Все многообразие мономанэ описанию не поддается.
При всем том следует совершенно, истинно приникнуть к познанию этого многообразия, ибо мономанэ является сердцевиной[48] нашего пути.
В целом надобно знать, что изначальное намерение [в искусстве мономанэ] состоит в том, чтобы подражать хорошо, никакой предмет не оставляя [без внимания]. Но сверх того следует познать «сильное — слабое»[49], сообразно предмету [подражания].
Прежде всего непосильно трудно передать высочайший облик императора, министра, внешность аристократа или поведение самурая, ибо нам, [низкостоящим], сие [положение] не дано. Приложив, однако, все свои способности, необходимо изучать их речь, приобретать [нужные] манеры и прислушиваться к суждениям высокой публики. Более того: [подражание] облику высоких нужно по возможности полно уподобить действам, воспевающим цветы и птиц, ветер и луну[50].
Когда ж доходит до подражания крестьянину и селянину, то нет нужды походить на него совершенно в грубых его манерах. И напротив: разве не достойны прямого подражания манеры дровосека, косаря, угольщика и солевара, ежели они могут сделаться изящными в игре[51].
Что до людей еще более низких занятий, чем эти, то уподобляться им вовсе не следует. Такое не должно предстать взорам высших. А коли увидят они подобное [зрелище], то, будучи слишком вульгарным, оно не составит для них никакого интереса[52].
Все эти различия следует запечатлеть в душе очень глубоко.