Глава 18

Артур вздрогнул, когда холод обдал голову и влажными каплями стекал вниз по груди и животу. Керкленд приоткрыл веки и сообразил, что весь мокрый; пошевелился – но руки-ноги чем-то стянуты.

- М-м… - простонал он от раздражения.

- Я уже подумал, что ты заснул до утра, - раздался знакомый голос, в котором прозвучали насмешливые нотки.

- А? – Англия проснулся полностью и с изумлением обнаружил перед собой Россию с графином в руках.

Это из него Иван облил его холодной водой, а теперь звонко поставил посуду на тумбочку.

Кстати, пока британец был без сознания, Россия натянул на себя брюки.

Артур же был в чем мать родила, привязан конечностями к перевернутому верх дном стулу за ножки (сам стул размещен на письменном столе), да так, что ноги Артура были раздвинуты перед насильником, позволяя лицезреть столь интимную доступность.

- Ублюдок, отвяжи меня! А-а! – Керкленд закричал и разразился гневной тирадой от унижения и бешенства.

Попытался вырваться, но бельевая веревка не выпускала из плена, лишь натерла кожу. Артур как-то сразу протрезвел, но зато помнил все, что было до того, как его связали. Знал, за что получал.

- Если ты сейчас же меня не отпустишь, я буду мстить тебе до конца дней моих! Ты понял меня?! Отомщу сполна! Весь мир настрою против тебя! Тебя будут проклинать сильнее, чем когда-либо! Я отвечаю! – бесновался он и, вдруг замер, чтобы отдышаться, а заодно посмотреть, как Россия откликнется на угрозы.

Тот был невозмутим, даже слишком. Тишина окутала комнату, и лишь плавный шаг русского вперед нарушил ее, когда сапог звучно коснулся пола. Что-то зловещее заполонило комнату. Брагинский все же ответил:

- Правда? А ведь я могу сделать так, что сегодняшний день станет для тебя последним…

Сердце замерло у Арти и тот понял, что лучше ничего лишнего не говорить – Россия серьезен. Тогда он спросил по существу:

- Неужели ты меня изнасилуешь? – Англия попытался надавить на совесть России.

А ведь он знал, что – изнасилование противно русскому в любом виде.

- Хорошо, я же добрый: со смазкой или без? – это совсем не тот ответ от Ивана, на который рассчитывал англичанин.

Но уже не столько утвердительный ответ его напугал, сколько появившаяся труба в руке Брагинского.

- Подожди, ты же не собираешься меня этой…

- Со смазкой или нет?! – повторил Иван, пригрозив краном.

- Со смазкой! Со смазкой, конечно! – затараторил Артур, так как понял, что тот больше повторять не будет и сделает по-своему.

- А хрен тебе с трубой! – вдруг рассмеялся Россия и в сию же секунду оказался между его ног, нависая над ним огромной тенью.

Брагинский глумился над перепуганным британцем. Но тому было не до шуток, когда холодный краник коснулся кожи на груди и приласкал, опускаясь к животу и паху.

- Мстишь, мерзавец?! Мстишь за то, что я тебя когда-то насадил!

- Нет, подлюга, - спокойно отозвался Иван, но улыбка стерлась с лица. – Тот поступок я отпустил тебе уже давно. А это небольшое наказание так, для профилактики…

Ваня вдруг тепло улыбнулся и задумчиво приставил трубу к своим губам, затем его взгляд упал на промежность пленника.

Странно, но его слова напротив, немного угомонили Англию, хотя и смутили. Снова душила щемящая боль в груди от мысли, что его прощают за то, что он даже не извинялся.

«Нет, не злодей он, вижу, что кривит душой, - успокаивался Артур, глядя на то, как Россия с искренним любопытством ткнул его член указательным пальцем, словно ребенок, заигрывая с таинственной зверушкой. – Черт возьми, да о чем я говорю? Порой с такими, как я, по другому нельзя…»

Прикосновения к Артуру, до того распаленного страстью, снова разожгли в нем огонь, и член снова увеличился

- Ваня… - окликнул его Керкленд.

Тот лишь замер и поднял на него глаза, словно его отвлекли от важного занятия:

- Да?

Его пальцы все еще касались «плоти» пленника, затем скромно собрались вместе и мягко погладили по всей длине.

Англия же нарочно назвал его по имени, а Иван же чуть покраснел, но также недоверчиво смотрел на подлеца.

- Ваня, развяжи меня, я никуда от тебя не денусь…

- Не-а, ты – обманщик, - по-детски непосредственно ответил Россия, но затем маниакально добавил. – Я тебя и так натяну…

Артур лишь с досадой цыкнул и заткнулся.

«Упрямец, не верит хорошему дяде Арти…» - про себя пошутил Керкленд.

России надоело баловаться, поэтому навалился на пленника и приласкал губами шею, на которой виднелись следы от пальцев.

- А после этого ты меня отпустишь? – поинтересовался британец.

- Нет, насажу на пику и поставлю во дворе возле памятника, - пошутил тот, все еще целуя и щекоча дыханием.

- Чего?! – перепугался Керкленд.

- Господи, а говорят у англичан самое лучшее чувство юмора…

- Конечно, тот памятник установлен Шарлю де Голлю, не хочу стоять с пикой в заднице перед французом, хоть и каменным! – возмутился Керкленд и чуть улыбнулся, подставляясь под россыпь беглых поцелуев.

Брагинский лишь усмехнулся:

- Да отпущу я тебя хоть на все четыре стороны…

- Спасибо, но мне только на запад, - фыркнул Артур и чуть подтянулся, так как спина затекала. – Ох, что-то я уже стар для таких приключений, гоняете меня туда-сюда…

- Не ворчи, - русский уже спустился ниже и укусил его за сосок. – «Туда-сюда» только начинается…

Артур почувствовал, как что-то твердое и холодное коснулось между ягодиц. Он и догадался, что это злосчастная труба угрожает ему проникновением, но ее холод и гладкость только разожгли похотливый аппетит. Британец невольно разомлел, а из члена засочилась смазка.

- Я погляжу, тебя это возбуждает, - Брагинский снова глумился над ним и потыкал металлическим обрезком в чувственное отверстие между ягодиц.

- Да пошел ты! – раскраснелся тот и укусил Ивана за шею, но подумал, что сломает зубы об стальные мышцы.

Россия же возбуждался от жалкой попытки британца нанести ему вред. Брагинский свободной рукой скользнул по всему телу пленника и остановился у паха. Обхватил «пистолет» любовника у основания и потянул к себе, натягивая крайнюю плоть на головку.

- М-м… - Англия даже подался бедрами вперед и назад, разомкнул челюсти и теперь присосался к шее, нарочно оставляя на ней засосы.

Хотя у Ивана кожа довольно упругая, но достаточно светлая, «красота» еще долго не сойдет. Керкленд хотел обнять его за шею, но веревки не пускали. Он почувствовал, как рука смело заскользила по его члену, даря восторг и сладострастие.

Губы Артура поползли с шеи на подбородок русского, сам же Иван охотно подставлялся под ласку. А когда Керкленд пощекотал своим дыханием ушко, то зашептал:

- Раша, не останавливайся… продолжай…

Иван посмотрел тому в глаза с долей изумления на лице, но Англия потянулся к его полуоткрытым губам и пленил своими, но затем чуть отстранился, чтобы сказать:

- Не потерплю еще кого-то рядом с тобой… - и снова поцеловал его.

Дело в том, что бутылка водки – это вам не хухры-мухры! Теперь Артур выкладывал то, что накипело.

- Ревнуешь? – чуть ли не с наивностью спросил Россия.

- Да! Вечно тебя окружают всякие идиоты!

Россия покосился на «английского окруженца» и усмехнулся.

- Они меня бесят! Почему они проклинают тебя, но в то же время постоянно роем крутятся у твоих границ? – британца понесло. – А ты, как дурак, улыбаешься им, словно не видишь, что творится за твоей спиной! Почему ты хочешь дружить с ними? Дурак-дурак! Не водись с ними!

- Но лучше они, чем хохочущее в лицо одиночество… - Россия растерялся английскому порыву страстей.

- Когда я вижу, как ты им улыбаешься, а они тебе, я начинаю верить в… любовь и дружбу… - продолжил тот, но уже не так ярко. – Это так возмущает, ведь я тоже… хочу быть среди них… Дурак-дурак! Ненавижу!

Левая рука у него все-таки выскользнула из пут и заколотила изумленного русского.

- Но они ненавидят меня, я ненавижу их, и все наши улыбки лживы, но почему твоя улыбка не такая…

«Ревнует? Нет, завидует…» - только подумал Россия, как Керкленд обвил его рукой за шею и впился поцелуем в налитые кровью алые губы, но затем снова отстранился:

- Ты можешь взять меня, но я не дам тебе покоя, Брагинский. Обещаю! Я уничтожу, ей-богу, сотру с лица земли тебя вместе с твоей улыбкой, чтобы она больше не терзала мою душу! Пусть в любовь верят только глупые люди, а не мы… - он снова и снова целовал его и говорил порой не просто безумные слова, но и пугающие своей темной сутью и ненавистью:

- Вы строите воздушные замки, но каждый раз они из песка, и как черные дюны пустыни, завораживают своей красотой, но губят в своих миражах, рассыпаясь от прикосновения. Вы верите в любовь, но всякий раз предаете и каждый день как круг ада, сидите в своих пустых комнатах и верите в чудо, но хлеб черствеет, черствеют и чувства, и даже сладкий дурман вдруг проснувшейся страсти останется позади, оставляя лишь разочарование и… одиночество. Посмотри, кем мы стали и куда мы идем? Наш цикл известен – война-передышка, и так из века в век, каждый из нас – один в поле воин. Сегодня друг и любовник, завтра уже враг и убийца, а ты все веришь и веришь… Простираешь руки для объятий и улыбаешься, но каждый раз… каждый раз ощущаешь, как входит нож в спину, но даже после этого ты все веришь и веришь… Ты странный, Брагинский, а я и забыл, что значит «надежда»…

Иван слушал и с каждым его словом разевал рот все шире и шире. Еще русский подумал о том, что всему миру срочно требуется психиатр.

- И что? Уподобляться тебе, готический мой принц? – возразил Россия. – Вы, западники, все «недопоротые», потому и с жиру беситесь…

Керкленд с изумлением посмотрел на Ивана, в его глазах даже прояснилось, несмотря на хмель. Но затем он почему-то так развеселился, рассмеялся:

- Брагинский, бл..! Ты своим «И чо?» убьешь любую аргументацию!

Да-да, британец вдруг вспомнил, как Америка с пеной у рта перечислял новомодные и передовые боеголовки, самолеты и прочую военную технику, рассказывал, что если напасть на Россию оттуда или отсюда, то будет то-то и то-то. А когда он дал слово Ивану, тот сказал просто и лаконично: «И чо?»

И впрямь, и что станется с ним? Да ничего! Россия непробиваемый, потому и говорит так…

- Дурак! Неандерталец! Отпусти меня! – снова завелся Керкленд, угрожая кулаком.

- Хорош уже, - довольно раздраженно ответил Брагинский, но затем его лицо озарилось плутовской улыбкой. – Уймись…

Россия «воткнул» в задний проход шумного пленника… обрезок трубы! Англия на секунды две замер от резкой распирающей боли, а затем:

- А-а-а-а!

Но Иван закрыл ему рот ладонью.

- Тише ты, сейчас вся гостиница сбежится на твой вопль, - прошептал тот.

Артур от боли уже рыдал в три ручья, но когда Брагинский убрал руку, то из уст британца посыпались проклятия и ругань. Свободной рукой он бил русского, но тот лишь рассмеялся и задвигал трубой, словно сексуальной игрушкой, туда-обратно, подражая совокуплению.

- Безжалостный ублюдок! Садист! Клянусь, я убью тебя!

Но его слова утонули в упрямом поцелуе, а труба остановилась. Чем тише становилась боль, тем смирнее был Артур. Россия ласково коснулся влажного лица пленника, большим пальцем стер следы от слез, затем погладил по волосам. Столь осторожное прикосновение после болезненного проникновения трубой несколько обескуражило британца. Щеки запылали: это только Россия может двинуть по башке, и тут же «ути-пути иди сюда, мой хорошенький…»

«Это и есть «…и больно и сразу»? – Артур привыкал к трубе в себе.

Когда Иван понял, что тот не сопротивляется больше, а то, ведь кран в его подчинении, то переместил руку с лица на немного обмякший член британца. Керкленд напряг бедра, когда ощутил скользящую ладонь на своем «пистолете». Он уже изрядно болел от ожидания, но снова твердел от ласки.

- Нравится, мерзавец? Хочешь, я возьму в рот? – промурлыкал Брагинский.

Артур чуть не кончил от одного только предложения. Тут же вспомнил, как он однажды проникал в столь желанный рот, касался алых губ…

- Ах… ах… - англичанин тяжело задышал от страсти.

- Я тебя не слышу, – Россия потер большим пальцем уздечку у головки.

- Ах, проклятье, да… Сделай это!

Россия опустился к его паху, а по подбородку британца даже потели слюни от предвкушения сладострастия. Его член торчал и тоже ждал, когда его используют. Губы русского мягко коснулись горячей головки, и Артур готов был зажать любовника между своих ног, но те были привязаны.

- М-м… ах! Не медли… - уже умолял Керкленд, проглотив свою гордость.

Руку он положил на голову Вани, мягко надавливая.

- Проклятье! Но почему я так хочу тебя, сукин сын?!

Россия только усмехнулся, он уже давно не обижался на все эти британские «обзывалки», напротив, они его смешили. Ваня улыбнулся, но затем приступил к делу: взял в рот головку, языком щекотал уздечку, надавливал на нее.

По коже Артура даже мурашки пробежали от восторга, он невольно запрокинул голову. Брагинский распробовал вкус смазки, сочащейся из отверстия, по которому он тут же прошелся языком.

- Ах! Раша… ах… - у Керкленда снова внутренности завязались в узел от волнения и труба тут не при чем.

Он подался бедрами вперед, проникая глубже, и Ваня ему позволял.

«Боже мой, как сладко же! Я снова трахаю его в рот! Ах, как же хорошо, голова кругом, я так долго не продержусь», - размышлял Артур, подчиняясь телу.

Россия помогал себе рукой, а другой он схватился за трубу, привел ее в движение.

- Черт, Рашка! – у британца даже потемнело в глазах, но желание стало только острее.

Англия задышал чаше, двигал бедрами бесстыднее, стонал громче. Россия же смелее входил и выходил трубой, а Керкленд больше не ощущал боли, немного неуютно, но ласка ртом затмевала все неудобства.

Еще немного времени и Артур уже извивался от того и другого, чувствовал, что скоро изольется. Мысль, что кончишь от какой-то трубы в заднице – унижала, но куда деваться, если теперь и ее движения дарили сладкую пытку и удовольствие?

«М-м… мерзавец, тогда я осеменю ему рот!» - разозлился Англия и запустил свои пальцы в светлые волосы на голове русского, схватился за них и не отпускал до тех пор, пока теплая струя не высвободилась.

Россия же и не подумывал отпрянуть, поэтому даже не обратил внимания на цепкую хватку. Нет, проглатывать он не стал, уж больно терпко, но все еще ласкал обмякающую и чувствительную игрушку. Затем он поднял взгляд на лицо смущенного, но довольного Арти. Тот прикрыл рот рукой и покраснел еще больше – порой взор Брагинского казался таким пронизывающим, что невольно боишься и теряешься.

Иван выпрямился и таинственно улыбнулся, затем вытащил из пленника кран и бросил уже не нужную игрушку на пол. Англия невольно вздрогнул, когда из него извлекли столь грозный предмет, и чуть не ахнул, когда понял, как же глубоко он был «засажен».

- А теперь моя очередь, - заявил Ваня, расстегивая штаны и обнажая «оружие».

Теперь труба британцу показалась простой забавой, по сравнению с этой угрозой, хотя… его воображение преувеличивает…

Россия проник в него мягко, чуть навалившись на Англию. Ваня уже давно хотел откинуть эту трубу и сам оттрахать его, но месть – блюдо холодное. Пришлось потерпеть.

- Артур… ах… - разомлел Россия, теперь его лицо не выражало ничего опасного.

Как бы то ни было, Иван любил, не то что предпочитал этим заниматься «по любви», но хотя бы по обоюдному согласию.

- Прости, солнышко… - Брагинский поцеловал его в ухо.

Керкленд подумал, что и в самом деле воспламенится, как солнышко.

«Как? Как ему удается быть настолько милым, что уже не хочется на него злиться?» - недоумевал про себя он.

- Потерпи, я так разгорячен, что надолго не хватит… - успокаивал его Россия, врываясь в него. – М-м-м…

Британец смотрел на него, как его лицо меняется от сладострастия, и даже просматривались черты обманчивой невинности. Артур тут же вспомнил, как был близок с юным Иваном, и страсть снова взыграла в нем. А эти ритмичные знакомые толчки волновали сильнее, чем глобальная экономика.

«М-м-м… этот жеребец! Он снова скачет на мне… Ах!» – Англия обнимал его одной рукой, но точки так расшатали веревки, что позволили выскользнуть и второй руке.

Артур тут же прижался к нему, двигался ему на встречу. Россия уже потерял голову и жадно целовал его, покусывал, гладил руками. Когда натолкнулся ладонью на вновь вставший член пленника, остановился и, словно пребывая в дурмане, посмотрел на Керкленда.

Артур понял, что тому что-то пришло в голову, а потому и струхнул. Но Россия всего-навсего отвязал его и вышел. Англия почувствовал, как кровь растекалась по онемевшим конечностям, неприятно покалывая. Ваня снял ослабшего любовника со стула и поставил на ноги, затем с грохотом скинул злосчастный стул.

- Ах! – Артур уже оказался прижатым лицом к письменному столу, а между ягодиц снова протискивался член. – А-а!

«Меня имеют как последнюю сучку! А-а!» - негодовал он, но сопротивление было бесполезно, особенно когда чужая рука сжала его «пистолет».

Чем чаще толчки, тем чаще ладонь скользила по члену, смазанному собственным семенем.

- М-м… Ах… Раша, можно… сильнее? – англичанин еле-еле выдавил из себя эту просьбу, но затем откинул предрассудки. – Черт возьми! Да затрахай меня, не жалей!

Брагинский даже смутился его порыву, но нашел это забавным. Тогда он так и сделал – не жалел его задницы! Керкленд впился ногтями в стол, царапая лаковое покрытие.

- Брагинский, сука, мать твою! А-а! М-м… - британец рассыпался бранью, но уже от наслаждения.

Да, ему порой нравилось грязно ругаться, да так, что уши в трубочки заворачиваются. Его это распаляло сильнее, чем сопливо-розовое «ути-пути». Хотя… нет, ругань его не так сильно смущала, как «добрая» ласка. Ну, не привык он к теплу от людей!

Иван же был обескуражен беспардонной грубостью, потому пару раз стукнул его об стол, но Керкленд лишь рассмеялся. Да, его веселило то, что русского смутила его брань.

- Артур, ты же этим ртом потом хлеб есть будешь… - недоумевал тот и остановился.

Где-то он уже слышал то, что сказал… Ну и ладно…

Англия изогнулся и, заметив замешательство на лице Ивана, лишь усмехнулся.

- Буду честен: я злой, я плохой, сам же связался со мной, так что теперь не жалуйся, - британец показал ему язык.

- Ничего святого, а ну на х..й тебя, - выругался и Брагинский.

А мужик сказал – мужик сделал! Овладевал им и далее, кусал за шею, если тот сильно бранился.

- Пусик, не так громко… - прошептал Иван, представив себе выражение лица того, кто осмелится войти сюда, чтобы тоже разразиться, но уже благим русским матом.

Керкленд теперь заткнулся вовсе.

«Пусик? Что это? От английского слова «пуси»? Или он назвал меня так неосознанно?» - зарумянился тот.

Он снова вспомнил, как Россия называл его ласково, невинно и в груди загорелся огонек. Если от похотливых слов горело внизу живота, то только нежность мягко касалась самого сердца. После этого все нечистое становилось мерзким, тошнотворным.

«Что-то он дурно на меня влияет!» – Керкленд задыхался от странного для него огня в душе.

- Вот таким ты мне больше нравишься, котеночек, - прошептал Иван.

- Заткнись! А-а! – воскликнул Керкленд и излился в руку нежного мучителя.

В глазах снова потемнело от экстаза, но душа отвергала ту черную суть, которая прочно засела у него в сердце.

- М-м-м… - Ваня тоже замер, обливая его семенем изнутри. – Арти…

Россия сделал еще несколько движений, сладко постанывая от удовольствия, а затем вышел. Из Англии тут же полилась белая масса по бедрам. Керкленд скользнул со стола на пол, но Брагинский успел его подхватить раньше, чем тот ударился бы носом, и поднял несчастного пленника на руки. Перетащил его на кровать, по пути освобождаясь от своих спущенных штанов, и лег рядом. Нет, Артур все еще был в сознании, просто голова закружилась.

Россия облокотился и подпер свою голову рукой – он смотрел на британца, а тот поймал его взгляд и порозовел, но не отвернулся.

Воцарилась тишина. Они только сейчас услышали, как снова забарабанили капли дождя по окну, а молнии временами сверкали, озаряя комнату и их лица. Ваня тепло улыбнулся и склонился к Артуру, намереваясь коснуться его губ своими. Керкленд же послушно и устало опустил веки и позволил себя поцеловать.

Опять пожар в груди болезненно обволок его трепещущее сердце, разгоняя тени. Когда внизу живота уже постыло, этот огонь обжигал сильнее и казался ярче. Нечто темное в сердце засуетилось в агонии, царапалось, бранилось.

- Люблю тебя, гаденыш, - от души сказал Россия, и он даже не подумал, что Англия его слова воспримет, как очередное признание в любви.

Керкленд вытаращился на него в изумлении и отвернулся. Пожар расплавлял, беспощадно гонял сердечных демонов, жаря их, как в адском пекле. Артура затошнило. Он жадно втягивал воздух.

Ваня невольно посмотрел на пустую бутылку водки на полу.

- Похмелье? – догадался он. – Пойди проблюйся.

- Нет-нет, все хорошо… - тот уже побледнел.

- Так легче же станет! – Россия потащил его в туалет в холодные объятия фарфора.

А запах из толчка тут же вывернул британца, чуть ли не на изнанку. Не то, чтобы сильно воняло, туалет – как туалет, но когда частенько пьешь, не только от запаха, но уже и от одного его вида желудок подпрыгивал.

- Выпей воды, прочисть желудок, - Россия уже стоял с графином. Тем самым.

- Не-не… - запротестовал Артур, но Брагинский, добрая душа, залил в него воду.

Керкленд почувствовал себя аквариумом… и чуть не захлебнулся, но выплеснул всю воду в унитаз с остатками выпитого и съеденного, а ел он немного.

Дышать стало легче, а в голове прояснилось.

- Так это были не сердечные демоны, а водка? – Англия даже разочаровался.

- А? – Россия не понял его и с искренним недоумением посмотрел на него.

Британец задрал голову и бросил взгляд на выжидающего Ивана.

- Зай, тебе лучше, да? – все еще беспокоился тот.

Хотя Артур и не знал, что значит русское «Зай», но сердцем понял, что что-то ласковое. Пламя снова вспыхнуло в груди, и теперь Керкленд понял, что это не из-за водки. Так приятно, волнующе…

- Да… спасибо… - зарумянился он и нашел в себе силы встать на ноги. – Пойдем спать… солнце…

Он нежно провел Ивану по руке – от плеча до локтя и поковылял к кровати. Вот именно, поковылял, после такого анального насилия он еще долго будет ходить в раскорячку.

Россия не ожидал от него искреннего ласкового слова и потому несказанно обрадовался.

«Я прав, он тоже может любить, ведь он все-таки человек, а не чудовище», - Ваня поспешил за ним; он обожал, когда огненные бабочки рождались в груди и своими теплыми бархатными крыльями тревожили его сердце и исчезали в ярком пламени души, делая ее чище и ярче.