Тёмных Координаторов заказывали? 7 страница

Сколько же ему расплачиваться за тот только грех, что с рождения выбор перед ним встал слишком однозначный: либо он схватит судьбу за глотку – либо она его?!

– Что ж. – Удалось-таки изобразить ровный голос перехваченным до судороги горлом. – Спасибо всем, кто не мешал работать. Смею надеяться, Конфедерация не без пользы для себя осмыслит некое социально-историческое недомыслие… в лице вашего покорного слуги.

– Неплохой каламбур, Аррк.

Хейти, благослови Светлое Небо его ещё более светлую душу, и тут выступил в излюбленной роли миротворца… не его вина, что безуспешно. Да и каламбур, будем откровенны, паршивенький.

– Вы только, Узурпаторское, не переживайте за Конфедерацию, – до ушей улыбнулась Шейла. – Она-таки давненько наловчилась извлекать уроки из социально-исторических недомыслий – без особого вреда для себя.

И ещё смотрела прищурясь, по-снайперски. Словно вынося приговор окончательный и обжалованию не подлежащий – да тут же на месте, чего тянуть, приводя оный в исполнение. Иных-де горбатых не исправит и вся медицина Конфедерации, взятая вместе.

Подавляя искушение и вправду сгорбиться под этим уничтожающим, ни в грош не ставящим взглядом, Аррк Сет распрямился в кресле словно через силу.

– Пойду я.

– Телепортировать тебя? – предложил Хейти отчаянно-примирительно. – Или, может, лучше Шелли?..

Гримаса землянки объясняла вполне популярно: она явилась сюда общаться с друзьями, а не пасти узурпаторов.

Ну, да мы не гордые. И катер пилотировать уже сами научены.

Только вот трудновато будет не сорваться, взглянув ей в глаза напоследок… пожалуй, воздержимся от этого вовсе. Вслепую отмахнуться от Афины, облюбовавшей было его плечо в качестве посадочной площадки; и – спасибо этому дому, пойдём к другому.

Герметическая дверь сомкнулась за спиной – как отрезала донесшуюся было вслед басовитую воркотню, которой отвечало насмешливое хмыканье. Всё тот же спор об интересующем всех эксперименте: захрюкает ли в конце концов человек, если его регулярно называть свиньёй. Да заодно о сомнительной гуманности подобных вивисекций.

Захрюкать-то, положим, не захрюкает (попробуй, подложи сколько-нибудь ощутимую свинью такой махине, как Конфедерация…); но уж взвыть – вполне даже взвоет.

Вообще (блок поплотнее на эту мысль, прежде чем додумается до конца)… вообще – есть ли смысл и далее оставаться в вашей благословенной Конфедерации, при таком-то раскладе? Пусть ему самостоятельное творчество, пусть полноценное гражданство, пусть весомый вклад в копилку знаний Содружества… пусть он хоть наизнанку вывернется – хоть кто-то найдётся, кто нипочём не переменит свой взгляд на него, как на гибрид подопытного кролика с миной замедленного действия. И почему этот «кто-то» – именно та, чьё уважение и доверие для тебя дороже иных стоит? Та, кто себя-то заставила уважать ещё в начале всей истории, причём заочно?

Нет уж, если так – то дудки. Обогащайте свой драгоценный исторический опыт за чей угодно счёт – только не за его.

Невероятная фобия: почему-то с детства он не терпел всякого, кто стремился выставить его ничтожеством. Этакое чудо медицины во всех известных реальностях-вероятностях…

11.

…Она лежала перед ним, распятая на подобии каменного алтаря: руки и ноги прикованы цепями по углам грубо обтёсанной плиты, комби кое-где разодран, кое-где окровавлен. Он стоял над нею, лениво поигрывая ножом; лезвие отсвечивало тускло-багряным.

Память ускользала, дразнила опытом – иллюзией, былью – небылью. Восприятие дробилось рябью на затхлой, болотной воде; морочило, окутывая мозг серым, гнилым туманом…

Что же: он здесь, чтобы пытать её? – когда в последний раз доводилось ему допрашивать своих недругов с пристрастием, и – собственноручно? Зачем это архаичное подземелье, с сырым, застойным воздухом и коптящими факелами? – где его детище, его сила и гордость, и ужас галактики: последнее слово техники, несокрушимая военная база среди звёзд? И к чему вообще пытки? – разве его послойный ментоскоп не действует куда тоньше и эффективнее, что до получения нужной информации?

Нужную информацию подсовывает память-предательница, издевательски услужливая… да, да… ментоскоп разрушен – давно и невосстановимо. Она уничтожила его, обратила в груду оплавленного металлолома… и обратила в ничто – всяческие сведения о нём в мозгу главного конструктора. Можно и ему забыть о ментоскопе…

Отчего же теперь поддалась она – примитивной пытке?

Его взгляд вбирает в себя огранённый камень в половину ладони. Красно-лиловый, прозрачный, светящийся изнутри камешек на тонкой цепочке – на её шее. Разгадка к её бессилию.

Кристалл, самый драгоценный во вселенной. И одновременно – палач для владеющих Силой.

Хеттский рубин. Маленький камешек выпил её Силу.

Теперь он наверняка получит от неё… что – получит? какая информация нужна ему от неё – на сей раз?

Может, не информация вовсе? Может – действие? Или – просто…

Просто – реванш. Её беспомощное, униженное положение перед ним. Взгляд «Пленённой Воительницы» с картины Арсеньева, безысходная ярость загнанного в западню хищника – снизу вверх. Скрученная, истерзанная плоть – и дух на грани слома, никчемная гордость, смехотворный вызов. Тёмное, звериное удовлетворение поднималось из самых гиблых бездн подсознания; разливалось в крови медленным ядом победы.

Некогда она оскорбила его – до донышка, до сокровенных глубин души; отняла, растоптала, оплавила мечту всей его жизни – не вернуть, не восстановить. По крайней мере теперь, с запозданием, должна она понять: его никто никогда не унижает – безнаказанно.

Вот – час расплаты, долгожданной, тщательно взлелеянной.

Он торжествовал. Он упивался: своей властью – и её беспомощностью.

Тонкая струйка крови – почти чёрной в неверном, призрачном свете – сбегала из угла её разбитых губ вниз по подбородку, капала на серый комбинезончик, расплывалась там отвратительным грязно-бурым пятном. Почему-то именно это приковало особенный, странный, болезненный интерес. Почти бессознательно потянулся он свободной от ножа рукой к её лицу; хмельно рассмеялся, когда она, оскалясь, попыталась отпрянуть. Легко, почти нежно обмакнул в кровь самые кончики пальцев. Поднесённая к самым глазам, та приобрела оттенок густо-рубиновый и слегка пенилась, как молодое вино деймов.

И, внезапным импульсом, он облизнул пальцы – неторопливо, задумчиво; смакуя, провёл языком по нёбу.

– Мне сладок вкус твоей крови, Пришелица Ниоткуда… – произнёс вполголоса, глядя в упор, с прищуром, в её бешено-беспомощные глаза, чёрными – в чёрные.

Молодое вино деймов ударило в голову, как обычно, с двух-трёх первых капель. Сладкий яд торжества закипал в жилах – преобразуясь в хорошо забытое, давно похороненное, но такое простое, естественное желание. Чем ещё, спокон века, мужчина может уязвить женщину? Не просто уязвить – сломить, раздавить, смешать с грязью раз навсегда?!

И опять, как в наркотической эйфории, потянулся он неверной отчего-то рукой; уцепил комби на её груди; рванул исступлённо, помогая себе и ножом, раздирая неподатливую ткань-пластик от горла до паха. Смуглое, в порезах и кровоподтёках тело её, тонкое и мускулистое, судорожной дугою выгнутое на жертвеннике неведомого божества… тёмный, первозданный ужас, выплеснувший вдруг из глубин её глаз, всегда таких гордых, насмешливых, всезнающих… Мозг окутывало багровым туманом. Медленный яд обратил кровь в раскалённую магму, выжигающую изнутри, дотла – и плоть и душу. Неистовство похоти, достигшее пика, швырнуло его, безвольного, вперёд в диком, странно затяжном прыжке, как сквозь густеющий металлоцемент, – и парализовало на середине движения.

Во имя Светлого Неба! кто здесь – палач, кто – жертва?!

Из-за камня к её обессиленному телу метнулась ещё чья-то, новая рука – гибкой стремительной змейкой… худенькая, в цыпках детская ручонка. Отчаянный визг в клочья располосовал застойную, тяжёлую тишину подземелья, да и нервы заодно, когда маленькие пальцы намертво охватили рубин; рванули с силой, возможной только в ночном кошмаре. Два звена платиновой цепочки лопнули в двух местах; отшвырнутый гадливо, кристалл прочертил полутьму метеором в замедленной съёмке – и, как метеор же, сгинул бесследно, не достигнув земли.

А она уже жутко-неторопливо поднималась на ноги, в лиловатом коконе из шаровой молнии; и оплавленные металл и камень стекали по границе его тягучими каплями; и ещё одна бывшая беспризорница без опаски встала рядом, со своей чисто отмытой и перекошенной яростью детской мордашкой…

– Диса, – только и выговорила прежняя Пришелица Ниоткуда: негромко, с убийственной отчётливостью.

И тогда – его ужас наконец прорвался воплем…

…Всё ещё захлёбываясь собственным гортанным криком, всё ещё барахтаясь в липких тенетах кошмара – он широко распахнул глаза… вынырнул из полутьмы – в полутьму.

Он лежал, разметавшись, на своём квазибиопластовом ложе; тело сплошь облепила вязкая плёнка пота, в ушах ревели тайфуны, и дыхание хлюпало в лёгких гнилой, зимней слякотью. Она стояла над ним, не в бушующем коконе энергии – в зыбком ореоле телепортации; ладонь её касалась стены над его головой, заставляя полоски агронциса засветиться в самом минимальном режиме.

– Кошмары мучают, Ваше Узурпаторское? – с обычным своим насмешливым участием поинтересовалась Шейла.

И, не вполне ещё разграничив сон и явь, Аррк Сет уже лихорадочно возводил вокруг только что отлетевших своих видений телепатический блок, надёжнейший изо всех возможных.

Не приведи Светлое Небо – поймёт она, какой кошмар его терзал!

– Как обычно, вы ничего мне не откроете.

Отняв ладонь от стены и выпрямившись, с укором покачала головой Шейла. Ощутил Аррк Сет, как лучик её мыслепоиска чиркнул по краешку его Особой Защиты; отступил, убрался деликатно. Спасибо Эндомаро за эти растреклятые уроки телепатии. И – не пора ли взять себя в руки, во избежание дальнейших неуместных забот? Политики мы или где? – в любой ситуации, даже сию минуту после страшного сна? А для политика что дороже самообладания? первейшее достоинство, и щит надёжнейший.

Стараясь дышать ровней и тише, и натянуть привычную маску спокойной иронии (личина, давно приросшая и ставшая лицом!), передвинулся он из положения «лёжа навзничь» в сидячее – плавнее, друг Аррк, непринуждённей! Набросил на плечи невесомое покрывало – гигроскопическое, пусть кожу высушит. Ухмыльнулся: хорошая мина при плохой игре, кривоватая, надо признать. Что ещё? последний штрих – вспомнить об учтивых манерах, изобразить светский полупоклон?

– Вечер добрый, достойная этшивин. Право, беспокойства вашего не стоят бредни вояки-неудачника во мраке ночи, на склоне лет.

– На заре новой молодости, хотели вы сказать?

– Ах да: как мог забыть. (Не горечь ли отозвалась в словах его – взамен желаемого насмешливого безразличия? впрямь стареешь, Узурпаторское!) Только бремя прошлого – кому дано сбросить его совсем? Даже вы не считаете правильным отрекаться от него: каждый в отдельности – и Конфедерация в целом, верно? Какие бы назойливые призраки вас ни преследовали?

Исподволь сошёл на нет лиловатый отсвет вокруг тела Шейлы; сменился приглушённо-тёплым, янтарным мерцанием агронциевых пластин по всей спальне. Факелы? свечи? интим?!

Распелся, понимаешь, как на военном совете у своих блаженной памяти «Союзников Очищения Огнём»…

А тут – Шейла тревожно-испытующе вглядывается прямо в глаза, сверху вниз: чёрными – в чёрные.

Встретились два одиночества – через века и миры, через мыслимые ли, немыслимые реальности и вероятности. Вопреки всему; поверх барьеров. Внезапным импульсом чувствуешь тепло её души; и знаешь без знания, что долгие годы там царила лишь леденящая пустота давней, непоправимой утраты. И ответным, тёплым толчком поднимаются – раскаяние, и желание послать к хаосу всю хваткую настороженность политика, открыться безраздельно: помоги, защити меня – от меня самого! Известно ведь и тебе, каково метаться в отчаянных поисках опоры, цели, смысла; безнадёжно, исступлённо, выдираясь изо всех жил… не от себя ли и ты бежала – в мою Реализованную Вероятность? Неприкаянный неприкаянного всегда поймёт, не так ли?!

Глубокая ночь – пора откровенья… но признаться – в таком?

Нет, Шейла. Пусть близки мы друг другу, как, быть может, никто во всех измерениях, – непреодолимы барьеры меж нами. Увёртки, недомолвки, околичности, насмешливый цинизм, – вот неизбывный наш удел…

– Позвать Эндо? он ваш Наставник, да и психотерапевт компетентней иных… – чуть слышней дыхания произносит Шейла, бывшая Пришелица Ниоткуда, ныне конфедератка-отщепенка.

– Не слишком ли людно станет в уединённой моей келье – в столь неурочный час? – едва ли звучней отзывается Аррк Сет, бывший узурпатор-неудачник, ныне Пришелец Ниоткуда.

Что он мелет, идиот, сон с ночью перепутав?! почти непристойный намёк…

Маленькая твёрдая, прохладная ладонь опускается на его ещё покрытый испариной лоб – не первое ли неслучайное прикосновение за всё их знакомство? Коварно, без предупреждения кровь опять вспыхивает расплавленной магмой – уже наяву: мгновенная реакция, не предусмотреть, не обуздать! И никакое силовое поле не стоит между ними… только невесомое покрывало, да коротенькая туника, да ночь одна на двоих…

Ночь с новым кошмаром: по лезвию бритвы над пропастью… или – с продолжением прежнего?

– Вы дрожите до сих пор… – Вязким эхом из тьмы пришёл голос Шейлы: ни тени насмешки, одно участие. – Вы… вы уверены, что с вами всё в порядке?

Особая Защита опасно поддаётся, безо всякого штурма, как бы не изнутри… Нет! только бы не обрушиться в эти испытующие чёрные глаза!

– Я в порядке… в полном. – Заново взять себя в руки куда более неимоверных усилий стоит; и всё равно слова срываются, как плевки. – Оставьте меня… прошу вас. И… никого больше не надо… справлюсь сам.

Рука чужачки – невольный катализатор безумия – исчезает, как не было. На один долгий миг глаза Шейлы обдают его (или мерещится сквозь багровый туман?!) ледяным, невыносимым презрением. И, передёрнув плечами с обычным насмешливым цинизмом – дескать, неисправим! – непрошеный ангел-хранитель исчезает, слышно хлопнув воздухом.

Всё. Можно расслабиться… откинуться обратно на подушки, содрогаясь каждым атомом своего существа, судорожно заглатывая живительный кислород (каковой как раз способствует горению!) Светлое Небо! до каких пор позволительно бушевать этому Везувию в собственных жилах? пока не выжжет-таки дотла и плоть, и душу?!

И какова, хаос разбери, его природа: страсть, гнев, боль, жажда реванша?!

Опять смотрела она на него свысока, со всезнающим пренебрежением. Варвар неотёсанный; прожжённый политикан с младых ногтей и на веки вечные; теперь ещё, чего доброго, и сексуальный маньяк. Достойный последователь своего кумира, Тимофея Снегирёва, Тёмного Координатора.

А посему – довольно и с него здешних конфедеративных благоглупостей: тоталитарные формации древности, и нуль-приводы, и «мой дом – Вселенная»… Приобщайся, не приобщайся, хоть из кожи вон выпрыгни, стараясь соответствовать, – бестолку. Куда проще завоевать целую галактику в Реализованной Вероятности, чем – её доверие и уважение, не говоря о чём-то большем.

Каковым, более для себя привычным, завоеванием он и намерен заняться в ближайшем будущем. Кажется, в эту ночь откровенья он понял окончательно: каким образом. Последние два звена того плана, что подспудно вынашивался посреди вселенной новых возможностей, встали на надлежащее место.

Недаром фигурировали в его сне хеттский рубин – и, главное, Диса…

…Ждёшь или не ждёшь ты этого от меня, Пришелица Ниоткуда, – я возьму свой реванш… и верну всё на круги своя.

Чем терзать друг друга бесконечно, не лучше ли разлететься по своим реальностям – раз навсегда?

Лишь однажды, усилием воли тут же загнанная в глубины страха, мигнула тревожная лампочка в сознании: не оказался бы твой ночной кошмар пророческим до последнего мгновения, Твоё Узурпаторское…

Зачем опять морочишь насмешкой своей всепроницательной, Пришелица Ниоткуда?!

12.

– Ди-са!

Пигалица, по колено в росистом разнотравье, крутанулась на одной ножке, оборачиваясь на оклик. Глазёнки уже зажглись иронией, задорным вызовом: привычная Дисина реакция на него.

Бывший портовый крысёныш повстречал взрослую портовую крысу… тоже бывшую. И зубки ощерил. По инерции.

– Привет, господин узурпатор.

– У «господина узурпатора», между прочим, есть имя. – Изрядно-таки коробит это издевательское обращение… особенно здесь, в Конфедерации. – С Шейлы пример берёшь?

– Шейла достойна того, чтобы брать с неё пример. Не так ли?

Вздёрнула остренький подбородок, пичуга, выжидательно взглянула в упор; Аррк Сет лишь развёл руками, рассмеявшись негромко. Однажды он уже имел глупость раскритиковать Шейлу в присутствии Дисы… зарёкся раз навсегда.

Тем более не стоит обострять отношения – сейчас.

– Поди сюда, малыш. – Вполне миролюбиво Аррк Сет поманил девчушку рукой; заговорщически понизил голос. – Есть кое-что интересное. Тебе первой сообщу.

– И что новенького на фронтах, вождь?

Повела худым плечиком, поплыла навстречу неторопливо, степенно: мол, мы, конфедераты настоящие, до жареных фактов не большие охотники. Ремешок кожаный в растрёпанной шевелюре, затертые шорты, босые ноги в цыпках, самодельный арбалет за спиной… королева вольных стрелков из Тимильского леса. Смешное и трогательное, как всегда, зрелище детской игры.

Неслыханная удача, что застал её на территории школы – и одну. Недоставало ещё – отбиваться от роя её приятелей. Да и стоит ли впутывать чужих конфедератских ребятишек. Ни к чему им – варварские разборки.

– С фронтами здесь, пожалуй, туговато. – Непринуждённость в голосе далась с некоторым трудом. – Зато всё в порядке – с неисследованными уголками космоса. Вот я, например, только что оттуда. Теперь у меня есть новооткрытая планета, вполне симпатичная и только моя, – поверишь ли? Когда-нибудь покажу на досуге. Тебе и Наставнику Эндомаро.

– И Шейле? – Остановившись в полушаге, пичуга нахохлилась весьма воинственно.

– Как скажешь. А у тебя, насколько знаю, до сих пор нет домашнего любимца? – приступил к главному Аррк Сет. – Так я прихватил один любопытный образчик фауны. Не для Центра Исследований Космоса – специально для тебя, малыш.

В яблочко! Разгорелись глазёнки; куда благосклонней смотрят.

– Я здесь рядышком приземлился. – Ещё чуть-чуть, небрежно подогреть детскую заинтересованность. – Поднимемся на борт не мешкая?

– Может… – Диса перемялась с ноги на ногу, потеребила стрелу в колчане: и хочется, и колется. – Может, Наставник Эндо думает, что рано мне ещё – домашнего любимца?

– Здешние Наставники никогда не против ручных животных. Скорее наоборот, верно? – В последний момент Аррк Сет удержал руку, чтобы не потрепать спутанные кудряшки. Не уважает Диса телячьи нежности, особенно – со стороны всяких разных господ узурпаторов. – Вот и порадуешь Наставника новым другом. Убедишь его, какой ты уже профессиональный телепат.

Искусство тонкой лести – немаловажная составляющая его прежней работы. Работы, к которой он намерен вернуться в самом ближайшем будущем. Удобный случай проверить, не начал ли он здесь, грешным делом, терять квалификацию.

Диса оторвалась от созерцания пальцев своих босых ног, приминающих травинки; взглянула вдруг прямо в глаза – остро, подозрительно.

– А кстати о телепатии: что за здоровенный блок у тебя в мозгах? Противометеоритной пушкой не прошибёшь…

– Не напрасно я тебя хвалил. – В свой смешок Аррк Сет постарался добавить нотку гордости за достижения собеседницы. – Но согласись: если бы ты сразу увидела, какую зверушку я тебе привёз, – что б это был за приятный сюрприз?!

– Пожа-алуй…

Беспризорница-крысёныш, какою была Диса не так давно, опять затаилась до поры в глубине глаз Дисы-нынешней, благовоспитанной конфедератки с душой нараспашку. Откуда-то из школьного парка, или с ближайшей спортивной площадки, или с берега озера ветерок донёс задорные ребячьи голоса. Всё, пора закруглять дискуссию, – пока не явились сюда Дисины приятели во плоти. Или, не приведи Светлое Небо, кто-то из Наставников.

Вот уж когда выплывут наружу все его хитроумные махинации.

Сама же Диса прервала неуместную паузу, с любопытством (несколько бесцеремонным, докосмическим) ткнув пальцем в кобуру на его поясе.

– Тут ведь у тебя парализатор, правда? Всамделишный?

– Сурова ты, участь Одинокого Скитальца, – подтвердил Аррк Сет охотно, с добродушной усмешкой. – Мало ли, на какой курорт угодишь при следующей посадке. И каких зверушек там встретишь: вроде твоего будущего любимца – или куда менее сговорчивых. Однако, – прервав сам себя, пожурил мягко, – не слишком ли кровожадные устремления – для маленькой девочки?

– А ты шовинист, – протянула маленькая девочка, склонив голову к плечу и смешно подражая кому-то из взрослых.

Впрочем, кому именно – как раз таки хорошо известно. Обожаемой космофлотской тёте Шейле – кому ж ещё?

Шейла, Шейла… везде и всюду она. И в мечтах Дисы тоже.

Хотя тут-то предельно ясно… просто возраст у девчонки такой, когда заповедь «не сотвори себе кумира» нарушают почем зря. И это в общем естественно, и в какой-то мере даже полезно.

Подросток, не признающий авторитетов, не имеющий идеалов, – вот что страшно по-настоящему.

А ведь грязное дело он замыслил… хотя, если вдуматься, не настолько, как творил он в добрые старые времена… и ещё сотворит, вернувшись.

Рядом с кобурой парализатора – но не на виду, тщательно скрываемый, – оттягивал потайной карман, дожидаясь своего часа, лучевой меч. Каковой он, скажем так, позаимствовал у Наставника Эндо. Действительно позаимствовал. С тем чтобы вернуть незамедлительно, как только волна событий схлынет.

Прости меня, Диса.

Прости меня, Шейла.

И друг Хейти, и Наставник Эндо, – простите заранее.

Разве желает он кому-либо здесь навредить? – просто – убраться с глаз долой, из сердца вон. От щедрых конфедеративных хлебов – на неласковую историческую родину. В третьеразрядный бестселлер. В Реализованную Вероятность.

Отчего да почему – тебе, пожалуй, лучше всех знать, Шейла…

Звенело на разные голоса росистое летнее утро. Порою лёгкое облачко застило лик солнца (местного солнца – звезды Веги, в смысле Амальвиа) кокетливой вуалью, бросая ажурную тень на школьные рощицы, лужайки и озерца внизу. Азартные вопли юных глоток, казалось, опасно приблизились, – вернув мысли из эмпиреев отвлеченного раздумья на землю решительных действий.

– Так пойдём, малыш? – Вопрос прозвучал ласково, но твёрдо… пара пустяков для политика со стажем. – А не то мне, видишь ли, ручной зверь тоже совсем не помешает…

– Показывай уж, раз обещал. Знаем мы вас, узурпаторов!

– Во-он за той рощицей мой катер.

Почему-то вид девчушки, доверчиво бегущей вприпрыжку в указанном направлении, бывшей беспризорницы с самодельным арбалетом за спиной, ледяной иглой кольнул сердце.

Страх? стыд? горечь утраты, добровольной, неизбежной?

13.

Бесшумная крылатая тень опустилась перед самыми глазами, застлав весь обзор. В следующий момент Афина во плоти нахально уселась прямо на разводной ключ.

Именно в ту минуту, когда, кажется, обнаружилась наконец эта треклятая разболтавшаяся шестерёнка, единственная, застопорившая всю работу водонапорной башенки на балконе. Более подходящего времени и нарочно выбрать не могла, птаха бесцеремонная.

– Хейти, ликвидируй своего динорниса, – буркнула Шейла, не поднимая головы от работы. – Иначе я за себя не отвечаю. Вообще, кой ситтх её носит средь бела дня, когда её брату, ночному хищнику, полагается спать?

– А она давно на дневной образ жизни перешла, из преданности… я её не принуждал никоим образом. Поди сюда, Афина: здесь тебе не рады.

Знакомая мускулистая, синекожая рука образовалась в поле зрения; вслед за нею – неизменно улыбчивое, не по-зейрански, лицо. Подождав, пока сова переберётся на его запястье (вернее, на широкий квазибиопластовый браслет, надетый специально для защиты от её когтей), Хейтсо критически обозрел разобранный узел; сочувственно пожал плечо землянки.

– Большие проблемы с ирригацией, Шелли?

– Как видишь. Фонтаны с утра не бьют, и в бассейне воды – ровным счётом комару по щиколотку. Ручей с водопадом – эксклюзивная моя конструкция – тоже почти пересох. А там у меня, между прочим, оляпка поселилась. Катастрофа за катастрофой.

– Помощь нужна? – заботливо предложил Хейтсо.

– Где ты гулял, приятель, пока я битых часа три с этим одром маялась? – усмехнулась Шейла без укора. – Всё выяснила только что – и тут пичуга твоя, как раз вовремя… Сейчас эту шестерню затяну – вот, похоже, и вся закавыка.

– По-моему, ещё гайка рядом размагнитилась, – с ходу определил-указал Хейтсо. – Замени на всякий случай.

– Благодарствую. Посторонись-ка…

Удобства ради перейдя во времени в «скачковый» режим, Шейла укрепила шестерёнку универсальным разводным ключом; вывинтила гайку (вправду неисправную), на её место вкрутила новую, – всё со скоростью, неуловимой для обычного глаза. Ожили все датчики башенки; пару секунд спустя висячий сад на балконе вновь наполнился знакомым, умиротворённым плеском и журчаньем.

Какое-то время Шейла, двигаясь и размышляя уже с нормальной скоростью (служенье муз не терпит суеты!), регулировала и координировала подачу воды во все уголки своей усадьбы, – больше всего заботы уделив новоустроенному ручью с водопадом и оляпкой. Наконец, хмыкнув удовлетворённо, поставила на место снятую панель; методом телекинеза перебросила весь свой набор инструментов на отведённое ему место.

– Порядок, – отрапортовала, одним гибким движением поднимаясь с земли; отряхнула колени от налипших сухих травинок. – Ларчик просто открывался… стоило только определить неисправность. А проколотилась утро напролёт, из-за сущей ерунды. У-у, всё тело затекло!

Ради стимуляции кровообращения, она проделала несколько элементарных перемещений, ударов и блоков в стиле элиффянской гамбы. (Слава прогрессу, ни одна элиффянка этого убожества не наблюдает! вот бы устроили себе цирк за её счёт!) Начала медленно и чётко, как при учебной демонстрации… в пару-тройку секунд разогналась до темпа, максимально для себя доступного… в кульминационный момент замерла в довольно замысловатой стойке. И, возвратясь в более естественное положение, протянула Хейтсо руку.

– Наконец могу приветствовать тебя как должно.

– Новость для тебя, Шелли, – сообщил зейранец по ходу рукопожатия.

– О, во имя Светлого Неба! – простонала Шейла, несколько наигранно хватаясь за голову. – Только не говори мне, что вокруг какого-нибудь стратегически важного селения тавалла опять все поля радиоактивные. Сил уже нет в этом направлении работать.

– Нет, с тавалла всё в порядке… в относительном. – Стремясь приободрить её, Хейтсо сам омрачился. – Пока искал тебя в квартире, прочёл последнее сообщение, поступившее на твой компьютер. От Эрмижат Тедрина, главного инженера элиффянских судоверфей. Твой запрос по трудоустройству рассмотрен, Шелли, и предлагаются вакансии: конструктор систем биозащиты; психолог-программист, специалист по квазибиоинтеллекту; инженер-дизайнер; пилот-испытатель. Ты вольна сделать выбор и приступить к работе в любое удобное тебе время.

– Квазибиоинтеллект… дизайнер… – под нос себе повторила Шейла брюзгливой скороговоркой. – Ну, тут они слегка загнули, тамошние психологи по кадровым вопросам… дизайнер из меня, как из Гитлера Гений Человечности. В остальном же… отчего бы и не квазибиоинтеллект. Или не системы биозащиты. Милые, безопасные машинки – и никаких больше спасений цивилизаций!

Подавив безотчётный ностальгический вздох, она прислушалась внимательнее к освежающему переплеску воды в саду. Чуть нахмурилась; склонилась опять к напорной башенке; подрегулировала режим орошения в своём любимом розарии. Выпрямившись – какое-то время просто рассеянно наблюдала за высшим пилотажем стрижей в синем расплаве неба.

– Или пилотом-испытателем… – задумчиво завершила мысль. – Спасибо за информацию, Хейти. Ты прав: пора остепениться, и почему бы не на элиффянских судоверфях. Тем более, недавно задумали мы с Дисой и с Эндо грандиозный прожект: схему нуль-привода, ни больше ни меньше. Строго конфиденциально, дружище.

– Действующую? – живо заинтересовался Хейтсо.

– А как же. Когда завершим – оборудуем специально модель космокатера, да и проведём полевые испытания. В открытом космосе.

– И меня допустите?

– Хоть сейчас. Думаю, Диса не будет против… – Тут Шейла осеклась, как-то настороженно поджав углы губ. – Вот ещё незабвенное Наше Узурпаторское так и норовит примазаться ко всем моим техническим разработкам. И к Дисе, и к верфям. Я, мол, тоже инженер от деда-прадеда!..

– До сих пор не доверяешь ему, – укорил Хейтсо.

– Интриган он в тринадцатом колене! вот кто! – отрезала Шейла. – Где уж тут до доверия.

– Кстати, Шелли: не знаешь, где сейчас Аррк?

Та только фыркнула, передёрнув плечами.

Обязана она каждую минуту знать, где Аррк. Нашли дуэнью. Взрослый, поди, гражданин; сам о себе позаботится.

Он и заботится. По космосу, небось, гоняет на новообретённом катерке, как юнец. А может, с патрульными девчонками ударился во все тяжкие. Очень даже запросто, после двадцати-то лет самонавязанной аскезы.

– Что естественно, то не безобразно. – Хейтсо подхватил её мысль.