать свою этническую, культурную, языковую и религиоз­ную идентичность»). Но если польская конституция признает пра­во национальных меньшинств «сохранять свою отличительность», то и болгарская, и румынская конституции уклоняются от закреп­ления каких-либо коллективных прав подобных групп. Болгарская конституция даже запрещает формирование политических партий на этнических основах. Румынская конституция заявляет о необ­ходимости отказаться от защитительных мер национальных мень­шинств, которые нарушают «принцип равенства и отказа от диск­риминации по отношению к другим румынским гражданам». Бол-гарская и румынская конституции закрепляют также преобладание





языка коренного этноса. Например, в болгарской конституции со­держится положение о том, что «болгарский язык является языком Республики» и что «изучение и применение болгарского языка яв­ляется правом и обязанностью каждого болгарского гражданина». \ В той же конституции восточное православное христианство рас­сматривается как «традиционная религия в Республике Болгарии», что явно противоречит принципу свободы вероисповедания и от­деления церкви от государства. Наиболее демократична в решении национального вопроса венгерская конституция. Она объявляет на- [ циональные и этнические меньшинства «составными элементами государства» и признает право этих групп населения развивать свою культуру, пользоваться родным языком и получать на своем языке образование.

Более сложным оказалось решение национального вопроса в федеральных государствах — Чехословакии и Югославии. Обо­стрение национального вопроса в Чехословакии стало очевидным сразу же после «бархатной революции» 1989 г. Широкий обще­ственный резонанс приобрело обсуждение нового названия госу­дарства. Выяснилось, что франкоязычный текст Трианонского договора, учредившего федерацию, содержал название «Чехо-Сло-вакия», тогда как конституция 1920 г. закрепила название «Чехо­словакия». Словацкие политические деятели использовали этот ис­торический казус для постановки вопроса о создании более сим­метричной модели федерации. Новое название государства — Чешская и Словацкая республика, утвержденное в апреле 1990 г., символизировало торжество идеи постепенной децентрализации федеральной государственности. В период подготовки и проведе­ния первых свободных выборов в 1990 г. размежевание чешских и словацких политических сил стало еще более глубоким. Полное преобладание в Чехии «Гражданского форума» отразилось в фор­мировании федеральных органов власти. Представитель радикаль­ного крыла партии В. Клаус стал министром экономики и факти­чески возглавил процесс реформ в стране. В Словакии сильным оставалось влияние левых и националистических партий. Приня­тая в декабре 1.990 г. федеральная конституция закрепила первич­ность суверенитета двух республик и значительно сузила прерога­тивы федерального правительства.

В последующие полтора года динамика развития двух респуб­лик становилась все более разной. В Чехии успешно была осуще­ствлена широкая приватизация, сохранялся минимальный уровень безработицы, быстро формировалась рыночная инфраструктура, росли иностранные капиталовложения. В Словаки процесс реформ носил менее успешный характер. Словацкая экономика, отягощен-


мая непропорционально преобладающей тяжелой индустрией, гро­моздким военно-промышленным сектором не могла быть эффек­тивно реформирована по «плану Клауса». Конверсия ВПК принесла всплеск безработицы. Либерализация ценообразования без успеш­ных структурных преобразований подорвала потребительский ры­нок. К 1992 г. уже 40 % населения республики оказались за чертой бедности. Словацкое правительство В. Мечьяра требовало учесть региональную специфику в ходе реформ и обвиняло Прагу в нару­шении принципа федерализма. В то же время федеральный министр экономики Клаус ратовал за усиление роли Чехии в рамках госу­дарства и даже преобразование федерации на территориальной, а не национальной основе. После победы на выборах 1992 г. в Сло­вакии партии Мечьяра (Движения за демократическую Словакию) и на выборах в Чехии Гражданской демократической партии Клау­са два центра политического влияния окончательно обособились. В 1992 г. последовали 4 раунда переговоров Мечьяра и Клауса, воз­главивших республиканские правительства. Переговоры эти про­шли в достаточно конструктивном стиле — обе стороны быстро до­стигли решения о начале процесса раздела федерации под контро­лем парламента. В июле 1992 г. была принята декларация Словацкого национального совета о суверенитете, хотя по опросам 34 % словаков в этот период еще выступали против раздела (равно как и 44 % чехов). 25 ноября 1992 г. Федеральное собрание ЧСФР большинством в 3 голоса приняло окончательное решение о разде­ле. В кратчайшие сроки была проведена большая работа по подго­товке правовой базы этого процесса. В частности, были приняты Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, предусматри­вавший механизм государственных консультаций и принцип сво­бодного перемещения лиц на 15 лет, Таможенная уния о свободном перемещении товаров и услуг, комплекс договоров о границах, До­говор о взаимных обязательствах в области труда (о равных усло­виях трудоустройства), Договор о возврате культурных ценностей, закон о разделе федерального имущества и т.д. Граждане Чехосло­вакии получили право выбора гражданства той или другой респуб­лики. 31 декабря 1992 г. «бархатный развод» завершился. Преем­никами федерального государства стали Словацкая республика и Чешская республика.

Распад югославского федеративного государства был результа­том как долговременных этнических конфликтов, обеспечивших Балканам репутацию «порохового погреба Европы», так и кризиса Модели «самоуправляющегося социализма». Конституция 1974 г. закрепила суверенитет республик и преобладающие экономичес­кие прерогативы региональных субъектов. Исключением явилась





Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  




Подборка статей по вашей теме: