Глава 4. Если ты встретишь Учителя, это не значит, что ты узнаешь его

Если ты встретишь Учителя, это не значит, что ты узнаешь его. Если тыузнаешь его, это не значит, что ты готов учиться. Если ты готов учиться, этоне значит, что ты сможешь отдать себя. Если ты в состоянии отдать себя, тебене нужен учитель. Раздался особый звонок в дверь, что-то вроде кода. "Так вот почему онмне не сразу открыл, у них тут все засекречено", - подумал я. Интересно, ктобы это мог пожаловать в два часа ночи? Тоша открыл дверь, и в квартиру вошлостранное существо - довольно уродливая женщина лет сорока-сорока пяти согромным носом, иссиня-черными волосами, в дорогой шубе и золотых кольцах.Она напоминала ведьму из страшной детской сказки. В руках у нее быланагруженная сумка. Звали ее Нана, и она была цыганка. Тоша представил меняей как своего приятеля. В сумке у Наны оказалось что-то вроде продуктового набора израспределителя. Она начала выкладывать вкусную еду на стол, одновременнорассказывая Тоше об их общих делах. Нана пригласила меня к трапезе, но яотказался. Допивая чай, я наблюдал, как они ели, и слушал их разговор, откоторого мне стало не по себе. Нана рассказывала о последних разработках впарапсхилогических лабораториях КГБ, и из ее рассказа явствовало, что онапрекрасно знает предмет. Она говорила о каком-то Институте Космическоймедицины, где у нее были связи и где Тоша мог бы, по ее словам, работать. Тема КГБ и их секретных лабораторий интересовала меня меньше всего, явсегда старался подальше держаться от государственных структур и, уж темболее, от этой организации. Мне навсегда врезались в память металлическиесетки, натянутые между лестничными проемами в Большом Доме, как называли внароде мрачное здание на Литейном, где находился ленинградский КГБ. Менядважды вызывали туда на допросы в качестве свидетеля по делу моих друзей. Мне было не по себе не только от темы их разговора. Жутковатая ночнаяобстановка явно сгущалась. Облик Наны, Тошино бредовое предложение, всяатмосфера этой квартиры создавали у меня впечатление, что я влипаю вкакую-то дьявольскую историю, от которой лучше было бы держаться подальше. Сдругой стороны, меня как будто приклеили к стулу, и я не мог сойти с места.Что-то меня во всем этом завораживало и притягивало, и отделаться от этогонаваждения было непросто. Наконец, я встал и прошел из кухни в комнату, где лег на диван, пытаясьсобраться с мыслями. Интуитивно я чувствовал, что Тоша прав. Невозможноничего получить, не отдав что-то взамен. Но он требовал меня всего спотрохами, не предоставляя никакой возможности проверки. Дело было вовсе нев том, что я так уж дорожил собственной личностью, скорее, она мне надоела.И все же я должен был каким-то образом Тошу испытать. Проблема заключалась втом, что я понятия не имел, как это сделать. Я закрыл глаза, и во времянедолгого забытья мне вспомнилась одна старая индийская легенда. Давным-давно жила в Индии женщина по имени Лакшми. Случилось так, чтоона овдовела. В Индии существовал обычай, называемый сати, согласно которомувдова должна совершить самоубийство, бросившись в погребальный костер мужа.Если она этого не делала, она становилась изгоем, была всеми презираема иобычно заканчивала свой век вдали от людей. Именно это и случилось с Лакшми.Она не исполнила древний обычай не потому, что боялась мучительной смерти,но потому, что еще в юности дала себе обет, что не умрет, пока не встретитсвоего гуру. Огненное желание ее сердца дало ей силы пережить позор иизгнание. Лакшми отыскала заброшенную хижину на краю большой дороги ипоселилась в ней. По дороге проходило много разного народа, люди всех каст исословий, и среди них - бродячие аскеты, называемые садху. Целыми днямиЛакшми просиживала у хижины и, глядя на дорогу, всматривалась в лицапроходящих мимо садху в надежде, что когда-нибудь она увидит и узнает своегогуру, который утолит ее жажду Божественного. В Индии было принято оставлятьпищу для проходящих садху на специальной полочке снаружи дома. Еду оставлялис вечера, чтобы странники могли подобрать ее рано утром, подкрепиться иотправиться дальше в своем странствии к Богу. Из года в год Лакшми делиласьсвоими скудными припасами с бродячими искателями истины. Она решила, чтокогда придет время и появится ее гуру, то она испытает его, предложив емуотравленную пищу. Однако время шло, а гуру не появлялся. Ни разу сердцеЛакшми не подсказало ей подвергнуть кого-либо испытанию. Но однажды рано утром она увидела приближающегося садху ипочувствовала, что это тот, кого она ждет, все эти годы. Лакшми проворноположила немного отравленного риса и фруктов на полку и, спрятавшись вхижине, выглянула в маленькое окошко. Садху подобрал еду, прочитал мантру,съел все без остатка и двинулся дальше, целый и невредимый. Лакшми выскочила из хижины, догнала садху и упала на колени, умоляя егостать ее учителем. Он взглянул на нее и сказал, что не может этого сделать,поскольку Лакшми не исполнила обычая сати. В отчаянии Лакшми спросила садху,может ли она чем-то искупить свою вину. "Разведи костер и исполни свойдолг", - был его ответ. Ей ничего не оставалось, как повиноваться.Единственным утешением Лакшми было то, что Бог услышал ее молитвы и хотя быперед смертью она увидела лицо своего гуру. Она развела огромный костер засвоей хижиной и прыгнула в него. Но огонь не тронул ее; он становился всеменьше и меньше и вскоре угас совсем. "Теперь можешь идти за мной", - произнес садху и тронулся в путь.Лакшми последовала за ним, и дорога поглотила их. Когда я вернулся на кухню, Нана собиралась уходить. Посмотрев на нее, япочувствовал, что у меня больше нет к ней ни страха, ни неприязни, и онавовсе не была такой уродливой, как показалась мне сначала. -- Приятно было познакомиться, - обратился я к ней. -- Взаимно. Надеюсь, мы скоро еще увидимся, - ответила Нана, подмигнув.Когда она ушла, я понял, как испытать Тошу.