2015-06-28
253
— Ну вот, поужинали, — мрачно произнесла Ирина. Они с Ниной молча наблюдали, как папа снял трубку и
немедленно подскочил на месте как ужаленный. Видимо, стряслось что-то действительно из ряда вон выходящее — Ирина, как ей казалось, еще никогда не видела Сашу в таком состоянии. Разговор длился совсем недолго, но, когда Турецкий положил трубку, на нем не было лица. Не отходя от телефона, он первым делом принялся звонить, как поняла Ирина, домой Шуре Романовой.
— Что? Мало одной бригады, мало! — кричал Турецкий. — Карелина давайте! Что, как в отпуске? Когда? Хорошо, пусть без него, но две бригады, две! Через четыре часа должны быть в Бологом! Как это не успеют? Должны успеть! — Он на несколько мгновений замолчал, слушая, что ему говорит Романова, затем снова закричал: — Шура, это невозможно! Мы должны перехватить их в Бологом, мало ли что может случиться до Твери! Что?! Почему час? Это ударные бригады или нет? Хорошо. Ладно. Я понял. Черт знает что! — снова воскликнул Турецкий, уже положив трубку: — Они будут на Петровке, 38, только через час. Тоже мне, ОМОН называется!..
Последние слова он уже бормотал почти про себя, впопыхах собираясь убегать. Ирина молча наблюдала, как муж надевает тяжелые непромокаемые ботинки, брезентовую куртку, кладет в карман брюк пистолет.
— Саша, ты надолго? — только и спросила она.
— Не знаю, Ириша, не знаю, наверно, до утра, возможно, приду только завтра днем или вечером. Похоже, все-таки пронюхали, мерзавцы...
И с этими словами он выскочил за дверь, которая с глухим стуком закрылась за его спиной.
В НОЧЬ НА 7 ИЮНЯ
Когда Турецкий на своей белой «тройке» подкатил к МУРу, в его обширном дворе уже стояли наготове две милицейские «Волги» и пикапчик, в которых сидели две группы захвата. Командира одной из них Турецкий знал — это был рослый, мускулистый сибиряк Игорь Черных, который уже не раз участвовал в горячих операциях. Вместе со своим корешем Мишей Завгородним они действовали слаженно, как часы, и Турецкий не мог не вздохнуть спокойно, когда увидел, что Романова действительно сделала все, что могла, — прислала поднятую по тревоге оперативную группу, которую в МУРе считали едва ли не лучшей. Хотя Турецкий помнил, что в личном общении Черных показался ему каким-то недалеким и даже хамоватым, но культурный уровень, возможно, и не самое главное для шефа группы захвата.
Командиром второй опергруппы был куда менее опытный Артур Волошин. Черных и Завгородний относились к нему с заметным превосходством.
Турецкому, конечно, было бы спокойнее, если бы на месте оказался майор Карелин, командир одного из отрядов ОМОНа, но тот, по словам Романовой, находился в краткосрочном отпуске в деревне где-то на Валдае. И хотя это вроде как и по дороге, добраться до него не было никакой возможности — в деревне телефон имелся только в сельсовете.
Они, ни слова не говоря, заняли места в машинах, еще минута — и колонна из трех автомобилей, снабженных сиренами и мигалками, вылетела по ночной Москве на Тверскую, пронеслась по Ленинградскому проспекту и скрылась за Кольцевой дорогой по направлению к Химкам.
Ночь
В поездах Алексей всегда спал особенно чутко. Отмечал каждую остановку, слышал, как меняли локомотив, как открывались и закрывались все двери. В Бологом «Белый медведь» остановился в самый глухой час, когда большинство пассажиров, кроме наиболее выносливых пьяниц, тихо-мирно угомонились по полкам. Киллеру не понадобилось окончательно просыпаться, чтобы определить: в вагон снаружи вошло четверо. Все молодые мужчины, без багажа. О чем-то вполголоса переговорив с проводницей, мужчины вошли к ней в купе.
«Зайцы», лениво решил Алексей. Ну, заяц, погоди. И шут с ними. Поезд снова дернулся, натужно застонал и стал набирать скорость. Ощупав на всякий случай лежавшую под головой сумочку, наемный убийца вновь начал погружаться в сон. Перед тем как поезд сбавил ход у перрона, ему как раз снилось нечто очень хорошее. Теплое итальянское море и уютный маленький островок, который ему однажды чуть было не подарили...
Придушенный женский вскрик, прозвучавший в соседнем купе, мгновенно выбросил его на поверхность. Женщина за стенкой больше не пыталась кричать, только в ужасе всхлипывала. Потом раздался повелительный мужской голос: некто весьма решительным тоном приказывал обитателям купе живенько выкладывать на столик ценные вещи.
Выругавшись про себя, киллер соскользнул с полки и ощупью натянул на ноги кроссовки. Потом растолкал спавшего на верхней полке соседа. Когда тот зашевелился, Алексей вполголоса сказал ему:
— Просыпайся и буди жену. В поезде воры, сейчас будут здесь.
Жена, оказывается, уже не спала.
— Сеня!.. — дрожащим голосом окликнула она снизу.
— Так, — сказал Алексей. — Только без паники. Вставайте, Эзопа Эсхиловна, берите дите и полезайте к мужу наверх. И чтобы мне ни звука.
— Мы... Но... Но как же?..
Она неловко выпутывалась из простыни, одергивая халатик. Сеня возился наверху, разыскивая запропастившиеся очки.
— Я сказал, без паники,— тихо повторил Алексей.— Главное, не дергайтесь. И ничего не бойтесь.
Она, конечно, боялась. Не столько за себя, сколько за малыша. Она попыталась взобраться на верхнюю полку, не выпуская ребенка из рук. Алексей взял молодую женщину за талию, поднял и передал мужу.
— Но вы... — начал тот.
— Цыц! — укладываясь на место, страшным шепотом приказал Алексей. — Я в спецназе служил!
У Сени возникли неуместные возражения. Он принадлежал к той разновидности настоящих мужчин, которые в обыденной жизни суперменскими достоинствами вроде не блещут. Но перед лицом опасности, угрожающей подруге и отпрыску, эти самые достоинства у них проявляются в удивительной полноте. Не будучи, к великому сожалению, подкреплены достаточной физической формой. Эзопа Эсхиловна, в гораздо большей степени наделенная здравым смыслом, еле слышно урезонивала супруга. Она успела понять, кто был главный в этом купе. Ребенок сладко почивал: дурацкие затеи взрослых его ни в малейшей степени не касались.
Растянувшись на своей полке, наемный убийца хорошо видел, как в дверную щель (оставленную ради какого-никакого проветривания) проник хитроумно изогнутый металлический прут. Прут без особого труда справился с защелкой, не дававшей откатить дверь в сторону. Щель начала расширяться. В мутном свете, падавшем из коридора, на пороге обрисовался рослый, широкоплечий мужской силуэт.
Дальше события развивались несколько не так, как рассчитывал Алексей.
Он полагал, что грабитель включит в купе освещение и предложит очумевшим спросонья обитателям выворачивать карманы и кошельки — по тому же сценарию, как только что у соседей. Ну, там, попытается извлечь сумочку из под головы у якобы спящего лоха... Ничуть не бывало. Молодой человек сразу потянулся к спортивной куртке отсутствующего пассажира и принялся сноровисто шарить в карманах. Потом вытянулся, заглядывая на верхнюю свободную полку. Все это Алексею очень не понравилось. Подельники тем временем стояли на стреме, негромко переговариваясь в коридоре.
— Ку-ку!.. — не вставая, ехидно сказал грабителю Алексей.
Широкоплечий вздрогнул от неожиданности, но отреагировал сразу: в руке у него щелкнул, фиксируя лезвие, выкидной нож.
Он, наверное, по опыту знал, как действует вид оружия на нормального мирного обывателя. Зрелище отточенной стали попросту гипнотизирует его, парализуя волю к сопротивлению. Тихое двойное «ах», раздавшееся сверху, послужило блестящим подтверждением правила. Грабитель на мгновение отвлекся, бросив взгляд в ту сторону. Для него само собой разумелось, что третий пассажир точно так же приклеился к полке, холодея от ужаса и начисто утрачивая ехидство...
То, что случилось в следующую секунду, специалисту по поножовщине и в страшном сне привидеться не могло. У него ведь расчет был на интеллигентов вроде Сени, которые вооруженному налетчику в лучшем случае решительно скажут: «Вы не имеете права!»
Где ж ему было вообразить, что инертное тело вдруг взовьется тугой пружиной и нога, вяло свисавшая к полу, прицельно выстрелит вверх, так что носок пыльной кроссовки с силой штыкового удара раздробит ему горло, вогнав кадык в позвоночник!.. Случившееся было поистине удивительно, но удивиться громила уже не успел. Уронив никчемный нож, он спиной вперед вывалился в коридор и умер, обмякнув на красном засаленном половике. Алексей вылетел следом и захлопнул за собой дверь. Он не позаботился подобрать нож Обойдемся уж как-нибудь и без ножа...
* * *
Больше всего в российской глубинке Турецкого раздражали дороги, причем глубинка эта самая начиналась в некоторых направлениях почти прямо за Кольцевой дорогой вокруг Москвы. Стоило пересечь черту города, и сносные по нашим меркам дороги уступали место тряским ухабистым трехполоскам, которые иностранный автомобилист счел бы пересеченной местностью, для которой предназначены джипы, а еще лучше лендроверы.
Трассе Москва — Санкт-Петербург в этом отношении повезло больше, поскольку на ней располагался международный аэропорт, и по крайней мере до поворота на «Шереметьево» покрытие шоссе поддерживалось в удовлетворительном состоянии. Поэтому Турецкий не разделял скептицизма Романовой относительно того, что до Бологого они не успеют никак. Ночью, да еще с включенными синими мигалками триста пятьдесят — триста семьдесят километров — это же детские игрушки.
Однако еще до поворота на «Шереметьево» его пыл несколько поугас. Огромные плакаты извещали о том, что на 24-м километре трассы ведутся ремонтные работы, а посему желающие могут объехать аварийный участок по Рижскому или Волоколамскому шоссе.
— Да, — сказал Турецкий вслух, — так до Бологого и впрямь не доедешь.
— Александр Борисыч, — подал голос Артур Волошин, — придется ехать в Тверь. Хороши мы будем, если опоздаем и поезд уйдет. Ведь не факт, что тогда сможем перехватить их и в Твери.
Турецкий посмотрел на часы. Со времени выхода «Белого медведя» из Питера прошло уже почти два часа — пока Олег искал телефон, пока шли все переговоры, пока собрали ОМОН, и теперь еще этот объезд.
— Надо бы вертолетами укомплектовывать, — заметил Артур.
— Я, что ли, буду укомплектовывать? — спросил Турецкий. — У меня и на пропеллер не хватит.
Наконец обе «Волги» и пикап выехали обратно на трассу и теперь понеслись вперед с максимально возможной скоростью.
Турецкий не был на этой дороге несколько месяцев и теперь с удивлением замечал, что по обеим сторонам поднимаются строящиеся особняки, некоторые из которых были настолько внушительными — с эркерами, колоннами, балконами, балюстрадами, башенками и шпилями, что напоминали не жилье современного москвича, пусть даже очень богатого, а какие-то фантастические замки.
Чуть позже
Дальше события разворачивались быстро. Когда неведомая сила вышвырнула специалиста по поножовщине в коридор и распластала умирающим на ковре, его подельники инстинктивно отскочили в разные стороны. Их секундное замешательство дало киллеру вполне достаточно времени, чтобы полностью сориентироваться. Двое справа, один слева, но этот левый уже тянется рукой за пазуху. Так-так. Очень неплохо. Сейчас двое справа тоже сообразят, что вот-вот начнется пальба, и невольно пригнутся, чтобы не попасть под огонь... Интересно, у него с глушителем? Или без?..
Это все чепуха, будто высокие удары ногами хороши только на спортивном ковре да еще в фильмах с Ван Даммом, а в реальной драке проку от них как от козла молока. Сермяжная правда состоит в том, что непрофессионалам, надумавшим учиться простейшей самозащите, незачем осваивать поперечный шпагат. Однако ноги у человека, как правило, гораздо сильнее рук, а если к тому же левая еще и побаливает...
Майданщик, потянувшийся за оружием, так и не успел нащупать за пазухой кобуры. Разве что — выругать себя за непредусмотрительность, за то, что не удосужился переложить пистолет за брючный ремень или попросту взять его в руку. Мягкая с виду кроссовка шарахнула его снизу по локтю, показавшись обухом топора. А может, даже и острием. Во всяком случае, рука отлетела вверх, как кукольная, и внимательный глаз непременно подметил бы, что здоровые руки под таким утлом в локте не сгибаются. Мгновение спустя грабителя накрыла Боль, вполне достойная, чтобы писать ее с большой буквы, и владельцу пистолета разом стало ни до чего.
Алексей уже разворачивался в противоположную сторону. Двое, зажатые в тесноте коридора, только помешали бы друг другу, пытаясь напасть на него одновременно. Они и не попытались. У них хватило соображения понять, что вместо карася клюнула щука. И вообще происходит что-то не то.
Элементарное благоразумие подсказывало: против лома нет приема, а значит, бросай все дела и срочно уноси ноги. Взбунтовавшийся пассажир, однако, никак не хотел отпускать их без прощального танго. Тот, что оказался ближе, встал в стойку и вознамерился дать достойный отпор. Киллер поймал мелькнувшую руку, и короткий прием из арсенала айкидо заставил парня сначала жутко взвыть на весь вагон, потом потерять сознание и скорчиться на полу.
Из-за дверей слышались голоса разбуженных пассажиров. Четвертый грабитель, с искаженным от страха лицом, кинулся в тамбур. Но не добежал. Нечто вроде того самого лома врезалось ему между лопаток, швырнув лицом в холодный титан и безнадежно изуродовав позвоночник.
Тихо выругавшись, наемный убийца подергал дверь служебного купе. Там, как он совершенно точно знал, пряталась проводница, впустившая в поезд воров. Дверь, черт ее дери, была заперта, и в ответ на требовательный стук изнутри не раздалось ни звука. Ну конечно. Алексей быстро обшарил поверженные тела и нашел то, что искал: ключи, какими обычно пользуются проводники. Отмычка повернулась в замке, дверь отъехала в сторону. Все тот же прут нырнул в щель, отыскивая защелку. Умения управляться с запорами наемному убийце было не занимать. Проводница попыталась помешать, но получила безжалостный удар по рукам и с визгом отскочила прочь от двери.
Из других купе уже выглядывали наиболее смелые пассажиры, в основном, естественно, женщины. Не обращая на них внимания, Алексей распахнул дверь во всю ширину, смазал по зубам попытавшуюся выскочить проводницу и отобрал у нее вагонный ключ — «выдру». Крепко захмелевшая баба тут же расколошматила пустую бутылку, изготовив так называемую розочку. И забилась в угол полки, выставив перед собой стеклянные зазубрины и отчаянно матерясь. Материлась она также, как делала все остальное: однообразно и примитивно. Наемный убийца одно за другим приволок все четыре тела — два полуживых и два мертвых, — и побросал к ней в купе. Потом запер дверь.
В коридоре понемногу собирался народ. Когда стало ясно, что опасность миновала, всем притворявшимся спящими разом сделалось не до сна.
— Не найдется полиэтиленового мешочка? — обратился Алексей к пожилой тетке в цветастом халате, заворожено рассматривавшей кровь на полу. И что, спрашивается, такого интересного в пятнах, красовавшихся перед вторым купе? Киллер задумался и понял, что уразуметь это ему не дано.
В коридоре было не протолкнуться, но просьбу передали по цепочке, и мешочек вскорости появился. Алексей загрузил в него выкидной нож и пистолет, валявшиеся на ковре, и повесил вещдоки на ручку запертого отсека.
— Вы их... всех туда затолкали? — поинтересовалась тетка. Она крепко держала в пухлых руках небольшую, но явно тяжелую сумочку, с которой, по-видимому, не расставалась никогда и ни при каких обстоятельствах. Что, интересно бы знать, транспортируют в таких сумочках немолодые приличные дамы? Семейный бюджет металлическими деньгами?..
— Затолкал, — сказал Алексей. Уточнять количество трупов у него не было никакого желания.
— А что они там... так плачут? — не отставала настырная тетка. — Вы их...
Он кивнул.
— Немножко помял. Вы считаете, они не заслуживают? Тетка так не считала. Наоборот, подобных деятелей она бы пачками расстреливала. Киллер сочувственно покачал головой. Тетки вы мои, тетки. Хорошо рассуждать о расстрелах, сидя дома за чаем. Когда же перед тобой дверь, а за дверью жалобно стонут не абстрактные, а вполне конкретные жулики из плоти и крови...
Женщине из первого купе, где успели побывать эти бедняжки, сделалось плохо с сердцем.
— Врача! — пролетело по вагону.
Врача не нашлось, зато во всеоружии прибежало шесть человек, по состоянию здоровья таскавших с собой валидол и нитроглицерин. Хитрая все же штука эти сердечные заболевания, подумалось киллеру. Могут на ровном месте прихлопнуть, да так, что никакая реанимация не откачает. А тут, поди ж ты, и выспаться не дают, и переживаний не оберешься, а оно себе, родненькое, как часы.
Потом в коридоре запахло хорошо заваренным кофе. Какой-то командированный вытащил термос, приготовленный на завтрашнее утро, и предложил вагонному спасителю подкрепиться. Атмосфера начала разряжаться, экологические ниши заполнялись. В дальнем конце коридора появился моряк, облаченный в адидасовский спортивный костюм.
Костюм был неброский, но даже при скудном освещении чувствовалось — настоящий, не какая-нибудь дешевая подделка родом из Гонконга или Южной Кореи. У моряка оказался замечательно подвешен язык, и скоро его окружили благодарные слушатели. Жестикулируя погашенной трубкой, он интересно и со знанием дела повествовал о приемах рукопашного боя. Блюдя достойную скромность, на личности он не переходил, но было совершенно очевидно: зайди грабители в его купе, они получили бы еще более решительный и достойный отпор. Равно как и в любом другом купе, разумеется.
Ну разумеется.
— Нет, правда, о чем наше правительство думает? — сказал Сеня. — Все власть делит? А мы, значит, как хочешь, так и крутись?..
Он занял позицию на откидном сиденье неподалеку от Алексея и уходить явно не собирался. Группа поддержки.
— У нас не государство, а темный ящик,— вздохнула цветастая тетка. — Барахтаемся в темноте, о стенки гремим, а весь мир слушает и думает: и что это у них такое там происходит?..
Видимо, царапанье и всхлипы, доносившиеся из-за двери, внушали ей ассоциации.
Алексей пил кофе с чьими-то бутербродами, равнодушно принимал комплименты и вполуха выслушивал рассуждения мужчин, в каждом из которых с неизбежностью проснулся знаток. Наемный убийца думал больше о том, как бы незаметно свинтить на ближайшей остановке. Иначе не приключилось бы пейзажа, достойного кисти Айвазовского. Двери между вагонами, однако, оказались задраены так, что не помогла даже конфискованная «выдра», с администрацией поезда не наблюдалось никакой связи. Чего, впрочем, только следовало ожидать.
На полпути до Твери у запертой проводницы иссяк запас матерных выражений, а из убогих мозгов повылетел хмель. Она наконец поняла, что ее посадили под замок в обществе двух трупов, и с ней сделалась истерика. Русский народ жалостлив: кое-кто внес предложение выпустить беспутную дурищу. Алексей прекрасных сантиментов лишен был начисто. Он поднялся на ноги и запретил. Своей властью. Сомневаться в этой власти никому как-то не захотелось.
5.03. Тверь
Когда поезд прополз мимо практически пустого перрона (кому нужен питерский поезд, когда есть электрички?) и с усталыми вздохами остановился, Алексей слез с откидного сиденья и отправился к себе в купе.
— Черт, все равно придется сойти, — объяснил он активистам из народа, сторожившим проводницу.— Сейчас менты явятся, поволокут ведь протоколы писать. Того гляди, самого еще в каталажку засадят...
— Они такие! — подтвердила тетка в цветастом халате. — Когда надо, не дозовешься, а вы вот за них дело сделали, так вам еще вроде и отмываться.
Киллер хорошо знал цену этому сочувствию: когда человек вроде бы полностью на твоей стороне, но в случае чего не задумываясь отойдет в сторонку, пожмет плечами и заявит: ваши проблемы. ВЫ дело сделали, большое спасибо. ВАМ, жалость какая, теперь отмываться придется.
— Вы не волнуйтесь, Алексей Алексеевич, — негромко, но твердо проговорил Сеня. — У вас, извините за каламбур, целый вагон свидетелей. Мы все подтвердим.
Киллер не волновался. Орган, которым волнуются, ему давным-давно ампутировали.
Внутри купе тихо скулили изувеченные и, сорвав голос, подвывала в истерике женщина. Опасаться, что кто-нибудь из них сумеет открыть вросшее в раму окошко, не приходилось.
Двое, вызвавшиеся сбегать за милицией, уже откупоривали дверь рабочего тамбура. Внезапно она распахнулась сама, да так, блин, энергично, что мужиков едва не приплющило к стенке. С перрона, секунду назад совершенно безлюдного, внутрь вагона рванулись рослые подтянутые ребята в серо-белесых пятнистых комбинезонах, высоких шнурованных ботинках и с автоматами наперевес. Эк их, дряней, привалило. Все равны, как на подбор. С ними...
— Спокойно! — раскатился властный молодой голос. — Проверка!
— Ничего себе проверочка, — сказал Сеня. Если киллер что-нибудь понимал, при виде наконец-то появившихся представителей власти Сеня испытывал вполне понятное облегчение, смешанное со столь же понятным испугом от некоторого драматизма их появления. И еще где-то на самом дне болталась подленькая мыслишка: как хорошо, что я-то тут, собственно, ни при чем. Сеня сам стеснялся недостойного чувства и оттого вел себя несколько вызывающе. Двухметровый омоновец грозно зыркнул на него, но до ответа не снизошел.
Алексей Снегирев, которого внезапное вторжение застигло у порога купе, замер вместе со всеми. Втихую слинять, похоже, уже не удастся. Затеряться в толпе пассажиров — тем более. Изнанка популярности. Сейчас на него начнут указывать пальцами и пенять ни в чем не повинным омоновцам, где ж, мол, их черт раньше носил, пока тут всякие бандюги... с ума сойти... если бы не товарищ...
— Где вы, милиция, раньше были с вашей проверкой? — возмущенно поинтересовалась тетка в халате.— Нас всех после Бологого чуть жулики не поукокошили! Хорошо, нашелся товарищ, укоротил...
Рослый богатырь (это был Игорь Черных) мельком посмотрел на говорливую тетку, одной рукой отодвинул стоявшего в дверях Алексея, шагнул внутрь купе и... тоже устремился прямо к полке исчезнувшего пассажира. А потом, опершись ногой на нижний диван, заглянул в багажное отделение.
— Александр Борисович!— радостно позвал он, снова высунувшись в коридор. — Здесь! Лежит, цел вроде!..
«Александр Борисович», — мысленно повторил про себя киллер. С ними дядька Черномор. Прямо как в анекдоте про женские ножки: чем дальше, тем интереснее. Алексей сложил руки на груди, вздохнул и прислонился к стене. Турецкий уже пробирался по коридору. Определив в нем начальника, взволнованные пассажиры ловили его за руки, требовали немедленно разобраться.
— Разберемся, — обещал Александр Борисович. — Обязательно разберемся. Погодите минуточку.
В результате он заметил Алексея, только оказавшись с ним нос к носу: киллер, понимая, что от судьбы не уйдешь, даже не пробовал спрятаться и стоял на прежнем месте, возле двери.
— Приветик! — ухмыляясь, сказал он Турецкому.
Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры РФ вообще-то владел собой очень неплохо, но тут не сумел скрыть изумления. В голове у него замелькали предположения одно другого неприятней.
— Ты!.. — сказал он наконец.
— Ага, я, — подтвердил киллер.
Внутри купе Эзопа Эсхиловна опасливо отодвинулась подальше от светловолосого великана в серо-пятнистом комбинезоне, который, встав ножищами сорок пятого размера уже на обе нижние полки, мощно извлекал из багажного отделения большую дорожную сумку. Хлопьями сыпалась пыль. Спустив сумку на пол, омоновец выудил из глубины задвинутый сумкой «дипломат» с пятизначным цифровым замком.
— Держите, Александр Борисович.
— Спасибо, Игорь, — отвернулся от Алексея Турецкий. Цифровой замок послушно щелкнул. Саша поднял крышку, и наемный убийца успел заметить внутри бумаги. Честно говоря, он ожидал, что в кейсе, за которым велась столь роскошно обставленная охота, окажутся как минимум доллары. Тысячными купюрами. Впрочем, бывают такие бумаги, что интересующиеся люди куда как охотно выкладывают за них и доллары, и жизни людей. Что мы, вообще говоря, только что наблюдали.
Турецкий закрыл «дипломат» и запер его. Было похоже, что государственные тайны остались в неприкосновенности.
— Александр Борисович, здесь убитые, — позвал сзади рыжий, как подосиновик, лейтенант. Проворные ребята уже откупорили купе проводницы и ошалело созерцали открывшуюся картину.
По коридору прошелестел общий вздох. Только тут все как-то вдруг осознали, что непосредственных свидетелей сражения, в общем, и не было. Разве Сеня с Эзопой Эсхиловной, видевшие, как вылетал в коридор мальчик с ножом. Первые высунувшиеся успели застать лишь процесс складирования поверженных оппонентов. Опять же и комментариев киллер не делал, предоставив обсуждать события моряку и другим.
Побитые, наказанные грабители — это одно. Убитые — совершенно другой коленкор.
Турецкий переменился в лице и побежал смотреть, Алексей же заметил, как придвинулись к нему двое ближайших здоровяков с автоматами. Тот самый Игорь и еще один, чуть поменьше ростом, но тоже шкаф килограммов под сто десять хорошо тренированных мышц. Значит, не вовсе уж мимо ушей пропускали замечания насчет «товарища», который «укоротил». Звали второго, кажется, Миша.
Турецкий возвратился в глубокой задумчивости. Итак, нездоровая активность в третьем вагоне ему все же не померещилась.
— Ты?.. — спросил он киллера, ткнув пальцем через плечо.
— Ага, я, — снова подтвердил Алексей. Только на сей раз без ухмылки. Говорил он тихо. Он вообще редко повышал голос.
— Он, он! — послышался хор голосов. — Ему орден дать надо! Вы хоть понимаете, что с нами без него было бы?
Какое-то мгновение Турецкий пристально смотрел Снегиреву в глаза. Аккуратнейший Олежка Золотарев, отставший от поезда явно с подачи злокозненной проводницы. Поездные грабители, выбравшие именно этот вагон... были ли они на самом деле грабителями? И, наконец, опаснейший в России наемный убийца, почему-то оказавшийся в том же самом купе... В общем, «ночью на кладбище бандиты отняли полмиллиона денег и пять золотых колец у случайно проходившей там пенсионерки». Не многовато ли совпадений?..
И как следовало квалифицировать расправу, учиненную Снегиревым? Как героические действия по защите чести и достоинства граждан? Или как преступную разборку между конкурирующими сторонами?..
Саша вздохнул и сказал человеку, полгода назад спасшему ему жизнь:
— Придется задержать. До выяснения.
А про себя подумал: «Что-то ведь будет. Если этот человек начнет сейчас воевать в вагоне, полном людей...»
Киллер воевать не стал. Он свел руки и медленно поднял их перед собой, протягивая Турецкому. Он сдавался.
Красивого кадра все же не получилось. Миша с Игорем в долю секунды сграбастали задержанного, шарахнули его мордой к стене («Ноги шире!» — и по лодыжке, по лодыжке окантовкой рубчатого ботинка!), заломили за спину руки. Пассажиры обалдело смотрели, как Игорь снимает с пояса наручники.
Когда они клацнули на запястьях, киллер вдруг судорожно дернулся всем телом. Он не собирался сопротивляться, но с жутко пробудившейся памятью оказалось нелегко совладать даже ему. Тринадцать лет назад, в далекой отсюда стране, он точно так же корчился в наручниках. Да еще с пулей, пробившей левое легкое. Тогда ему первым делом сломали обе руки. Д ля начала.
Все произошло очень быстро. Игорь с Мишей истолковали его судорогу как попытку побега и профессионально пресекли ее, повалив задержанного на колени и для доходчивости наградив парой крепких ударов по почкам. Турецкий, не ожидавший подобной распорядительности, запоздало открыл рот, чтобы вмешаться, но его опередили.
— Ах вы подонки! Что делаете! Хорошего человека мордуете!.. — взвилась тетка в халате и с размаху огрела Мишу своим небольшим, но тяжеленьким ридикюлем по стриженой голове, сбив на пол берет. Миша обернулся, и тетка невесомым перышком отлетела на руки моряку.
— Прекратить! — обретя наконец голос, рявкнул Турецкий. Почему-то он испытывал жгучий стыд. Подобного с ним давно уже не бывало. Игорь с Мишей вздернули Алексея на ноги. Турецкий подошел к нему и спросил как можно участливее: — Ты до Москвы ехал? Как ты попал в это купе?
Киллер молча посмотрел сквозь него и отвернулся.
— Тебя спрашивают! — сказал Игорь и концом дубинки ткнул его в ребра.
— Я сказал, прекратить! — с металлом в голосе повторил Саша.
Игорь и Миша переглянулись, не очень въезжая, чего бы это ради важняку так миндальничать с задержанным, мужиком явно особо опасным, да притом еще вредным, как горчичник.
Посланный Турецким омоновец, порывшись в купе, вынес наружу кожаную поясную сумочку и красный рюкзак. Задержанного повели на выход, но дорогу неожиданно преградил Сеня. Его, конечно, легко сдунули бы в сторонку, но постеснялись ребенка на руках у Эзопы Эсхиловны, стоявшей около мужа.
— Это безобразие и произвол! — глядя на Турецкого, звенящим голосом произнес Сеня. — Вы арестовали человека, который заслуживает награды! Он спас меня, мою жену и ребенка! Вам это так не сойдет! Я...
— Оставь, Сеня, — неожиданно сказал киллер. — Люди при исполнении. Понимать надо.
Он говорил медленно и устало, каким-то погасшим голосом. У Сениной супруги задрожали губы. Она видела по его лицу, что ему было обидно, больно и плохо. Пусть даже он и не подает виду. Мужчину еще можно надуть, скроив бесстрастную физиономию, женщину — никогда. Эзопа Эсхиловна шагнула навстречу, обняла его за шею и решительно расцеловала.
