Анализ сопротивления до (прежде) содержания; анализ Эго до Ид; анализ, начиная с поверхности

На ранних этапах развития психоанализа техника была сфокусирована на попытке получить репрессиро­ванные воспоминания, задачей было просто сделать [161] бессознательное сознательным. Считалось, что сопро­тивлений можно избежать, интерпретируя свобод­ные ассоциации пациента. Однако Фрейд вскоре осознал, что ударение сделано неверно, что эффектив­ным является не получение забытых воспоминаний, а преодоление сопротивления. Воспоминания, получае­мые при наличии все еще «целого» сопротивления, будут неспособны произвести какие-либо изменения, потому что они будут по-прежнему подвластны силам сопро­тивления (Фрейд, 19136, с. 141). В 1914 г. Фрейд ут­верждал, что работой аналитика является анализ и ин­терпретация сопротивления пациента. Если мы преус­пеем в этом, пациенту будут часто открываться забы­тые воспоминания и будут устанавливаться правильные связки (1914с, с. 147).

С осознанием центральной роли сопротивления ста­рая топографическая формула о делании бессознатель­ного сознательным сменилась динамической формулой; мы анализируем сопротивления до содержания (Фени­чел, 1941, с. 45). Эта формула не отрицает старой, она просто уточняет ее. Перевод бессознательного полезен, если только это вносит изменения в невротический кон­фликт. Нет смысла в раскрытии репрессированного, ес­ли это будет встречать те же самые защитные силы, которые обусловили репрессию в первый раз. Причем изменение должно быть произведено в области сопро­тивления. Различные процедуры анализа сопротивлений (см. секцию 2.5) позволяют осуществить заметные из­менения в силах сопротивления.

Здесь будет уместно привести точку зрения струк­турную, потому что это прояснит нашу терапевтическую задачу. Нашей единственной целью является борь­ба Эго с Ид, Суперэго и внешним миром (Фрейд, 19236, с. 56—57). В процессе анализа Эго паци­ента может рассматриваться как имеющее два раз­личных аспекта и функции. Бессознательное, иррацио­нальное Эго является инициатором патогенных защит и выглядит как экспериментирующее Эго во время ле­чения. Сознательное, разумное Эго является союзником аналитика и проявляется клинически как наблюдающее Эго пациента во время анализа (Серба, 1934). Техни­ческое правило, состоящее в том, что аналитику следу­ет анализировать сопротивление до содержания, может [162] быть выражено структурно: аналитику следует анали­зировать Эго до Ид (Фрейд, 1933, с. 80; Феничел, 1941; с. 56). Более точно, вмешательства аналитика имеют целью сделать разумное Эго пациента более способным справляться со своими опасными ситуациями.

В прошлом пациент чувствовал, что эти опасности являются слишком угрожающими, и его иррациональное Эго устанавливает патогенные защиты, что выливается в невротические симптомы. В аналитической ситуации с помощью рабочего альянса и посредством соответству­ющей последовательности интерпретаций мы ожидаем, что разумное Эго пациента расширит свое влияние. Ра­бота с наблюдающим Эго пациента и демонстрация не­разумности операций его экспериментирующего Эго де­лает возможным для разумного Эго расширить свой су­веренитет. Мы анализируем сопротивление до содержа­ния, Эго до Ид, так что иногда мы интерпретируем отвращаемое содержание пациенту, он будет иметь дело с ними более адекватным образом, а не просто повто­рять свои прошлые невротические паттерны.

Для того, чтобы прояснить причины, стоящие за эти­ми формулами, позвольте мне привести клинический пример.

Пациент, мистер 3. (см. 2.52 и 2.54), который прохо­дил анализ уже полтора года, начал сеанс с рассказа о следующем сновидении: «Мне снится, что я лежу на огромной кровати. Я совершенно наг. Большая женщина входит и говорит, что она должна искупать меня и приступает к мытью моего генитального органа. Я чув­ствую стыд и бешенство, потому что мой генитальный орган не становится эректным».

Я молчу, и пациент начинает говорить. Вот основное содержание его ассоциаций: «Женщина во сне похожа на друга семьи. Действительно, она выглядит, как мать моего хорошего друга Джона. Она была также и другом моей семьи и, в особенности, подругой моей матери, но она не похожа на мою мать. Она не избалована. Она не была избалованным ребенком, как моя мать. Мне нравилась эта женщина. Я часто хотел, чтобы моя мать была такой, как она... (пауза)... Она замужем. И она вызывала желание; действительно, она была агрессором. Женщины, которые так ведут себя, похожи на проститу­ток. У них нет никакого чувства любви, они интересуются [163] только сексом. Они хотят, чтобы их обслуживали. Все в этом разговоре заставляет меня чувствовать се­бя очень некомфортно... (пауза)».

В этот момент, я думаю, это ясно, прежде всего мы имеем дело с ситуацией, в которой мистер 3. борется с выражением и сокрытием инфантильных деланий и страхов. Взглянув на манифестацию содержания снови­дения, а также на ассоциации, нетрудно понять, что этот материал касается пациента — маленького мальчика, лежащего на большой кровати и имеющего детское желание, состоящее в том, чтобы его мать ласкала его пенис. Но здесь есть также доля гнева и стыда, потому что его пенис не производит такого глубокого впечат­ления, как пенис его отца. Он обижается на тех женщин, которые предпочитают большие пенисы. Он также хо­чет, чтобы играли с его пенисом. Теперь все в этом со­держании ясно, но было бы неправильно представлять интерпретацию любого из этих мест пациенту, потому что также очевидно, что у мистера 3. есть сильные тен­денции бежать от всего этого, скрывать это, прикрывать все это. Заметьте, как неестествен его язык, как он уклончив, стерилен. «Я был совершенно наг». Женщина продолжает мыть «мой генитальный орган». «Мой гени­тальный орган не становится эректным». Затем откро­венное признание: «Все в этом разговоре заставляет меня чувствовать себя очень некомфортно».

В такой ситуации, когда некоторое скрытое содер­жание выступает вперед, но когда также налицо значи­тельное сопротивление, я полагаю, было бы бессмыс­ленно продолжать заниматься отвращаемым содержа­нием до того, как я проанализирую и тщательно прора­ботаю некоторые из сопротивлений пациента. Если я попытаюсь указать, к смущению мистера 3., что он, ка­жется, хочет, чтобы какая-то материнская личность ласкала его пенис, он бы зло обвинил меня в том, что я похотливый старик или, возможно, совсем замолчал. Я совершенно уверен в этом, потому что в других слу­чаях у него были такие реакции, даже после того, как я пытался работать над его сопротивлением.

Таким образом, я решил работать прежде всего над сопротивлениями, и только после того, как я увижу про­явление изменений в них, я попытаюсь конфронтиро­вать его с содержанием. Я говорю ему, когда он замолкает: [164] «Вы, кажется, смущаетесь сегодня, когда пыта­етесь рассказывать мне о ваших сексуальных пережи­ваниях. Даже ваш язык становится неестественным». (Я говорю «сегодня», потому что были случаи, когда он был способен более прямо говорить о сексуальных вопросах и таким способом янапоминаю ему об этом.) На это мистер 3. ответил: «Да, что пользы быть грубым (пауза)... Я не знаю, какой язык использовать здесь. Мне очень хочется знать, как бы вы реагировали, если бы я говорил первые пришедшие в голову слова. Я осо­знал, как только сказал это, что это как раз то, что вы, возможно, хотели (пауза)... Да, это не вы неодобри­тельно относитесь к этому, это я сам; я не одобряю вульгарный язык... (пауза). Сновидение было так жи­во, чувства во сне были так сильны... я чувствовал се­бя так по-детски».

В этот момент я чувствовал, что пациент успешно работает над некоторыми аспектами сопротивления пе­реноса; он понимает, что он защищает свои чувства от осуждения мною и что такие чувства осуждения неу­местны. Мы могли заниматься этим сопротивлением дальше, но в это время он, казалось, был готов занять­ся содержанием сновидения, потому что он самопроиз­вольно вернулся к чувствам во сне. Я вмешался следу­ющим образом: «Вы рассердились и почувствовали стыд, но как вы чувствовали себя во сне, когда жен­щина начала ласкать ваш пенис?»

Здесь следует отметить, что я собираюсь шагнуть дальше пациента. Я не использую его неестественный язык, я пользуюсь повседневным языком, и я говорю откровенным тоном. Я говорю о женщине, которая ла­скает его пенис, а не моет его. В первый момент паци­ент отвечает молчанием. Потом он говорит: «Да, сна­чала мне нравится это» (пауза). Затем он продолжает, что, когда он был на свидании, женщина делала «это»... она действительно играла с его пенисом. Но он хочет заверить меня, что она была агрессором, а не он. Однако он должен согласиться, что ему нравилось это; па са­мом деле, ему это нравилось чрезвычайно; на самом деле, если уж допустить это, он предпочитает такой вид сексуального наслаждения всем остальным. Но, такили иначе, он чувствует, что это неправильно (пауза)... Женщина была замужем. Ее муж был большим руководителем. [165] Ему доставляло удовольствие обмануть ее мужа, но, в действительности, обмана не было, посколь­ку они разошлись. «Это не было реальной победой, только ложной победой. Это так, как в моей работе; я выгляжу так, будто упорно работаю, но это не реаль­ная деятельность, и я, в действительности, не работаю столь уж усердно. Это еще что-то напоминает: я ниче­го не хочу делать, я хочу, чтобы мне что-нибудь дали, Я притворяюсь все время активным и упорно работаю­щим, но, в действительности, я хочу, чтобы кто-нибудь дал мне что-нибудь».

Пациент, казалось, работает хорошо, его сопротив­ление исчезло на время. Итак, в этот момент я снова вмешиваюсь, Я говорю, что мне кажется, что он на­слаждается чувством, что ему дает сексуальное на­слаждение большая женщина, и, хотя он наслаждает­ся этим, он также и стыдится этого, потому что чув­ствует себя маленьким мальчиком. На это пациент от­ветил, что да, во сне кровать была такая большая, она была огромная, он должен был быть по сравнению с ней очень маленьким. Пауза, и затем он говорит: «Вы должны подумать, что это следовало делать с моей ма­терью? Фу. Это верно, что девушка, с которой у меня было свидание, была того же сорта, с такими же тяже­лыми чертами, которые я находил такими отталкива­ющими у своей матери».

Этот клинический пример иллюстрирует то положе­ние, что, начиная работу с сопротивления, аналитик может завершить определенную часть аналитической работы с пациентом. Я полагаю, что если бы я избегал сопротивления и перешел прямо к содержанию, то по­следовал бы либо сердитый отказ, либо интеллектуаль­ное обсуждение, либо покорность без истинных эмо­ций и истинного инсайта. Используя этот клинический пример в качестве иллюстрации, позвольте попытаться перепроверить разумное обоснование технического пра­вила: анализ сопротивления до содержания.

Для того чтобы интерпретация или конфронтация бы­ла эффективной, мы должны быть уверены в том, что пациент может воспринимать, может понимать, может осознавать интерпретацию или конфронтацию. Таким образом, мы должны быть уверены, что разумное Эго имеется в наличии. Мы анализируем сопротивление, в [166] первую очередь, потому что сопротивление будет ме­шать формированию разумного Эго пациента. Более точно: смущенный пациент имеет лимитированное ра­зумное Эго. Если я конфронтирую его со смущающим содержанием, он потеряет даже эту ограниченную ра­зумность. Я должен работать в области, в которой он может использовать свое лимитированное разумное Эго. Однако при этом я отмечу, что он чувствует сму­щение; очевидно, что замечание приемлемо для его ра­зумного Эго, что оно не заставит его бежать, и он вполне может вынести его. Я бы хотел узнать с его помощью, что заставляет пациента смущаться сегодня, косвенно напомнив ему, что он не всегда смущается. Сначала он защищается бессознательно, говоря, что нет смысла быть грубым и что ему хотелось бы знать, как я отреагирую на такое выражение. Его разумное Эго, не чувствуя себя изолированным и одиноким, делает большой шаг вперед, расширяя свои границы, и он ста­новится способен осознать, что это не я неправ, а он сам. Затем он осознает свою реакцию как неприемле­мую, он смотрит на свое поведение аналитически, он формирует временную и частичную идентификацию со мной, формирует рабочий альянс по отношению к сво­ему сопротивлению. Я отмечаю кое-что в его поведении, чему он должен следовать и что понимать, идя далее вместе со мной. По мере того, как он формирует со мной этот альянс, его разумное Эго становится сильнее, и теперь он способен посмотреть аналитически на то, что он переживал, Я продолжаю раскол его Эго, кото­рое теперь имеет функции переживания и наблюде­ния. Затем он становится способен увеличить разумное, наблюдающее Эго. Блестящая работа Стербы (1934) по этому вопросу заслуживает прочтения.

Мой смущенный пациент стал бы сердиться или от­далился и перестал работать, если бы я начал ана­лиз с тревожащих содержаний его сновидений и его ас­социаций. Я же начал с того, что было приемлемо для его разумного Эго, с того, что он охотно принял как свои собственные чувства. Ссылаясь на другую топо­графическую формулировку, я начинаю с поверхности (Фрейд, 1905а, с. 12; Феничел, 1941, с. 44). Я взываю к его сознанию, и оно может быть настолько разумным, что допустит, что он смущен. Затем был достигнут рабочий [167] альянс со мной, и он сам смог проанализировать неуместную реакцию переноса по отношению ко мне. Если бы он не смог этого сделать, я бы интерпретировал это для него сам. Теперь, когда у пациента было сильное разумное Эго для работы с отвращаемым материалом, я мог осмелиться представить этот болезненный материал.

Я почувствовал, что он, вероятно, готов к конфронта­ции с тем фактом, что это было инфантильным, т. е. инцестуозным желанием — таким образом я вел его в определении того, что эта деятельность заставляла его испытывать чувство стыда, потому что она заставляла его чувствовать себя маленьким мальчиком, которому дает сексуальное удовлетворение большая женщина. Он отметил это и боролся с ним. Он осознал, что ему нравилось обманывать мужей, осознал, что это была ложная победа, а затем впервые осмелился подумать, что, может быть, это была его мать, когда сказал: «Вы должны были бы подумать так...» Затем, в конце кон­цов, он принял и закрепил это содержание. Как расширилось его маленькое разумное Эго, обрело способность успешно бороться с различными видами сопротивления, прогрессируя во время сеанса! Можно наблюдать, как во время сеанса шла его битва с сопротивлениями. Если они усиливались и останавливали в росте разумное Эго, это означало, что следует работать дальше над сопро­тивлениями и воздерживаться работать над содержа­нием. [168]

Это основные правила техники: анализировать со­противление до содержания, Эго до Ид, начинать с по­верхности. Работа с содержанием может быть более интересной, более блестящей, работа с сопротивлением может оказаться более тяжелой. Но если сопротивление Эго не анализируется, аналитическая работа может ока­заться более тяжелой или зайти в тупик. Пациент будет ограничен, он будет деструктивно регрессировать или же анализ станет интеллектуальной игрой или скрытым удовлетворением переноса.

То правило, что мы анализируем сопротивление до содержания, не должно быть понято так, чтомы в пер­вую очередь анализируем только сопротивление или под­ступы к нему и что мы избегаем содержания совершен­но до того, как сопротивление будет решено. В действи­тельности, здесь нет четкого разделения между сопро­тивлением и содержанием. В различных примерах я дал много иллюстраций того, как сопротивление становится содержанием и затем данное содержание используется как сопротивление. Более того, анализ каждого сопро­тивления ведет к его истории, которая есть содержание. В конечном счете, нам, вероятно, следует использовать какое-то содержание для того, чтобы помочь выявить сопротивление. Основное техническое правило означа­ет, что интерпретация содержания не будет эффектив­ной до тех пор, пока значимые сопротивления не будут проанализированы в достаточной степени. Последний пример со смущающимся пациентом ясно иллюстриру­ет это. Он не мог работать с материалом, пока в до­статочной мере не преодолел свое сопротивление пере­носа, Позвольте мне теперь привести пример, иллюстри­рующий использование содержания в качестве вспомо­гательного средства при анализе сопротивления.

Пациентка, миссис К. (см. 1.24 и 2.651), на четвер­том году анализа начинает сеанс, рассказывая мне сле­дующее сновидение: 1) «Я фотографируюсь голой, лежа на спине в различных положениях: ноги сомкнуты, ноги врозь». 2) «Я вижу мужчину со свернутой рулеткой; на ней написано что-то, что считается эротичным. Крас­ный, покрытый иглами маленький монстр кусает этого мужчину крохотными острыми зубками. Человек звонит в колокольчик о помощи, но никто не слышит его, кро­ме меня, а мне, кажется, это безразлично». [169]

Позвольте мне добавить здесь, что эта пациентка ра­ботала во время нескольких последних сеансов над проблемой своих страхов гомосексуальных импульсов, которые она связывала со своей клиторной сексуаль­ностью, противопоставляя ее вагинальной сексуально­сти. Теперь, когда она получила возможность испытывать вагинальный оргазм, она могла посметь идти дальше. Более того, она никогда в действительности не чувство­вала зависти к пенису и только недавно осознала, что ее отношение — я рада, что я девушка, я потерпела бы неудачу, будучи мужчиной, — было защитой про­тив глубоко спрятанной и до сих пор не затра­гиваемой враждебности к пенису. Если мы знаем все это, для нас будет очевидно, что манифестация содер­жания сновидения является продолжением этих тем, фотографирование в голом виде относится к проблемам разоблачения отсутствия пениса. Мужчина с рулеткой, которого она игнорирует, очевидно, представляет собой ее аналитика. Красный монстр, с которым он сражает­ся, представляет собой проекцию или месть за ее чув­ства к мужским гениталиям.

Пациентка начинает говорить каким-то печальным, пустым голосом. Она пересказывает планы вечера, который она устраивает для своей двух с половиной-летней дочери. Она надеется, что ребенок будет наслаждаться им, это будет не такой ужасный вечер, какие установились для нее в то время, когда она была ребен­ком. После этого пациентка вспоминает, как она вышла из дома со своим женихом и обнаружила, что она язвительно попрекает его за декадентское прошлое, за то, что он был волокитой, никудышным человеком. Пауза. Менструация у нее задерживается на один день, и она думает, что она беременна, но, как кажется, ее это не волнует. Пауза. У нее такое чувство, что внутри у нее что-то не так, внутри что-то омерзительное, что на­поминает о чувствах человека из «Имморалиста», ко­торый испытывает чувство отвращения из-за туберкулеза жены. Пауза. «Я пошла на скучнейший вечер и возненавидела его (молчание). Я хочу, чтобы вы сказали что-нибудь. Я чувствую пустоту. Я схожу с ума из-за своей малышки, она становится очень привлекательной (молчание). Я чувствую отчужденность и от­страненность». [170

В этот момент я вмешался и сказал: «Вы чувству­ете отчужденность и пустоту потому, что вы, кажется, боитесь взглянуть на того ненавистного монстра, который находится внутри вас». Пациентка ответила: «Тот монстр был красным, в действительности, глубокого красно-коричневого цвета, как старая менструальная кровь. Это был средневековый дьявол, такой как на картинах Иеронима Босха. Мне он напомнил это; если бы я ри­совала, я бы нарисовала именно так, наполнив все все­ми видами демонов секса, кишечной перистальтики, гомосексуальности и ненависти. Я полагаю, мне не хо­чется встать перед лицом своей ненависти к себе, к Биллу, к моему ребенку и к вам. Я, реально, не изменилась, а я думала, что сделала большой прогресс {молчание)».

Я вмешался: «Мы недавно раскрыли нового монстра: вашу злобу на пенисы мужчин и ваше отвращение к своей вагине. И вы бежите от этого, пытаясь спрятаться в пустоте». Пациентка ответила: «Вы говорите так уве­ренно, как будто вы уже все решили. Может быть, я бегу. Я читала книгу о мужчине, который давал своей жене коньяк, чтобы она была лучшим сексуальным парт­нером, и она притворялась пьяной, чтобы смочь выка­зать свои реальные чувства. Может быть, и я такая Я бы реально показала вам, мужчинам, что я могу быть сексуальной. У меня иногда бывает такое чувст­во, что под кроткой внешностью рабыни мне присуща грандиозность. Я бы показала вам, бедным «трахнутым», как нужно использовать пенис, если бы он у ме­ня был. Да, когда Билл пытался удовлетворить меня другой ночью, я смотрела на него, а в уме пронеслась мысль о том, кто теперь «прислуга за все». И какой рулеткой, спрашиваю, какой рулеткой вы измерите неврозы? Я терпеть не могу чувствовать себя бестолковой, а иногда вы и этот анализ делаете меня такой. Я могла бы быть настолько резкой, как и вы, если бы осмели­лась. Но я боюсь, я потеряла бы тогда вас или стала бы вызывать у вас отвращение, и вы бы бросили меня. Я полагаю, мне следует говорить вам больше правды. Я не могу ждать от Билла, что он возьмет все это — но вы могли бы...»

Я представил на рассмотрение этот фрагмент сеанса для того, чтобы продемонстрировать, как я работал с [171] сопротивлением пациентки, привлекая на помощь содер­жание. Я интерпретировал для нее, что она бежит в пустоту, чтобы избежать монстра своей зависти к пени­су, своего ненавистного, внутреннего пениса и маскулин­ной идентификации. Эта формулировка помогла ей осознать, как она пыталась отрицать и затем проеци­ровать эту ненавистную интроекцию на меня и на сво­его жениха. Она могла видеть ее эффект, продуцирую­щий сопротивление, и была в состоянии исследовать его в себе. Прояснение содержания помогло ей в работе с враждебно-депрессивным сопротивлением переноса.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: