Но Иван не мог да, наверное, и не хотел создавать около себя блок алкашей и бездельников, балласт, пристроившийся в округе

«Иван, − думала Ганна, − настоящий коммунист. Не хочет, чтобы его окружали хоть небольшим комфортом. В более менее нормальной домашней обстановке видит мещанство. Ему не нравится, что я всё время стараюсь создать уют в квартире. Но зато горжусь им. Человек кристально чист, труженик. За это его люблю и ценю… мой Аполлон… Упрямый, как глупый ребёнок… А его обиды? Не будем думать о них… Он мой муж, и я всегда буду рядом с ним… Только с ним. Ведь у меня кроме него никого и нет… Страшно подумать, если я его потеряю… Он мой, мой… и родной, такой же родной, как Саша…»

Да, как Саша!

Глава 23

Да, мужа перевели как бы с повышением в Уссурийск, в училище, которое готовило офицеров. Кончился один абзац жизни. Берите на абордаж новое время и вперёд. Идите в авангарде современности, хоть и живёте в заброшенной крохотной кухне. Сделали аврал и живите. Тут ваша автономия. Адаптируйтесь. Кухня адекватная квартире. Вы адепты честности и гордости, живите, и не ссорьтесь. Любите друг друга. Ведь с милым и в шалаше… В холодной комнате, в заброшенной кухне рай. Это аксиома. Жильё – это акрополь семьи. Математический алгоритм для решения определённых вопросов семьи. И алогизмы (противоречие логике) здесь не подойдут. Семья пристроена и без всяких аллегорий – иносказаний можно аллюром бежать по другой, своей дороженьке.

Прошло месяца три, и Иван привёл симпатичного офицера, старшего лейтенанта, в их маленькую кухню: «Это приезжий товарищ, проверяющий. Пусть у нас поживёт. В части нет мест в гостинице…»

Было сомнительно в отношении гостиницы. Нет в части, зато есть в городе. Да и проверяющий имеет почему-то не очень высокий чин для проверки такого солидного заведения. И уже конечно, если приехало какое-то начальство с проверкой, то не пошлют его ночевать к человеку, который ютится с семьёй в заброшенной кухне. Где повыгребали замёрший человеческий кал и стали жить. Начальству пусть и не рады, но в грязь лицом не ударят. Вывернутся наизнанку, чтобы показать, что у них всё о’кэй.

Проверяющий почти не ходил на работу, сидел около Ганны, когда та на машинке вышивала портьеры. Иногда играл с Сашей. И никакой ревности не было со стороны мужа. Что тут за алхимия? Что за альтруизм? Бескорыстная забота о благе «проверяющего». И пусть альянса – союза между Ганной и лейтенантом никакого не было, но и альтруизма со стороны хозяйки большого не наблюдалось. Однако они как-то взяли Сашу, вместе пошли в магазин, в первый день продажи хлеба без карточек. Смотрели, как некоторые набивали целые мешки булками, не веря, что завтра тоже свободно его можно купить. Многие, купив хлеб, стояли тут же в магазине, удивлялись: «Неужели всем хватит? Ведь почти восемь лет была карточная система и вдруг свободно можно купить? А главное, бери сколько хочешь…»

Хотя периферия знала, что во Владивостоке уже два года, как свободно, постояв в очереди, можно отоварить сумки и мукой, и крупой, и сахаром, и даже конфетами. Кто-то из офицерских жён ездил в край, а кто-то приводил старинную поговорку: «За морем телушка-полушка, да рубль перевоз». Да, да… Скоро и здесь, в небольшом городе начнут снабжать население не только хлебом, но и мукой и сахаром…

Мать Ганны часто говорила, когда будила чуть свет дочь: «Кто рано встаёт – тому бог даёт». И Ганна теперь вставала чуть свет, готовила для двух мужчин и для сына, забывая о себе. А гость несколько дней наблюдал за работой Ганны и подвёл свое резюме: «Зачем вы делаете такую сложную работу? Портьеры на двери вышиваете уже больше, чем полгода. Красиво, да. Но какой труд? Не лучше ли купить в магазине? Пусть они будут проще, но без такого умопомрачительного труда?

− Да, наверное, так, − ответила Ганна. − Но зато исключительно дорогая и красивая вышивка. Я это делаю не только, что мне некуда деть время. Хочу, чтоб муж оценил не только мою работу, но и меня… Посмотрите на мои задергушки на окнах! Вышито ришелье. Тоже умопомрачительно. Портьеры вышиваю филе. Красота в квартире облагораживает человека. Разве не так?

Лейтенант посмотрел на неё как-то с сожалением:

− Вы замечательная женщина и преданная жена. Ласковая, добрая мать. Вы жертвуете ради семьи собой, но ваш Иван… ваш Иван… − и он запнулся, не сказал то, что хотел. А только как бы подвёл в финале: − Не сидите дома за этой машинкой. Вы должны выйти из этого мирка. У вас впереди должна быть ещё какая-то жизнь. Растёт ребёнок, и вы ему долго будете нужна… Вам, наверное, трудно было в годы войны. Нужда шла за вашей спиной. Но вы сильная и умная, а впереди не знаете, что вас ждёт. Сохраните надолго благородство и красоту души, и ещё раз повторяю: вырвитесь из этой тесной клетки…

И старший лейтенант ушёл, не дождавшись обеда. Ушёл так же внезапно, как и появился. Зачем Иван приводил его к ним? Зачем? Только позже, намного позже Ганна вроде разгадала этот алгоритм. Этот бином: Иван приводил ей замену для себя. Но тот увидел слишком порядочную и любящую душу. Такая женщина никогда не переступит грань, которая ей дана людьми, судьбой и богом…

А замену ли? Что-то всё-таки тут не то… Почему они никогда не уходили вместе и оба вместе не приходили? Кто он этот лейтенант? Что он хотел от Ивана? Кто его подослал? В училище ведь изучали новейшее оружие?

Но тогда она на прощанье сказала лейтенанту, который вдруг стал каким-то сухим и отдалённым, даже сердитым:

− Да, вы правы. Мне нужно учиться. В этом году мы приехали сюда поздно. К осени подрастёт сын, и я пойду в десятый в вечернюю школу… А потом будет видно, но думаю, что вернусь в школу…

На лице лейтенанта появилась как бы слегка презрительная улыбка. Презрительная и злая… Почему? Кто его знает? Да и кто он таков?

Весной Ганна сходила в домоуправление, и им дали комнату в трёхкомнатной квартире. Пусть и кухня на троих, но комната большая, светлая, а главное, что тёплая. Ура! Наконец-то можно жить по-человечески. Поместилась их кровать, кроватку купили для Саши. Тут же стояла и отличная тумбочка для продуктов. Итак, на окне красивая большая штора и задергушки. Их кровать покрыта белым пикейным покрывалом, сверху две подушки под кружевными накидками и даже стол покрыт скатертью. А на двери, на двери висели изумительные шторы, вышитые сложным рисунком работы филе…

Подходила осень. Они с Иваном договорились идти в десятый класс. Муж мечтал и об академии. С сентября должна была ходить Ганна, с октября – Иван и Михаил, сосед, который жил за стеной, тоже подполковник.

Ивану и Михаилу нужны были аттестаты за среднюю школу. Война закончилась уже давно. В армии шла большая демобилизация. Идите, работайте. Оставьте свои амбиции, даже кто аморфный, без профессии, то приобретайте её… Но многим офицерам гражданка – это крах, потеря положения, трагедия личная и семейная. Особенно старшему комсоставу. В первую очередь демобилизовывали офицеров без образования. Срочно нужен был документ об образовании.

Огромная армия офицеров, которая была в войну и в первые послевоенные годы, сокращалась. Правительство оставляло только грамотных людей, которые могли в свою очередь не только приказывать, но и воспитывать солдата; в армию вводили новое оружие, и его нужно было осваивать. Были полковники, которые имели по два-три класса или даже самоучки, но жизнь шла вперёд. Новым оружием должен владеть не только грамотный солдат, но в первую очередь сам офицер.

Месяц Ганна спокойно проучилась, окунулась в лабиринты математики, физики, химии и других предметов. С трудом вспоминалось забытое, а многое в годы войны и не давали ученикам. Сидела дома, кропотливо разбиралась по записям и книгам.

Но прошёл месяц спокойной учёбы. Иван с Михаилом тоже пошли в десятый набираться не знаний, а заработать экспромтом аттестат. Но офицеров чуть не хватила аритмия сердца. Арсенал знаний был у них на нуле. Какие преподаватели запели арии, и на каком языке, нашим подполковникам было «что в зуб ногой…» Явно, что попытки учёбы в десятом классе получила неудачу. Фиаско! Афронт! А с этим и душевные переживания: аффект. Но документ-то нужен, как воздух. Нужно найти бальзам – целительное средство. И это не абсурд двух мужей, прошедших войну, не абстракция, не прихоть. На карту поставлена дальнейшая жизнь. И наши «гладиаторы» узнали, что мир не без добрых людей. Между вторым этажом и четвёртым, есть ещё и третий: заочная школа. И там был директор этой школы с глобальными правами и возможностями. Нет не графоман, а мудрый и даже добродушный, который спас не десятки, а сотни офицеров-заочников со всего военного округа, а может и людей из других округов.

Он записывал людей на заочное обучение, а весной поступивший получал нужный документ, где выставлялись все оценки о сдаче экзаменов. Легко и просто: поступил, заплатил директору двести рублей, а весной и получи нужный документ: хочешь – за седьмой класс, а хочешь – то и за десятый. А закон? Его писали люди – не буквоеды… Значит и обойти его можно. В этот мудрый список попали и Михаил с Иваном. Они уже стали заочниками в десятом классе. Весной и получат нужный документ и будут спасены. Работа дураков любит, а жить нужно умнее. Да, конечно, знания – богатство. И не мешок с песком. Их носить не трудно. Они всегда с человеком, пока тот живой. Но эта аксиома для сопливых пацанов. А тут не до детских сказочек. А тут давай аттестат в руки, и прощайте навсегда. Спасибо, что протянули руку, помогли в экстремальный момент.

Иван при желании и при поддержке жены мог бы осилить десятый класс, хотя он закончил всего один курс техникума в тридцать седьмом году. Но отца забрали, нужно было вести домашнее хозяйство: корова, лошадь, на которой отец разъезжал, врачуя, по деревням. Мать не хваткая на руку. Лошадь продали, продали в деревне и дом. Семья полусиротская переехала в Лесозаводск. Год был потерян, об учёбе нечего было и думать. Кто будет теперь содержать студента? В мыслях люди сеют одно, но в жизни пожинают часто совсем другое, которое и не снилось, и не гадалось. Оно даётся нам и судьбой, и временем, и нашей не то удачей, не то изворотливостью. Однако если хочешь спеть попурри – выучи сначала ноты. Иван, так и не окончив педучилища, пошёл работать учителем в малокомплектную школу в небольшой деревне. В классе четыре парты, за стеной с большой акустикой его кровать и рабочий стол. Мизерная зарплата, но тогда почти все так жили, олигархов не было. Даже слово такое не знали. Вот и не аукал, а молчал, зная, что никто на его крики не откликнется. Однако молодой, здоровый парень был нужен армии. После двух лет работы и был подстрижен наголо. Что ж добру-то пропадать? Отец – враг, погиб под следствием, а сын пусть идёт в армию и служит, как все люди. Врагов уничтожили, а остальное рабочее стадо будем мерить под один аршин. Однако не всех подравнивали. Иван был всё-таки более-менее грамотный среди всех остальных солдат, и его направили через год службы на курсы лейтенантов. И в 42 году сразу из училища – на фронт, под Сталинград. А в документах было написано: учитель начальных классов. Потом придумал версию, что документ об образовании разорвало вместе с планшетом. Так что и в яркой и броской жизни бывают тёмные пятна. Так вроде и за незначительной ложью последовала другая − купленный аттестат. Но документ не поддельный: с печатью, двумя росписями: директора школы и учителя истории. Но в том-то и беда: на всех документах, выдаваемых не один год и не одному офицеру, как клише, шли только эти две росписи…

Горько умирать старому, ещё обиднее молодому, так не перепрыгивай через планку возможностей, чтоб не обломать свои навострённые рога.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: