Сколько у Вас тем

«ОСВЕЖИТЬ КОРАБЛЬ»

В ОПРЕДЕЛЕННЫЙ отрезок времени качественно, с полной отдачей можно делать одно-единственное дело, так что тема исследования у нас одна, но одна... до поры до времени. Привыкание к материалу, монотонность исследовательских операций притупляют восприятие, железная воля все чаще дает осечку, начинается торможение, падает качество.

Поучительную метафору приводит Виктор Шкловский: «Было такое понятие —«освежить корабль». Плыл, скажем, во времена Гончарова какой-нибудь корабль, стояли в нем бочки с солониной, сухари, вода. Он заходил в какой-нибудь порт и менял недоеденное. Выносил бочки, продавал. И все заводил заново.

Надо периодически менять свой «груз» (Вечные спутники: Советские писатели о книгах, чтении, библиофильстве. — М.: Книга, 1983 — С. 30).

Ученому тоже полезно освежать трюмы цитат, аналогий, приемов, фактов, методик. Естественнее всего это сделать, занявшись на время другой проблемой, принципиально другим аспектом. На первый, поверхностный взгляд, Вы отойдете от главной своей работы, но в действительности — приблизитесь к ней с неожиданной стороны, с какой, может быть, никто к ней никогда не приближался. То, чем человек занимался как исследователь, живет в нем постоянно, хотя большей частью на бессознательном уровне.

Вас будут упрекать в разбрасывании, но что делать, если даже такая милая область исследований, как детская речь, в конце концов вызывает чувство усталости и внутреннего отторжения? Впрочем, дело не только в подспудных ощущениях.

—У писателя должна быть многопольная система в работе, — говорил Маршак. — Надо писать одновременно и стихи, и статью, и пьесу, переводить и держать корректуры. И не отмахиваться, если в то же время тебя просят сделать подпись под корректурой. Это прекрасно, потому что не дает крови застаиваться, заставляя ра-[148]-ботать разные мускулы организма (М. Алигер. Дом на Чкаловской // Стихи и проза: в 2-х тт. Т. 2.-—М. Худож. лит., 1975.— С. 270).

В таком же режиме полезно работать и ученому, полезно про­бовать себя в разных темах, овладевать технологией написания различных жанров, а технологии эти, как уже говорилось, существенно отличаются одна от другой.

Когда менять тему?

«... Пока тема движется хорошо, держитесь за нее; когда все начинает приедаться и вы чувствуете, что погружаетесь в рутину, — не расстраивайтесь, а просто меняйте тему. Всегда найдется такая работа, которая вдохновит вас своей новизной» (Г. Селье. От мечты к открытию. Как стать ученым. — М. Прогресс, 1987.—С. 137).

Отдохнуть от темы можно двумя способами: заняться вплотную учебными или бытовыми, домашними делами, что мы постоянно и делаем, и заняться другим исследованием. Последний вариант отдыха дает больший эффект, больший прирост знаний, и это надо использовать, памятуя, что «брошенная» тема всегда остается в недрах нашего сознания.

Уход в новые области, сферы, методики важен не только как отдых для дальнейшей плодотворной работы. Есть более веские причины приветствовать если не многотемье, то во всяком случае неоднотемье исследования.

Специалист, ученый постепенно становится научным судьей, экспертом по самому широкому кругу вопросов. Рецензирование, оппонирование, экспертиза диссертаций, редактирование сборников, руководство аспирантами и докторантами, заведование кафедрой — все это требует широты понимания и гибкости оценок. Ученый будет выступать в роли эксперта, тем более прекрасно, если он сам хоть сколько-то занимался обсуждаемой проблемой.

И еще один довод в защиту многотемья. Писатель Владимир Солоухин как-то сказал: «В пределах своей профессии надо уметь решить любую задачу». Как только мы научимся решать разные задачи, плавать в разных морях, приближать чужую тему к себе как свою и видеть в ней такие аспекты и акценты, каких не видят «собственники» этой темы, как только мы перейдем к многопольной системе и станем профессионалами — мы обретем чувство свободы. Есть много определений этого неуловимого понятия, добавим к ним, следующее: свобода — это профессионализм высшего класса. И наоборот, профессионализм — это подлинная свобода мышления, это переход от страха к благоговению, от робости к уверенности, от узости к энциклопедизму. Энциклопедизма недостает сейчас ученому, и вмешательство в смежные области знания частично возмес-[149]-тит ему ущерб, причиненный узостью исследовательской деятельности.

«Только подлинно великие исследователи поддаются искушению» работать над несколькими совершенно не связанными между собой проблемами» (Г. Селье).

Если у нас несколько тем, развивающихся по спирали, то каждое возвращение к прежней теме поднимает ее на новый виток. Парадоксально, но накручивать несколько спиралей легче, чем накручивать одну-единственную.

На чем основано твердое убеждение, что вторая, третья, четвертая темы не только не повредят первой, но и помогут ученому лучше понять тему номер один? Эта уверенность зиждется на особенностях человеческого интеллекта.

Сравнивали мышление людей способных и неспособных. Р. Хейер из Калифорнийского университета в Ирвине (США) исследовал добровольцев, вводя им в кровь глюкозу с радиоактивным углеродом. При решении задачи активированные участки коры начинали светиться ярче тех, которые находились в состоянии покоя. Хейер столкнулся с кажущимся парадоксом: у умных людей свечение было явно слабее, чем у неспособных к решению задач! Однако оно захватывало более широкую область коры. Ученый считает, что в данном случае наблюдается большая эффективность связей, между нейронами (Наука и жизнь, 1990, № 8. —С.64).

Широта связей, универсализм человеческого мышления, непредсказуемость ассоциаций, иные сенсорные механизмы нового, непривычного по сравнению со старым, привычным — все это оправдывает риск ухода в смежную область. Факты из жизни великих деятелей науки тоже бывают весьма красноречивыми.

В 80—90-х гг. XX в. родители пытаются организовать обучение ребенка так, чтобы ничего «лишнего» в этом обучении не было. Учащиеся общеобразовательных школ вынуждены выбирать специализацию едва ли не с пятого класса. Но вот что интересно.

Флоренский в детские годы занимался историей, пошел на математический факультет, а потом стал великим теологом и философом.

Колмогоров в молодые годы интересовался социальным устройством, а стал великим математиком.

Николай Вавилов занимался историей религии и историей как таковой, а стал великим биологом. «То есть эти детские увлечения, — подытоживает В. Зинченко, — настоящие, они формировали именно дух человеческий, личность. А уже личности как бы [ 150] превращались в универсальных решателей проблем» (Знание — сила, 1992, № 8. — С. 13).

Важен, видимо, не предмет занятий, важно отношение к предмету, жажда серьезной деятельности, трудоспособность, формирующая личность. Предмет занятий может измениться, но личность уже состоялась и сумеет достойно себя реализовать.

Дети растут, кончают школу, становятся студентами, но несоответствие между выбранной специальностью и будущей стезею наблюдается и в этот период.

Психолог Е.А. Климов комментирует биографии некоторых ученых.

«В профессиональной области мы сплошь и рядом имеем неожиданные исходы столкновений человека и профессии: П.Я. Гальперин учился на врача, а стал специалистом по психологии обучения умственным действиям; В.Д. Небылицын учился на филолога, а стал специалистом по проблематике основных свойств нервной системы; В. Бунд т был физиком, а вошел в историю как основатель экспериментальной психологии. Можно составить целую галерею профессиональных парадоксов указанного рода. Быть может, сами «еретики» иногда даже несколько стесняются указанных фактов профессионально-биографического характера — как-никак их можно понять по принципу «свой среди чужих, чужой среди своих», а это не всегда приятно. Но не исключено, что здесь мы имеем дело с закономерным явлением порождения одной ментальной системы в неизбежном диалоге с другой» (Е. А. Климов. Гипотеза «метелок» и развитие профессии психолога // Вестник Московского университета. Сер 14. Психология, 1992, № 3. — С. 8).

Автор известных книг по культуре речи, доктор филологических наук, профессор Л.И. Скворцов целый год учился на физика, а доктор физико-математических наук, академик Н.В. Камышаыченко, окончив в молодости Волчанское педучилище, твердо решил стать историком. Отстоял в Харькове четыре часа под дождем длинную очередь, а документы у него не взяли. «Ну если не история, тогда физика», — решил будущий студент, и в выборе не ошибся. И.П. Солодовник защитил докторскую диссертацию по пояснительным конструкциям в немецком языке, а в молодости увлекался метеорологией я астрономией.

Если жизнь ученых подчас складывается так, что даже в студенчестве человек занимался чем-то совершенно иным, спрашивается, что мешает зрелому исследователю попробовать отойти в смежную область, взяться за новую тему, поработать над чем-то иным?

Мешают фантомы: возможные обвинения в дилетантизме, несконцентрированности. Упреков в дилетантстве бояться не сле-[151]-дует. Рассмотрим еще одну серию фактов биографического характера, также имеющих отношение к вопросу «Сколько у Вас тем?».

«В науке подозрительно большую роль начинают играть дилетанты. В естественных науках множество важнейших открытки делается дилетантами, профазами. Всего один пример: в метеорологии изучением циклонов (ураганов) занялись аптекарь, военные врачи и капитаны судов, они и создали современное представление о падении давления в центре циклона, спиральном его вращении в Северном полушарии по часовой стрелке, в Южном — против, о перемещении скорости ветра внутри циклона, обращении урагана с предметами различной формы и т.п. В любой естественной науке можно привести поразительные примеры той роли, которую сыграли дилетанты. О чем это говорит? О кризисе образования и современной науки? Или это норма для научного познания? Если норма, то все же хочется узнать, какой злой рок препятствует профессиональным ученым, обрекая этих несчастных естественной узости специалиста?» (Г. Любарский. Образование // Знание — сила, 1993, № 10. — С. 96).

Выдающийся зоолог Н.В. Тимофеев-Ресовский, случалось, советовал ученым других специальностей, и «у него, несмотря ни на что, получалось. Он плохо знал, допустим, математику, а указывал, и, представьте, — сходилось» (Д.А. Гранин. Зубр).

«Занимательную ботанику» написал физик А.В. Цингер. Будучи на лечении за границей, он вдруг занялся с детства любимой — ботаникой.

Где кончается дилетантство и начинается энциклопедизм мышления? На первых порах посягнувший на чужую зону, действительно, будет чувствовать себя дилетантом, однако через некоторое время свежесть его мышления позволит ему увидеть в чужой зоне исследования мозаику новых аспектов.

«Мне повезло, — говорил специалист по термодинамике Г.П. Гладышев. — Я рано понял, что нельзя всю жизнь работать на одну тематику. Мир так не живет. Настоящего исследователя интересует все. Человеческая любознательность не имеет границ. Разве можно запретить себе думать? (Вот занимайся полимеризацией, а дальше не смей). Нет, конечно. Задача лишь в том, чтобы выбрать что-то конкретное, решить в рамках возможного, а лотом взяться за другое» (Знание — сила, 1993, № 9. — С. 20).

Мы часто говорим об универсализме, энциклопедизме, широте мышления как о следствии развитости натуры, но мы мало говорим, что широту мышления надо задавать, тренировать, совершенствовать, провоцировать как важнейшее качество личности ученого.

Мышление нуждается в эксплуатации, и еще неизвестно, что [152] дарует ему силу и красоту: узость исследовательских интересов или их широта.

«Есть люди, которые сразу, в ранней молодости выкладывают все свои возможности, а во всю оставшуюся жизнь доедают себя. Надо уметь открывать новые эпохи. И в 30 лет знать, что еще в 40 наступит новое — какое именно, неизвестно, потому что в обработку поступит непредвиденный материал», — читаем в записках Лидии Гинзбург (Новый мир, 1992, № 6. — С. 168).

Посягать на новые темы можно потому, что мы сами себя не знаем, а узнаем только в процессе таких посягательств-дерзаний.

Энциклопедизм мышления отнюдь не архаичное свойство. Энциклопедистом был М.В. Ломоносов (XVIII в.), но энциклопедистом был и П.А. Флоренский (XX в.). «Помимо его поразившей всех книги («Столп и Утверждение истины» — В. X.), я помню его работы и авторитетные замечания, какие-то властные вторжения — по филологии, по китайской перспективе, по философии культа, по электричеству, по символизму, по философии, истории женских мод, по русской поэзии, по новым способам запайки консервных банок, по древнегреческой философии, по генеалогии дворянских родов. Его знания высшей математики были для всех очевидны» (С.И. Фудель. Воспоминания // Новый мир, 1991, N°3. — С. 200). В главе 8 мы приводили отрывок из статьи П.А. Флоренского, посвященный — чему бы Вы думали? — частушкам.

Многообразными познаниями отличался выдающийся химик Н.Н. Зинин, но пора сделать одно отступление.

Мы уже подчеркивали, какими образованными людьми были Пушкин и Толстой. Энциклопедизм был свойствен не только писателям, но и полководцам, и тоже во все времена.

«Величайшие полководцы древности принадлежали к числу самых культурных и образованных людей своей эпохи. Александр был учеником (и не только номинально) Аристотеля, Ганнибал был высокообразованным для того времени человеком, Цезарь, наконец, по широте знаний и блестящей культуре ума стоял в первых рядах великих людей античного мира. Можно ли это понять как простые случайности? <...> Трудно сказать, какими областями знания не интересовались Наполеон и Суворов. Образование их было в буквальном смысле слова энциклопедическим. У Наполеона можно особенно отметить интерес к математике (он с детства проявлял выдающиеся математические способности), географии, истории, в молодости также и к философии (в эти годы он написал несколько философско-политических и исторических работ). Суворов хорошо знал математику, географию, философию, более же всего историю» (Б.М. Теплов. Ум полководца // Избр. Труды: в 2-х тт. Т. 1. — М.: Педагогика, 1985. — С. 298, 302). [153]

Ученый — такой же полководец, стратег, впрочем, дело даже! не в красивом сравнении. Не сравнение напрашивается, а обобщение: если человек хочет чего-либо достичь, он должен обеспечить не только запас глубины, но и запас широты своих знаний. Энциклопедизм «е устаревшее требование, а обязательное условие успеха любой деятельности.

Разговоры о дефиците времени, лавине информации, невозможности объять необъятное и краткости жизни не должны нас останавливать в стремлении к энциклопедизму. «Да, но где взять время для этого?» — спросит молодой исследователь. Когда-то на этот вопрос хорошо ответил художник Куинджи. Он сказал: «Занятый человек все успеет».

Любой крупный ученый с неизбежностью приходит к энциклопедизму. Процесс творчества не позволяет человеку перепевать себя, повторяться, подражать самому себе. В.В. Розанов в письме М.О. Гершензону пишет: «Шперк (Ф.Э. Шперк — русский критик, философ. — В.X.) однажды мне сказал: «Ужасная вещь, когда писатель п о д р а ж а е т с а м о м у с е б е, и тогда же я ощутил, как эта важно» (около 12 апреля 1913 г.)

Уход в смежную область, другую тему должен сопровождаться главным итогом — публикацией. Работа над новой темой нетождественна широкому чтению по старой проблематике — это именно исследование со всеми его этапами: изучением литературы, конспектированием, сбором фактов, экспериментом, и это исследование обязательно должно увенчаться — пусть небольшой — публикацией.

Пройдет несколько месяцев, и вдруг однажды Вы почувствуете, что соскучились по старой теме, и с удовольствием к ней вернетесь, и сколько же нового увидите в ней! Возвращение это радостно потому, что пребывание в других областях напитало.мышление новы, ми силами, токами, спектрами,

Чем больше у исследователя тем, тем больше предметов он лю­бит. Свидание со старым знакомым вызывает приятное чувства «встречи на уровне». Ты его знаешь и всматриваешься в новые черты. У любви к предметам исследования есть удивительный отте­нок, причем внутреннее это переживание испытывают не только ученые. Прислушаемся к стихам Беллы Ахмадулипой.

Как я люблю воспетый мной предмет

вновь повстречать, но в роли очевидца.

Он как бы знает, что он дважды есть,

И ластится, клубится и двоится.

(«Утро после лупы») [ 154]

Но с той поры я мукою земною

зову лишь то, что не воспето мною,

все прочее — блаженством я зову.

(«Однажды, покачнувшись на краю»)

Когда мы занимаемся чем-либо вплотную, то остальные дела подчас стоят у нас как бы на автопилоте, но, когда мы всю жизнь выполняем одно и то же, автопилотирование срабатывает и на главном маршруте. Мы засыпаем у руля.

Ученый, занимающийся одной-единственной проблемой, забывает об опасности привыкания, уход в новые зоны действия воспринимается им как уход в стратосферу.

Известный пианист и педагог Генрих Густавович Нейгауз подчеркивал, что ученик, который может исполнить двадцать пять сонат Бетховена, не тот, который исполняет только пять сонат, количество переходит в качество. И в научном творчестве важную роль играет количество освоенного.

Глава 13