При всем обилии и разнообразии представлений о душе, которые уживаются в современном христианстве, по мере движения в его глубь и древность все определеннее становится, что те православные люди, кто преданно посвятил свою жизнь аскетическому служению Богу, видели душу существом.
Существо это определенно имеет внешний вид, в котором и видят его христианские мистики, достигающие определенной глубины созерцания. И вид этот подобен виду человеческого тела. Однако это определенно относится к тому состоянию души, в каком она покидает тело по смерти или во время каких-то особых состояний. Сохраняет ли она его и дальше, вопрос не однозначный, потому что этот вид говорит о душе как о теле. А это значит, что он противоречит догмату о том, что душа проста. То есть неделима.
Очень вероятно, что душа в действительности не является этим призрачным человеком, а лишь находится внутри него. Он же — всего лишь тонкоматериальная оболочка, позволяющая душе жить в теле и управлять им. Именно этим и определяется ее внешнее соответствие и подобие телу. Во всяком случае, когда мы в некоторых жизненных обстоятельствах говорим что-то про собственную душу, вроде: душа сжалась или душа отозвалась, — мы ощущаем то, что назвали душой, где-то в груди.
Душа, правда, при этом может перемещаться, условно говоря, прятаться в пятку или светиться в глазах. Но как раз эти ощущения перемещения души по телу, которые тоже случается ощутить человеку в некоторых необычных условиях, показывают, что душа не находится сразу во всем теле.
Так что очень возможно, что мы должны говорить о сложности того понятия, которое скрывается под именем «душа». Я лично склоняюсь к тому, что в спорах о душе правы были все. И все не правы, как мудрецы, ощупывающие в темноте слона. Если рассматривать все эти разнообразные попытки описывать душу, предпринятые христианством, как действительные свидетельства, — а ведь все участники споров уверены, что они правы, — получится, что явление это многогранно.
Тогда станет очевидно, что «душа, которая проста и безвидна», — это какая-то срединная часть «душевного тела», в котором мы покидаем этот мир. Почти «сердце», хотя, вероятно, все же шире этого понятия. И возможно, мы теряем «душевное тело» при каких-то последующих переходах, как и тело вещественное. Но та, «внутренняя душа», которая безвидна и проста, действительно безвидна и проста, то есть неделима.
Правда, это тоже может быть оспариваемо, потому что, если мы говорим о ней как о душе, то мы определенно отличаем ее от духа. И для него душа по исходному определению есть сосуд и дом, как, впрочем, и весь
Заключение Богословия
человек, включая вещественное тело. Одно другому, впрочем, не мешает, и дух может быть вложен в нас не прямо, а как бы в последовательности все утончающихся сосудов, поскольку тело вещественное не в состоянии его в себе удержать. Как, наверное, не в состоянии и напрямую принять управление от духа. Слишком оно для этого грубо.
Но как бы мы ни пытались подтягивать понятие души к философской категории «Я» из картезианской философии, признающей душу неделимой точкой, или вообще к древним философским установкам видеть ее простой, это все мудрствования, противоречащие изначальному утверждению христианства о том, что душа содержит в себе дух Божий. Как бы она ни была проста, но дух она содержать в себе обязана. Если только не исходить из того, что она — невеста, и они с духом живут в теле человека вдвоем, как в квартире. То есть рядом.
Но это вряд ли было бы допустимо, потому что в таком случае дух и душа выходили бы из человека порознь при смерти. Все-таки пребывание в человеке духа совместно с душой — это его пребывание в ней. В сущности, это утверждается и Писанием, и народными наблюдениями, где про смерть, а значит, уход души, говорится: испустить дух, — в смысле ухода души. И означает это, что живая душа уходит из тела, унося дух и уходя в последнем дыхании, в последнем выдохе.
Душа и дух могут жить в теле человека рядом только в том случае, если под духом понимать само телесное дыхание. Но христианство определенно говорит о совсем ином духе, о Духе Божием, который душа может и утерять, а может сохранить, даже после смерти.
Как бы там ни было, но я прерываю путешествие по кругу православных представлений о душе и хотел бы перейти к их корням. Корни библейские я рассматривать не буду, потому что они постоянно присутствовали в сочинениях богословов и религиозных философов.
Древнерусские христианские представления о душе я тоже опущу, по той причине, что они лишь повторяют святоотческие мысли или через них уходят в древнегреческую философию. Это отчетливо просматривается и в бытовавших на Руси с XIV столетия сочинениях вроде «Душезрительного зерцала», и в различных поучениях древнерусских книжников. Ограничусь лишь одним свидетельством хороших современных исследователей этого вопроса:
«Издавна Русь более привлекала линия Платона и неоплатоников в христианизированном ее виде, где любви, эросу, сердцу уделено повышенное внимание, где процесс познания понимается не как холодный, рассудочный, отстраненный от субъекта акт, но как страстное стремление к истине, глубоко личностное, интимное, теплое, окрашенное гаммой эмоций, взволнованное состояние души.
Достаточно вспомнить диалог "Пир", где описывается высшее наслаждение души и процесс приобщения к истине во время возвышенной духовной трапезы. В подражание ему, в частности, Максим Грек написал диалог "Беседует ум к душе своей", утверждая состязательную форму философ-
Круг пятый. Теология, или Богословие — Слой третий
ствования в русской культуре. А за сотни лет до него, в эпоху Киевской Руси, митрополит Никифор в "Посланиях Владимиру Мономаху о посте" уже излагал античное учение о трехчастной душе, познающей мир» (Громов. Мильков, с. 94)
Да, без эллинской премудрости мои понятия о душе будут далеко не полными. Да и христианскую душу без этого источника образов и знаний полноценно не описать.
Однако мой странный путь никак не ведет прямо ни к одной из выбранных целей. Он все кружит и петляет по пространствам моего сознания, и я вынужден снова вернуться в современность и сделать еще одно снисхождение в прошлое; оно-то, я надеюсь, и приведет меня в древнюю Грецию.
Дело в том, что античные представления были корнями не только современного христианства, но и современных мистических учений. А это большая часть нашей культуры, а значит, и моего сознания. Уж если христианские святые, вроде Игнатия Брянчанинова, были вынуждены спорить с современными им мистиками, значит, пропустить их взгляды нельзя.
Итак, следующий круг самопознания — от современного мистицизма вглубь времен.
КРУГ ШЕСТОЙ. МИСТИКА
Слой первый. Русская мистика 437 Слой второй. Американская мистика 467