Десятый карнавал

Он медленно опускает телефонную трубку, не обращая внимания на гневный и в то же время умоляющий голос, что доносится из нее. Он улыбается, и улыбка, блуждающая на его губах, – необычайно кроткая.

Итак, долгожданный момент наступил. В каком-то смысле он испытывает облегчение. Кончилось время, когда он, мягко ступая, крадучись пробирался у стены под благоразумным прикрытием тени. Теперь все будет – пока будет – происходить куда удобнее – при свете дня, и он почувствует солнечное тепло на своем открытом лице. Он нисколько не обеспокоен, просто осторожен, как никогда прежде. Теперь у него сотни врагов, много больше, чем охотились за ним до сих пор.

Улыбка становится шире.

И ничего у них не получится, они никогда не возьмут его. Долгие часы тренировок в прежние годы, обязательные, как неумолимый долг, запечатлелись в его сознании подобно клейму, выжженному огнем на спине раба.

Хорошо, месье. Конечно, месье! Я знаю сто способов убить человека, месье. Лучший враг не тот, который сдается, месье. Лучший враг – мертвый враг, месье…

Внезапно в памяти всплывает властный голос человека, заставлявшего их называть его именно так – «месье», его приказы, его наказания, железный кулак, управлявший каждым мгновением их жизни.

Словно на киноэкране, проходят перед его глазами картины их унижений, их трудов, дождь, льющийся на дрожащие от холода тела, запертая дверь, тоненькая полоска света на их лицах в темноте – она делается все тоньше – звук поворачивающегося в замке ключа, жажда, голод.

И страх – их единственный постоянный спутник. И никогда никаких слез утешения. Они никогда не были детьми, не были мальчишками, не были мужчинами: они всегда были только солдатами.

Он помнит глаза и лицо этого жестокого и несгибаемого человека, ставшего для них воплощением ужаса. И все же в ту проклятую ночь, когда все это случилось, одолеть его оказалось необыкновенно легко. Тот сам научил его, как превратить юношеское тело в идеальную боевую машину. А его собственное тело, ставшее грузным от возраста и недоверия, уже не могло противостоять той злобе и силе, которые «месье» сам же породил и пестовал день за днем.

Он застал «месье», когда тот слушал с закрытыми глазами свою любимую пластинку «Украденная музыка» Роберта Фултона. Музыку его восторга, музыку его собственного мятежа. Он сжал горло «месье», словно кузнечными тисками. Почувствовал, как хрустнули кости от железной хватки, и удивился, что, в конечном счете, перед ним всего лишь обыкновенный человек.

Он явственно помнит вопрос, который тот задал ему еле слышным от ужаса голосом, ощутив холодный ствол пистолета, прижатого к виску.

– Что ты делаешь, солдат?

Помнит и свой ответ, твердый и бесстрастный, в этот наивысший момент бунта, когда все зло было искуплено, а несправедливости положен конец.

– То, чему вы научили меня. Я убиваю, месье!

Когда он спустил курок, то единственное, о чем пожалел, что не может убить «месье» несколько раз.

Улыбка гаснет на его лице, на лице человека, утратившего имя, позаимствованное когда-то, чтобы снова быть единственным и неповторимым некто и никто. Теперь имена уже не имеют значения, теперь есть только люди и роли, им отведенные. Человек, который убегает, человек, который преследует, человек сильный и человек слабый, человек, который знает, и человек, который не ведает.

Человек, который убивает и человек, который умирает …

Он оборачивается и осматривает комнату. На диване спиной к нему сидит мужчина в форме. Он видит его затылок, коротко подстриженные волосы на склоненной голове – тот рассматривает стопку компакт-дисков на низком столике перед ним.

Из динамиков звучит акустическая гитара Джона Хэммонда. Льется пронзительная синусоида блюза, саунд, вызывающий в памяти дельту Миссисипи, сонливую леность послеполуденных часов, мир, полный влаги и москитов, такой далекий, что возникает опасение, а не вымысел ли все это?

Человек в форме под каким-то предлогом вошел в его дом, устав от скучного дежурства, которое считал, наверное, ненужным. Его напарники скучают, как и он, на улице, и тоже полагают, что торчат тут напрасно. Человек в форме восхитился множеством дисков в шкафах и с апломбом самовлюбенного меломана пытался завести разговор о музыке, но не услышал ответа.

Он стоит и смотрит, как загипнотизированный, на беззащитную шею человека в форме, сидящего на диване.

Оставайся на месте и слушай музыку. Музыка не предаст, музыка – это жизнь и цель самой жизни. Музыка – начало и конец всего.

Он медленно открывает ящик столика, где стоит телефон. Там лежит нож, острый как бритва. Лезвие блестит на свету, когда он крепко сжимает рукоятку и направляется к человеку, сидящему к нему спиной на диване.

Опущенная голова слегка покачивается в такт музыке. Негромкое мычание вторит голосу блюзмена.

Когда он рукой зажимает человеку рот, мычание становится громким, это уж не пение, а немой вопль изумления и страха.

Музыка – это конец всего…

Когда он рассекает горло, красная струя хлещет так сильно, что попадает на стереоколонку. Тело человека в форме безжизненно обмякает, голова валится набок.

За дверью, на улице, слышны шаги. Люди приближаются осторожно, но он, натренированный и бдительный, скорее почувствовал, чем услышал их.

Вытирая лезвие ножа о спинку дивана, он улыбается. Блюз, печальный и безразличный, весь в ржавчине и крови, по-прежнему звучит из колонок.

Фрэнк и Морелли на полной скорости вылетели на своем «мегане» с бульвара Раскас на бульвар Альберта Первого и оказались в хвосте автоколонны, мчавшейся под оглушительный вой сирен с рю Сюффрен Раймон. Среди полицейских машин был и синий фургон с затененными стеклами – в нем находилась группа захвата со специальной экипировкой.

Фрэнк не мог не восхититься работой Службы безопасности Княжества. Прошло всего несколько минут после сигнала Морелли, и весь механизм пришел в движение с поистине впечатляющей быстротой.

Они свернули направо, к подъему Сен-Дево и, миновав порт, нырнули в туннель, то есть проследовали примерно по маршруту гонок «Формулы-1» только в обратном направлении. Фрэнк подумал, что ни один пилот еще никогда не стремился так к своей цели, как они.

Машины вылетели из туннеля, словно пушечные снаряды, оставили позади пляжи Ларвотто, Кантри-клуб и понеслись в Босолей.

Фрэнк заметил, как поворачиваются вслед головы любопытных. Нечасто такое множество полицейских машин мчится по улицам Монте-Карло по срочному делу. В истории города преступления, требовавшие подобной мобилизации сил, можно было пересчитать по пальцам, хотя бы из-за топографии города. Монте-Карло, по сути – это одна длинная улица, и ее легко перекрыть с обеих сторон. Никто, обладающий хоть каплей ума, не захочет попадать в такую ловушку.

Услышав сирены, частные машины послушно притормаживали, чтобы пропустить полицию. И хотя мчались они на огромной скорости, Фрэнку казалось, что ползут, как черепахи.

Ему хотелось бы лететь. Ему хотелось бы…

На приборной панели звякнула рация. Морелли потянулся за микрофоном.

– Морелли.

В машине зазвучал голос начальника полиции.

– Говорит Ронкай. Вы где?

– За вами, шеф. Я в машине Фрэнка Оттобре. Следуем за вами.

Фрэнк усмехнулся, услышав, что Ронкай едет впереди. Ни за что на свете этот человек не упустил бы возможность присутствовать при аресте Никто. Интересно, Дюран тоже рядом с ним? Скорее всего, нет. Ронкай не дурак. Он ни с кем не станет делиться заслугой в поимке убийцы, который заставил говорить о себе пол-Европы.

– Вы меня тоже слышите, Фрэнк?

– Да, он слышит. Он за рулем, но слышит. Это он узнал, кто такой Никто.

Морелли счел своим долгом подтвердить право Фрэнка нестись с сумасшедшей скоростью к дому Жан-Лу Вердье. Потом он сотворил то, чего Фрэнк никак не ожидал от него: все так же держа микрофон у рта, он сделал неприличный жест средним пальцем другой руки как раз в тот в тот момент, когда снова зазвучал голос Ронкая.

– Хорошо. Очень хорошо. Из Ментона тоже едет полиция. Пришлось предупредить их, потому что дом Жан-Лу Вердье во Франции, это их юрисдикция. Чтобы получить разрешение на арест, необходимо их присутствие. Не хочу, чтобы какой-нибудь адвокатишка цеплялся потом за любой предлог и ставил нам палки в колеса на суде… Фрэнк, вы меня слышите?

Раздался треск статического электричества. Фрэнк взял у Морелли микрофон, держа руль одной рукой.

– Слушаю вас, Ронкай.

– Я горячо надеюсь, вместе со всеми, что вы не ошиблись.

– Не беспокойтесь, у нас достаточно оснований не сомневаться, что речь идет действительно о нем.

– Еще один неверный шаг после стольких проколов с нашей стороны был бы недопустим.

Конечно, особенно теперь, когда первым кандидатом на вылет стал ты…

Озабоченность начальника полиции, похоже, тем не ограничивалась. Это было ясно по тону даже слегка искаженного приемником голоса.

– Есть одна вещь, Фрэнк, которую я никак не могу понять.

Только одна?

– Как этот человек мог совершить столько убийств, если практически все время находился под постоянным надзором наших агентов?

Фрэнк тоже задавал себе этот вопрос и согласился с Ронкаем.

– Не могу объяснить. Думаю, он сам все расскажет, когда возьмем его.

Дом Жан-Лу был уже близко. Фрэнку очень не нравилось, что до сих пор не отвечают агенты из дежурившей там машины. Если они начали действовать, то уже должны были бы сообщить о результатах.

Он не стал делиться этим беспокойством с Морелли. Как человек неглупый тот, скорее всего, и сам понимал это.

Точно рассчитав скорость, они подъехали к ограде дома Жан-Лу одновременно с машиной комиссара из Ментона. Фрэнк отметил, что совсем не видно журналистов, и в другой ситуации посмеялся бы. Ведь они осаждали этот дом до последнего времени и прекратили осаду именно тогда, когда тут должно произойти событие аппетитное, словно бифштекс, в который хочется вонзить зубы.

Конечно, сейчас сюда хлынут толпы, но их остановят полицейские, которые уже блокировали своими машинами движение с обеих сторон. Агенты размещались и ниже, на уровне дома Елены, чтобы исключить всякую возможность бегства по крутому склону, ведущему к морю. Они еще не успели остановиться, как двери синего фургона распахнулись, и дюжина агентов группы захвата в синей форме, касках, бронежилетах и с винтовками «М-16» выскочили из него и выстроились, приготовившись к штурму.

Машина дежуривших полицейских стояла возле ограды пустая, дверцы закрыты, но не заперты. Ронкай проверил это сам. У Фрэнка возникло дурное предчувствие. Очень и очень дурное.

– Попробуй позвонить агентам, – сказал он Морелли.

Ронкай между тем направился к ним. Фрэнк увидел, что из машины начальника полиции вышел доктор Клюни. Ронкай, между прочим, был не таким уж неискушенным, каким казался порой. В случае захвата заложников, присутствие доктора было бы весьма кстати.

Пока Морелли пытался вызвонить агентов, Ронкай подошел к ним.

– Что будем делать?

– Они не отвечают, это плохой знак. Я в такой ситуации запустил бы группу захвата, – сказал Фрэнк.

Ронкай кивнул руководителю группы захвата, ожидавшему распоряжения посредине дороги. Тот отдал команду, и далее все произошло молниеносно: группа мигом рассыпалась и исчезла буквально на глазах.

Какой-то человек в штатском, довольно молодой, но лысоватый, развинченной походкой баскетболиста вышел из полицейской машины, приехавшей из Ментона, и подошел к ним. Фрэнку показалось, будто он где-то уже видел его – в толпе, на похоронах Никола. Тот протянул ему руку.

– Здравствуйте. Я комиссар Робер из отдела по расследованию убийств в Ментоне.

Они обменялись рукопожатием, и Фрэнк все старался припомнить, где же он слышал это имя. Наконец, вспомнил – это был тот полицейский, с которым Никола разговаривал вечером накануне убийства Роби Стриккера и Григория Яцимина. Он отправился тогда проверять звонок, оказавшийся ложным.

– Что случилось? Все в порядке? – спросил Робер, глядя на крышу дома, видневшуюся из-за кипарисов.

Фрэнк вспомнил заплаканное лицо Пьеро и подумал о детском сознании этого ребенка, который сначала помог им, а потом разом уничтожил все, что они выстроили с таким трудом, ценой человеческих жизней. Фрэнку хотелось завопить и солгать, но он заставил себя сказать правду и сдержаться.

– Боюсь, что нет. К сожалению, подозреваемый был предупрежден, и фактор неожиданности пропал. В доме три агента, они не отвечают по рации, и нам неизвестно, что там происходит.

– Гм, дела плохи. Однако трое против одного, мне кажется…

Робера прервал сигнал рации в руках Морелли. Инспектор сразу же ответил, подойдя ближе.

– Слушаю.

– Говорит Гавен. Мы в доме. Обыскали его сверху донизу. Теперь тут безопасно, а была настоящая бойня. Три мертвых агента, но кроме трупов, никто не обнаружен.

Зал, где проходила пресс-конференция, был переполнен. В ожидании огромного множества журналистов она проводилась в Аудиториуме – в зале Конгресс-центра, а не в управлении полиции на рю Нотари, где не было подходящего помещения, чтобы вместить столько народу.

За длинным столом, накрытым зеленым сукном, сидели у микрофонов Дюран, Ронкай, доктор Клюни и Фрэнк. Таким образом, были представлены все структуры, занятые расследованием. Перед ними на пластиковых стульях теснились представители средств информации: печатных изданий, радио и телевидения.

Фрэнк находил смешным этот спектакль, но престиж Княжества Монако и Соединенных Штатов Америки, которые он представлял как агент ФБР, был превыше всего.

Неважно, что Никто, сиречь Жан-Лу Вердье, оставался птицей в лесу. Неважно, что войдя на его виллу вслед за группой захвата, они нашли ее пустой, а Сореля – зарезанным, подобно жертвенному агнцу. Другие двое, Гамбетта и Меген, были убиты из пистолета – того же самого, из которого был застрелен Григорий Яцимин.

Ubi major, minor cessat.[71]

Некоторые деликатные подробности оставались скрытыми за предусмотрительной ширмой, именуемой «тайна следствия». Успех, однако, раздували – выяснение личности убийцы, блестящая совместная операция полиции Княжества и ФБР, дьявольская хитрость преступника, который не смог противостоять опыту и непреклонной решимости полицейских, и так далее, и так далее, и так далее…

Бесчисленные «и так далее» маскировали бегство убийцы, вызванное непредвиденными событиями. И все же арест этого человека, ответственного за чудовищные убийства, ожидался с минуты на минуту. Полиция всей Европы была начеку.

Фрэнк восхитился мастерством, с каким Ронкай и Дюран умели выпутываться из паутины вопросов, красуясь, когда можно, в лучах прожекторов и ловко лавируя, если кто-то вынуждал их отодвинуться в тень.

Никто из них ни словом не упомянул комиссара Никола Юло. Фрэнку вспомнились фотографии с места аварии: перевернутая машина, тело друга на руле, его несчастное лицо анфан-террибля, залитое кровью. Фрэнк сунул руку в карман пиджака и сжал листок, лежавший там. Обследуя пядь за пядью дом Жан-Лу в поисках хоть какого-то следа, чтобы понять, как и куда он мог бежать, Фрэнк обнаружил штрафную квитанцию за превышение скорости, выданную дорожной полицией. Номерной знак принадлежал машине, взятой напрокат в фирме «Авис». Дата – день смерти Никола, а место нарушения находилось недалеко от места катастрофы.

Фрэнк понял, как действовал Жан-Лу. Секрет, который Фрэнк доверил Пьеро, как почетному полицейскому, по мнению Мальчика дождя, очевидно, касался всех, кроме его большого друга Жан-Лу. Поэтому именно ему и только ему по иронии судьбы Пьеро сказал, что Фрэнк интересовался пластинкой некоего Роберта Фултона. Жан-Лу тотчас понял, какую допустил ошибку, и немедленно отправился следом за Никола, когда тот поехал выяснять, что стоит за этой пластинкой.

Фрэнк повторил шаг за шагом весь путь комиссара, и ему стало ясно, что тот раньше всех сумел узнать имя убийцы. И потому погиб.

Голос Ронкая отвлек его от этих размышлений.

– …поэтому я предоставил бы слово человеку, который сумел установить имя серийного убийцы, известного как Никто, специальному агенту ФБР Фрэнку Оттобре.

Не было аплодисментов, только густой лес поднятых рук. Ронкай указал на рыжего журналиста в первом ряду. Фрэнк узнал его и приготовился к расстрелу вопросами. Журналист поднялся и представился.

– Рене Колетти, «Франс суар». Агент Оттобре, вам удалось понять, зачем Жан-Лу снимал скальпы со своих жертв?

Фрэнк сдержал улыбку, думая о том, с каким удовольствием журналист обращается к самой сути проблемы.

Что ж, если таковы правила игры, то я тоже умею играть.

Фрэнк откинулся на спинку стула.

– Это вопрос, на который доктор Клюни сумеет ответить более профессионально, чем я. Однако могу сказать уже сейчас, что сегодня мы не в силах найти исчерпывающее объяснение характеру убийств. Как уже отметил начальник полиции Ронкай, многие детали расследования еще требуют проверки и составляют служебную тайну. И все же кое-что мы установили с определенностью и можем поделиться этим с вами.

Фрэнк сделал эффектную паузу и подумал, что доктор Клюни мог бы гордиться им.

– Прежде всего, бесспорные сведения получены в результате предварительной работы, проведенной комиссаром Никола Юло. Именно на них я опирался, когда выяснял личность Никто. Благодаря ошибке, допущенной преступником при убийстве Аллена Йосиды, комиссар сумел вплотную подойти к событиям, которые до сих пор оставались нераскрытыми. Они произошли много лет назад в Кассисе, в Провансе, где погибла целая семья. Тогда преступление было квалифицировано, как двойное убийство и самоубийство, но теперь оно будет основательно пересмотрено. Могу сказать вам, что у одной из жертв лицо тогда было изуродовано точно так же, как у жертв Никто.

Зал зашумел. Вскинулись новые руки. Молодая, бойкая журналистка вскочила раньше других.

– Лаура Шуберт, «Фигаро».

Фрэнк кивнул ей.

– Но разве комиссар Юло не был отстранен от расследования?

Краем глаза Фрэнк заметил, как Дюран и Ронкай выпрямились на своих стульях. Он улыбнулся девушке как человек, который намерен предложить другую, подлинную версию события.

Вот вам в задницу, засранцы!

– Это не совсем точно, мадемуазель. Это лишь вольная интерпретация прессы. Комиссар Юло отошел от расследования здесь, в Монте-Карло, чтобы незаметно заниматься другими уликами – теми, что были у него в руках и которые, по понятным причинам, не стали достоянием общественности. С болью должен сообщить вам, что, к сожалению, именно это расследование Юло послужило причиной его смерти. Она произошла не в результате дорожной аварии. Речь идет о бог знает каком по счету убийстве, совершенном Никто. Поняв, что его распознали, Никто вынужден был выйти из укрытия и защищаться. Повторяю, заслуга в идентификации преступника, совершившего все эти убийства, принадлежит в первую очередь комиссару Никола Юло, который заплатил за это собственной жизнью.

В зале поднялся гул. Версия трещала по всем швам, но впечатляла. Про такое можно было писать, и журналисты непременно подхватят эту новость. Именно это и нужно было Фрэнку. Дюран и Ронкай были потрясены, но сохраняли хорошую мину при плохой игре. Морелли, стоявший, сложив руки, у стены сбоку, показал Фрэнку из-под локтя кулак с поднятым кверху большим пальцем.

Поднялся журналист, говоривший по-французски с сильным итальянским акцентом.

– Марко Франти, «Коррьере делла сера», Милан. Не можете ли рассказать нам подробнее о том, что именно расследовал комиссар Юло в Кассисе и что он там обнаружил?

– Повторяю, следствие там еще продолжается. Есть ряд предположений, но их могут опровергнуть факты. Одно могу сказать уже сейчас с большой долей вероятности. Мы пытаемся выяснить подлинное имя Никто, поскольку считаем, что Жан-Лу Вердье – имя не настоящее. Поиски, произведенные на кладбище в Кассисе по следам комиссара Юло, показали, что Жан-Лу Вердье – имя мальчика, погибшего в море за несколько лет до уже упомянутой прованской трагедии. Совпадение, по меньшей мере, подозрительное, учитывая что могилы мальчика и этих жертв находятся буквально в нескольких шагах.

Еще один журналист поднял руку и, даже не вставая, перекрыл общий шум.

– А про историю с капитаном Райаном Моссом что вы можете нам сказать?

В зале воцарилась полнейшая тишина. Фрэнк внимательно посмотрел на журналиста, поставившего самый жгучий вопрос ребром, и обвел взглядом всех присутствующих.

– Что касается капитана Райана Мосса, уже освобожденного из тюрьмы, то речь идет о моей непростительной ошибке. Я не ищу ни оправданий, ни смягчающих обстоятельств: улики выглядели настолько убедительно, что позволяли без тени сомнения обвинить его в убийстве Роби Стриккера. К сожалению, иногда в ходе сложного расследования вроде такого, какое мы ведем сейчас, достается и невиновным. Это, однако, не может и не должно служить оправданием. Повторяю, речь идет об ошибке, и я готов взять на себя всю ответственность за нее, дабы избавить от этого обвинения кого-либо другого. А теперь, с вашего позволения…

Фрэнк поднялся.

– К сожалению, я еще занят вместе с силами полиции поисками очень опасного преступника. Доктор Дюран, начальник полиции Ронкай и доктор Клюни будут рады ответить на остальные ваши вопросы.

Выйдя из-за стола, Фрэнк прошел мимо Морелли в боковую дверь. Через несколько секунд инспектор нагнал его в просторном полукруглом коридоре рядом с залом, где проходила пресс-конференция.

– Ты был великолепен, Фрэнк. Заплачу любые деньги за снимки физиономий Ронкая и Дюрана, когда ты говорил о комиссаре Юло. И велю показать моим внукам в подтверждение, что Господь существует. А теперь…

Громкие шаги отвлекли Морелли. Взгляд инспектора устремился на кого-то за спиной Фрэнка.

– Вот мы и встретились, мистер Оттобре.

Фрэнк узнал эту интонацию и этот голос. Обернулся – на него в упор смотрел капитан Райан Мосс. Рядом стоял генерал Натан Паркер. Морелли тотчас насторожился и шагнул ближе. Фрэнк заметил это и был благодарен ему.

– Проблемы, Фрэнк?

– Нет, Клод, никаких проблем. Думаю, можешь идти, не так ли генерал?

Голос Паркера был холоднее льдов Арктики.

– Конечно, никаких проблем. Извините нас, инспектор…

Морелли неуверенно отошел. Фрэнк слышал, как удаляются его шаги по мраморному полу. Натан Паркер и Мосс стояли и молча ждали, пока они не стихнут совсем.

Первым заговорил Паркер.

– Так значит, нашли, Фрэнк? Нашли этого своего убийцу. Вы, я вижу, человек весьма предприимчивый.

– То же самое можно сказать и о вас, генерал, хотя не всеми вашими начинаниями можно гордиться. Если вам может быть интересно, Елена мне все рассказала.

Старый солдат и бровью не повел.

– Мне она тоже все рассказала. Долго говорила о том, как вы ловко воспользовались женщиной, у которой не все в порядке с головой. Думаю, вы допустили серьезную ошибку, изображая рыцаря без страха и упрека. Насколько припоминаю, я предупреждал вас, что не стоит вставать на моем пути, но вы не захотели прислушаться к моему совету.

– Вы грязный негодяй, генерал Паркер, и я вас уничтожу.

Райан Мосс рванулся к Фрэнку. Генерал жестом остановил его, усмехнувшись со змеиным коварством.

– Вы конченый человек. И, как все конченые люди, еще и впадаете в заблуждение, мистер Оттобре. Я могу перепрыгнуть через вас одним прыжком, и мне даже не придется отряхивать пыль с брюк. Послушайте, что я вам скажу…

Он настолько приблизился к Фрэнку, что тот ощутил его горячее дыхание и брызги слюны изо рта, когда генерал злобно зашипел ему в лицо.

– Вы больше и близко не подойдете к моей дочери, Фрэнк. Я могу взять вас за шкирку, как котенка, и довести до того, что сами станете умолять убить вас. Если вам небезразлична своя безопасность, имейте в виду, я держу в кулаке и Елену. Я в любую минуту могу поместить ее в психиатрическую клинику и выбросить ключ от двери палаты.

Он стал обходить Фрэнка вокруг, продолжая рассуждать.

– Конечно, вы можете объединиться и вместе выступить против меня. Можете выплюнуть ваш яд. Но подумайте сами. С одной стороны – я, генерал американской армии, герой войны, военный советник президента Соединенных Штатов. С другой стороны – вы двое, женщина с неустойчивой психикой и человек, который несколько месяцев провел в сумасшедшем доме после того, как довел до самоубийства свою жену. Скажите, Фрэнк, кто вам поверит? А кроме того, все ваши выдумки про меня могут отразиться на Стюарте. Думаю, этого Елене хочется меньше всего. Моя дочь все поняла и обещала мне, что никогда больше не попытается увидеться с вами. Того же самого я жду от вас, мистер Оттобре, вы поняли? Никогда!

Старый солдат отступил на шаг, в глазах его светилось торжество.

– Чем бы ни завершилась эта история, вы конченый человек, мистер Оттобре.

Генерал повернулся и зашагал прочь, не оборачиваясь. Мосс подошел к Фрэнку. На его лице читалось садистское желание добить поверженного.

– Он прав, мистер агент ФБР. Ты конченый человек.

– В этих словах есть хоть какой-то смысл. Ты же никогда и не был человеком.

Фрэнк слегка отступил, ожидая реакции, и Мосс, рванувшись к нему, уперся в дуло пистолета.

– Ну же, капитан, вперед! Дай мне только повод. Один единственный. У старика есть прикрытие, а у тебя нет, ты никому не нужен, ни для кого не опасен, как бы ни обманывался на сей счет.

– Рано или поздно я доберусь до тебя, Фрэнк Оттобре.

Фрэнк развел руками, как бы соглашаясь.

– Все мы во власти господа, Мосс, только уж точно не ты. А теперь отрывай каблуки и ползи за своим хозяином.

Фрэнк стоял в коридоре до тех пор, пока они не ушли. Потом сунул пистолет в кобуру и прислонился к стене. Медленно сполз по ней на холодный мраморный пол и почувствовал, что его трясет.

Где-то скрывался опасный убийца, который мог совершить новые преступления. Он уже убил несколько человек с неслыханной жестокостью, и среди них был Никола Юло, его лучший друг. Еще несколько дней назад Фрэнк отдал бы все оставшиеся годы жизни, лишь бы написать имя преступника на клочке бумаги.

Теперь всеми его мыслями владела только Елена Паркер, и он не знал, что делать.

Лоран Бедон вышел из «Кафе де Пари». Внутренний карман его пиджака топорщился от пачки банкнот по пятьсот евро. Ему невероятно везло этим вечером. О таком мечтает каждый завзятый игрок в рулетку. Выигрыш на красное три раза подряд, с самой высокой ставкой! Публика неистовствует, лицо крупье вытягивается при виде такого небывалого везения.

Он отправился в кассу и принялся выгребать из карманов цветные кружочки. Кассир остался невозмутимым при виде суммы выигрыша и распорядился принести наличные из сейфа, потому что в кассе денег для выплаты не хватало.

Забирая пластиковый мешок, оставленный в гардеробе, Лорен подумал, что если удача посмотрела вдруг в твою сторону, то может надавать таких пощечин нищете – только держись. Он зашел в «Кафе де Пари», чтобы скоротать полчаса, и за эти полчаса возвратил все, что потерял за последние четыре года.

Он взглянул на часы. Нет, не опаздывает.

Постоял, оглядывая площадь.

Слева городское Казино сияло всеми своими огнями, подчеркивавшими барочное жеманство архитектуры. У входа возвышался на наклонном постаменте «БМВ-750», искусно подсвеченный несколькими прожекторами. Это была премия победителю конкурса chemin-de-fer,[72]который должен был состояться вскоре.

«Отель де Пари», расположенный напротив, казался естественным продолжением казино, словно они не могли существовать друг без друга. Лоран представил себе людей, находившихся там, – официантов, носильщиков, портье, клиентов, раздутых от спеси и денег.

Что же до него самого, то дела, похоже, стали складываться, наконец, как нужно. Начиная с игры. С тех пор, как завязалось его сотрудничество с этим американцем, ветер словно переменился. Лоран понял, что этот тип, Райан Мосс, чрезвычайно опасен – когда увидел, с какой легкостью тот избавился от Вадима. Но он оказался и необыкновенно щедрым, и пока дело будет обстоять так, все остальное можно отбросить. В сущности, что нужно этому Моссу? Только, чтобы он, Лоран, незаметно сообщал ему новости о расследовании «дела Никто», всю информацию, доступную ему благодаря общению с полицией, дежурящей на радио в ожидании звонков убийцы. И эта синекура уже принесла Лорану деньги, которых хватило, чтобы заткнуть не одну дыру в несчастной лодке его экономики.

Он очень расстроился, когда Мосса арестовали по обвинению в убийстве Роби Стриккера. И не потому, что так уж переживал за того или другого. Американец был явным психопатом и, если честно, то самое подходящее место для такого фанатика – за крепкими решетками тюрьмы «Рокка». Ну, а плейбой Стриккер тоже был негодяем, которому просто повезло родиться от одной шлюхи, а не от другой, вот и все. Наверное, даже отец не заметит его отсутствия.

Requiescat come cazzo gli pare.[73]Аминь.

Такую эпитафию Роби Стриккеру сочинил Лоран Бедон.

Он только потому и пожалел об аресте Мосса, что из курятника пропала курица, которая несла золотые яйца. Живейшая озабоченность утратой спонсора, как он про себя называл американца, приглушила опасение о возможном обвинении в сообщничестве. Непохоже, что этот тип из тех, кто запросто расстегнет пуговицы. Полицейским придется семь потов спустить, чтобы вытянуть из него хоть что-нибудь. Мосс был очень твердым орешком, особенно если учесть, что за ним стоял другой, генерал Паркер, отец той убитой девушки. Вот он действительно важная шишка. Конечно же, именно ему принадлежал кошелек, которым пользовался Мосс, торопясь наполнить его всякий раз, как только несчастный Лоран опустошал.

В любом случае, Лоран встретил освобождение Мосса из тюрьмы со вздохом облегчения и новыми надеждами. Надежды эти превратились в настоящий восторг, когда он получил второе электронное письмо, подписанное, как и первое, «Американский дядюшка», и приглашавшее на свидание.

Лоран даже не задумался, а что же Моссу нужно от него теперь, когда убийца разоблачен. Важно одно – лишь бы не прервался постоянный приток денег в его карманы.

Он все не мог забыть о подозрении в глазах Мориса, когда выплачивал, наконец, ему свой долг. Тот смотрел так, будто деньги, которые Лоран швырнул ему на стол в служебном помещении «Бурлеска» – жалкого ночного клуба в Ницце, заполненного дешевыми проститутками – были фальшивыми.

Если Морис и полюбопытствовал про себя, откуда эти деньги, то спрашивать все же не стал.

Лоран ушел с высокомерной миной на лице, обойдя Вадима, у которого на носу еще держались пластыри в память о встрече с капитаном Моссом. Теперь, поняв, что у него появился покровитель поопаснее их самих, эта парочка перестала относиться к Лорану с прежним презрением.

Месье Бедон заплатил. Месье Бедон свободен. Месье Бедон посылает вас всех в задницу. Месье Бедон покидает этот дерьмовый притон.

Лоран поправил пластиковый мешок, висевший через плечо, и пересек по диагонали площадь, направляясь в парк напротив казино.

Вокруг было людно. История серийного убийцы, бродящего по Монте-Карло, привлекла сюда неимоверное число не только обычных туристов, журналистов, но и просто зевак. Оживление царило, как в лучшие времена, хотя – вот уж диалектический каламбур! – все это кипение жизни было порождено дуновением смерти.

Повсюду только и говорили о месье Никто. В газетах, на радио, по телевидению, за открытыми окнами гостиных…

Он вдруг представил себе Жан-Лу. И при всем своем цинизме не мог не содрогнуться. Жить столько времени бок о бок с человеком, который способен на такое… При одной лишь мысли о его зверствах вздрагивали люди куда более толстокожие, чем Лоран.

Сколько же человек он убил? Восемь… Нет, девять, если считать еще этого несчастного комиссара Юло. Черт побери. Настоящая мясорубка, и устроил ее красавец-парень – зеленоглазый, с теплым, проникновенным голосом, скромный, едва ли не застенчивый, какого, казалось бы, должны были бы преследовать толпы женщин, а не полиция всей Европы.

Лоран вспомнил, что именно он заставил Жан-Лу начать карьеру диджея. Он привел талантливого новичка на радио, а потом бессильно смотрел, как его самого оттесняют.

Теперь и тут все менялось.

Бикжало, похоже, раздавленный всей этой историей, был решительно отстранен от руководства радио, курил одну за другой свои русские папиросы с непонятными надписями на пачках, и казалось, сам говорил на языке этих надписей. Президент спросил Лорана, не возьмется ли он вести «Голоса». События, похоже, не убавили интереса публики к передаче, напротив, число слушателей росло благодаря болезненно-алхимическому воздействию кровавых событий.

Ладно, засранцы, что же теперь не зовете вашего Жан-Лу Вердье?

Он же, Лоран, продал на вес золота эксклюзивное интервью одному еженедельнику, а также получил весьма кругленький аванс за экспресс-книгу, над которой уже начал работать, назвав ее «Моя жизнь с Никто». А потом случился, вот только что, этот неожиданный выигрыш в «Кафе де Пари». И между тем, еще вечер…

То обстоятельство, что Жан-Лу все еще оставался на свободе, нисколько не тревожило Лорана. Парень не представлял больше никакой проблемы. Как говорила полиция, его арест – дело нескольких часов. Да и где мог скрыться человек, фотографии которого красовались во всех газетах и имелись у каждого полицейского отсюда до Хельсинки.

Звезда Жан-Лу закатилась навсегда.

Теперь всходило солнце Лорана Бедона.

Он даже обнаружил, к немалому удивлению, что ему нет совершенно никакого дела до Барбары. Пусть она цепляется за своего полицейского, за этого сторожевого пса. В былой привязанности к девушке Лоран видел теперь некий символ своего падения – самое главное, чего жизнь лишила его в трудную минуту.

Теперь он водрузился на свой крохотный трон и мог сам решать – «да» или «нет». Единственное, чего ему хотелось бы, если б он мог еще чего-то желать, так это увидеть, как Барбара возвращается к нему, поджав хвост, и признается, что была дурой, оставив его. Хотелось бы услышать ее униженный голос, умоляющий простить и позволить вернуться…

И все это лишь для того, чтобы иметь отличную возможность бросить ей в лицо правду: она ему теперь не нужна. И никогда больше не будет нужна.

Он опустился на скамейку в пустынной и самой тенистой части парка. Закурил сигарету и откинулся на спинку, оглядывая окружающий мир с чувством победителя.

Вскоре за его спиной возник человек, подошел и сел рядом. Повернулся и посмотрел на него. Его безжизненные, как у чучела, глаза, внушали Лорану страх. Для него этот человек означал лишь одно – новые деньги.

– Здравствуйте, Лоран, – сказал человек по-английски.

– Здравствуйте. Рад видеть вас снова на свободе, капитан Мосс.

Тот игнорировал его слова и сразу перешел к главному.

– Принесли то, что я просил?

Лоран снял мешок с плеча и положил на скамейку,

– Вот. Не все, разумеется. Я выбрал наугад. Если бы вы сказали, для чего вам это нужно, я мог бы…

Райан Мосс жестом прервал его. Пропустив вопрос мимо ушей, он положил рядом дешевый чемоданчик.

– Здесь то, о чем мы договорились.

Лоран схватил чемоданчик и переложил себе на колени. Щелкнул замками и приподнял крышку. В полутьме увидел: все дно выложено пачками банкнот. Лоран подумал, что они светятся лучше любого прожектора.

– Хорошо.

– Не пересчитаете? – с легкой иронией поинтересовался Мосс.

– Вы ведь не можете проверить то, что принес я, и было бы бестактно не ответить доверием на доверие.

Капитан Райан Мосс поднялся. Обмен был завершен. Разумеется, удовольствие от взаимного общения было для обоих не столь велико, чтобы продлить встречу.

– До свиданья, месье Бедон.

Лоран, не поднимаясь, ответил на приветствие.

– До свиданья, капитан Мосс. Всегда приятно иметь дело с вами.

Он сидел на скамейке, глядя на атлетическую фигуру американца, удалявшегося своим твердым шагом. Гражданская одежда не скрывала военной выправки. Лоран сидел, пока тот не исчез из виду. Он был в прекрасном настроении. Вечер определенно оказался плодотворным. Сначала выигрыш в Казино, а теперь и этот непустой чемоданчик… Как говаривали старики, деньги идут к деньгам.

Лоран был уверен, что так пойдет и дальше.

Пусть время течет себе спокойно. Час за часом, день за днем.

Как говорится, даже если часы стоят, то дважды в сутки они все равно показывают верное время. А его часы не только не стояли, но показывали лучшую пору.

Он поднялся и взял чемоданчик, весивший значительно меньше мешка, который он вручил Моссу, но казавшийся намного тяжелее. Постоял недолго, раздумывая. Сегодня хватит экспериментов с «Кафе де Пари». Нельзя слишком многого требовать от фортуны в один день. Сюда, на площадь Казино, его подвез Жак, звукооператор. Теперь он мог взять такси или спуститься к гавани пешком, выпить стаканчик-другой в «Старз-энд-барз», забрать свою новехонькую машину с подземной парковки возле радио и вернуться в Ниццу. Конечно, не «порше», его мечта, но это уже вопрос времени – надо лишь немного подождать. Все-таки лучше, чем ездить на работу в общественном транспорте из своей новой квартиры недалеко от площади Пеллегрини в районе Акрополис – скромной, но со вкусом отделанной, какую он только что снял. По иронии судьбы, она находилась недалеко от прежней, которую у него отнял Морис, чтобы черти его побрали.

Он взглянул на часы. Еще рано, а впереди длинная ночь.

Лоран Бедон не спеша направился к «Отель де Пари». Он шел легким шагом человека, устремленного в будущее, полагая, что еще успеет придумать, как поинтереснее провести остаток вечера.

Реми Бритичер надел шлем и поднял ногой подпорку мотоцикла. Хотя дорога шла под гору, ему не стоило никакого труда удерживать свой «Пегас». Возбуждение, какое он ощущал, позволило бы ему удержать «априлию» и одной ногой. Он оставил мотоцикл на площади Казино на специальной мотоциклетной парковке у отеля «Метрополь».

Приподняв козырек, Реми наблюдал за «клиентом», который шел по парку, приближаясь к фонтану. Реми был не новичком в подобного рода слежке. Обычно он действовал в других местах – в казино Ментона или Ниццы, например, или в других игорных домах, их на побережье сколько угодно. Иногда добирался даже до Канн. Монте-Карло в этом отношении было запретной зоной. Слишком опасно, слишком мало путей отхода и слишком много полиции вокруг. Реми прекрасно знал, что кроме обычных клиентов, в зале находилось и немало полицейских в штатском.

В этот вечер он был здесь простым туристом. Приехал полюбопытствовать, посмотреть, кого привлекла в Княжество история серийного убийцы, что бродит по городу. Он зашел в «Кафе де Пари» случайно и только по привычке обратил внимание на этого наглого типа с лицом сифилитика, который взял подряд три ставки на колесе, показав задницу национальной лотерее.

Реми незаметно прошел за ним к кассе и увидел, что внутренний карман пиджака у этого типа заметно растолстел. И потому вечер отдыха тотчас превратился для Реми в трудовой вечер. Вообще-то он работал на окраине Ниццы механиком в мастерской, где занимались тюнингом мотоциклов. Он настолько хорошо разбирался в двигателях, что месье Катрамбон, его работодатель, закрыл глаза на его былые проступки. И действительно, в свое время Реми пришлось пару раз посидеть в тюрьме для несовершеннолетних как раз за то, что он собирался сделать сейчас и что можно было бы назвать просто глупостью. Но тогда это были юношеские приключения, не совсем удачные из-за ощутимого недостатка опыта. Пока же, к счастью, обошлось без пребывания в отечественных тюрьмах. По нынешним временам кража в общественном месте не считалась тяжким грехом, и Реми был достаточно умен, чтобы не использовать оружие во время своих «рабочих контактов», как он называл это. Короче говоря, игра стоила свеч. Достаточно было иметь голову на плечах, а вторая зарплата никогда никому не мешала.

Всякий раз, когда он чувствовал, что сегодня его вечер, он отправлялся бродить по казино, высматривая одиноких игроков, которым удавалось выиграть крупную сумму. Он шел за ними на улицу и потом преследовал на мотоцикле. Хуже, если они уезжали на машине. Тогда он провожал их до самого дома, и если водитель въезжал прямо в гараж, то ничего не попишешь – он оставался с носом – смотрел, как машина исчезала за оградой или уезжала вниз, включив красный стоп-сигнал, словно показывая ему: вечер пропал даром.

Если же машина останавливалась на дороге возле дома, уже лучше. Он настигал свою жертву, когда та искала ключи у дверей. Все происходило моментально. Он со шлемом на голове возникал рядом, держа руку во внутреннем кармане куртки, и человек, естественно, пугался и выкладывал деньги. Рука в кармане могла быть блефом, а могла и в самом деле держать пистолет. Деньги же, как правило, оказывались не такими большими, чтобы рисковать из-за них жизнью. Затем следовало быстрое бегство на мотоцикле – и все. Не сложнее, чем снять деньги с банкомата.

Если же «клиент» отправлялся домой пешком, достаточно было дождаться удобного момента – выбрать место, где мало машин, мало света и нет поблизости ищеек, а потом все происходило точно так же. Более того, нередко еще быстрее.

Поскольку его интересовали главным образом люди, посещавшие казино, Реми не раз спрашивал себя: может, в этом по-своему проявляется его пристрастие к игре, может, это какая-то извращенная форма зависимости от зеленого стола со всеми его атрибутами. В конце концов он пришел к выводу, что может считать себя своего рода целителем для страдающих такой зависимостью, живым доказательством, что нечестно нажитое впрок не идет.

Словом, устраивал что-то вроде отпущения грехов самому себе.

А что он – всего лишь обычный уголовник, ему и в голову не приходило.

Реми включил зажигание, и двигатель «априлии» сразу же мягко заработал, зарокотав глухо, но в полную силу, даже на минимальных оборотах. Реми понадеялся, что его «клиент» не отправится на стоянку такси рядом с «Отель де Пари». Тогда задача упрощалась: человек, берущий такси, уж точно не скроется в своем гараже. Однако могло случиться и по-другому, как бывало довольно часто. Игроки с деньгами обычно плохо тратили свой выигрыш, чаще всего оставляли его в каком-нибудь ночном клубе, каких в Ницце было невероятно много – по сути это легализованные публичные дома. Тут они платили за выпивку всем, кому попало и в конце концов предлагали какой-нибудь шлюхе за минет в отдельном номере сумму, на которую семья из трех человек могла бы жить целую неделю. Реми просто жаль было, когда удачный выигрыш пропадал в горле какой-нибудь минетчицы.

Приподняв ногой педаль передачи, он поставил на первую и тронулся с места наперерез человеку, который в этот момент переходил площадь возле центральной клумбы. Тут Реми остановился, опустил мотоцикл на подпорку и наклонился, будто хотел что-то проверить в заднем багажнике. Человек, к счастью, миновал единственное на стоянке такси. Если он направится в Сен-Дево, это было бы невероятной удачей. В том районе пешеходов мало, особенно в такой час, и все можно проделать по-быстрому, а потом свернуть в сторону Ниццы и исчезнуть в одном из трех карнизов.[74]

Реми как-то особенно загорелся этим неожиданным приключением. Он прошел за своей жертвой в парк. Мотоцикл оставался совсем близко. Реми мог обработать жертву в полутемном месте, в считанные секунды вскочить на свои колеса и мигом испариться.

Он увидел, как человек опустился на скамью, потом почти сразу же появился другой, приблизился и сел рядом. Реми наблюдал нечто странное. Тот, кого он преследовал, с лицом покойника, отдал другому пластиковый мешок, висевший на плече, в обмен на чемоданчик-«дипломат».

Явно запахло жареным. Или наоборот – весьма аппетитно, в зависимости от того, как посмотреть. Вполне вероятно, что чемоданчик содержал что-то ценное. Если так, то приятная возможность присоединить его содержимое к деньгам, полученными, как Реми видел, в «Кафе де Пари», позволила бы занести в его личную книгу рекордов Гиннеса самое крупное поступление.

Когда обмен был завершен, и мужчины расстались, Реми упустил момент. Справа подошла группа людей, направлявшихся в казино, и он размышлял, стоит ли рисковать. Даже если его жертва позовет на помощь, в чем он сомневался, никто не станет ввязываться в эту историю. При ограблении люди, как правило, тотчас оказываются необычайно заняты своими совершенно неотложными делами. Не случайно на курсах самообороны учат, что если вы оказываетесь жертвой ограбления, никогда не следует кричать «Держите вора!» Это волшебные слова – вы тотчас увидите спины поспешно удаляющихся прохожих. В таком случае гораздо лучше кричать «Пожар!», тогда все сразу обернуться – поглазеть на тех, кто спешит на помощь.

Реми прекрасно знал: герои не рождаются в капусте. Всегда может найтись исключение, подтверждающее правило, и решил не рисковать.

Он вернулся к мотоциклу и поехал по авеню де Бозар, стараясь не упустить из виду «клиента». Тот направился по красивой авеню Монте-Карло с видом на море, а потом вышел на авеню Остенде. Следовать за ним было совсем нетрудно.

Если б не надо было держать руль, Реми с удовольствием бы потер бы руки. Эта часть дороги особенно пустынна. Идеальные условия для звериной охоты за повседневным пропитанием.

Реми ехал медленно, на второй передаче, с открытым шлемом и расстегнутой молнией на легкой кожаной куртке, словно обычный турист на мотоцикле, которому хочется насладиться свежим воздухом теплого летнего вечера.

Вот он, его «клиент». Идет не спеша, покуривая сигарету. Очень хорошо. Вот он перешел на другую сторону дороги и теперь идет по той же стороне, что и Реми. И даже чемоданчик держит в левой руке – очень удобно для мотоциклиста. Реми не верил своим глазам, увидев, как удачно все складывается. Если бы он сам выбирал условия, то не придумал бы ничего лучше. Он решил, что у его «клиента» в этот вечер удача определенно закончилась с выигрышем в «Кафе де Пари».

Значит, решил Реми, можно действовать не так осторожно, как обычно. С другой стороны, если не пойдешь на вокзал, в поезд не сядешь, как любил повторять его хозяин, бородач месье Катрамбон.

Реми глубоко вздохнул и решил, что пора. Нацелил переднее колесо на поребрик и, приподняв руль, помог мотоциклу преодолеть это препятствие.

И поехал по тротуару за своей жертвой, которая как раз в этот момент выбросила окурок. Нужно было спешить, а не то человек переложит чемоданчик в другую руку. Реми резко прибавил скорость и вплотную подъехал к жертве сзади. Услышав шум двигателя, человек невольно обернулся. Кулак Реми пришелся в левую скулу, где-то между носом и ртом.

Бедняка, наверно, скорее от удивления, нежели от удара, упал, но чемоданчика из рук не выпустил. Реми остановил мотоцикл и быстро, словно кот, соскочил с него. Свой мотоцикл он уже давно переделал так, чтобы при отпускании подпорки двигатель не выключался, а работал по-прежнему.

Реми приблизился к лежавшему на земле человеку, держа левую руку в кармане и слегка оттопыривая куртку.

– Не двигаться, или ты покойник.

Он опустился рядом с жертвой, залез во внутренний карман его пиджака и достал нетронутую пачку банкнот. Он действовал довольно грубо, так что подкладка порвалась. Даже не взглянув на деньги, он сунул их в свою куртку. Затем встал и протянул руку человеку, лежавшему на земле.

– Отдай чемодан.

У этого тощего типа и без того был болезненный вид, а теперь, с окровавленным носом, казалось, он уже совсем готов отдать богу душу. Кто бы мог подумал, что он способен оказать сопротивление?

Все произошло так быстро, что Лоран даже не успел ничего понять. Но когда до него дошло, наконец, что этот тип в кожаной куртке грабит его, он вскочил на ноги и ударил негодяя чемоданом по шлему.

Реми подумал, что у него не все дома. Это была всего лишь непроизвольная реакция, а не попытка защититься. Паника – и ничего больше. Если бы вместо удара по шлему, отчего Реми лишь слегка покачнулся, Лоран с такой же силой ударил бы ему между ног, то наверняка раздавил бы Реми яйца.

Реми был сильным парнем, куда сильнее своей жертвы. Он снова ударил человека в лицо. Услышал, как хрустнул зуб. Не будь у Реми защитных перчаток, он сам поранился бы.

Поблизости, к счастью, не было пешеходов, но навстречу проехала машина. Кто-то из пассажиров обернулся в окошке. Если он понял, что происходит, то может сообщить полицейским на площади Казино. Дело могло принять плохой оборот. Надо сматываться.

«Клиент» между тем крепко держал свой чемоданчик. Но удары основательно подкосили его, из носа вовсю текла кровь, заливая пиджак и рубашку, а в глазах стояли слезы от боли и ярости.

Реми схватил чемоданчик за ручку и рванул со всей силой, но так и не смог отнять. Задерживаться, однако, было уже опасно; он повернулся и направился к мотоциклу. И тут его жертва нашла силы – возможно, от отчаяния – наброситься на Реми сзади, схватить за шею и повиснуть не нем.

Реми попытался сбросить человека, но не сумел.

Тогда он изо всей силы ударил его локтем в живот. Почувствовав, как рука утонула в чем-то мягком, а висевший на нем человек шумно засипел, Реми подумал, что такой звук бывает, когда лопается воздушный шарик.

Когда тяжесть спала с его плеч, он обернулся и увидел, что человек сложился пополам, держась обеими руками за живот. И тогда Реми даже не ударил, нет, просто слегка двинул его ногой в плечо.

Человек навзничь опрокинулся с тротуара на проезжую часть – и угодил прямо под колеса огромного темного лимузина, неспешно катившего по авеню Остенде.

Лорана Бедона отбросило на другую сторону дороги с перебитым тазом и сломанной ногой. Голова его ударилась о каменный поребрик тротуара.

Он умер мгновенно.

Он не услышал шума мотоцикла, уносившегося на бешеной скорости, истеричного крика женщины, визга тормозов другой машины, резко остановившейся, чтобы не наехать на бездыханное тело, лежащее на дороге в луже крови, которая медленно растекалась по асфальту.

Случай, одинаково насмехающийся как над живыми, так и над мертвыми, поднял внезапный порыв ветра. Тот принес и жалостливо опустил на лицо Лорана газетный лист, как бы желая скрыть от окружающих ужас его смерти. По иронии судьбы, именно в этот вечер, когда Лоран Бедон наконец ощутил себя человеком, на его безжизненное лицо легло лицо Жан-Лу, изображенное в натуральную величину на первой полосе «Нис Матэн».

Ниже чернел заголовок, подчеркнутый красной линией.

Он гласил:

Настоящее лицо Никто.

Фрэнк уныло посмотрел на пачку телеграмм, лежавших на письменном столе в кабинете, где раньше работал Никола Юло. Находясь тут, он не мог так или иначе не ощущать присутствия друга, ему все время казалось, будто стоит лишь обернуться, и он увидит его стоящим у окна.

Фрэнк подержал пачку в руках, прокрутив ее, словно колоду карт. Потом все же быстро просмотрел одну за другой телеграммы, но не нашел ничего существенного.

Суть в том, что они по-прежнему сидели по уши в дерьме.

Прошло первое радостное возбуждение, когда выяснилось, кто же такой Никто, и больше ничего не изменилось. Даже через двое суток, зная, кто он, они, при всех усилиях, так и не смогли обнаружить, где он скрывается.

По его следам было направлено столько сил, что и не припомнить что-либо подобное прежде. Полиции всех пограничных стран были подняты по тревоге, работали все секретные службы, все специальные ведомства и особый отдел ФБР, занимавшимся крупными уголовными преступлениями. В Европе не было полицейского, у которого не имелось бы на руках целой серии фотоснимков Жан-Лу – и обычных, и преобразованных с помощью компьютера на случай, если тот изменит свою внешность… На дорогах, в портах и аэропортах – общественных и частных – были установлены контрольные посты. Не было ни одной машины, ни одного самолета, ни одного судна, пассажиры которых не проходили бы самой тщательной проверки.

Вся Южная Европа была обследована пядь за пядью. В поисках использовались все известные средства охоты на человека. Для поимки преступника, который произвел такое сенсационное впечатление, требовалась и столь же впечатляющая демонстрация сил. И тут стало ясно, как велико на самом деле значение Княжества Монако. Кто-то, возможно, и считал его опереточным государством, но суждение это было сколь поспешным, столь же и ошибочным.

И все же они до сих сидели с пустыми руками.

Жан-Лу Вердье, или как там еще зовут этого дьявола, словно улетучился. Как ни парадоксально, но это в какой-то мере оправдывало полицию Монте-Карло. Если этот человек мог держать всех под угрозой, если до сих пор никто не сумел надеть ему на запястья пару браслетов, это означало, что они имеют дело с человеком, интеллект которого намного выше среднего. Отдельные неудачи до сих пор так или иначе были оправданы. Принцип «на миру и смерть красна» можно было с немалой долей убедительности применить и к этой коллективной облаве. Фрэнк подумал, что еще немного, и отчаяние вынудит их обратиться даже к медиуму, лишь бы получить хоть какой-то результат.

Дом, где жил Жан-Лу, там наверху, в Босолей, был практически перевернут сверху донизу и тщательно обыскан, но так и не дал ни единой, даже крохотной зацепки.

Удалось узнать кое-что о его прошлом, продолжив расследование Юло, – благодаря номеру телефона, который Морелли раздобыл по его просьбе. Сторож на кладбище в Кассисе подтвердил, что разговаривал с Никола о поместье «Терпение» и о том, что в нем произошло. Они поняли, что вероятно, именно там, на кладбище, комиссара нашел и похитил убийца.

С помощью французской полиции выясняли, кто такой Марсель Легран, пока не уткнулись в глухую стену. Легран в прошлом был сотрудником секретных служб, и на его досье стоял штамп «особо секретно». Фрэнк невольно подумал, что французские спецслужбы расстаются со своими секретами не так легко, как Пьеро.

Им удалось узнать лишь, что в какой-то момент Легран ушел в отставку и уехал в Прованс, где замкнулся в полном уединении. Были пущены в ход сложнейшие дипломатические приемы и задействованы секретные государственные службы, чтобы обойти кое-какие препятствия и разрушить кое-какие стены. Но если Легран представлял для кого-то скелет в шкафу, то было бесполезно убеждать этого «кого-то» открыть шкаф.

С другой стороны, ничем нельзя было пренебрегать, касалось ли это прошлого или настоящего. Оставаясь на свободе, Никто представлял смертельную опасность для любого, кто соприкоснется с ним.

Сначала он убивал в пылу своего безумия, но при этом следовал неким четким схемам. Теперь же он воевал, чтобы выжить, и любой человек был для него врагом. Легкость, с какой он избавился от трех агентов в своем доме, многое говорила о его возможностях. Это был не просто безобидный диджей с радио, красавец парень, привыкший выдавать в эфир музыку и отвечать на вопросы слушателей. При необходимости он превращался в первоклассного воина. Трупы трех агентов полиции, отлично подготовленных бойцов, убедительно подтверждали это.

Все эти дни Фрэнк всячески старался отодвинуть подальше мысли о Елене, но не получалось. Он ощущал ее отсутствие столь остро, что испытывал едва ли не физическое страдание, а сознание, что она по-прежнему в плену этого жалкого ничтожества, ее отца, порождало чувство бессилия, из-за чего у него постепенно ослабевали все тормоза. Единственное, что удерживало Фрэнка от того, чтобы отправиться к Елене домой, вцепиться генералу Паркеру в горло и задушить его, было понимание, что это лишь ухудшит ситуацию.

Вот и сижу тут. И больше ни на что не способен. Сижу за столом и не представляю, с чего начать охоту за своими призраками.

Он открыл ящик письменного стола и положил туда пачку телеграмм, хотя так и хотелось выкинуть их в корзину для бумаг. И тут заметил дискету, которую принес сюда, когда начал работать в этом кабинете. На этикетке его почерком было написано «Купер». В суматохе последних дней он совершенно забыл о телефонном разговоре с Купером и о слежке, которую тот просил установить за этим типом, адвокатом Гудзоном Маккормиком.

Неподходящий был момент для подобной просьбы, но он должен был ее выполнить. Ради Купера, в память о том, что они пережили вместе, чтобы засадить под замок Джеффа и Осмонда Ларкиных.

Фрэнк нажал кнопку переговорника и вызвал Морелли.

– Клод, не заглянешь ли ко мне?

– Как раз собирался. Иду.

Через несколько мгновений инспектор вошел в кабинет.

– Хочу опередить тебя, есть важная новость… Лоран Бедон мертв.

Фрэнк подскочил на стуле.

– Когда?

– Сегодня ночью.

Морелли выставил вперед руки, как бы останавливая поток неизбежных вопросов.

– Нет, ничего общего с нашей историей. Бедняга умер, когда его пытались ограбить. Он выиграл крупную сумму в «Кафе де Пари» вчера вечером, и какой-то воришка на мотоцикле попытался отнять у него деньги, недалеко от площади Казино. Бедон, видимо, сопротивлялся, упал на проезжую часть, и на него наехала машина. Вор умчался на мотоцикле. Если номер, записанный одним свидетелем, верный, возьмем его быстро.

– Да, но ведь это еще один покойник из числа связанных с нашим делом. Господи боже мой, будто какое-то проклятье висит над нами…

Морелли разрядил обстановку, сменив тему разговора.

– Ладно, оставим в стороне это печальное событие. Что ты хотел сказать мне?

Фрэнк вспомнил, зачем позвал его.

– Клод, нужна твоя помощь.

– Слушаю.

– Дело, не связанное с нашим. Найдется у тебя свободный человек, чтобы установить слежку за одним подозрительным типом?

– Ты ведь знаешь, в каком мы сейчас положении. Даже живодеров привлекли к работе…

Фрэнк бросил на стол дискету.

– Тут фотография и имя. Он может быть связан с расследованием, которое мы с моим напарником вели в Америке. Это адвокат, официально находится в Монако для участия в регате.

– Наверное речь идет о «Гран-Мистрале». Тяжелый случай. Порт Фортвьей забит судами.

– Не знаю, ничего в этом не понимаю. Этот тип – адвокат крупного наркодилера, которого мы взяли некоторое время тому назад. Есть основания полагать, что он не просто адвокат, и здесь, в Княжестве, не ради регаты. Я понятно объяснил?

Морелли подошел к письменному столу и взял дискету.

– Хорошо, посмотрю, что можно сделать, но сейчас скверный момент, Фрэнк. Ну, да не мне тебе объяснять.

– Да, действительно скверный момент… Полная тишина?

– Полная тишина. Все молчат. После вспышки света, мы снова в полном мраке охотимся за тенями. Полиция половины Европы бегает за собственным хвостом, как говорил комиссар Юло…

Фрэнк закончил фразу:

– …а под хвостом лишь дырка от задницы.

– Совершенно верно.

Фрэнк откинулся на спинку кресла.

– И все же, если хочешь знать мое ощущение… обрати внимание, я говорю о простом ощущении..

Он помолчал. Выпрямился в кресле и поставил локти на стол. Морелли опустился в кресло рядом, ожидая. Он уже знал по опыту, что к ощущениям американца следует прислушиваться весьма внимательно.

– По-моему, он еще здесь. Поиски по всему света ни хрена не дают. Никто не уезжал из Княжества Монако!

Морелли хотел было возразить, но тут зазвонил телефон. Фрэнк посмотрел на аппарат, словно над ним висел вопросительный знак. После третьего звонка он взял трубку. И услышал взволнованный голос телефонистки.

– Мистер Оттобре, это он у телефона! И срочно просит вас!

Фрэнку показалось, будто кто-то засунул ему в желудок насос. Сейчас мог быть только один человек, о котором достаточно было сказать всего лишь «он».

– Давайте. И запишите.

Фрэнк нажал кнопку громкой связи, чтобы Морелли тоже слышал, и властным жестом указал ему на аппарат.

– Алло?

Последовали несколько секунд молчания, потом в кабинете раздался знакомый голос.

– Алло, говорит Жан-Лу Вердье…

Морелли вскочил с кресла, будто оно вдруг раскалилось. Фрэнк, крутя в воздухе пальцем, указывал на телефон. В ответ Морелли сжал кулак с поднятым большим пальцем и выбежал из комнаты.

– Да, это Фрэнк Оттобре. Ты где?

Опять тишина, и снова прозвучал теплый, проникновенный голос диджея.

– Хватит пустой болтовни. Мне не нужен кто-то, кто хочет поговорить со мной. Мне нужен тот, кто выслушает меня. Будешь перебивать, брошу трубку…

Фрэнк промолчал. Что угодно, лишь бы Жан-Лу оставался у телефона, а люди внизу успели бы засечь номер.

– Ничего не изменилось. Я – некто и никто, и ничто не остановит меня. Поэтому бесполезно разговаривать со мной. Все как прежде. Луна и ищейки. Ищейки и луна. Только музыки больше не будет. Я все еще здесь, и ты прекрасно знаешь, что я делаю. Я убиваю…

Связь прервалась. В тот же момент в комнату влетел Морелли.

– Мы засекли его, Фрэнк. Он звонит с мобильника. Машина внизу. Со спутниковой связью.

Фрэнк вскочил и бросился по коридору вслед за Морелли. Они понеслись вниз по лестнице, перескакивая через четыре ступеньки. Едва не сбив с ног двух агентов, поднимавшихся навстречу, пулей вылетели во двор.

Не успели захлопнуться дверцы машины, как она сорвалась с места. Фрэнк увидел за рулем того же агента, который вел машину в то утро, когда был обнаружен труп Аллена Йосиды. Это был отличный водитель, и Фрэнк был рад встрече с ним.

Агент в штатском, сидевший впереди, смотрел на карту города на мониторе перед ним. Посередине широкой дороги на берегу моря видна была красная точка.

Морелли и Фрэнк с заднего сиденья, стараясь не мешать друг другу, тоже всматривались в дисплей. Агент указал пальцем на красную точку: она перемещалась.

– Это мобильник, с которого сделан звонок. Нашли по спутниковой связи. Он в Ницце, примерно на площади Иль де Боте.[75]Нам повезло, это ближе к нам. Сначала он стоял, теперь движется, но судя по скорости, пешком.

Фрэнк обратился к Морелли.

– Позвони Фробену, объясни ситуацию. Скажи, что едем и пусть тоже поспешит. И держи с ним связь, чтобы знал, куда перемещается объект.

Машина буквально летела.

– Как тебя зовут? – спросил Фрэнк водителя.

Агент ответил спокойно, словно двигался не спеша, а не мчался, как болид.

– Ксавье Лакруа.

– Хорошо, Ксавье. Обещаю тебе, если все будет хорошо, участие в автогонках мирового класса.

Агент ничего не ответил, только сильнее нажал на газ, видимо, в ответ на признание его мастерства. Пока Морелли взволнованно говорил с Фробеном, Фрэнк следил за красной точкой на дисплее. Теперь она мигала.

– Что это значит?

Агент ответил, не оборачиваясь.

– Звонит.

– Можно послушать, что говорит?

– Отсюда нельзя. У нас только определитель сигнала.

– Ладно. Главное знать, где это дерьмо.

Они неслись на скорости, которой позавидовал бы любой чемпион ралли. Пилот – Фрэнк считал его совершенно достойным такого определения – вел болид в уличном потоке с хладнокровием, присущим лишь настоящему таланту.

– Фробен спрашивает, где он…

– Поднимается по рю Кассини… Остановился… Снова звонит.

У площади образовалась небольшая пробка. Лакруа объехал ее, и даже глазом не моргнув, вылетел на встречную полосу и помчался по рю Кассини, словно был участником Гран-при. Агент у монитора, указывал, куда ехать, а Морелли передавал сведения полиции в Ницце.

– Сверни вот здесь налево. Вверх по Эмманюэль Филибер.

– Эмманюэль Филибер, – повторил голос Морелли.

– Теперь направо. Рю Готье.

– Рю Готье, – эхом отозвался Морелли.

Они свернули направо, практически лежа на боку – мчась едва ли не на двух колесах. Когда оказались в конце короткой улицы, забитой припаркованными машинами, полицейские уже блокировали перекресток с рю Сегюран. Неподалеку толпились агенты в форме. Один из них возвращался к своей машине, лениво засовывая пистолет в кобуру. Машина Фрэнка остановилась рядом. Все выскочили из нее и поспешили к коллегам. Фробен, увидев Фрэнка, развел рукам