Значение решения Суда для разрешения аналогичных дел российскими судами

Европейский Суд не случайно сослался на то, что российское право (под данной категорией Суд, как правило, подразумевает и сложившуюся правоприменительную практику) не предусматривало разграничения между оценочными суждениями и утверждениями о фактах. Принятое уже после признания Европейским Судом по правам человека жалобы журналиста допустимой, Постановление Пленума Верховного Суда от 24 февраля 2005 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» в пункте 8 содержит указание на то, что оценочные суждения, мнения, убеждения, являясь выражением субъективного мнения и взглядов, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности, и опровергнуты в порядке, предусмотренном статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации. Однако если до сих пор некоторые российские суды воспринимали эту формулировку как общее и декларативное положение, то наглядный пример Европейского Суда неизбежно ускорит восприятие этого принципа российской правоприменительной практикой.

Кроме того, как уже отмечалось, на Российской Федерации лежит обязанность принять не только отдельные меры для восстановления нарушенных прав гражданина, но и меры общего характера, с тем, чтобы предупредить повторение подобных нарушений. Применительно к сложившейся ситуации это может означать, что государство будет поставлено перед задачей изменения гражданско-правового механизма защиты чести, достоинства и деловой репутации с целью поддержания баланса между этой ценностью и свободой слова и массовой информации. Эта перспектива может стать еще более близкой, если Европейский Суд примет еще несколько решений по аналогичным жалобам против Российской Федерации, размер выплат по которым заставит государство задуматься о дальнейшей целесообразности сохранения правовых механизмов, не соответствующих европейским стандартам прав и свобод человека

Красуля против России

(постановление от 22 февраля 2007 г.)

Обстоятельства дела

Заявитель является редактором областной газеты <<Новый гражданский

мир>>. 4 января 2002 г. заявитель опубликовал редакционную статью под

заголовком <<Черногоров подбирается к Ставрополю. Размышления по

поводу одного решения городской думы>>. Г-н Черногоров был

губернатором Ставропольского края и конкурент во время выборов пост

губернатора в 2000 г.

В статье автор критиковал решение большинства членов Ставропольской

городской думы об изменении процедуры назначения мэра города. Автор

также критикует губернатора за некомпетентность как политика, так и

управленца.

5 февраля 2002 г. прокуратура Ставропольского края возбудила уголовное

дело по заявлению губернатора Черногорова за распространение сведений

клеветнического характера в средствах массовой информации (ч. 2 ст.

159 Уголовного кодекса).

В сентябре 2002 г. Октябрьский районный суд Ставрополя признал Василия

Красулю виновным в клевете и приговорил его к лишению свободы сроком

на один год условно. Суд проигнорировал заключение лингвистической

экспертизы и постановил приговор на основании своей оценки.

Поскольку статья была подписана псевдонимом, суд заявил, что

невозможно установить, кем была написана статья. Сторона обвинения не

доказала, что статья была написана заявителем. Однако заявитель несет

ответственность за статью в газете, редактором которой он является.

Кассационная жалоба была рассмотрена в октябре 2002 г. и оставлена без

удовлетворения.

Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

Заявитель жаловался на нарушение статьи 10 о нарушении его права на

свободу мнения.

Суд отмечает, что обе стороны согласны с тем, что приговор, вынесенный

в отношении заявителя, представляет собой <<вмешательство>> в

осуществление права заявителя на свободу выражения мнения. Никем не

оспаривалось и то, что вмешательство было <<предусмотрено законом>> --

а именно, статьей 152 Гражданского кодекса -- и <<преследовало

правомерную цель>>, а именно защиту репутации или прав других лиц.

Остается решить вопрос, было ли вмешательство <<необходимым в

демократическом обществе>>, то есть, было ли <<вмешательство>>

обусловлено <<настоятельной общественной потребностью>>.

Критерий <<необходимости в демократическом обществе>> требует от Суда

установления того, было ли обжалуемое <<вмешательство>> обусловлено

<<настоятельной общественной потребностью>>, было ли оно соразмерным

преследуемой правомерной цели, являются ли доводы, приведённые

национальными властями в его оправдание, уместными и достаточными.

Национальным властям предоставлена определённая свобода усмотрения в

оценке того, существует ли подобная <<потребность>> и какие меры

необходимо принять в этой связи. Однако это усмотрение не является

безграничным, а подлежит надзору со стороны Совета Европы в лице

настоящего Суда, задача которого состоит в том, чтобы принимать

окончательное решение о совместимости таких ограничений со свободой

выражения мнения, защищаемой статьёй 10 Конвенции. Задача Суда при

осуществлении своих надзорных функций состоит не в том, чтобы

подменять национальные органы, а скорее в том, чтобы рассмотреть в

свете статьи 10 и всего дела в целом решение, которое они приняли в

рамках своей свободы усмотрения. Суд должен убедиться, что

национальные органы власти применили нормы, соответствующие принципам,

изложенным в статье 10 и, кроме того, что их решения основывались на

приемлемой оценке соответствующих фактов (см. Grinberg v. Russia,

no. 23472/03, S: 27, постановление от 21 июля 2005 г.).

При рассмотрении особых обстоятельств дела, Суд будет принимать во

внимание следующие моменты: должность заявителя; статус лица, которого

заявитель критиковал; содержание статьи; характер оспариваемых выводов

национальных судов; наказание, примененное к заявителю (см., среди

прочих, Jerusalem v. Austria, no. 26958/95, S: 35, ECHR 2001-II).

Что касается статуса заявителя, Суд отмечает, что он был журналистом и

редактором газеты. Его осудили за его статью, следовательно,

вмешательство должно быть рассмотрено в контексте существенной роли

прессы в обеспечении надлежащего функционирования политической

демократии (см. Lingens v. Austria, решение от 8 июля 1986 г., Series

A no. 103, S: 41; Srek v. Turkey (no. 1) [GC], no. 26682/95, S: 59,

ECHR 1999-IV).

Заявитель критиковал областного губернатора, г-на Черногорова,

политического деятеля, в отношении которого пределы допустимой критики

шире, чем в отношении частного лица (см. Lingens, вышеупомянутое,

S: 42). Участвуя в выборах губернатора, г-н Черногоров вступил на

политическую сцену и неминуемо и сознательно стал объектом

пристального изучения как со стороны журналистов, так и со стороны

общества в целом. Следовательно, он должен проявлять большую степень

терпимости.

Предметом дискуссии в статье было решение местного законодательства по

отмене выборов мэра в областной столице и предположение заявителя, что

областной губернатор незаконно вмешивается в законодательный процесс.

Заявитель в статье также комментировал результаты выборов губернатора

и критиковал управленческие способности губернатора. Вопросы, поднятые

в статье, представляли важное значение для области и интерес для

общества. Статья содействовала политической дискуссии. Суд

подчеркивает, что для оправдания ограничений политических высказываний

необходимы очень серьезные основания. Если допускать широкие

ограничения политических высказываний, в отдельных случаях это

безусловно будет влиять на уважение к свободе выражения взглядов

вообще в данном государстве (см. Feldek v. Slovakia, no. 29032/95,

S: 83, ECHR 2001-VIII; и Srek, cited above, S: 61).

Суд отмечает, что российские суды оценили мнение заявителя как

утверждение о фактах и признал его виновным за то, что он не смог

доказать истинность своих утверждений. Суд не приняли во внимание

довод заявителя о том, что он высказывал оценочные суждения. В связи с

этим Суд считает, что нужно проводить разграничение между

утверждениями о фактах и оценочными суждениями. В отношении оценочных

суждений требование доказать их истинность не может быть выполнено и

уже само по себе является нарушением свободы мнения, гарантированного

статьей 10 (см. Oberschlick v. Austria (no. 1), постановление от 23

мая 1991 г., Series A no. 204, p. 27, S: 63).

Суд п ризнает, что, хотя статья, опубликованная заявителем,

действительно написана в критической форме, ее автор не прибегает к

использованию оскорбительных или резких слов и не вышел за рамки

общепризнанного уровня преувеличения или провокации, что допускает

свобода журналиста (см. Prager and Oberschlick v. Austria, решение от

26 апреля 1995 г., Series A no. 313, p. 19, S: 38).

При оценивании пропорциональности вмешательства необходимо также

учитывать характер и тяжесть наказания (см. Skaka v. Poland,

no. 43425/98, S: 38, 27 мая 2003). В этом отношении Суд отмечает, что

заявитель был признан виновным и приговорен к 1 году лишения свободы,

хотя и условно, заявитель столкнулся с угрозой быть отправленным в

тюрьму. Наказание было условным с испытательным сроком на полгода.

Такое условие имело <<сковывающий эффект>> для заявителя и

ограничивало его журналистскую свободу и уменьшило его способность

передавать информацию и идеи по вопросам, представляющим общественный

интерес (см. ener v. Turkey, no. 26680/95, S: 46, 18 июля 2000, with

further references). Суд считает, что приговор был непропорционально

строгим.

В связи с вышеуказанным и учитывая роль журналиста и прессы по

распространению информации и идей по вопросам, представляющим

общественный интерес, даже те, которые могут обидеть, шокировать или

обеспокоить, Суд признает, что статья заявителя не превышала

применимых границ критики. Приговор заявителя противоречит принципам,

предусмотренным статьей 10, поскольку российские суды не привели

достаточно причин, оправдывающих вмешательство по существу.

Следовательно, Суд считает, что имело место нарушение статьи 10

Конвенции.

Кузнецов против России

Фактические обстоятельства

18 марта 2003 заявитель Кузнецов подал уведомление главе администрации

Екатеринбурга о проведении с 25 по 28 марта 2003 серии пикетов перед

Свердловским областным судом. Заявленной целью пикета было

<<привлечение общественного внимания к нарушению права на доступ к

правосудию>>.

На полученное уведомление городская администрация указала, что пикет

вызовет блокирование доступа в здание суда и ухудшит его обычное

функционирование. Но на следующий день начальник милиции отдал приказ

поддерживать общественный порядок и безопасность дорожного движения во

время пикета.

25 марта 2003 состоялся пикет, на котором заявитель и другие

распространяли газетную статью и листовки о коррупционном скандале,

связанном с председателем Свердловского областного суда и собирали

подписи за его отставку.

На третий день пикетирования первый заместитель председателя суда

направил письмо начальнику отделения милиции, где просил возбудить

административное производство в отношении организаторов и сообщить о

принятом решении:

<<Вместо заявленной цели пикета <<привлечение общественного внимания к

нарушению права на доступ к правосудию>>, участники пикета раздают

листовки и материалы клеветнического и оскорбительного характера о

председателе суда. Распространяемая статья из <<Новой газеты>>

двухгодичной давности была признана клеветнической Квалификационной

коллегией судей и Генеральной прокуратурой РФ, о чем Кузнецову

известно. Это обстоятельство подтверждает, что организаторы пикета

сознательно и умышленно изменили цель акции. Тем самым, организаторы

нарушили п. 1 ст. 20.2 Кодекса об административных правонарушениях РФ

- нарушение установленного порядка организации собрания, митинга,

демонстрации шествия или пикетирования>>.

В отделении милиции в отношении заявителя был составлен протокол об

административном правонарушении, предусмотренном п. 1 и п. 2 ст. 20.2

КоАП РФ. Согласно протоколу уведомление о пикете подано с нарушением

сроков, на пикете распространялись оскорбительные материалы о

председателе суда, также пикет затруднял проход граждан в здание суда.

В качестве свидетелей были указаны судебные приставы.

Решением суда заявитель признан виновным в совершении

административного правонарушения по трем основаниям:

1. Нарушена процедура организации пикета, поскольку заявитель подал

уведомление за 8 дней вместо установленных 10 дней (по ранее

действовавшему законодательству);

2. Заявитель нарушил общественный порядок при проведении пикета,

блокировал вход в здание суда;

3. Изменены цели пикета, указанные в уведомлении.

Законность данного решения была подтверждена вышестоящим судом.

Право

Заявитель жалуется на нарушение ст. 10 и ст. 11 Конвенции о защите

прав человека и основных свобод.

Оценка суда

В своем решении Европейский суд указывает, что подчинение публичных

мероприятий процедуре санкционирования или уведомления обычно не

посягает на существо права до тех пор, пока целью процедуры является

предоставление власти возможности принять разумные и подходящие меры,

чтобы гарантировать беспрепятственное осуществление любого публичного

мероприятия.

1. Заявитель уведомил о пикете за 8 дней вместо установленных 10 дней.

Из этого не следует, что двухдневный срок умалил возможности властей

сделать необходимые приготовления к пикету. Получив меньший срок перед

планируемым мероприятием, городская администрация, тем не менее, не

указала на обоснованность и важность утверждаемой просрочки подачи

уведомления.

И не только не заявила этого в кратчайший срок после вручения

уведомления, но и поручила милиции охранять общественный порядок на

мероприятии.

Пропуск срока подачи уведомления не был установлен ни в одном

официальном документе и не повлиял на законность пикета.

Фактически, сведения о нарушении срока появились впервые в протоколе

об административном правонарушении, который был составлен через 6

недель после пикета.

При таких обстоятельствах суд полагает, что формальное нарушение срока

подачи уведомления не обосновано и не является достаточной причиной

для привлечения к административной ответственности.

В этой связи суд подчеркивает, что свобода принимать участие в мирном

собрании имеет такую ценность, что лицо не может быть привлечено к

ответственности - даже если она минимальная - за участие в публичном

мероприятии, которое не было запрещено, до тех пор пока само лицо не

совершит какое-либо предосудительное действие.

2. Заявитель нарушил общественный порядок, блокировал вход в здание

суда

Суд обращает внимание, что пикет, состоящий из небольшого количества

участников, начался около 9 утра на лестнице в направлении входа в

здание суда. Вскоре судебные приставы и сотрудник милиции попросили

участников спуститься с лестницы. Требование было выполнено, пикет

продолжился напротив крыльца, о чем есть свидетельские показания.

Суд счел данное обстоятельство заслуживающим внимания, и неоспоримым,

поскольку никто из входящих в здание суда -- ни судьи, ни персонал, ни

граждане -- не жаловались на затруднение прохода в здание суда.

Во-вторых, если предположить, что присутствие нескольких человек на

вершине лестницы препятствовало входу в здание, позиция заявителя

заслуживает доверия, поскольку он и участники пикета прилежно

выполнили требование властей спуститься с лестницы.

В-третьих, предполагаемая помеха входу в здание суда длилась очень

короткое время.

Наконец, суд повторяет, что любая демонстрация в публичном месте

неминуемо вызовет определенный уровень дестабилизации обычной жизни,

включая нарушение уличного движения и поэтому для публичных властей

важно проявить определенный уровень терпимости по отношению к мирному

собранию, поскольку свобода собраний гарантирована ст. 11 Конвенции.

Таким образом, суд не считает достаточно обоснованным утверждение, что

имело место препятствие для входа в здание, при том что заявитель

представил доказательства своей уступчивости и готовности

сотрудничества с властями.

3. Изменены цели пикета, указанные в уведомлении

Суд установил, что местный суд не указал на какую-либо фактическую

основу по делу. Решение суда не содержит анализа утверждаемых различий

между заявленными целями пикета и содержанием статьи, которую

заявитель распространял на пикете.

В этой связи суд повторяет, что любые меры вмешательства в

осуществление права собраний и выражения мнения кроме как в случае

побуждения к нарушению или отклонению от демократических принципов -

какие бы возмутительными и нежелательными выражаемые взгляды или слова

не казались властям - оказывает демократии плохую услугу и часто

ставит ее под удар.

В демократическом обществе, основанном на верховенстве закона, критика

существующего порядка должна быть обеспечена надлежащей возможностью

выражения посредством реализации права собраний, так же как и другими

законными методами.

Материалы, распространяемые заявителем и идеи которые он поддерживал

на пикете, не содержат какие-либо порочащие утверждения, побуждения к

нарушению или отклонению от демократических принципов.

Таким образом, каким бы неприятным ни был для председателя суда призыв

к его отставке и какой бы оскорбительной для него ни была газетная

статья о коррупции в Свердловском областном суде, всё это не является

основанием для привлечения к ответственности заявителя за

осуществление права на свободу выражения мнения и собраний.

Также суд при рассмотрении вопроса, касающегося расхождения заявленной

и реальной цели мероприятия, указал, что впервые это обстоятельство

было озвучено в письме заместителя председателя Свердловского

областного суда, где утверждалось, что участники пикета совершили

административное правонарушение, что является предвзятой оценкой

фактов и устанавливает вину без ее доказанности по закону.

В этой связи, суд находит, что российские власти не приводят

каких-либо существенных и достаточных причин, оправдывающих

вмешательство в реализацию прав заявителя на свободу выражения мнения

и свободу собраний.

То обстоятельство, что сумма штрафа относительно небольшая не умаляет

того факта, что вмешательство не было <<необходимым в демократическом

обществе>> как того требует ст. 10 Конвенции.

Европейский суд постановил взыскать с Российской Федерации в пользу

заявителя 1 500 евро.

40) Право на уважение собственности охраняется ст. 1 Протокола 1 Конвенции.

Термин «собственность» подвергся широкой интерпретации Суда и включает в себя не только землю и движимое имущество, но и, в том числе, разрешение на застройку, акции, патенты и право на пенсию. Любое вмешательство в эти права должно быть соразмерным и установленным законом.

В деле Бурдова...http://sutyajnik.ru/rus/echr/judgments/burdov_rus.htm ... Суд повторил свое мнение о том, что иск о возмещении ущерба может представлять собой «собственность», если в достаточной степени установлена его исполнимость. Решения по данному делу вступили в силу, и процедура исполнения была инициирована. Не исполнив эти решения, национальные власти воспрепятствовали заявителю в получении денег, которых он мог с основанием ожидать. Правительство не выдвинуло какого-либо обоснования для

подобного нарушения, а Суд счел, что недостаток средств не мог оправдать бездействия со стороны правительства, поэтому имело место нарушение ст. 1 Протокола 1.

В деле Рябых...http://www.echr.ru/documents/doc/new/003.htm... Суд повторил, что признанный в судебном решении долг может рассматриваться как собственность в целях ст. 1 Протокола 1. Однако в этом конкретном деле нарушения Суд не усмотрел. После того, как протест в порядке надзора был удовлетворен, дело заявительницы пересматривалось еще четыре раза и, в конце концов, завершилось мировым соглашением, согласно которому государство предоставило заявительнице квартиру стоимостью в 330 тыс. рублей. Эта сумма значительно превышала ту, на которую она изначально имела право, и кроме того Суд ранее исследовал не проведение государством переоценки банковских вкладов и счел, что в его действиях отсутствует какое-либо нарушение.

Нарушение ст. 1 Протокола 1 было установлено в деле Фризен против России. Предприятие мужа заявительницы выдало ей беспроцентный заем на покупку автомобиля. Деньги были перечислены непосредственно на банковский счет агента по продаже автомобилей. Два года спустя муж заявительницы был осужден за мошенничество в крупных размерах. Суд распорядился о конфискации его имущества, и машина заявительницы и некоторые предметы домашнего обихода были отобраны. Заявительница обратилась в Европейский Суд с жалобой на то, что ее автомобиль был конфискован за преступления, в совершении которых она не признавалась виновной, без какого-либо законного основания. Суд счел, что какими бы вескими или уместными ни представлялись соображения общественного интереса в конфискации машины заявительницы, это не освобождало национальные власти от обязательства привести законное основание для подобного решения. Суд также отметил, что национальные суды не упомянули ни одного положения закона, дающего право на такую конфискацию, ни в ходе уголовного разбирательства в отношении мужа заявительницы, ни в ходе предпринятого ею гражданского разбирательства.

[1] Mmuur v. France, решение от 25 июня 1996 г., параграф 50; Gusinskiy v. Russia, решение от 20 мая 2004 г., параграф 62;

[2] Решение от 4 февраля 1971 г.;

[3] Bozano v. France, решение от 18 декабря 1986 г., параграф 54.

[4] X v.UK, решение от 5 ноября 1981 г, параграф 52;

[5] Engeland and Others v. the Netherlands, решение от 8 июня 1978 г., параграф 103;

[6] Monnell and Morris v. UK, решение от 2 марта 1987 г., параграф 48;

[7] Wemhoff v. Germany, реше­ние от 27 июня 1968 г., параграф 9.

[8] Brogan and Others v. UK, решение от 29 ноября 1999 г., параграф 53;

[9] Guzzardi v. Italy, решение от б ноября 1980 г., параграф 102;

[10] Ilijkov v. Bulgaria, решение от 26 июля 2001 г., параграфы 84-85;

[11] Smirnova v. Russia, решение от 24 июля 2003 г., параграфы 58-61.

[12] Rakevich v. Russia, решение от 28 октября 2003 г., параграфы 33^_35.

[13] О толковании понятие «распространение информации» в правоприменительной практике см. п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.02.2005 № 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц"// "Бюллетень Верховного Суда РФ", № 4, 2005 г.

[14] Подробнее об информационном законодательстве и отрасли информационного права: О.А. Городов «Основы информационного права России», СПб, Юридический центр Пресс, 2003 г.