Присяга

В августе 1941 г. три наших армии попали в немецкое окру­жение и были разгромлены на украинской земле. Раненым, в бессознательном состоянии оказался в плену командарм - гене­рал-майор Михаил Иванович Потапов.

Гитлеру очень важно было в пропагандистском плане пере­тянуть на свою сторону хотя бы несколько советских генералов. И вот по приказу офицера к нему доставили Потапова... Было сде­лано соответствующее предложение...

В ответ генерал Потапов разразился отборной бранью по ад­ресу Гитлера:

- Тебя,...поганая, еще провезут в клетке по московской Крас­ной площади после нашей победы. Хочешь я тебе морду набью? Я присягал Сталину и не изменю ему... Потапов сознательно шел на смерть, он искал смерти.

Однако Гитлер неожиданно сказал своим адъютантам:

- Проследите, чтобы генерал дожил до конца войны. Когда я буду стоять на Мавзолее и принимать парад в честь нашей побе­ды, пусть его провезут в клетке на Красной площади.

Приказ фюрера, разумеется, был выполнен. Потапов всю войну провел в концлагере. А его разговор с Гитлером дошел ка­ким-то немыслимым образом до Сталина. И когда войска союзни­ков освободили генерала, за ним тут же прибыл советский само­лет. В самолете генерал-майору Потапову был приготовлен сюр­приз: ему предназначалась новенькая форма генерал-лейтенанта. Это был подарок воину, не изменившему присяге.

В Одессе на доме, где жил генерал Потапов, первый замес­титель командующего ОДВО, висит памятная мемориальная дос­ка. Будете в Одессе, поклонитесь светлой памяти настоящего генерала, не изменившего присяге даже под угрозой смерти.

Где немцы, Никита?

В один из дней середины октября 1941 г. руководивший эва­куацией в Куйбышев правительственных учреждений Н. С. Хрущев вошел в кабинет Сталина и сказал, что нужно немедленно уезжать, так как через час немцы уже будут в Москве. Но Сталин располагал несколькими источниками информации, позволявшими перепроверять сообщения. Он попросил Хрущева подождать и погрузился в чтение каких-то срочных бумаг.

Минут через сорок раздался телефонный звонок. Сталин поднял трубку, выслушал чей-то доклад и, повернувшись к Хру­щеву, спросил: «Ну, где же твои немцы, Никита?»