Среда, 11:30 3 страница

Малдер расплатился, получил квитанцию, и они со Скалли уселись в машину.

— Здешний народ предпочитает уединение, особенно вдали от городов, — сообщил Мал­дер. — Штат Орегон дает прибежище всевозмож­ным отшельникам, поклонникам естественного образа жизни — короче говоря, всякому, кто не желает общаться с внешним миром.

Скалли бросила взгляд на фотографию, лежа­щую у нее на коленях, посмотрела на улыбающее­ся лицо Джоди Кеннесси, и Малдер понял, какая дума занимает ее мысли.

— Хотела бы я знать, что заставило брата Дэ­вида так поспешно скрыться из виду, — сказала она.

Миновало еще четыре часа, в течение которых Малдер и Скалли стучались в двери, заглядывали в кафе, сувенирные лавки и музеи, и Малдер уже начинал сомневаться в том, что от их методичных систематических поисков будет какой-то толк, если им не удастся раздобыть другие, более на­дежные сведения о местонахождении Дарина Кеннесси.

У них было две возможности: прохлаждаться в номере мотеля в Линкольн-Сити либо что-то де­лать. Малдер, как правило, не любил сидеть сложа руки.

Он взял в руки сотовый телефон, намереваясь проверить, можно ли дозвониться до окружного медэксперта Фрэнка Квинтона, чтобы узнать ре­зультаты анализов загадочной слизи, и обнару­жил, что это невозможно — они выехали за преде­лы зоны действия аппаратуры. Малдер вздохнул, подумав, что к этой минуте они со Скалли, должно быть, пропустили с десяток звонков. Лесистые горы были практически необитаемы, и, уж конеч­но, там вряд ли имелось надлежащее электрообо­рудование. Сотовые подстанции оказались слиш­ком далеко друг от друга, чтобы обеспечить на­дежную связь. Малдер сложил антенну и сунул телефон в карман.

— Похоже, мы отрезаны от внешнего мира, — сказал он Скалли.

По обе стороны дороги возвышались величест­венные сосны, напоминая вход в католический собор. Асфальт был покрыт мокрыми листьями, хвоей и скользкой влагой. Кому-то из местных жи­телей пришло в голову установить вдоль обочины

забор из колючей проволоки, увешанный через равные промежутки табличками «Хода нет».

Малдер медленно катил по дороге, оглядыва­ясь вокруг.

— Не очень-то дружеский прием, как ты пола­гаешь?

— На мой взгляд, хозяева малость перестара­лись, — ответила Скалли. — Человек, который че­ресчур дорожит своим уединением, непременно что-то скрывает. Не кажется ли тебе, что где-то рядом находится лагерь «отшельников»?

Малдер краешком глаза заметил движущееся черное пятно, крупное животное, бегущее вдоль дороги. Он прищурил глаза, присмотрелся и нажал на тормоз.

— Скалли! Гляди! — Малдер ткнул пальцем, уже не сомневаясь в том, что видит за забором черного пса, похожего по размерам на пропавшее животное. Пес бросил на него любопытный взгляд и скрылся среди деревьев. — Выходи, Скалли, — добавил Малдер. — Надо проверить. А вдруг это Вейдер?

Он поставил машину на узкую гаревую обочи­ну и выскочил на асфальт. Скалли волей-неволей пришлось ступить в кювет, и она внимательно гля­дела себе под ноги.

Малдер бросился к забору, раздвинул ржавую проволоку и, нагнув голову, пробрался на ту сто­рону и повернулся, чтобы помочь Скалли. Пес несколько секунд наблюдал за ними из-за дере­вьев, потом нервно затрусил прочь. Малдер бежал за ним, ломясь сквозь кусты.

— Эй, собачка! — крикнул он и попытался свистнуть. Пес гавкнул, повернулся и помчался во весь опор.

Скалли бежала следом.

— По-моему, если ты хочешь подманить пуг­ливую собаку, нужно действовать совсем по-дру­гому, — заметила она.

Малдер остановился, но, услышав собачий лай, воскликнул:

— Вперед, Скалли!

Даже здесь, в безлюдной чащобе, то и дело попадались висящие на деревьях жестянки «Нет хода», «Частная собственность» и «Нарушители будут наказаны». Некоторые из них были испещ­рены дырочками от крупной дроби.

Скалли поторапливалась, но держалась насто­роже, не забывая о более чем реальной опасности, которую представляли собой ловушки и другие незаконные меры предосторожности, которыми славились сторонники естественного образа жизни. В любую секунду ее нога могла угодить в проволочный капкан, а сама она — очутиться на дне глубокой ямы.

Малдер, лавируя между деревьями и задыха­ясь, бежал вслед за черным Лабрадором вверх по склону. Наконец он достиг макушки холма и ока­зался на границе участка, отмеченного транспа­рантами «Опасность».

Вскоре его догнала раскрасневшаяся Скалли, и они вдвоем поднялись на вершину.

— Ну и ну, — пробормотала Скалли.

Внезапно навстречу выбежала завывающая со­бачья свора, и в этот миг Скалли увидела увенчан­ный колючей проволокой сетчатый забор, за кото­рым располагался целый городок из приземистых домиков, силосных ям, сборных коттеджей и сто­рожевых будочек.

Черный пес бежал к лагерю.

Малдер и Скалли остановились, чувствуя под ногами мягкую лесную землю, и в тот же миг из будочек по углам городка выскочили вооружен­ные мужчины. На порогах домиков показались жители. Из окон выглядывали женщины, которые держали на руках младенцев, судя по всему, соби­раясь защищать их от вторжения, казавшегося им полицейской облавой. Мужчины разразились криками, подняли винтовки и открыли предупре­дительный огонь в воздух.

Малдер немедленно задрал руки. Из лагеря вы­скочили еще несколько собак — овчарки, ротвей­леры и доберман-пинчеры.

— По-моему, это и есть те самые «вольные дикари», которых мы с тобой ищем, — промолви­ла Скалли.

Лагерь «вольных дикарей».

Четверг, 17:09

— Мы из ФБР! Позвольте мне достать свое удостоверение! — крикнул Малдер и с нарочи­той неспешностью полез во внутренний карман куртки.

Однако все стволы по-прежнему оставались нацелены на него, и Малдер понял, что отшельни­ки не имеют ни малейшего желания общаться с представителями государственных властей.

Из толпы выступил длиннобородый мужчина средних лет и, подойдя к ограде, вперил в пришед­ших гневный взгляд.

— Что, федеральные агенты уже разучились читать? — спросил он твердым интеллигентным голосом. — Чтобы проникнуть сюда, вам при­шлось миновать десятки запрещающих знаков. У вас есть оформленный по всем правилам ордер?

— Простите, сэр, — отозвалась Скалли. — Мы лишь пытались поймать вашу собаку. Большую черную собаку. Мы ищем человека по имени Дарин Кеннесси и имеем основания полагать, что он может поделиться с нами сведениями относи­тельно вот этих людей, женщины и ребенка. — Она сунула руку в карман и вынула фотографии.

— Сделав хотя бы один шаг вперед, вы окаже­тесь на минном поле, — предупредил бородач. Остальные взирали на Малдера и Скалли со все возраставшим недоверием. — Так что стойте где стоите.

Малдер сомневался, что хозяева собак позво­лили бы своим питомцам бегать где заблагорассу­дится, если бы лагерь действительно окружало минное поле... впрочем, кто их знает? А Малдеру совсем не хотелось спорить с этим человеком.

— Кто они, те люди, которых вы ищете? — осведомилась женщина с тяжелой винтовкой в руках. Она выглядела столь же грозно, как и муж­чины. — И какое у вас дело к Дарину?

Малдер сделал каменное лицо, стараясь не вы­дать своего волнения. Наконец-то им удалось на­пасть на след брата Дэвида Кеннесси!

— Мальчик, изображенный на этой фотогра­фии, — племянник Дарина Кеннесси, и ему требу­ется неотложная медицинская помощь, — ответи­ла Скалли, повышая голос. — У них был пес, чер­ный Лабрадор. Мы увидели вашу собаку и решили, что это и есть та самая, которую мы ищем.

Мужчина с бородой рассмеялся:

— Это спаниель, а не Лабрадор.

— А что случилось с отцом ребенка? — спросила женщина.

— Его недавно убили, — ответил Малдер. — Лаборатория, в которой он работал — и Дарин тоже, — погибла в пожаре. Женщина и мальчик исчезли. Мы подумали, что они могли спрятаться здесь, в вашем лагере.

— Почему мы должны вам верить? — произ­нес мужчина. — Может, вы и есть те люди, о кото­рых нас предупреждал Дарин.

— Позовите Дарина! — крикнула женщина, оглянувшись через плечо, и, посмотрев на борода­ча, добавила: — Пусть он сам решает. У нас доста­точно винтовок, чтобы в случае надобности утихо­мирить этих двоих.

— Мы не причиним вам беспокойства, — за­верила ее Скалли. — Мы лишь хотим кое-что узнать.

По ступенькам одной из землянок поднялся худощавый мужчина с копной густых светло-каш­тановых волос. Он нерешительно подошел побли­же, остановившись рядом с бородачом и сердитой женщиной.

— Я Дарин Кеннесси, брат Дэвида, — сказал он. — Что вам угодно?

Малдер и Скалли вкратце ввели его в курс дела, и на лице Дарина появилось выражение глубокой скорби.

— Если не ошибаюсь, вы и прежде ожидали чего-то в этом роде, еще до уничтожения лабора­тории и убийства вашего брата? — спросил Мал­дер. — Уже несколько месяцев назад вы отказа­лись продолжать исследования и спрятались здесь, скрылись от постороннего взгляда...

Дарин вспылил.

— Я бросил исследования из этических сооб­ражений! — воскликнул он. — Я увидел, что наши эксперименты принимают зловещий харак­тер, к тому же мне не нравились некоторые фонды... источники, из которых мой брат получал финансирование. Я решил отмежеваться от этих работ и людей, которые за ними стояли, и порвал с ними полностью и окончательно.

— Мы предпочитаем держаться подальше от таких людей и избегаем контактов с окружающим миром, — пояснил бородач. — Мы строим здесь сообщество крепких семей и добрых заботливых соседей. Мы не желаем иметь дела с такими, как вы — людьми в костюмах и галстуках.

Малдер вздернул подбородок.

— Не доводилось ли вам, ребята, читать мани­фест Юнабомбера[9]? — спросил он. Дарин нахмурился:

— То, как Юнабомбер распорядился достиже­ниями физики взрывчатых веществ, возмущает и тревожит меня ничуть не меньше, чем те опаснос­ти, которые сулят иные научные открытия. Не все, конечно. Но в особенности нанотехнологии.

Кеннесси умолк, чтобы набрать в грудь возду­ха. Малдер подумал, что могучему интеллекту со­здателя компьютерных микросхем тесно под нарочито простецким обликом «вольного дикаря» в грубой домотканой рубахе.

— Крохотные самовосстанавливающиеся час­тицы, достаточно маленькие, чтобы действовать внутри человеческой клетки, достаточно гибкие, чтобы приспосабливаться к любым условиям... и достаточно умные, чтобы знать, что они дела­ют, — продолжал Дарин.

Малдер посмотрел на Скалли.

— Воистину, великое порой заключается в малом, — насмешливо произнес он. Глаза Дарина полыхнули яростью:

— Именно потому, что наномашины так малы, они могут очень быстро перемещать свои состав­ные части. Хороший пример тому — колибри, ма­шущая крылышками. Рой наномашин, запущен­ных в кучу руды или в бак с морской водой, соби­рает содержащееся там серебро, золото или пла­тину до последнего атома и складывает их в кон­тейнеры, действуя организованно, беззвучно, не тратя лишней энергии.

— Это и была ваша работа в «ДайМар»? — спросила Скалли.

— Я начал эти исследования намного рань­ше, — ответил Дарин.— Потом мы с Дэвидом объединили усилия и направили наши идеи в дру­гое, более волнующее русло. Наномашины спо­собны выполнять внутри человеческого тела ту же работу, которой заняты белые кровяные тельца, избавляющие организм от микробов, бактерий и вирусов. Но в отличие от кровяных телец наши крохотные врачи могут исследовать цепи ДНК и, обнаруживая клетку, которая грозит вызвать по­явление раковой опухоли, перепрограммировать ДНК, устраняя найденные мутации. Представьте себе, что нам удалось создать крохотные приборы, которые можно запустить в человеческий орга­низм, чтобы они выполняли там роль «биологи­ческого полицейского» — субмикронных робо­тов, которые отыскивают и излечивают заболева­ния на клеточном уровне.

— Лекарство против рака, — заметил Малдер.

— И любой другой болезни. Скалли бросила на Дарина скептический взгляд:

— Господин Кеннесси, я читала нечто подоб­ное в популярных научных изданиях, но не встре­тила ни единого указания на возможность такого революционного прорыва в области нанотехнологий в течение ближайших десятков лет.

— Наука порой развивается быстрее, чем вы думаете, — отозвался Дарин. — В Висконсинском университете литографическим методом была из­готовлена действующая модель автомобильной коробки передач размером в одну десятую милли­метра. Инженеры телефонной фирмы «Белл» со­здали полупроводниковые приборы, состоящие из кластеров, в каждом из которых насчитывается от шести до двенадцати атомов. Ученые альмаденского центра IBM при помощи сканирующего туннельного микроскопа нарисовали подробную карту Западного полушария на площадке в одну пятнадцатую диаметра человеческого волоса.

— Но ведь размеры контактов, проводов и орудий, которыми манипулирует человек, нельзя уменьшать до бесконечности, — возразил Малдер.

Собачья свора разразилась громким лаем, и бо­родач отправился утихомиривать псов. Дарин на­хмурился, словно разрываясь между необходи­мостью скрывать и отрицать свои научные дости­жения и той явной страстью, которую он питал к бывшей работе.

— Это лишь одна сторона дела. Мы с Дэвидом подобно многим другим решили по примеру при­роды создать самовоспроизводящиеся механиз­мы. К тому времени в Гарвардском университете уже научились использовать аминокислоты и белки в качестве шаблонов для создания уст­ройств, которые не превышали бы своими разме­рами, скажем, живую клетку. Объединив наши знания в области полупроводниковой микроми­ниатюризации и самоорганизации биологических систем, мы с Дэвидом попытались применить на практике достижения гарвардцев, надеясь совер­шить серьезный прорыв в технологиях.

— Удалось?

— Во всяком случае, до моего ухода из лабора­тории исследования развивались успешно. Подо­зреваю, мой недалекий братец продолжал рваться вперед, играя с огнем.

— Почему же вы бросили такие многообе­щающие эксперименты?

— У медали всегда есть обратная сторона, гос­подин Малдер, — сказал Дарин, оглядываясь на своих соседей по лагерю. — От ошибок не застра­хован никто. Прежде чем добиться успеха, иссле­дователь, как правило, совершает с полдюжины грубых промахов — это неотъемлемая составляю­щая процесса познания.

Вопрос в следующем: имеем ли мы право на ошибку, если речь идет о нанотехнологиях?

Женщина с винтовкой в руках что-то провор­чала, но оставила свои замечания при себе.

— Представьте себе, что одному из наших первых образцов, примитивному наномеханизму без ограничителей и системы защиты удалось вы­рваться за пределы лаборатории, — продолжал Дарин. — Если он запрограммирован на самораз­множение и его копии обладают тем же свойст­вом, то уже через десять часов в мире будет насчи­тываться около шестидесяти восьми миллиардов наномашин. Менее чем за двое суток оказавшиеся на воле механизмы перелопатят всю планету, об­рабатывая одну-единственную молекулу за раз. Всего лишь два дня отделяют начало процесса от конца света. А теперь попробуйте припомнить хотя бы один случай, когда какое-нибудь прави­тельство ухитрялось столь быстро принять реше­ние, даже оказавшись в критической ситуации.

Теперь Малдер понимал, какой переполох могли вызвать в верхах результаты экспериментов Кеннесси. Стоит ли удивляться тому, что их попы­тались свернуть любой ценой?

— Если не ошибаюсь, вы покинули лаборато­рию еще до того, как могли опубликовать свои открытия, — сказала Скалли.

— Наши результаты никто и никогда не опуб­ликует, — с горечью в голосе отозвался Дарин. — Я всегда знал, что они останутся недоступными для общества. Дэвид то и дело поднимал шум, требуя написать статью, сообщить о результатах наших первых опытов на крысах и мелких грызу­нах, но я всякий раз отговаривал его. И наш ассис­тент Джереми Дорман тоже. — Дарин глубоко вздохнул. — Судя по тому, что лабораторию в конце концов решили взорвать, а наши записи уничтожить, мы подошли к открытию слишком близко.

— Где сейчас находятся Патриция и Джоди? — спросила Скалли. — Они с вами?

— Нет, наши пути-дорожки разошлись, — от­ветил Дарин, фыркнув. — С тех пор как я поселил­ся в лагере, мы не встречались и не разговарива­ли. — Он обвел рукой землянки, сторожевые будки, колючую проволоку, собачью свору и ска­зал: — Это место показалось бы им скучным и унылым.

— Но ведь вы — родной дядя Джоди, — заме­тил Малдер.

— Единственный человек, которого этот мальчишка удостаивал своим вниманием, — это Джереми Дорман. Он-то и был настоящим дядей Джоди.

— Дорман тоже погиб в пожаре, — ввернула Скалли.

— Джереми был нашим младшим компаньо­ном, но он прекрасно разбирался в коммерческой стороне дела, — сказал Дарин. — Он обеспечил

первоначальное финансирование и продолжал за­ботиться о том, чтобы мы не испытывали нехватки средств. Когда я ушел, Джереми, вероятно, был счастлив стать правой рукой Дэвида. Кроме рабо­ты, меня с ними ничто не связывало, ни тогда, ни теперь, — добавил Дарин, нахмурившись. Его лицо все больше мрачнело, как будто весть о гибе­ли брата только сейчас начинала проникать в его сознание. — А ведь когда-то мы были очень близ­ки, любили вместе бродить по лесам.

— Где именно? — спросил Малдер.

— Патриция построила маленькую хижину, в которой я прятался, когда надоедало работать.

Скалли посмотрела на Малдера, потом опять на Дарина.

— Не могли бы вы сообщить нам, где находит­ся ваша хижина?

Дарин вновь нахмурился, встревоженный и смущенный.

— Неподалеку от Кольвена, на вырубках, — ответил он.

— Вот моя карточка, — сказал Малдер. — Если объявятся Патриция и Джоди, или вы узнае­те что-нибудь важное...

— В нашем лагере нет телефонов, — раздра­женно перебил его Дарин.

— Спасибо, мистер Кеннесси, мы и так отняли у вас много времени, — торопливо произнесла Скалли, хватая Малдера за рукав.

— Осторожнее на минном поле! — крикнул бородач.

— Постараемся, — отозвалась Скалли.

Усталый и взмокший, Малдер тем не менее с воодушевлением переваривал полученную ин­формацию.

Они шагали по густому лесу, оставляя за спи­ной предупреждающие знаки и направляясь к до­роге, на обочине которой оставили свою машину.

Образ жизни «вольных дикарей» никак не ук­ладывался у Скалли в голове.

— Люди обожают создавать себе трудности, чтобы потом преодолевать их, — пробурчала она.

Коттедж семейства Кеннессч.

Кост-Реиндж, штат Орегон.

Четверг, 23:47

Услышав стон Джоди, Патриция очнулась от беспокойного сна и, отбросив пахнущее плесенью одеяло, уселась на своей узкой койке, стоящей в единственной отдельной спальне коттеджа.

— Джоди!

В коттедже царили темнота и тишина — до тех пор, пока не гавкнул Вейдер. Патриция протерла заспанные глаза, откинула светлые рыжеватые во­лосы с лица и расшвыряла оставшиеся одеяла, словно разрывая путы, держащие ее вдали от мальчика. Сыну нужна ее помощь.

По пути в гостиную Патриция налетела на ста­рое деревянное кресло и пинком отбросила в сто­рону, ушибив ступню.

— Джоди! — еще раз воскликнула она, слепо устремляясь вперед, в кромешную тьму.

Наконец она взяла себя в руки и проделала остаток пути, едва освещенного серебристыми лучами луны. На диване в гостиной лежал Джоди, взмокший от пота. В камине угасали красно-оран­жевые угли, распространяя вокруг скорее запах горящего дерева, чем тепло. После наступления темноты дыма не было видно.

В первое мгновение тлеющие угли напомнили Патриции о взрыве в «ДайМар», о яростном пла­мени, в котором погиб ее муж. От этого страшного воспоминания Патрицию бросило в дрожь. Дэвид был честолюбив, порывист и, вероятно, преступил грань допустимого риска. Но он искренне верил в свои исследования и работал не покладая рук.

И отдал жизнь за свои открытия... а Джоди потерял отца.

Вейдер, выпрямившись, сидел у постели маль­чика, заботливо обнюхивая его грудь, — верный страж, охраняющий покой хозяина. Увидев Пат­рицию, он шлепнул хвостом по полу, на котором лежала упавшая подушка, и, уткнувшись носом в одеяла, заскулил.

Джоди вновь издал тот самый звук, что испугал Патрицию.

Она замерла на месте, глядя на сына. Вейдер настойчиво смотрел ей в лицо своими живыми карими глазами, потом еще раз заскулил, словно спрашивая, почему она ничего не делает. Но Пат­риция решила не будить Джоди.

Опять ночные кошмары.

В течение последней недели Джоди то и дело просыпался в тихом уединенном доме, испуган­ный и растерянный. Впрочем, уже с первого дня их отчаянного бегства у него было достаточно причин для дурных сновидений. Но был ли в том повинен страх... или что-то иное?

Патриция опустилась на колени, и Вейдер встряхнулся, тычась носом в бок женщине, как бы прося утешить и подбодрить его. Патриция энер­гично похлопала пса по голове — именно так, как он любил.

— Все в порядке, Вейдер, — сказала она, ско­рее пытаясь успокоить себя, чем собаку.

Приложив тыльную сторону ладони ко лбу Джоди, Патриция почувствовала жар. Мальчик шевельнулся, и она подумала, не стоит ли его раз­будить. В организме Джоди шло сражение, насто­ящая война между клетками. И хотя Дэвид не желал признавать содеянного, Патриция прекрас­но знала, откуда у мальчика высокая температура.

Порой она думала, что, может быть, Джоди было бы лучше умереть, — но тут же начинала ненавидеть себя за эту мысль.

Вейдер, мягко ступая, подошел к камину, сунул нос под старое, заваленное тряпками кресло и вернулся к кровати Джоди, неся в зубах мокрый от слюны теннисный мячик. Он хотел играть, словно полагая, что игрой можно все исправить.

Патриция отвернулась от дивана и бросила на собаку хмурый взгляд.

— Ты знаешь, Вейдер, в тебе уж очень много энергии.

Вейдер заскулил и принялся жевать мячик. В памяти Патриции всплыл один вечер, когда они с Дэвидом сидели в гостиной своего старого пригородного дома в Тигарде — дома, который был разорен в ходе недавнего обыска. Джоди, му­чаясь от болей, принял горячую ванну и, прогло­тив болеутоляющее, рано отправился в постель, оставив родителей наедине.

А Вейдер никак не успокаивался. Маленький хозяин не хотел играть, и пес принялся докучать взрослым. Дэвид неохотно возился с Лабрадором, а Патриция наблюдала за ними со смешанным чувством изумления и тревоги. Вейдеру стукнуло двенадцать, столько же, сколько Джоди, и в этом возрасте пес никак не мог быть столь резв и по­движен.

— Вейдер опять как щенок, — сказала Патри­ция. Еще недавно черный Лабрадор, как и поло­жено стареющей собаке, большую часть времени проводил во сне, хотя и не забывал приветство­вать возвращавшихся домой хозяев, обильно слю­нявя им руки и размахивая хвостом. Но в послед­нее время он стал таким энергичным и игривым, каким не был долгие годы. — Интересно, что с ним случилось? — добавила она.

Улыбка Дэвида, его короткие темные волосы и густые брови придавали ему лихой вид.

— Ничего особенного, — сказал он. Патриция выпрямилась и выдернула руку из его пальцев.

— Ты сделал из Вейдера подопытное живот­ное? Что ты с ним сделал? — Она повысила голос, произнося слова с холодной яростью. — Что ты с ним сделал?

Вейдер выронил из пасти игрушку, которую бросал ему Дэвид, и уставился на Патрицию так,

словно она сошла с ума. Зачем кричать, когда они с хозяином так мило играют?

Дэвид в упор посмотрел на Патрицию и вздер­нул брови, сделав простодушно-искреннее лицо:

— Ничего. Честное слово!

Вейдер зарычал и потянул из рук Дэвида иг­рушку, размахивая хвостом и упираясь лапами в ковер. Дэвид сопротивлялся, откинувшись для большей устойчивости на спинку дивана.

— Ты только посмотри на Вейдера! — вос­кликнул он. — Ну как тебе могло показаться, будто с ним что-то неладно?

За долгие годы семейной жизни Патриция на­училась одной вещи и уже начинала ненавидеть себя за излишнюю проницательность. Она отлич­но знала, когда Дэвид лжет...

Поглощенный своими исследованиями, он продвигался вперед с бульдожьим упрямством, невзирая на запреты и ограничения. Он редко со­ветовался с женой и, вгрызаясь в работу, слушался только себя. Такой уж у него был характер.

Дэвид был слишком увлечен экспериментами, не мыслил без них своего существования и заме­тил собравшиеся над «ДайМар» грозовые тучи, когда уже ничего нельзя было сделать. Патриция была не столь наивна, она замечала людей, наблю­давших за домом по ночам, следивших за ней, когда она выходила с Дэвидом, замечала странные щелчки в телефонной трубке... но Дэвид всякий раз с ходу отметал ее тревоги. Его могучий интел­лект оказался на редкость близоруким. И только в самый последний момент он, почуяв опасность, позвонил Патриции и предупредил ее.

Тем временем Джоди погрузился в более спо­койный сон. Его температура оставалась высокой, но Патриция понимала, что тут она бессильна. Подоткнув одеяла, она откинула со лба сына пря­мые липкие от пота волосы.

Вейдер выплюнул мячик, сообразив, что игры не будет. Тяжело вздохнув, он походил кругами напротив дивана и улегся, приняв удобную позу и охраняя покой мальчика.

Успокоенная преданностью собаки, Патриция побрела обратно к своей койке, довольная тем, что ей не пришлось будить сына, не пришлось зажигать лампы, свет которых можно было заме­тить с улицы.

Оставив Джоди спать, она беспокойно вороча­лась на постели, чувствуя, как ее бросает то в жар, то в холод. Едва живая от усталости, Патриция не решалась расслабиться и хотя бы на мгновение потерять бдительность.

Она закрыла глаза и послала молчаливое про­клятие Дэвиду, прислушиваясь к звукам, доносив­шимся снаружи.

Благотворительная клиника.

Портленд, штат Орегон.

Пятница, 5:09

Быстрота, с которой прибыли чиновники, изу­мила Эдмунда, ведь они должны были проделать долгий путь из Атланты, штат Джорджия. Гости держались с таким апломбом, что он даже не ре­шился спросить у них документы.

Эдмунд был счастлив уже оттого, что нашлись люди, поверившие его рассказу.

После вчерашнего ночного происшествия он опечатал бокс «4Е» и до предела понизил темпе­ратуру холодильника, хотя никто из окружающих не выказывал особого желания взглянуть на чудо­вище, так перепугавшее Эдмунда. Он с нетерпе­нием дожидался разговора со своим наставником, медэкспертом Франком Квинтоном, но тот зани­мался анализом образца слизи, полученной в ходе вскрытия. Эдмунд рассчитывал, что Квинтон вот-вот освободится и даст ему возможность подтвер­дить свои слова.

Однако первыми в морге появились эти трое — мужчины неприметной наружности, которые тем не менее действовали так ловко, сноровисто и самоуверенно, что Эдмунд лишь потупил глаза. Невзирая на тщательно отутюженные дорогие костюмы гостей, их внешний вид внушал страх.

— Мы из центра регистрации и учета заболе­ваний, — заявил один из них. Он взмахнул карточ­кой с золотистым щитком и расплывчатой фото­графией и спрятал документ, не дав Эдмунду про­честь хотя бы слово.

— ЦРЗ? — протянул Эдмунд запинаясь. — Значит, вы приехали за...

— Мы вынуждены изъять образец органичес­кой ткани, который хранится в морозильных каме­рах вашего морга, — прервал его мужчина, стояв­ший слева. — Насколько нам известно, вчера у вас случилось чрезвычайное происшествие.

— И еще какое! — воскликнул Эдмунд. — Приходилось ли вам видеть что-либо подобное? Я перерыл свои справочники...

— Соображения безопасности требуют унич­тожить образец, — сказал мужчина, стоявший справа, и Эдмунд почувствовал облегчение при мысли о том, что наконец нашелся человек, кото­рый возьмет на себя ответственность и позаботит­ся о дальнейшем развитии событий.

— Будьте добры предоставить нам все записи и материальные свидетельства, имеющие отноше­ние к хранящемуся у вас трупу, — потребовал мужчина, стоявший в центре.

— Мы обязаны проверить ваши записи отно­сительно трупа и любые образцы, которые вы брали, — добавил мужчина, стоявший в середи­не. — Помимо этого нам придется принять самые энергичные меры к стерилизации каждого квад­ратного сантиметра холодильников вашего морга.

— Как вы полагаете, я не заразился? — спро­сил Эдмунд.

— Это весьма маловероятно. В таком случае у вас немедленно проявились бы симптомы заболе­вания.

Эдмунд поежился и вспомнил о своих обязан­ностях.

— Я... я должен убедиться в том, что у вас есть соответствующие полномочия. Мой шеф, окруж­ной патологоанатом, несет прямую ответствен­ность за хранящиеся здесь останки.

— Это уж точно, — заявил Фрэнк Квинтон, входя в помещение и внимательно приглядываясь к гостям. — Что произошло?

— Уверяю вас, сэр, — заговорил мужчина справа, — мы облечены достаточной властью. Данный случай, вероятно, может быть отнесен к вопросам государственной безопасности и нацио­нального здравоохранения. У нас есть веские ос­нования для беспокойства.

— У меня тоже, — отозвался Квинтон. — Свя­зана ли ваша работа с деятельностью агентов ФБР, которые у нас побывали?

— Нынешняя фаза операции вне их компетен­ции, сэр. Это происшествие грозит серьезной опасностью, если не предпринять должных мер по его локализации.

Суровый жесткий взгляд мужчины, стоящего в середине, заставил смешаться даже видавшего виды патологоанатома.

— Для изъятия э-э-э... биологической массы из холодильника нам придется вызвать целую брига­ду, — сказал первый гость. — Мы обещаем причи­нить вам как можно меньше беспокойства.

— В таком случае, я полагаю... — В голосе мед-эксперта зазвучали вызывающие нотки, но трое сотрудников ЦРЗ торопливо выдворили Квинтона и Эдмунда из тихого опрятного помещения.

— Пойдем, Эдмунд. Выпьем по чашечке кофе, — сказал наконец патологоанатом, бросая через плечо возмущенные взгляды.