Ночные оборотни

Глава 2.5.

Холодной ночью

мне одолжит лохмотья свои

пугало в поле...

Басе (XVII в.)

Никакой, даже самый опытный ниндзя, искушенный в тайнах гипноза и черной магии, никогда не выходил на задание без «джентльменского набора» оружия и техни­ческих средств. Ниндзя были если не изобретателями, то, по крайней мере, активными потребителями и модерниза­торами всевозможных видов холодного оружия (преж­де всего, уменьшенных и потайных типов), а также под­рывных механизмов и военно-инженерных приспосо­блений.

Упражнения с оружием начинались для ниндзя, как и в самурайских семьях, с раннего детства и шли парал­лельно с общей физической подготовкой. К пятнадцати годам юноши и девушки должны были освоить хотя бы в общих чертах до двадцати общеупотребительных видов оружия. Два-три вида, например кинжал и серп или ду­бинка и нож, считались «профилирующими». Они торже­ственно вручались иницианту на обряде посвящения в члены рода. Здесь действовал древний закон КУМРО, со­гласно которому любое оружие, если виртуозно им вла­деть, может стать надежной защитой против вооруженного до зубов врага, в том числе, конечно, и голые руки.

Арсенал ниндзя включал три категории оружия: сред­ства для рукопашного боя, метательные снаряды и хими­ческие вещества, включая взрывчатые смеси.

К первой категории помимо меча, копья, алебарды и шеста относилось множество малоизвестных предметов, причем выбор их всегда определялся тремя качества - легкостью, портативностью и функциональностью.

Ниндзя в отличие от самураев, как правило, пользо­вались одним большим мечом (ниндзя - то), который носи­ли на перевязи за спиной. Этот меч, как и многие другие атрибуты снаряжения ниндзя, был универсальным комби­нированным орудием, напоминающим хитроумный «перо­чинный нож». Внешне ножны и рукоятка были оформле­ны очень просто и выкрашены в защитный цвет. Иногда меч, лишенный гарды, маскировался под обычный посох. Ножны были значительно длиннее клинка и имели отвер­стие на конце, что позволяло использовать их как дыха­тельную трубку при необходимости скрыться под водой или кок трубку для метания маленьких отравленных стрел. Кроме того, в ножны вкладывались тайные депе­ши, шнурки с кодовыми узлами и прочие полезные мело­чи. Прикрепив меч на ремешке из сыромятной кожи к балке или древесному суку, его можно было использовать как трапецию и как «насест» для долгой отсидки. При наличии гарды меч становился удобной ступенькой, ко­торую потом можно было втянуть наверх за ремешок.

Излюбленным оружием ниндзя был комбинированный серп (кусаригама). К рукояти обычного серпа, представ­ляющего в японо-китайском варианте миниатюрную косу с солидным кованым лезвием, крепилась длинная тонкая цепь с грузилом (гирькой) на конце. Различалось два варианта серпа: крестьянский — с коротким дугообраз­ным лезвием и военный — с удлиненным мечевидным клинком. Рукоятка делалась из твердых пород древесины с металлическим кольцом для цепи. Канонизация киса-ригама-дзюцу приписывается знаменитому мастеру воинских искусств, буддийскому монаху Дзиону (XV в.). ос­нователю школы Иссин-рю. Впоследствии хусаригама во­шел в программу нескольких десятков рю и пользовался популярностью в среде самурайства.

Рис. 1 Оружие ниндзя

Радиус действия цепочки с грузилом мог доходить до нескольких метров, что давало большие преимущества об­ладателю кусаригама. Удачно брошенной цепью можно было целиком обмотать противника, парализовав его дей­ствия, или опутать руку с мечом, предотвратив нападе­ние. Кроме того, гирькой можно было оглушить против­ника или нанести ему тяжелую травму. После «заброса» цепи пускался в ход серп. Самым сложным разделом в кусаригама-дзюцу было бросание цепи — маки. Профес­сионализм достигался лишь после нескольких лет за­нятий.

Для ниндзя серп с длинной цепью играл также роль альпенштока при восхождениях, перекидного моста и подъемника.

Однако самым любопытным во всем комплексе холод­ного оружия был специфический инструмент ниндзя под названием кёкэцу-сёгэ. Это хитроумное приспособление выглядело как кинжал с двумя лезвиями, из которых одно было прямое и обоюдоострое, а второе — загнутое наподобие клюва. К рукояти крепилась очень длинная, тонкая и легкая веревка из конских или женских волос с петлей пли металлическим кружком на конце. Кёкэцу-сёгэ находил самое разнообразное применение в операциях ниндзя и служил важным подспорьем в тех случаях, когда крупногабаритное оружие не годилось. Его можно было использовать в качестве кинжала, причем загнутое лезвие помогало поймать меч противника в развилку и вырвать поворотом вокруг оси. Можно было использовать его и как метательный нож, и как абордажный крюк для «спешивания» всадников. При вращении на дистанции полтора-два метра кёкэцу-сёгэ успешно конкурировал с копьем и алебардой. Забросив крюк на стену, можно было легко вскарабкаться по веревке и так же легко спуститься, не нарушая тишины прыжком. Той же верев­кой можно было связать, заарканить или задушить вра­га. При переправе через бурные горные реки и пропасти веревка крепилась к дереву, а крюк закидывался на про­тивоположный берег. Металлическое кольцо можно было использовать либо как крепление, надетое на прочный сук, либо как средство для быстрой переправы грузов и людей путем скольжения в подвешенном состоянии.

Незаменимым спутником ниндзя был моток обычной веревки из конского волоса с небольшим грузилом на кон­це (мусуби-нава), предназначенный как для «опутывания» врага с расстояния, так и для затейливых ловушек.

У женщин - ниндзя, часто проникавших в свиту владе­тельных даймё под видом обольстительной аристократки, было свое, вполне оригинальное оружие. Их пышные прически украшались изящными заколками в виде миниа­тюрных стилетов длиной до 20 см — кансаси. Такой за­колкой можно было в мгновение ока пронзить горло властелина, спящего на ложе любви. Заколки могли при­годиться и в качестве метательных ножей.

Шест (бо) и дубинка (дзё) в руках ниндзя творили чу­деса. Любая палка, подвернувшаяся под руку, станови­лась смертоносным оружием. Каждая школа нин-дзюцу лелеяла свои, уникальные приемы боя. Очень популярно было также искусство фехтования дубинкой и кинжалом одновременно. С ловкостью жонглеров ниндзя орудовали и короткой палкой —тандзё (явара), иногда в парном варианте,— превосходным оружием для парирования меча и нанесения тычковых ударов по нервным центрам противника.

Ниндзя не просто использовали посох бо для самооборо­ны, но и внесли важные усовершенствования в его не­мудреную конструкцию. Прежде всего, была разработана модель полого посоха с вмонтированным в него клинком или тонкой длинной цепью, утяжеленной грузилом (сино-би-дзуэ). Уменьшенная разновидность такого посоха в виде безобидной бамбуковой палочки называлась «шпи­онская раковина» (синоби-кай). Появилась также модель раздвижного бамбукового шеста с наконечником в виде небольшой тяпки под названием «медвежья липа» (кума-дэ). Такой шест мог служить оружием, но чаще исполь­зовался как багор — для подъема на высоту и для под­тягивания предметов. С его помощью можно было также перепрыгнуть стену в четыре-пять метров высотой. Буду­чи раздвинутым, шест достигал именно этого уровня. Секции в раздвинутом состоянии жестко закреплялись, а в сло­женном образовывали полуметровую трубку, которая лег­ко пряталась под одеждой.

В качестве оружия часто использовалось приспособле­ние, предназначенное для облегчения подъема на отвес­ные стены замков — ручные «кошки». Сюко представля­ли собой облегченную модель железной рыцарской пер­чатки с ременным креплением и пальцами в виде когтей, загнутых книзу. Иногда поперек ладони крепился допол­нительный ряд шипов. Такой перчаткой можно было сме­ло встретить удар меча и контратаковать другой рукой. Более примитивной разновидностью того же орудия были «кошачьи лапы» (нэкодэ) — «когти», надевавшиеся от­дельно на пальцы.

Одним из важнейших аспектов деятельности ниндзя было поражение врага на дистанции, поэтому искусству стрельбы и метания мелких предметов уделялось большое внимание. Чаще всего лазутчики брали с собой на зада­ние маленький, «половинный», лук (ханкю) длиной не более сорока-пятидесяти сантиметров. Соответствующей величины были и стрелы, которые часто натирались ядом. Хотя стрела летела недалеко, ее убойная сила была вполне достаточна, чтобы умертвить жертву, стреляя из окна в комнату или с крепостной стены в часового на башне.

Примерно на такое же расстояние летели отравленные иглы, выпущенные из духовой трубки наподобие индоне­зийского сумпитана (фукибари-дзюцу). Миниатюрную трубку с набором игл было очень удобно носить во внут­реннем кармане.

Спасаясь от погони, ниндзя порой метал в преследова­телей, а чаще разбрасывал по дороге железные шипы (тзцубиси), аналог русского и европейского «чеснока». Раны от такого шипа были, очень болезненны и надолго выводила человека из строя.

Более эффектным наступательным и оборонитель­ным оружием был сюрикэн — тонкая стальная пластина в виде шестерни, креста или свастики с заостренными краями. Разновидностью сюрикэна служили заточенные с двух. сторон плоские, круглые или граненые стальные стрелки. Сюрикэн обычно носили в обойме по девять штук (девять — сакральное число) в специальном кожа­ном футляре за пазухой. Существовали различные спосо­бы метания сюрикэна в зависимости от положения тела и расстояния до цели, но чаще всего плоские «звездоч­ки» метали, как карты из колоды, с минимальной затра­той усилий, движением кисти. Точное попадание сюрикэ-на обеспечивало летальный исход. Велико было и чисто психологическое воздействие этих зловещих металлических пластин в виде магических символов, которые вдо­бавок иногда свистели в полете.

Добавим, что ниндзя также искусно управлялись с обыкновенными камнями, посылая их в глаз или в висок врага.

С появлением огнестрельного оружия ниндзя стали пользоваться примитивными самодельными пистолетами, которые с расстояния пятнадцать-двадцать метров били картечью. Другой разновидностью «огнестрельного ору­жия» была своеобразная пищаль из дерева и папье-маше, стрелявшая тоже картечью, но рассчитанная боль­ше на устрашение врага.

Маскируясь под странствующего монаха, крестьянина, священника или циркача, ниндзя в дневное время носили широкополую коническую шляпу из рисовой соломы (амигаса) — очень удобный головной убор, полностью прикрывавший лицо. Однако помимо камуфляжа шляпа могла служить и другой цели. Массивное дугообразное лезвие, прикрепленное изнутри «под козырьком», превра­щало ее в гигантский сюрикэн. Пущенная умелой рукой шляпа легко перерубала молодое деревце и отделяла го­лову человека от туловища, подобно гильотине.

Ниндзя, испокон веков слывшие в народе мастерами алхимии, проявляли большую изобретательность в приго­товлении отравляющих веществ и взрывчатых смесей. Так, миниатюрная ручная граната (нагэ-тэппо) могла в случае необходимости задержать преследователей. Кроме того, подмешанный в порох магний давал ярчайшую вспышку. Воспользовавшись временной «слепотой» окру­жающих, лазутчик мгновенно «нырял» под ноги и оказы­вался на дереве или за ближайшим плетнем. Нагэ-гэппо были одним из самых действенных вспомогательных средств при легендарных «исчезновениях» ниндзя, вызы­вавших у самураев суеверный ужас.

Прототипом нагэ-тэппо был китайский пороховой ме­тательный снаряд (тэ-пао) с оболочкой из двух сложен­ных вместе железных полусфер. Первые упоминания о тэ-пао восходят к XII в. При вторжении на Японские острова в конце XIII в. их уже активно использовали монголы. Скорее всего, секреты приготовления гранат и мин занесли в Японию с континента пленники двух не­удачных кампаний Хубилая и буддийские пилигримы. Есть и подробные сведения о химическом составе таких гранат. Например, для получения снаряда с ядовитым дымом использовались следующие компоненты: сера, се­литра, аконит, плоды кретонового дерева, белена, тунгу-товое масло, масло сяо ю, древесный уголь, черная смо­ла, мышьяк, желтый воск, волокна бамбука и кунжута. Оболочка иногда делалась из пустого яйца или из глины. Внутрь вставлялся короткий фитиль.

В практике ниндзя широко использовались сильнодей­ствующие порошкообразные ядохимикаты. Некоторые из них в виде рассыпающегося комка можно было бросить в глаза противнику или распылить «с духовой трубки, что вело к частичной или полной потере зрения. Другие пред­назначались для воздействия на дыхательные пути. С их помощью можно было усыпить врага или вызвать состоя­ние комы. Рассыпанные по земле, эти снадобья сбивали со следа собак.

Большой урон в живой силе причиняли «противопе­хотные» мины — удзумэ-би. Их обычно располагали по трассе возможного отступления, тщательно прикрыв вет­ками или слоем земли.

В массовых операциях, где предполагалась оживлен­ная перестрелка, ниндзя для защиты от пуль и стрел при­меняли небольшой, толстый, очень легкий и прочный ко­жаный щит (няру-каваита).

Ниндзя, отправлявшийся для сбора информации в крепость, должен был взять с собой и комплект слесар­ных инструментов, таких, как ломик с развилкой па од­ном конце, бурав, зубило, отмычки пли нож, стамеску

Для форсирования водных преград использовалось множество портативных приспособлений: складной соло­менный плотик, челнок, заранее протянутая под водой веревка. Любопытное устройство представлял собой уки-гуса — складной цилиндр из промасленной бумаги на каркасе из рыбьей кости с плотно закрывающимся отверстием в одном торце. В плохую погоду, не боясь быть уви­денным, ниндзя мог использовать эту странную конст­рукцию как плавучий фонарь, вставив предварительно внутрь свечу. Но при закрытом отверстии «фонарь» пре­вращался в буек, на котором довольно комфортабельно располагался человек. Уки-гуса применялись также для транспортировки и хранения на воде или под водой тяже­лых грузов.

Среди гениальных по своей простоте изобретении ниндзя ­нельзя не упомянуть «водомера» (мидзугумп) — не­большие водные лыжи-плотики, сплетенные из толстого слоя соломы или камыша. Такие лыжи позволяли не за­мочив ног скользить по гладкой поверхности воды, что порождало среди самураев и крестьян рассказы о сверхъ­естественной способности ниндзя «ходить по морю, аки по суху». Конечно, овладеть техникой мидзугумо было сложнее, чем приноровиться к доске для серфинга, но ниндзя всегда питали слабость к акробатическим трюкам. Впрочем, иногда иллюзия хождения по воде возникала за счет подводных камней и мелей, расположение кото­рых было известно только ниндзя.

Для преодоления открытых водных пространств, осо­бенно замковых рвов, ниндзя имел при себе дыхательную трубку (мидзудзуцу). Чтобы не привлекать внимания специальной бамбуковой палочкой, в качестве мидзудзуцу часто использовалась обыкновенная курительная трубка с длинным прямым чубуком. С помощью дыхательной трубки можно было долгое время плевать, ходить или си­деть (с грузом) под водой. Заменой трубки служили так­же ножны от меча или просто сорванная в воде камы­шинка, причем кончик ее высовывался всего на несколь­ко миллиметров и был совершенно невидим снаружи.

Само собой разумеется, что для переноски такого ко­личества оружия и технического инвентаря ниндзя дол­жен был иметь хорошо смоделированную «профодежду». Костюм для ночных операций состоял из подобия рубаш­ки, куртки с поясом, штанов типа нешироких шаровар, капюшона, ножных обмоток и мягких туфель. Куртка и штаны были сделаны из прочного полотна, надежно про­строчены по швам и окрашены в черный цвет. Изнанка, также годная к употреблению, была бурого или темно-синего цвета, что делало ее невидимой ночью. И куртка и штаны изобиловали всевозможными карманами, кармашками, футлярами, петлями и крючками для оружия и инвентаря. Капюшон с башлыком служил в основном для маскировки лица, но мог быть полезен и как фильтр для воды или респиратор в дымном помещении. Туфли с раз­двоенным мыском для большого пальца были подшиты парусиной, а иногда кожей или просмоленным холстом, что давало нужное сцепление при подъеме на стену. В рукава куртки порой зашивали тонкие металлические пластины для отражения ударов меча, надо лбом, под капюшоном, крепился тонкий кинжал. Всю одежду мож­но было скинуть в считанные секунды, чтобы ускользнуть из рук преследователей или одурачить их, сделав муляж. Подготовленный и экипированный таким образом ла­зутчик был готов выполнить любое, даже невыполнимое задание, а если того требовал долг чести — дорого про­дать свою жизнь.

Теория и методы военного шпионажа были сформулиро­ваны по меньшей мере за тысячу лет до того, как принц Сётоку Танси впервые в истории Японии воспользовался услугами профессионального разведчика - ниндзя. С той самой поры, как китайская культура в V—VI вв. проник­ла на Японские острова, каждый уважающий себя полко­водец и государственный деятель на почетном месте в личной библиотеке держал трактат великого стратега древности Сунь-цзы. Дзёнин, предводители кланов нин­дзя, во всех своих операциях также руководствовались этой поучительной книгой, и в частности разделом, оза­главленным «Использование шпионов». Сунь-цзы прида­вал шпионам исключительное значение, считая их работу залогом победы войска в любой кампании. Мы приведем здесь с некоторыми сокращениями упомянутую главу, от­ражающую не только структуру и организацию шпион­ской сети ниндзя, но и их взаимоотношения с нанимате­лями — даймё.

«—...Знание положения противника можно получить только от людей.

— Поэтому пользование шпионами бывает пяти ви­дов: бывают шпионы местные, бывают шпионы внутрен­ние, бывают шпионы обратные, бывают шпионы смерти, бывают шпионы жизни.

— Все пять разрядов шпионов работают, и нельзя знать их путей. Это называется непостижимой тайной. Они сокровище для государя.

— Местных шпионов вербуют из местных жителей страны противника и пользуются ими (это простые ин­форматоры, не ниндзя в собственном смысле слова.— А. Д.); внутренних шпионов вербуют из его чиновников и пользуются ими (это также осведомители, продающие сведения и не являющиеся ниндзя.—А. Д.); обратных шпионов вербуют из шпионов противника и пользуются ими. Когда я пускаю в ход что-либо обманное, я даю знать об этом своим шпионам, а они передают это про­тивнику. Такие шпионы будут шпионами смерти. Шпио­ны жизни — это те, кто возвращается с донесением.

—...Тонкость! Тонкость! Нет ничего, в чем нельзя было бы пользоваться шпионами.

— Если шпионское донесение еще не послано, а об этом уже стало известно, то и сам шпион, и те, кому он сообщил, предаются смерти.

— Вообще, когда хочешь ударить на армию против­ника, напасть на его крепость, убить его людей, обяза­тельно сначала узнай, как зовут военачальника у него на службе, его помощников, начальника охраны, воинов его стражи. Поручи своим шпионам обязательно узнать все это.

— Если ты узнал, что у тебя появился шпион про­тивника и следит за тобой, обязательно воздействуй на него выгодой; введи его к себе и помести его у себя. Ибо ты сможешь приобрести обратного шпиона и поль­зоваться им...

— Всеми пятью категориями шпионов обязательно ве­дает сам государь...

—...Только просвещенные государи и мудрые полко­водцы умеют делать своими шпионами людей высокого ума и этим способом непременно совершают великие дела. Пользование шпионами — самое существенное на войне; это та опора, полагаясь на которую действует армия».

Идеи Сунь-цзы многократно комментировались и обогащались примерами из истории Китая и сопредель­ных государств, поэтому феодальные властители Японии и верхушка иерархии ниндзя опирались не только на ла­коничные тезисы трактата, по и на пространные тома конкретных установок и рекомендаций.

Не останавливаясь подробно на стратегических аспек­тах использования шпионажа в междоусобных войнах, заметим лишь, что ниндзя довольно редко действовали в одиночку, на свой страх и риск. Как правило, все их ак­ции проводились в рамках деятельности разветвленной шпионской сети,

Рис. 2 Ниндзя проникают в замок

включавшей информаторов, осведомите­лей, резидентов, связных, диверсантов и, наконец, силы прикрытия.

С точки зрения экзотики, безусловно, наибольший ин­терес представляют ниндзя - диверсанты. Следуя класси­фикации Сунь-цзы,— это «шпионы жизни». Они же иног­да добровольно или вынужденно становились «шпионами смерти», жертвуя собой ради убийства особо важной персоны пли ради захвата неприступного укрепления.

Тактика ниндзя - диверсантов сводилась к отвлечению внимания врага на разных участках за счет быстрого перемещения,:к неожиданным ударам (например, снятие часового) и внесению паники в ряды противника при по­мощи крупных диверсий (поджог продовольственных складов, отравление крепостного колодца, убийство воена­чальника и г. п.).

Самым сложным в рискованных миссиях ниндзя было проникновение в замок. Для этого использовались любые средства. Можно было подкупить часового, наняться на работу, предложить свои услуги в качестве наставника воинских искусств или даже лазутчика. Можно было по­пытаться сыграть странствующего монаха, актера, фокус­ника, притвориться больным, незаметно замешаться в ряды вражеских солдат. Однако все эти уловки страдали одним недостатком: за вновь прибывшим бдительно сле­дила вражеская контрразведка и первая же попытка пробраться к секретным документам или в княжеские по­кои могла стать последней. Отважные разведчики, подна­торевшие в тонкостях своего ремесла, порой прибегали к смертельно опасному, но зато беспроигрышному (в слу­чае удачи) приему; давали себя схватить с расчетом на побег. История сохранила немало примеров таких отчаян­ных авантюр.

Токугавские власти приказали опытному ниндзя по имени Тонбэ выследить и убить своего собрата по ремес­лу — Каэй Дзюдзо, нанявшегося в услужение к князьям-заговорщикам. Опознав в предполагаемой жертве старого друга и однокашника, Тонбэ пренебрег профессиональной честью и не стал его убивать. Посовещавшись, они раз­работали план, который должен был удовлетворить обе враждующие стороны. Тонбэ отвел Дзюдзо в резиденцию сегуна и доложил, что противник взят живьем. Сегун немедленно повелел казнить негодяя, но Дзюдзо испро­сил дозволения покончить с собой. Сегун и его свита, заинтригованные предстоящим зрелищем, удобно располо­жились в зале, и несчастному Дзюдзо был выдан корот­кий тупой нож. Поскольку ниндзя мог не соблюдать во всех тонкостях ритуал харакири, Дзюдзо не стал разоб­лачаться и ограничился тем, что вонзил нож в живот по самую рукоять. Одежда густо пропиталась кровью, умирающий, дернувшись несколько раз, растянулся на полу. Труп был выброшен в замковый ров, а сегун с при­ближенными устроил банкет по случаю благополучного завершения операции. В ту же ночь замок был подожжен с разных сторон. Коварный Дзюдзо вместо харакири вспорол брюхо задушенной крысе, предварительно за­ткнутой за пояс. Отсидевшись до темноты во рву, он вос­пользовался рассеянностью часовых, пробрался в замок, который успел изучить днем, поджег его и безнаказанно скрылся.

Конечно, подобные проделки требовали недюжинной силы, хладнокровия и ловкости. Стоило кому-либо заме­тить подлог — и дерзкий ниндзя был бы подвергнут изощренным пыткам, а в заключение ему отпилили бы голо­ву тупой бамбуковой пилой.

Чаще всего проникновение в замок осуществлялось «естественным» путем, то есть в полной тайне и под по­кровом ночи. Ниндзя порой устраивали своего рода соревнования, штурмуя во тьме стены самых неприступных замков. Вот, например, как была захвачена твердыня даймё Сува.

Замок Сува высился на холме и был окружен глубо­ким рвом. Над массивными крепостными стенами господ­ствовала одна единственная сторожевая башня, с которой открывался обзор всех укреплений и внутреннего двора.

Ночью стены освещались, и приблизиться к ним было не­возможно. Тогда хитроумный ниндзя Като Тандзо из клана Кога разработал план захвата самой сторожевой башни. Ночью он с помощью «кошек» вскарабкался по отвесной стене под платформу башни, нависавшую надо рвом,— единственное место, выпадавшее из поля зрения часовых. Зацепившись одной рукой за балку, другой ру­кой Като вытащил бурав и просверлил в деревянном полу платформы две дырки. В них были бесшумно вставлены болты с раскрывающейся шляпкой, а к болтам прицепле­ны веревки. Ожидавшие внизу ассистенты по сигналу Като поднялись наверх и устроились на «качелях» прямо под ногами у часовых. Далее все было делом нескольких минут. Определив по шагам направление движения часо­вых, ниндзя одним махом преодолели парапет башни и беззвучно прикончили стражу. Замок был в их распоря­жении. Поджоги казарм и порохового склада решили ис­ход мероприятия.

Во всех своих действиях ниндзя должны были оста­ваться по возможности невидимыми и неслышимыми для противника, поэтому в нин-дзюцу были разработаны клас­сические способы маскировки при любых обстоятельствах, так называемые Пять методов камуфляжа (го-тон-но дзюцу):

1. Использование Дерева, то есть расти­тельности,— моку-тон,

— Маскировка в траве (куса-гакурэ). Высокая — выше человеческого роста — трава и низкорослые кустарни­ки, которыми изобилуют равнины Японии, всегда служи­ли идеальным прикрытием для маневров. Даже среди бела дня в такой траве можно было ходить незамеченным. Кроме того, при длительном наблюдении ниндзя мог сам «превратиться» в пышный зеленый куст или в болотную кочку, увенчанную бурым мхом.

— Маскировка по способу барсука — тануки-гакурэ. Здесь предполагалось использование деревьев в разных качествах. К примеру, можно было надежно укрыться от посторонних глаз в дупле старого дерева, незаметном снизу. Можно было просто спрятаться в раскидистой кроне или взобраться на дерево и, пока преследователи замыкают кольцо окружении, воспользоваться лианами или заранее натянутыми веревками, чтобы перебраться в безопасное место.

2. Использование Огня — ка-тон.

— Отвлекающий поджог — хи-цукэ. Это надежное средство применялось очень часто с целью нанести ущерб противнику и в то же время отвлечь его от той трассы, по которой собирался следовать ниндзя.

— Ручные гранаты или бомбы со вспышкой — хи-дама. К ним прибегали при необходимости избавиться от настигающей стражи; иногда их подбрасывали или под­кладывали в костер или в жаровню. Убойная сила этих адских машин была невелика, но зато очень велик был шоковый эффект.

— Сигнальные петарды — райка-дама — обычно рас­кидывались вокруг лагеря или вокруг пункта диверсии и приводились в действие при помощи системы шнуров, за которые неизбежно цеплялся вражеский лазутчик или часовой.

— Ядовитые и слезоточивые газы для прикрытия — докуэн-гакурэ — давали хороший результат как при от­ступлении, так и при необходимости бесшумно умертвить или парализовать несколько человек в закрытом помещении.

— «Дьявольское пламя» — ониби-гакурэ — представ­ляло собой простейший иллюзионистский трюк с выдуванием огня. Ниндзя, демонстрирующий ониби в уродливой маске черта, зачастую обращал в паническое бегство пре­следователей.

3. И с п о л ь з о в а н и е Земли и связанных с зем­лей объектов (стен, камней, изваяний и т. п.) — дзи-тон.

— Маскировка по «способу тритона» — имори-гаку-рэ — заключалась в умении «прилипнуть» к стене, скале или земляной куче, полностью слившись с поверхностью.

— «Способ пугала» — какаси-гакурэ — предполагал умение имитировать в темноте или полумраке контуры привычных предметов ландшафта — огородного пугала, статуи, каменного фонаря в парке и т. п.

— По «способу перепелки» — удаура-гакурэ — следо­вало, сжавшись в комок, прижаться к земле, изображая кочку или камень.

4. И с п о л ь з о в а н и е Металла, то есть изделий из металла для отвлечения внимания,— кип-тон.

— Создание ложных шумов в каком-нибудь дальнем углу замка с помощью размотанной бечевы — кама-гаку-рэ ~ от слова кама — металлическая домашняя посуда. Заслышав бряцание железа, стража бросалась на звук, оставляя открытым проход во внутренние покои.

— Бросание медных монет — до-гакурэ — часто помо­гало избавиться от погони па людной улице. Швыряя один за другим крупные медяки, убегающий от преследо­вателей создавал ажиотаж среди зевак и нищих, которые ловили монеты, а заодно мог подбить глаз наиболее рья­ному преследователю.

5. Использование Воды — суй-тон.

Мы уже знаем, что тренированный ниндзя чувствовал себя в иной стихии, как рыба и воде. Самыми популяр­ными способами маскировки были:

— «способ черепахи» (камэ-гакурэ), дающий возмож­ность длительного пребывании под водой с дыхательной трубкой;

— «прикрытие из водорослей» — угикуса-гакурэ, ко­торое позволяло, например, плыть по течению реки неза­меченным.

Если лазутчика заставали врасплох и он вынужден был кинуться в воду без всякой предварительной подго­товки, на помощь приходил капюшон или любой кусок материи. В него можно было набрать большой пузырь воздуха, чтобы продержаться на дне пять-семь минут, пока преследователи прочесывают окрестности.

Таким образом, «Пять методов камуфляжа» строились по принципу соотнесения с пятью стихиями: Деревом, Огнем, Землей, Металлом и Водой. Считалось, что нин­дзя, в совершенстве овладевший всеми пятью методами, научившийся комбинировать их в различных ситуациях, постиг идею Бытия, выраженную во взаимосвязи и ме­таморфозах первоэлементов, и ему обеспечен успех в любом предприятии. Однако, как гласит японская посло­вица, «и обезьяна падает с дерева». Никто из лазутчиков, отправлявшихся на задание, не был застрахован от про­вала, ибо в лице противника они нередко встречали еще более опытного, более коварного ниндзя. Тому примером печальная история Сасукэ по прозвищу Сарутоби (Пры­гучая обезьяна).

С детства Сарутоби тренировался по самой жесткой программе, особенно в области «использования раститель­ности» (моку-тон) — взбирался на деревья с головокру­жительной быстротой, бегал по веткам, раскачивался и прыгал по лианам, как настоящая обезьяна. Он выучил, а возможно изобрел сам, обезьяний стиль кэмпо, чрезвы­чайно подвижный и мощный. Сживаясь с «образом», он подолгу жил на деревьях и питался пищей обезьян, но при этом не забывал осваивать и тайные традиции ялш-буси. В конце концов Сарутоби превратился в незамени­мого лазутчика, с блеском выполнявшего самые опасные поручения. Однажды мятежный даймё, замысливший го­сударственный переворот, послал Прыгучую обезьяну во дворец сегуна на разведку. Благополучно подслушав планы вражеских военачальников, Сарутоби приготовил­ся ретироваться. Незамеченным он выбрался из комнаты и взобрался на стену крепости, но, прыгая вниз, угодил в медвежий капкан. Видя, что ему не освободиться, ниндзя мужественно отсек мечом себе ногу по щиколотку, перевязал рану и попытался продолжить путь, но погоня была уже близка. Тогда, слабея от потери крови, Саруто­би в последний раз выкрикнул проклятье врагам и пере­резал себе горло.

Обеспокоенные отсутствием своего лучшего агента, за­говорщики послали ему вслед еще одного ниндзя. Тот, проникнув в резиденцию сегуна, увидел стражу в боевой готовности, а немного спустя перед ним промелькнула во мраке одетая в черное фигура. Незнакомец подкрадывал­ся к двум часовым на стене и вскоре заколол их кинжа­лом. Удовлетворенный лазутчик беспрепятственно вернул­ся в ставку мятежников и доложил, что Сарутоби сеет панику среди войск врага. Но в тот же час замок был окружен правительственными отрядами и взят штурмом... Хаттори Хандзо, начальник сил ниндзя в войске сегуна, сумел провести мятежников, сыграв роль погибшего Са­рутоби.

Еще более поучительна история убийства могущест­венного даймё Уэсуги Кэнсина, оспаривавшего право на верховную власть в стране у Ода Нобунага и Такэда Спнгэна. Вся разведывательная служба Уэсуги была сосредоточена в руках Касуми Дандзё — с ним и при­шлось столкнуться четырем тайным убийцам, подослан­ным Ода. Злоумышленникам удалось подстеречь в темном коридоре Касуми и трех его спутников, несших стражу. Укифупэ Кэмпати, мастер фукибари-дзюцу, всадил в них заряд отравленных игл из своей трубки — все четверо, были убиты наповал. С тем же оружием Укифунэ напра­вился в спальню князя и уже поднес было трубку к гу­бам, когда чьи-то мощные руки обхватили его и точно рассчитанным рывком свернули голову... Как выясни­лось, Касуми лишь притворился убитым, сумев увернуть­ся от смертоносных игл. Но напрасно успокоенный Кэн-син тешил себя мыслью, что отделался от злейшего вра­га. Напрасно предусмотрительный Касуми расставлял в темных переходах замка ловушки. В ту же ночь родст­венник незадачливого метателя отравленных игл, Укифу-нэ Дзиннай, который был карликом, ростом чуть более трех сяку (около одного метра), но вполне развитым фи­зически, проник во вражескую крепость и устроился в засаде. Он в течение многих лет готовился к исполнению разного рода деликатных миссий, сидя подолгу в котле с жидкой глиной. Пробравшись в замок, Дзиннай уютно устроился в княжеской уборной (выгребной яме) с копь­ем и дыхательной трубкой. Когда поутру князь явился для удовлетворения естественных потребностей и присел на корточки над круглым отверстием в полу, Дзиннай, вынырнув из своего укрытия, пронзил владетельного даймё копьем до самого горла. Сбежавшаяся на шум стража никого не обнаружила, ибо Дзинпай, сделав свое дело, погрузился на дно. Спустя некоторое время, вы­бравшись из замка и хорошенько отмывшись, он уже опи­сывал свои приключения довольному Ода Нобунага.

Тактика ниндзя не ограничивалась поджогами, убий­ствами, взрывами и отравлениями. Нередко для захвата особо важных фортификаций применялось «бактериологи­ческое оружие» — больные бешенством или инфицированные эпидемическими бактериями животные (собаки, кошки, обезьяны и т. п.), иногда дрессированные. Такой способ диверсий назывался «шпионский манок». Некото­рое представление о нем дает следующий исторический анекдот

Как-то раз Хадзика Дзюбэй, лазутчик на службе у князя Такэда Сингэна, решил избавиться от своего закля­того врага Сандайфу Момоти. Пробравшись в дом к Сан-дайфу и удостоверившись, что тот крепко спит, кровожад­ный Хадзика выпустил из мешка несколько десятков разъяренных голодных ласок. Но тут «проснувшийся» Сандайфу, который явно уже был оповещен о готовящем­ся покушении, швырнул в своего противника пригоршню крысиного помета. Ласки, бросившись на запах крыс, до смерти загрызли не в меру изобретательного убийцу.

Кроме чисто террористических акций ниндзя диверсанты использовались и в качестве военного десанта во время операций на суше и на море. При штурме крепостей, когда основная масса войск шла на приступ, перед ниндзя часто ставилась задача пробиться внутрь и от­крыть ворота или отвлечь на себя силы осажденных. Для этого вводились в действие различные механизмы. Например, под покровом ночи вплотную к стене замка придвигалось огромное колесо — ягора, собранное из легких де­ревянных жердей с небольшими дощечками в виде ступенек по периметру. Ниндзя один за другим очень быстро прыгали с верхушки вращающегося «чертова колеса» прямо на стену. Того же типа колесо, но с укрепленными кабинками, предназначалось для перманентного об­стрела противника на стенах и на внутреннем дворе замка. По принципу колеса работала и катапульта — тотэки-ся. Тараном ниндзя манипулировали под прикры­тием щита из воловьих шкур на прочной переносной раме. В полевых операциях ниндзя иногда «десантировались» по отлогому склону холма в самоходных телегах с деревянными кабинками — дайрин-ся. Огромные колеса сообщали тележкам устойчивость и не давали перевер­нуться при спуске. Из бойниц в стенках кабинок можно было вести обстрел неприятеля. Большое количество таких «бронемашин» обычно пускалось впереди пехоты с целью внести замешательство в стан врага и выбить у него из рук инициативу.

Порой десант в тылы противника выбрасывался с воздуха при помощи гигантских бумажных змеев — тако. Поскольку такие операции проходили ночью, вся конст­рукция получила название «ночной змеи» (яли-дако). Ниндзя, подвешенный на стропах, мог вести долговременное наблюдение за лагерем врага, обстреливать его с воз­духа или забрасывать ручными гранатами, но, главное, с такого змея можно было, если повезет, высадиться прямо на крышу замка. Тот же змей, привязанный в ук­ромном месте, служил и экстренным средством спасения. Нередко в небо запускались целые эскадрильи бумажных змеев с чучелом или с человеческой фигурой, нарисован­ной на днище, чтобы отвлечь внимание неприятеля от направления главного удара.

Еще более замысловатым изобретением были «люди-орлы» (хито-васи), осуществлявшие массовое вторжение на территорию врага. Из бамбука, бумаги и веревок со­оружалось примитивное подобие дельтаплана с подвеской. Сам ниндзя грудью ложился на раму, вдевая руки в креп­ления под крыльями. Пусковое устройство представляло собой несколько бамбуковых кольев или спиленных до определенной высоты стволов, оттянутых назад при помощи каната. Стоило отпустить закрепленный конец ка­ната,— и планер, выброшенный мощной пружиной, ус­тремлялся с холма к неприятельским позициям. Конечно, в дневное время «люди-орлы» становились легкой добы­чей вражеских стражников-лучников, поэтому полеты проводились, как и в случае с бумажными змеями, под по­кровом тьмы.

На море действия ниндзя часто перерастали в обыч­ное пиратство. В периоды мира, когда мятежные феода­лы не нуждались в их услугах, разрозненные группы «морских» ниндзя бороздили Внутреннее море на своих маленьких, юрких ладьях, нападая на прибрежные села; грабя купеческие барки и правительственные суда. Эти морские разбойники — фуна кайнин, или фума кайнин, как их называли в честь знаменитого пирата Фума Ко-таро, были почти неуловимы. «Драконьи лодки» пиратов с герметично закрывавшейся палубой при необходимости могли погружаться под воду, приняв на борт балласт. На глубине они приводились в движение педальным устрой­ством. Когда эти «субмарины» приближались к неприя­тельскому флоту, из люка в днище выбирались пловцы с длинными дыхательными трубками, задачей которых было сверлить и пропиливать дыры в кораблях противни­ка. Через тот же люк загружался и сбрасывался при всплытии балласт. Дыхательная трубка для всего экипа­жа проходила через приподнятый нос лодки с головой чудовища, но и это отверстие могло закрываться — тогда экипаж довольствовался имеющимся запасом воздуха. Часто «драконьи лодки» плавали при помощи балласта, погруженные в воду, но с высоко поднятой над поверх­ностью головой монстра, извергавшего огонь и дым. Ред­кий моряк мог смотреть без содрогания на это морское чудище. Однако хитроумные ниндзя под руководством Хаттори Хандзо во имя закона нашли средство борьбы с пиратами. Построив быстроходные корабли с огромными заостренными колесами по бортам, они настигали и рас­секали на части медлительные, неповоротливые «дра­коньи лодки», а оставшихся в живых разбойников вылав­ливали и казнили.

Подвиги ниндзя не случайно дали пищу для бесчис­ленных преданий и легенд; они воспеты также и совре­менным японским кинематографом. Их мастерство, отто­ченное годами упорного труда, тренировок и жестоких сражении, вероятно, достигало фантастических высот и представлялось сверхъестественным даже видавшим виды самураям. По всей стране гремела слава Симоцугэ Кид-зару, великого прыгуна, Хатисука Тэндзо, умевшего де­лать подкопы со скоростью и сноровкой крота, Ямада Яэмопа, мастера молниеносных переодеваний, Садзи Горобэя, покорителя бурных стремнин.

С прекращением междоусобиц и упразднением саму­райского сословия после «реставрации Мэйдзи» в 1868 г. традиции нин-дзюцу, казалось, окончательно прервались. Горные лагеря ниндзя в основном были ликвидированы еще при Токугава. Потомки отважных разведчиков и без­жалостных убийц перешли в города, занялись мирными промыслами. Кое-что из арсенала ниндзя было взято на вооружение военной агентурой и сыскной полицией, кое-что перешло в область дзю-дзюцу и боевого каратэ. Уни­кальный же комплекс физического, психического, техни­ческого и философско-религиозного тренинга, каким яв­лялось средневековое искусство шпионажа, возродился лишь в наши дни уже на коммерческой основе в школе Хацуми Масааки.

Тридцать четвертый патриарх школы ниндзя Тогаку-рэ, мастер высшего класса по восьми видам бу-до, Ха­цуми Масааки родился в 1931 г. в городке Нода префек­туры Тиба. В школьные годы он активно занимался ка­ратэ, дзю-до, боксом и другими военно-прикладными ви­дами спорта, хотя ни в одном на том этапе не добился особо выдающихся успехов. Судьбу Хацуми решила не­ожиданная встреча. В 1958 г. он познакомился с Такама-цу Хисадзи, последним, тридцать третьим хранителем секретов школы Тогакурэ. Старец согласился принять способного молодого человека в ученики, и Хацуми в те­чение пятнадцати лет раз в неделю ездил из Токио в древний город Нара, где жил мастер. За неделю он осваи­вал сложную программу, заданную на дом. После кончины Такамацу, став официальным наследником традиций школы, Хацуми, следуя примеру большинства настав­ников кэмпо, решил рассекретить свое искусство. Он от­крыл платную школу ниндзя — вначале только для сооте­чественников, а затем и для иностранцев.

В 1982 г. с целью укрепления престижа школы Хацу­ми отправился в гастрольную поездку по США. Его вы­ступления во многих городах Америки проходили триум­фально и привели к немедленному «буму ниндзя» в аме­риканской массовой культуре. В Японию на обучение к Хацуми хлынул поток желающих из США, Канады, Австралии, Новой Зеландии, из многих стран Западной Европы. Школа Бусин-кан (букв. Дом божества войны) разрослась, у нее появились филиалы. «Мое тело разго­варивает на всемирном языке»,— заявляет мастер. А тем временем начиная с 1985 г. экраны всего мира обходит голливудские боевики: «Ниндзя», «Месть ниндзя», «Яв­ление ниндзя», «Миссия ниндзя», «Каратэ-ниндзя», «ниндзя сакура». Итак, традиция живет.