Книга 7

Афинянин. В самом деле, в частной и семейной жизни каждого человекаесть много мелочей, совершающихся не на виду у всех; здесь, под влияниемличного страдания, удовольствия и вожделения, легко возникают явления,противоречащие советам законодателя, почему нравы граждан оказываютсяразнообразными и непохожими друг на друга, а это - беда для государства.Однако было бы неблаговидно и вместе с тем непристойно давать тут законы иустанавливать указания, насколько явления эти незначительны, хоть и часты. Сдругой стороны, если люди привыкнут поступать противозаконно в частоповторяющихся мелочах, то это поведет к гибельной порче самих законов, пустьи установленных в письменной форме. Поэтому, хотя и затруднительно датьздесь законы, тем не менее промолчать невозможно....Тщетно было бы надеяться на прочность законодательства в вопросахобщественных, если не предусмотрен надлежащий распорядок в частной жизни....Когда матери хотят, чтобы заснуло дитя, а ему не спится, ониприменяют вовсе не покой, а, напротив, движение, все время укачивая дитя наруках. Они прибегают не к молчанию, а к какому-нибудь напеву, словнонаигрывая детям на флейте. Подобным же образом врачуют и вакхическоеисступление, применяя вместе а с движением пляску и музыку. То и другое состояние сводится к страху, страх же возникает вследствиедурного расположения души. Когда к подобным состояниям примешивается внешнеесотрясение, это внешнее движение берет верх над движением внутренним,состоящем в страхе и неистовстве. Одержав верх, оно как бы создает в душебезветрие и успокоение....Всякая душа, которой свойственен с младенчества страх, с течениемвремени еще больше к нему приучается. И любой скажет, что здесь происходитупражнение не столько в мужестве, сколько в трусости. И наоборот, мы сказали бы, что занятие, с малых лет развивающеемужество, заключается в умении побеждать нападающие на нас боязнь и страх....Изнеженность делает характер детей тяжелым, вспыльчивым и оченьвпечатлительным к мелочам; наоборот, чрезмерно грубое порабощение детейделает их приниженными, неблагородными, ненавидящими людей, так что в концеконцов они становятся непригодными для совместной жизни. Если попытаться в течение указанных трех лет применять всякие средства,чтобы наш воспитанник по мере сил, возможно меньше подвергался боли, страхуи любому страданию, - разве, по нашему, это не сделает его душу веселой ирадостной? Но надо избегать изнеженности, надо наказывать детей, однако так, чтобыне задеть их самолюбия; здесь следует поступать так, как обычно и делают вотношении рабов, о чем мы уже говорили: не надо позволять тем, ктонаказывает, оскорблять подвергающегося наказанию, так как это вызовет у негораздражение, но нельзя и баловать отсутствием наказаний. Точно так же надопоступать и с детьми свободнорожденных. Согласно моему утверждению, в правильной жизни не надо стремиться кнаслаждениям, и в свою очередь не следует совсем избегать страданий. Надодовольствоваться чем-то средним, о чем я сейчас упомянул, обозначив это какрадостное... Все то, что мы сейчас разобрали, относится к неписанным обычаям, какназывает их большинство. То, что именуют дедовскими законами, есть не чтоиное, как совокупность подобных правил. [...] Обычаи эти связуют любойгосударственный строй; они занимают середину между письменно установленнымизаконами и теми, что будут еще установлены. [...] Если их хорошо установитьи ввести в жизнь, они будут в высшей степени спасительным покровом длясовременных им писанных законов. Если же по небрежности преступить границыпрекрасного, все рушится; это все равно как если бы удалили внутренниеосновы возведенного строителями здания; и так как одно поддерживает другое,то при ниспровержении древних оснований обваливается и все позднейшеевеликолепное сооружение. Я утверждаю: ни в одном государстве никто не знает, что характер игрочень сильно влияет на установление законов и определяет, будут ли онипрочными или нет. Если взглянуть на тело, можно заметить, как оно привыкает к разной еде,разным напиткам, к трудам. Сперва все это вызывает расстройство, но затем, стечением времени, из этого возникает соответствующая всему этому плоть; телознакомится, свыкается с этим укладом жизни, любит его, испытывает при немудовольствие, здоровеет и чувствует себя превосходно. [...] Надо думать, чтото же бывает и с образом мыслей и душевной природой людей. [...] Любая душаблагоговейно боится поколебать что-либо из установленных раньше законов. Таквот законодателю и надо придумать какое-то средство, чтобы в его государствекаким-то способом было осуществлено именно это. Что касается меня, то яусматриваю это средство в следующем. Ведь изменения в играх молодых людейвсе считают, как мы говорили раньше, просто игрой, в высшей степенинесерьезной... Здесь не принимают в расчет вот чего: те дети, которые вводятновшества в свои игры, неизбежно станут взрослыми и при этом иными людьми,чем те дети, что были до них; а раз они станут иными, они будут стремиться ик иной жизни и в этом своем стремлении пожелают иных обычаев и законов. Ноесли дело идет об изменении нравов, когда люди нередко начинают хвалить то,что раньше порицали, и порицать то, что раньше хвалили, то, думаю я, к этомуболее, нежели к чему-то другому, надо бы отнестись с величайшейосмотрительностью. Всякий юноша, не говоря уже о стариках, увидев или услыхав что-торедкостное и необычное, не уступит легко в трудном споре и не примет сразурешение, но остановится, очутившись словно бы на распутье. Один ли онсовершает свой путь или с другими людьми, но, раз он не слишком хорошо знаетдорогу, он будет спрашивать и самого себя, и других о том, что егозатрудняет, и двинется дальше не прежде, чем исследует основательно свойпуть и то, куда он ведет. Небезопасно чтить хвалебными песнями и гимнами живых людей, пока они непройдут свой жизненный путь и не увенчают его прекрасным концом. Человек, который, начиная с детства и вплоть до разумного, зрелоговозраста, сживается с рассудительной и умеренной Музой, услышав враждебнуюей Музу, презирает ее и считает неблагородной; кто же воспитался нарасхожей, сладостной Музе, тот говорит, что противоположная ей Муза холоднаи неприятна. Поэтому, как сейчас было сказано, в смысле приятности илинеприятности ни одна из них не превосходит другую. Зато первая чрезвычайноулучшает жизнь людей, на ней воспитавшихся, вторая же - ухудшает. Следует признать, что все величавое и склоняющееся к смелости имеетмужественное обличье, то же, что тяготеет к скромности и благопристойности,более сродни женщинам... Я утверждаю, что в серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных- не надо. Этому-то и надо следовать; пусть каждый мужчина и каждая женщинапусть проводят свою жизнь, играя в прекраснейшие игры, хотя это ипротиворечит тому, что теперь принято. Каждый должен как можно дольше и лучше провести свою жизнь в мире. Такчто же, наконец, правильно? Надо жить играя. Что ж это за игра?Жертвоприношения, песни, пляски, чтобы суметь снискать к себе милость богов,а врагов отразить и победить в битвах. Какой же образ жизни станут вести люди, в должной мере снабженные всемнеобходимым? Ремесла там поручены чужеземцам; земледелие предоставленорабам, собирающим с земли жатву достаточную, чтобы люди жили в довольстве...Но неужели не осталось ни одного необходимого и вполне приличного дела длялюдей, соблюдающих такой распорядок? Или каждый из них должен лишь жить,жирея наподобие скота? Нет, утверждаем мы, это и несправедливо, и нехорошо,да и невозможно, чтобы живущего так не постигла должная кара. А состоит онав том, что праздное и беспечно разжиревшее существо становится добычейдругого существа, закаленного мужеством и трудами. Мы утверждаем, что людям,живущим указанным способом, остается на долю очень немаловажное дело;наоборот, оно самое важное из всего, что предписывается справедливымзаконодательством. В самом деле, даже у тех, кто домогается победы вПифийских или Олимпийских играх, вовсе нет досуга для прочих житейских дел;вдвое или еще больше недосуг тому, кто проводит свою жизнь в заботах овсяческой добродетели, телесной и душевной, как это и было вполне правильноуказано. Поэтому никакие посторонние занятия не должны служить помехой длятого, что дает телу подобающую закалку в трудах, душе же - занятия и навыки.Кто станет осуществлять именно это и будет стремиться достичь достаточногосовершенства души и тела, тому, пожалуй, не хватит для этого всех ночей идней. Правители, бодрствующие по ночам в государствах, страшны для дурныхлюдей - как врагов, так и граждан, - но любезны и почтенны для людейсправедливых и здравомыслящих; полезны они и самим себе, и всемугосударству. Без пастуха не могут жить ни овцы, ни другие животные; так и дети немогут обойтись без каких-то руководителей, а рабы без господ. Но ребенкагораздо труднее взять в руки, чем любое другое живое существо. Ведь чемменьше разум ребенка направлен в надлежащее русло, тем более становится оншаловливым, резвым и вдобавок превосходит дерзостью все остальные существа.Поэтому надо обуздывать его всевозможными средствами......Я нахожу, что речи наши во многом подобны поэзии. И может быть,ничего удивительного нет в том, что взирая на мои речи в целом, я испытываюрадостное чувство. В самом деле, из большинства сказанных речей, которые язнаю или слышал в стихах или в прозе, они мне показались самыми сообразнымии наиболее подходящими для слуха молодых людей. Что же касается возбуждения смеха и шуточного подражания в слове, пениии пляске действиям людей, безобразных телом и со скверным образом мыслей, тоэто еще нужно рассмотреть и объяснить. В самом деле, без смешного нельзя познать серьезного; и вообщепротивоположное познается с помощью противоположного, если только человекхочет быть разумным. Зато одновременно осуществлять то и другое невозможно,если опять-таки человек хочет быть хоть немного причастным добродетели. Ноименно поэтому-то и надо ознакомиться со всем этим, чтобы по неведению несделать и не сказать когда-то совершенно некстати чего-то смешного. Подобныеподражания надо предоставить рабам и чужеземным наемникам. Никогда и ни вкоем случае не следует заниматься этим серьезно... Итак, вы - творцы, мы - тоже творцы. Предмет творчества у нас один итот же. Поэтому мы с вами соперники и по искусству, и по состязанию впрекраснейшем действе. Один лишь истинный закон может по своей природезавершить наше дело; на него у нас и надежда. Так не ожидайте же, чтокогда-нибудь мы так легко позволим вам раскинуть у нас на площади шатер ипривести сладкоголосых артистов, оглушающих нас звуками своего голоса; будтомы дадим вам витийствовать перед детьми, женщинами и всей чернью и об однихи тех же занятиях говорить не то же самое, что говорим мы, но большей частьюдаже прямо противоположное. В самом деле, мы - да и все государство в целом,- пожалуй, совершенно сошли бы с ума, если бы предоставили вам возможностьделать то, о чем сейчас идет речь, если бы должностные лица не обсудилипредварительно, допустимы ли и пригодны ли ваши творения для публичногоисполнения или нет. Поэтому теперь вы, потомки изнеженных Муз, покажитесначала правителям ваши песнопения для сравнения с нашими. Если они окажутсятакими же или если ваши окажутся даже лучшими, мы дадим вам хор. В противномслучае, друзья мои, мы этого никогда не сможем сделать. Итак, для свободных людей остаются еще три предмета обучения: счет иарифметика составляют один предмет; измерение длины, плоскости и глубины -второй; третий касается взаимного движения небесных светил... Трудиться наддоскональным изучением всего этого большинству людей не надо, но только лишьнекоторым. [...] Однако правильно говорится, что большинство людей не имеютнеобходимых сведений в этой области и пребывают в невежестве... Многого недостает человеку, чтобы стать божественным, если он не можетраспознать, что такое единица, два, три и вообще, что такое четное инечетное; если он вовсе не смыслит в счете; если он не в состояниирассчитать ночь и день; если он ничего не знает об обращении Луны, Солнца иостальных звезд. [272]...Но еще более боюсь я людей, прикоснувшихся к этим наукам, ноприкоснувшихся плохо. Полное невежество вовсе не так страшно и не являетсясамым великим из зол, а вот многоопытность и многознание, дурнонаправленные, - это гораздо более тяжкое наказание. Разве все мы, эллины, не полагаем, что длина и ширина так или иначесоизмеримы с глубиной или что ширина и длина соизмеримы друг с другом?...Это никоим образом невозможно......Все мы, эллины, заблуждаемся относительно великих богов - Солнца иЛуны. [...] Мы говорим, что они никогда не движутся одним и тем же путем, так жекак некоторые другие звезды, и поэтому мы их называем блуждающими. Друзья мои, это мнение о блуждании Луны, Солнца и остальных звезднеправильно. Дело обстоит как раз наоборот. Каждое из этих светил сохраняетодин и тот же путь; оно совершает не много круговых движений, но лишь одно.Это только кажется, что оно движется во многих направлениях. Кроме законов есть и нечто иное, занимающее по своей природе среднееместо между наставлением и законом....Законодатель должен не тольконачертать законы, но и, кроме того, включить в свой набросок мнение о том,что прекрасно и что нет. А образцового гражданина это должно обязыватьничуть не меньше, чем предписания, за неисполнение которых законы грозятнаказанием.