Из мемуаров генерал-полковника танковых войск Д. А. Драгунского

Медленно уходила последняя ночь войны. Мы про­вели ее в движении. Рассвет застал нас на окраине Праги: цель была достигнута. Подождав час-другой и не получив распоряжений от командира корпуса, я развернул карту Праги, нашел центральную часть го­рода и решил на свой страх и риск выйти на Вацлав-скую площадь.

Из города доносились глухие раскаты артиллерий­ской стрельбы, где-то совсем близко трещали автомат­ные очереди. Еще шли бои с остатками гитлеровских войск, а на улицы уже высыпали нарядные, празднич­но радостные пражане.

Перестроил бригаду таким образом, чтобы в голове колонны шли автоматчики батальона А. К- Давыденко на случай встречи с «фаустниками», а следом за ними

52. Из мемуаров генерала армии И. М. Третьяка

Боевые действия советских войск в Курляндии про­должались до конца войны и немножко после Победы. Опять пошла среди фронтового народа та же молва насчет затяжки здешних боевых действий, только в новом варианте. То говорили, что, дескать, Жуков, воз­вращаясь из Берлина, поинтересовался: «А тут почему стрельба?» Теперь стали на иной лад рассказывать. В Москве, мол, уже победу отпраздновали, салют от­гремел, и в наступившей мирной тишине вдруг послы­шалась отдаленная канонада. «Что это?» — спрашивают удивленные москвичи. А им отвечают: «А это Ленин­градский фронт курляндскую группировку доколачи­вает». Нашей 29-й гвардейской стрелковой дивизии пришлось и наступать, и сдерживать рвущегося на простор врага, и маневрировать силами, искусственно создавая превосходство на узких участках фронта. По­стоянные бои сделались нашей будничной работой.

Гвардейцы сознавали: что поручено, то надо выпол­нять. И что положено кому, пусть каждый совершит...

В конце войны боевая деятельность наших соеди­нений, может быть, находилась в тени, ратные подвиги гвардейцев, возможно, оставались неведомыми, во вся­ком случае, о них не говорили радио и газеты, ежед­невно сообщавшие (и заслуженно) о делах тех, кто громил ненавистный фашизм в его собственном логове, брал Берлин. И все равно наши солдаты и офицеры шли в бой смело, дрались самоотверженно — с таким же самосознанием, как раньше.

Этому морально-боевому качеству советских воинов нет цены. Эта воинская доблесть не ради славы, а во имя исполнения приказа ни с чем не сравнима. Был уже повержен фашистский Берлин, наступил уже мир, а на Прибалтийском побережье все еще шла война не на жизнь, а на смерть. И люди шли в огонь в без­заветном стремлении выполнить боевой приказ.

Точно так же в мирное время во имя государствен­ных интересов социалистической Родины выполняются боевые задания. И ни один воин не скажет: «Почему я должен рисковать, в то время как другие наслаждаются жизнью?» Подобных вопросов нет и не может быть. Каждый понимает: послали его — значит надо действо­вать.

Никогда не забыть мне партийного собрания в роте старшего лейтенанта Николая Глусова. Звучит и поныне звонкий, страстный голос выступавшего сержанта:

— Берлин взят советскими войсками. Но в пред­
стоящем бою никто из нас не будет жалеть себя!

— Пусть советские люди счастливо празднуют по­
беду, а мы завтра пойдем в атаку! —• столь же искренне
прозвучал другой голос.

Это открытое партийное собрание, на котором при­сутствовала вся рота, состоялось вечером 7 мая 1945 года. Его протокол вряд ли сохранился, а мог бы по праву занять место в экспозиции реликвий Музея бое­вой славы.

Утром 8 мая 1945 года на нашем направлении завя­зались бои, обещавшие превратиться в большое сра­жение. Оно разгорелось и набирало силу как пожар, занявшийся сначала малыми огнями и постепенно ох­вативший пламенем все окрест.

87-й гвардейский был введен в бой на правом фланге дивизии, в стыке с соседним соединением. Батальоны хорошо пошли в атаку с первого шага — это было вид­но с нашего НП и это по всему чувствовалось. Коман­диры и политработники подразделений двигались непо­средственно в боевых порядках. Некоторые ротные ко­мандиры вопреки всяким сдерживающим указаниям встали в цепь атакующих, взяли в собственные руки оружие. Вразрез с указаниями, которые сам делал, я в душе оправдывал этих беззаветно храбрых командиров. Никто из них никогда не искал в бою места побезо-паснее, а в этом последнем наступлении особенно ярко сверкали звездочками их офицерские погоны — особое мужество проявили они, верные сыны Отчизны.

Вблизи траншей противника наши гвардейцы, воз­главляемые офицерами, броском кинулись вперед и прорвали первую линию обороны.

На своих последних рубежах гитлеровцы дрались не только с отчаянностью обреченных, но и с ковар­ством заклятых врагов. Они вытолкнули вперед на по­зиции предателей-власовцев. (Между прочим, наши ре­бята, встречая в бою власовцев, жалели пулю на таких выродков — прикладом или каской сшибали.) Когда же гвардейцы без особого труда преодолели зону, оборо­няемую этими предателями, фашисты бросили в обра­зовавшийся прорыв свой последний резерв — разведбат.

Отборный, обладающий высокой боевой выучкой батальон противника всю мощь своего удара обрушил на роту Н. Глусова. И рота почти вся полегла в неравной схватке, не отступив ни на шаг. Сойдясь во встречном бою в открытом поле с врагами, которых было втрое больше, гвардейцы расстреливали их в упор и падали сами, сраженные шквалом фронтального огня. Раненые продолжали стрелять лежа, с колена, с одной руки — кто как мог. А вокруг ни бугорка, ни ямки, где бы укрыться, только ровное, распростертое вширь поле. Оно стало для гвардейцев роты Глусова местом страш­ной, беспощадной сечи, в которой их полосовали огнем автоматов и ручных пулеметов враги. С беззаветной отвагой дрались сам Глусов, другие офицеры, все до единого солдаты стрелковой роты. Как говорили они на партсобрании, так теперь и поступали в бою: не жалея себя, разили врага. С невиданным рвением шли гвар­дейцы навстречу огню и смерти, выполняя боевой при­каз.

Командование полка ближе подтянулось к боевым порядкам подразделений. Я совместил свой КП с ба­тальонным командным пунктом капитана Ф. Норика, начальник штаба выдвинулся в роту старшего лейте­нанта А. Дятлова.

Бои ожесточились, развить первый успех не удалось. Болотистая местность несколько задержала артиллерис­тов на путях подхода. Часть орудий пришлось перета­щить на руках. Встав на огневые позиции, они сразу же поддержали наступающих.

В контратаке фашисты применили самоходные ар­тиллерийские установки «артштурм». Гвардейцы забра­сывали их гранатами. Но «карманной артиллерией» сражаться с ними было, конечно, трудно. Пехотинцы пропустили «артштурмы» через себя, будучи уверен­ными, что их уничтожит наша артиллерия. Все так и получилось. «Артштурмы», правда, ощутимо проутю­жили пехоту, но сами все погибли от огня наших ба­тарей.

С жестокими боями полки дивизии прошли за день по болотистым землям Курляндии, опоясанным линиями вражеской обороны, 8—10 км.

Днем 8 мая 1945 года разведка донесла, что про­тивник снимает войска с переднего края.

К вечеру того же дня, 8 мая, противник в основном прекратил бои в Курляндии. Солдаты и офицеры в одиночку и группами стали сдаваться в плен. Несколько

позже представители фашистских штабов вступили в контакт с советским командованием, имея полномочия выполнить все наши требования.

Капитулировавшие вражеские соединения и части группировки «Курляндия» разоружались. В качестве военных трофеев было взято множество танков, само­летов, орудий, стрелкового оружия, боеприпасов. 285 тысяч вражеских солдат и офицеров сдались в плен.

Над оборонительными сооружениями гитлеровцев вскинулись белые флаги. Но не везде. Иные узлы и опорные пункты стойко, хотя и бессмысленно, сопро­тивлялись.

Продвигаясь вперед, наши части вели бои против отдельных групп врага, громили подразделения 78-й штурмовой дивизии, с которой уже имели дело в 1943-м под Оршей. Тут, в Курляндии, гвардейцы ее добили, припомнив фашистским головорезам все их кровавые преступления на советской земле.

Варварам было воздано по заслугам.

Уже после 9 мая наш полк и другие части дивизии вели довольно ожесточенные бои по ликвидации групп противника, не желавших сложить оружие. Полностью затихли бои в Курляндии лишь к концу мая. Гвардейцы нашей дивизии взяли в плен нескольких гитлеровских генералов, 310 офицеров, 1625 унтер-офицеров, более 5700 солдат. Были захвачены большие трофеи, в том числе 250 ручных пулеметов, 220 орудий и минометов, около 300 автомашин.

Третьяк И. М. Храбрые сердца однополчан. М., 1977. С. 239—242.

53. Письмо Л. Н. Болонина⁶¹ матери

10 июня 1945 г.

Привет из Польши!

Здравствуй, милая, горячо любимая мамочка! Сооб­щаю тебе, что пока жив и здоров. Самочувствие отлич­ное.

Дорогая, извини, что не мог написать так долго пи­сем. Были такие жаркие дни, что абсолютно не было времени...

Дорогая мамочка! Вот и кончилась война. На твое счастье я жив, хотя немного и не в полном здоровьи. Ведь все же два раза был тяжело ранен и один раз в лицо. Но ничего. Ведь все же жив и скоро приеду до­мой.

Неужели скоро домой? За три года службы я ни разу даже не думал, что буду свидетелем окончания такой войны.

Дорогая! Почему ты мне очень редко пишешь или в связи с переездами письма где-нибудь теряются?

Передай привет всем знакомым — Любе, Тане и вообще, кто меня знает.

Ну, будь здорова. Желаю тебе самого наилучшего, а чего — ты сама знаешь. Остаюсь горячо любящий тебя твой

Л. Болонин.

Письма с фронта. С. 96.