Ганготри

И опять утро. Ни свет, ни заря мы с рюкзаками ищем нужный автобус, садимся, едем, останавливаемся, завтракаем, идём в туалет, опять едем. Успеваем в процессе посмеяться, вздремнуть и поговорить о друзьях-знакомых, которые в этот момент тоже путешествуют. Всё повторялось по-новому.

Какое-то время я сидел у окна, вид из которого легко вытеснял из головы привычные мысли. Мимо проносились мелкие постройки, примостившиеся вдоль дороги, небольшие деревушки, затесавшиеся в горных ущельях, иногда появлялась река, бегущая нам на встречу где-то внизу, но то, что я чувствовал внутри, было никак не связано со всем этим и не поддавалось никакому осмыслению и привычной логике.

Это было сладостно-щемящее предвкушение встречи, давно ожидаемой и желанной, но с кем или чем я не знал. Моё состояние напоминало состояние влюблённого перед долгожданным свиданием после разлуки, когда сердце, переполненное приятной истомой, как магнитом притягивается к заветной цели и летит, летит, окрыленное ожиданием. Было непонятно, откуда взялось такое настроение, но любовь необыкновенной силы разрывала грудь и растекалась далеко за все видимые и не видимые пределы. При этом отсутствовала какая-либо нетерпимость и желание хоть как-то ускорить или поторопить загадочную встречу.

Поначалу я думал, даже был уверен, что так сильно захлестнувшее меня ощущение было вызвано предвкушением встречи с нашей общей знакомой Алёной, проходившей ритрит в Ганготри. Именно она была тем человеком, который внушил нам мысль посетить Ганготри, написав об этом месте на mail. От нее мы узнали, что Gangotri Temple был основан в 18 веке на том месте, где пять с половиной тысяч лет назад сидел и молился святой отшельник Бхагират. Помимо посещения самого храма, многие паломники из этого места совершали 19 километровый трекинг к Гамуку, истоку священного Ганга.

Уехав на месяц раньше нас, в телефонном разговоре Алена с восторгом отзывалась об этом уголке Гималаев, что, в конце концов, и послужило поводом включить его в наш маршрут. Сама наша подруга предполагала пробыть там не меньше сорока дней – такой была её садхана, – поэтому, приближаясь к индуистской святыне, я знал, что непременно увижу нашу девушку.

Так и не разобравшись с нахлынувшим на меня состоянием, единственное, в чем я был уверен, так это в том, что в какой-то степени оно связано и с Аленой.

Наслаждаясь происходящей метаморфозой, я не пытался как-то воздействовать или противостоять ей. Было абсолютно чёткое понимание, что Всё и без того настолько совершенно, что с Ним ничего не надо делать, и если отдаться Ему, то Оно, несомненно, приведёт туда, куда следует.

Тем временем автобус сделал вынужденную остановку. На дороге шли ремонтные работы. Судя по количеству техники, здесь задумывалось что-то весьма внушительное. Highway не меньше.

Больше часа мы простояли, наблюдая, как огромные бульдозеры разравнивают насыпанный гравий, а рабочие плетут из железных прутьев будущие опоры нового моста. В поле нашей видимости попала группа людей в оранжевых касках. Это были, то ли прорабы, то ли проектировщики, а может и вовсе высокое начальство, нагрянувшее с инспекцией. Я был склонен думать последнее, потому что, ну, уж очень заискивающе выглядели сопровождающие их лица, то и дело отходившие в сторону и деловито переговаривающиеся по рации. Возникла мысль, что начальство, оно и в Африке начальство. Благо, что затор возник не по их вине, и застрявшие в пробке водители с надеждой больше смотрели на того человека, который желтым флажком перегородил дорогу. Сейчас он казался самым главным. А бульдозер делал свое дело.

И опять пресловутое индийское всеприятие: ни со стороны водителей, ни со стороны строителей не было непонимания и нетерпения. То-есть, ни свиста, ни оскорблений. Все мирно соглашались с неизбежностью создавшегося положения, зная, что оно временно, и спокойно ждали восстановления движения.

Начиная с аэропорта, мы видели такое количество малых и больших строек, что наверно наоборот удивились бы, если бы здесь не было чего-то подобного. При чем про себя я отметил, что все строители, в какой части Индии они бы не работали, очень похожи (может каста такая), и женский труд тут приветствовался. Вот только почему-то на слабый пол здесь возлагали весьма не слабые работы. В традиционных сари женщины в плетеных корзинах таскали на головах камни для укладки дороги. И это на фоне самой современной техники. Но похоже кроме меня, это никого не удивляло.

Пытаясь обратить внимание на кажущуюся дикость, я сделал замечание по этому поводу, в ответ на которое от своей спутницы услышал напоминание о женщинах на наших российских железных дорогах в оранжевых жилетках, таскающих шпалы.

И кто оказался цивилизованней?

Пока я сравнивал нравы двух стран, пассажиры автобуса разбрелись невдалеке от машины, рассматривая с высоты противоположный берег реки, захваченный хвойными деревьями. Крутизна горного ущелья не мешала гигантским соснам удерживаться на скалистой породе. Двадцати метровые гиганты стояли почти параллельно горе. Казалось, ещё чуть-чуть и они улягутся в мягкий мох, устилающий камни.

Разомлевшие на солнышке люди, без какой-либо опаски отдавались созерцанию. Еще бы, за всеми нами зорко наблюдал бдительный кондуктор. Когда рабочий с флажком дал отмашку, он громкими выкриками за считанные секунды собрал всех в автобус, и мы продолжили путь.

Я искренне полагал, что после увиденного в Кедарнате, горам больше не чем будет меня удивить, но когда вдалеке замелькали выстроившиеся в ряд горные вершины, в очередной раз был потрясён не приедающимися красотами Гималаев. Снова взгляд был прикован к окну, снова грудь разрывало на мелкие кусочки состояние слияния с Нерождённой божественной красотой, снова я весь был во власти безразлично любящей стихии, так что слёзы навёртывали на глаза от того блаженства, которым было охвачено всё моё существо.

Автобус с трудом взбирался на очередной перевал. Движок шумно ревел, преодолевая крутые подъёмы. Уставшие пассажиры, то дремали, то пытались делать какие-то мелкие дела. В общем, каждый, как мог, боролся с дорожной скукой. Меня же не покидало всё более и более разгорающееся в сердце предчувствие ожидаемой встречи, и, чтобы я ни делал, даже когда дремал, присутствие этого чувства ощущалось бесконечным зовом из глубины, отражающимся гулким эхом во всех уголках тела.

Петляя, дорога спустилась почти к самой реке и по мосту перебралась на противоположный берег. Солнце тоже к тому времени перевалило на другую сторону гор, предоставляя нам возможность наблюдать его очаровательный закат. Оно игриво пряталось за вершины, то полностью, то частично выглядывая из-за скал, а когда окончательно скрылось, ещё долго махало яркими лучами в бесконечно глубоком небе.

Подъехав к каким-то деревянным постройкам, автобус остановился. Кондуктор попросил выйти всех иностранцев. Вышли только мы.

В связи с близостью китайской границы индийской армией на дороге был выставлен пост. Военные проверяли документы иноземцев. Моей спутнице пришлось достать багаж, так как все свои удостоверения личности она хранила среди одежды и туалетных принадлежностей. Я решил воспользоваться моментом и вынул из рюкзака тёплую накидку. В воздухе уже ощущалось приближение ночной прохлады, а чем она оборачивается в горах мы знали и много раз испытывали на себе.

Трудно выразить то, какими мы увидели наши фирменные рюкзаки. Было похоже, что вся пыль индийских дорог осела на них, превратив по цвету и форме в серые армейские вещмешки.

Пока военные переписывали паспортные данные, я попытался хоть как-то отчистить поклажу.

Страсть к заведению бумажек у индийских чиновников в крови. Куда идут потом кипы этих анкет с фамилиями, именами, годами рождения и целью поездки, которых мы, начиная с самой границы, заполнили несчетное множество, одному только богу известно, но то, что их скопилось там до небес, даже не сомневайтесь.

Когда все формальности с идентификацией наших личностей были соблюдены, мы вернулись в автобус, и он тронулся дальше.

Следующая остановка была вынужденной. Мы сломались. Водитель и кондуктор долго осматривали машину, решая, что заменить. Часть пассажиров помогала им советами, другая, как водится, разбрелась в непосредственной близости. Всегда в таких случаях кто-то справлял нужду, кто-то перекусывал, кто-то перекуривал, а кто-то просто бродил по окрестностям. Я принадлежал к числу последних, благо место, в котором мы остановились, по красоте можно было отнести к заповедным. Огромные деревья прочными корнями, выступающими из земли, удерживались на высоком склоне и, узорно извиваясь толстыми ветвями, уходили вершинами в самое небо. В одном месте часть этих, без сомнения столетних гигантов, была повалена скатившимися с горы валунами. Большие серые глыбы, проделав себе дорогу с вершины до самого низа, теперь валялись, омываемые горными водами и блестя отполированными гранями.

Увидеть бы такой камнепад.

И еще я подумал, что в этих местах все какое-то исполинское. Деревья, камни, небо.

Ремонт автобуса затянулся, и я спустился чуть ниже по дороге к прятавшемуся за деревьями мосту. Сужение в этом месте делало реку быстрой и шумной. Мое внимание привлек отделившийся от горы кусок скалы и одиноким островом возвышавшийся в центре потока. Глубокая трещина разделила камень на две неравные части. Время, ветер и вода достаточно поработали, чтобы превратить глыбу в то, чем она представлялась мне сейчас. Я назвал это творение Буддой.

Люди строят статуи просветленных по всему миру в знак признания их заслуг и в попытке приблизиться к истине. Часа четыре назад мы проезжали одну из таких, очень впечатляющую. Наверняка над ней трудились не один день и не один месяц. Но здесь сама природа постаралась увековечить достижение человека, пытавшегося постичь сущность бытия, который в итоге, проникнув в самую глубь вещей, вышел за пределы человеческих ограничений.

Как бы ни шумел горный поток, как бы ни бушевал ветер среди деревьев и скал, тишина бесконечной Вселенной всегда пребудет в таких местах, открывая страждущим путь в царство беспричинной любви и необусловленной свободы.

В этот момент состояние предвкушения долгожданной встречи ярким переживанием, затмив все остальное, вышло на первый план. Уже не волновала усталость, не тревожили голод и дорожные неудобства. Не вспоминалось прошлое, не мечталось о будущем. Всё было подчинено исключительно зову оглушительной тишины, которая стояла вокруг.

Когда с починкой неисправности было покончено, кондуктор свистком подал сигнал пассажирам, и в отремонтированной машине мы продолжили путь.

Дорожные столбики указывали, что до пункта назначения оставалось 8 км, когда водитель, заехав на очередную придорожную стоянку, объявил, что автобус дальше не пойдет. Без каких-либо внятных объяснений кондуктор раздал пассажирам по 5 рупий, на которые якобы они не доработали, и, развернув машину, наш единственный транспорт уехал в обратном направлении.

Зная Индию, нужно было еще порадоваться, что нас высадили на остановке.

Не имея плана дальнейших действий при таких обстоятельствах, мы решили для начала перекусить. Рис с жареными овощами в дорожном кафе пришёлся весьма кстати и оказался на редкость вкусным. А может это мы проголодались?

Только до отвала набив животы, мы стали обдумывать, как быть дальше. Идти пешком или? Но, похоже, за нас уже кто-то все продумал. Не прошло и двух минут, как мы грузились в подъехавшую попутку.

По мере приближения к Ганготри состояние ожидания свидания усиливалось в геометрической прогрессии. Внутри что-то, то нежно сжималось, как это бывает, когда в руках держишь маленького котенка, то, наоборот, распускалось, как лепестки розы в утренних лучах солнца. Порой мне начинало казаться, что даже кожа на теле трепещет от переполняющих меня чувств и это становится заметно окружающим.

Мы попросили водителя попутки подбросить нас как можно ближе к храму, чтобы в первую очередь предстать перед святилищем, но, выйдя из машины, все же были подхвачены неотступными провожатыми и припровождены в типичный для этих мест guest house.

На этот раз было безразлично, где и в каких условиях селиться. Едва получив ключи от номера и оставив в нем вещи, мы уже стояли на улице, вертя головами в поисках, кого бы расспросить о дороге к храму и о нашей подруге Алёне, которая по нашим расчетам должна была еще находиться здесь. Мальчик-тибетец из ближайшего телефонного переговорного пункта на вопрос о белой женщине, долго пребывающей в Ганготри, ответил, что знает только одну такую и с удовольствием нас к ней отведет.

Оказалось, что Алена поселилась в номере гостиницы, на первом этаже которой было самое посещаемое европейское кафе. Представителей запада в Ганготри, в отличие от Кедарната, было предостаточно и здесь не редко собирались вечерние посиделки.

Хозяина кафе безошибочно можно было узнать по занимаемому месту у кассы. Он сказал, что та, о ком мы спрашиваем, уже месяц не выходит на улицу и открывает дверь, только когда ей приносят еду. Мы поднялись на второй этаж и постучали в указанный номер.

Непродолжительная тишина была нарушена поворотом дверного замка, и на пороге появилась наша девушка. Ее и без того большие глаза при виде нас увеличились в несколько раз. Непроизвольно она начала смеяться и говорить, что не ожидала такой встречи в горах за 6 тысяч километров от дома. Я всем телом ощущал, какое волнение и смятение переполняли ее, и понимал, что ей потребуется какое-то время, чтобы справиться с ним. Не заходя в номер, мы договорились, что вернемся к ней и выпьем по чашечке чая после того, как посетим храм. То ли не желая отпускать нас, то ли из-за избытка чувств Алёна быстро начала объяснять нам, как пройти к храму, хотя в Ганготри только одна дорога и заблудиться при всем желании вряд ли получится.

По мере приближения к святыне, с каждым шагом усиливалось, всю дорогу преследовавшее меня чувство любви. Когда же мы подошли к входной арке, моё тело трепетало подобно камням в камнедробильной машине.

За аркой дорожка вывела нас на довольно просторную каменную площадь, где стоял маленький храмик. Он был значительно меньше кедарнатского. По левую сторону от входа на огороженный территории группа монахов вела песнопения. Среди них выделялась женщина в розовой одежде садху, погружённая в медитацию. Я стоял на ступеньках перед небольшим алтарем и каким-то чудом не рассыпался от переполнявшего меня трепета на малюсенькие осколочки, хотя по ощущениям уже давно был готов к этому. Без каких бы то ни было раздумий я открыл дверцу ограды и уже хотел было сесть рядом с поющими, но те дружно замахали руками, всеми силами стараясь объяснить мне, что так делать не надо. Видя мое сомнение, они указали на нишу в центре храма, где с прихожанами проводил ритуалы одетый и раскрашенный в индуистской традиции пуджари. Наклонив меня к себе, он поставил на мой лоб красную точку и велел обойти храм по часовой стрелке. Выполнив данное указание, я ещё долго слушал мантры в исполнении местных певцов, а потом спустился к реке.

Там была еще одна выложенная камнем площадка с несколькими маленькими храмиками. Я заглянул в один из них, присел, да так и остался. Потёртый коврик по-дружески приютил меня, пламя свечи рисовало загадочные узоры на потолке, а рядом исполненный в камне, непоколебимый в своей садхане сидел обезьяний бог Хануман. Кучка подношений в виде сладостей, украшенных блестящей ленточкой лежала перед ним.

Глаза закрылись сами собой. В зрении не было никакой надобности. Я продолжал ощущать то, что окружало меня, уже не прибегая к помощи органов чувств. Случайные мысли ещё продолжали посещать голову, но думать их не представлялось возможным. Необъятный космос, надвинувшийся со всех сторон, заглушал своей тишиной любой шум, доносившийся изнутри и снаружи. Я не купался..., я утопал в потоках необъятной любви, которыми было пронизано это место с небес до самого центра земли.

К действительности меня вернула мышка, начавшая бегать по моим, сложенным в позе лотоса, ногам, забираясь в складки одежды, как будто это были ходы, сделанные специально для нее. Тихонько, чтобы не напугать малышку и дать ей спокойно уйти, я поднялся и проследовал к выходу.

Попутно промелькнула мысль, что никто здесь не преследует грызунов и не ставит на них мышеловки, потому что в первую очередь неприемлемо само убийство.

Певцы у главного храма к тому времени уже покинули святыню. За оградой из виденных мною ранее оставалась только женщина-садху. Рядом с ней, всем телом наклонившись вперёд, в позе полного смирения и поклонения перед каменным изваянием Шивы замер старец. Его руки были сложены на груди, а голова покорно опущена. Одет он был в серую робу без каких бы то ни было признаков религиозной принадлежности. Рядом служащие храма подметали пол и убирали место для подношений. Их действия не оказывали никакого влияния на поведение молящихся. Соединение последних с тем, что было за пределами этого мира, не могла нарушить никакая будничная суета. Мирские заботы становились несоизмеримо ничтожными и, как песчинка не способна остановить штормовую волну, так и они не были способны внести смятение в проявившийся в этом месте Абсолют.

Я стоял, как прикованный, перед основанием храма, разрываемый неземным потоком всеобъемлющей любви, накрывшим собою всё окружающее пространство. Моё сердце трепетало, как мотылёк у пламени свечи, готовый в любую секунду сгореть без остатка.

Стараясь оставаться незаметной, подошла моя спутница. Внимание переключилось. Мы оба понимали, что с нами происходит что-то фантастическое, и молча, не сговариваясь, боясь нарушить сложившееся состояние, пошли на выход.

До апартаментов Алёны никто из нас не проронил ни слова. Иногда мы, поворачивая головы, смотрели друг другу в глаза, и в тишине продолжали двигаться дальше. Многие торговцы к тому времени позакрывали свои лавки, но даже те, кто припозднился, не приставали к нам с традиционным «купи».

Как потом выяснилось, в Ганготри зазывать и донимать паломников было не принято.

В неземном состоянии мы дошли до гостиницы нашей подруги и, заказав big pot masala tea, поднялись наверх.

С Алёной я путешествовал в первый свой визит в Индию. В то время она была жёсткой, предприимчивой business women c железной хваткой и довольно своенравным характером. Она помогала мне вести бухгалтерию на фирме. Что подтолкнуло меня тогда предложить ей поехать со мной и моим другом Вовчиком в Индию, до сих пор остается тайной за семью печатями. Подозреваю, что нам обоим надоел скудный мир наживы и прибыли. А может это было влияние Кедарната, потому что в той поездке я абсолютно точно знал, что первым местом, куда мы поедем, будет Он. Так или иначе, но на удивление «крутая леди» согласилась без каких-либо колебаний на путешествие своим ходом по экзотической стране. То, что творилось с ней в поездке, могло было послужить хорошим материалом для докторской диссертации по психологии. Промежуточным финалом этой истории стало то, что через полтора года она, бросив работу в Москве и прекратив общение с «нужными людьми», уехала в Индию и по указанию своего наставника ушла в 40-дневный ритрит в самом удачном для этого месте, где мы ее и застали.

Поднявшись по скрипучим ступенькам, мы постучали в дверь. На этот раз ждать пришлось недолго. Хозяйка будто караулила на пороге. Шок от первого визита прошёл, и она уже более спокойно встретила нас. Огромные горящие глаза, внятная речь, преисполненная восхищения и безумной радости... и отсутствие какого-либо выпендрёжа, такой мы увидели бывшего крутого бухгалтера.

За чаем она взахлёб рассказывала о том, что происходило с ней во время этой поездки. Где была, что делала, как доехала, чем питалась, куда наметила путь дальше, – всё до мельчайших подробностей и с такой скоростью, что у неподготовленного слушателя через пять минут мозги бы закипели от обилия информации. Мы же не только всё схватывали на лету, но и умудрялись вставлять кое-что от себя.

Наша подруга была в восторге от посещенного накануне Ямонотри. Это еще одно святое место в горах у истоков реки Ямуны. По преданию, когда-то там жил святой отшельник Асит. Всю свою жизнь он купался в двух реках: Ганге и Ямуне, но когда состарился и больше не мог совершать длительные переходы, Ганг пришел к нему сам и посещал старца до самой его смерти. Сейчас на этом месте бьют теплые источники, в которых паломники принимают священные ванны, а пуджари готовят прасад.

По возможности Алена рекомендовала побывать там. Узнав, что наш маршрут пройдёт через Варанаси, она дала нам визитку отеля, где жила несколько дней сама.

Незаметно кончилось содержимое чайника, а нам казалось, что мы только-только присели. Постепенно накал эмоций пошел на убыль. Его место заняла нежная необусловленная любовь. Незаметным, обволакивающим вихрем она закрутилась в наших сердцах так, что в конце мы обнимались, искренне осознавая, что ближе и роднее людей на свете у нас нет. Расставаясь, мы договорились встретиться завтра, если это не повредит Алениной практике. Ритрит есть ритрит, и его следует делать по всем правилам.

После трогательных прощаний в состоянии, близком к невесомости, я и моя спутница ушли к себе в гостиницу.

Ночь, полнолуние, шум горной реки за окном. Я опять находился в промежуточном состоянии между сном и явью и, не имея ни малейшей возможности нормально уснуть, лежал в ожидании момента, когда можно будет вернуться к храму. Никаких фантазий, как это будет, никаких заранее спланированных действий. Голое ожидание вперемешку с чистым присутствием.

Утром, не дожидаясь пока моя спутница приведёт себя в порядок, с не покидающим меня вот уже несколько дней трепетом, я ушёл в направлении святилища. Солнце ещё не показалось из-за заснеженных вершин, но своими лучами давно выдало себя, оповестив землю и ее обитателей о скором появлении. Вид ярко-синего неба только усиливал моё состояние. Глядя вверх, я ощущал себя, стоящим на дне огромной воронки, обрамлённой белыми кристаллами, сквозь которую хлещет поток энергии необыкновенной чистоты. Пласты пространственных измерений в этом месте будто сдвинулись, позволяя, таким образом, одним мирам проникать в другие и наблюдать за происходящем в них.

По дороге мне не встретились, ни калеки-попрошайки, ни садху с железными стаканами для подаяний. Даже торговцы, словно набрав в рот воды, молча провожали меня взглядами. Никем не потревоженный я прошёл входную арку.

Посреди площади перед храмом стоял вчерашний старец в серой робе и беседовал с одним из служителей. Было видно, что последний подошёл с каким-то вопросом. Старец слушал собеседника, потом что-то отвечал, потом опять слушал, потом опять отвечал. Его глаза с игривой хитрецой весело стреляли по сторонам. Создавалось впечатление, что серьёзность подошедшего его нисколечко не волновала, а наоборот, даже забавляла. Я смотрел ему в глаза и не мог оторвать взгляд. Точнее мне не хотелось этого делать. Он заметил меня, и его блуждающий взор тут же остановился. Какое-то время мы смотрели друг на друга, пока к нему не подошёл ещё один служитель и, наклонившись, не дотронулся до его стоп.

Касание ног в Индии считается знаком большого уважения. Прихожане любого храма делают так по отношению к почитаемым ими святым, независимо от того живой это человек, фотография или статуя. Я видел, как в одном ашраме перед комнатой, где жил гуру, стояли маленькие железные тапочки, и люди с благоговением опускались на колени и касались их лбом.

То, что я наблюдал на этот раз, тоже было похоже на признание заслуг. Но сделано было как-то мимоходом, скорее по привычке. Старец, как ни в чём не бывало, продолжал разговор с собеседниками, как с лучшими друзьями.

В том, что я сделал дальше, не было продуманного плана. Условия диктовало Ганготри. Пройдя через всю площадь в направлении стоящей троицы и не проронив ни слова, я дотронулся до ног старца. После чего поднялся и, едва коснувшись его робы чуть выше локтя, отошёл спиной на несколько метров назад. Я чувствовал себя, как обнажённый на торговой площади в базарный день, где нельзя ни скрыться от многочисленных взглядов, ни укрыться, ни прикрыть своей наготы.

Старец даже не взглянул в мою сторону. Как ни в чем не бывало он продолжал разговаривать со своими собеседниками, в то время как те были явно обескураженны моими действиями. Но, хотя поведение старца ни на йоту не изменилось, всё-таки я ощутил, как нечто исходящее от него коснулось меня обволакивающим вниманием.

Отойдя от беседующей троицы, я подошел к храму, поднялся на ступеньки и, подложив шлёпанцы, сел на верхний уступок, сложа ноги в позе лотоса. Утреннее солнце к тому времени вышло из-за гор и ярким светом поливало выбранное мною место. Некоторое время я устраивался, а когда поднял голову, то в метрах десяти справа от себя увидел старца в серой робе, взирающего на мои приготовления.

Этот взгляд я не забуду никогда. Наверное так смотрят родители на своих маленьких детей, когда тем после долгих стараний удаётся выстроить из кубиков высокую пирамиду. Столько любви, радости и одобрения. Его глаза и пространство вокруг глаз горели необыкновенным глубоким сиянием фиолетового цвета, излучая неземное тепло и нежность.

То, что творилось внутри меня, было из разряда запредельно-разрывающего. Полная отрешённость, вперемешку с котлом кипящей энергии и разбавленная максимальной осознанностью. Добавьте сюда глубочайшее погружение внутрь себя на фоне стабильного присутствия в действительности. Этим коктейлем в тот момент был я.

Старец ушел, а меня снова закрутило в вихрях неведомых сил осознания.

Чьё-то легкое касание заставило меня открыть глаза. Местный пуджари, дергая меня за плечо, пытался объяснить, что сидеть на ступеньках не положено. Я не реагировал, а он настаивал.

В этот момент издалека моего приставалу довольно громко окликнул один из ранее беседовавших со старцем служителей. Наверно это был приказ оставить меня в покое, потому что ратовавший за порядок пуджари несколько сконфузился и отошёл в сторону, после чего я смог окончательно погрузиться в медитацию.

В таких местах, как Кедарнат и Ганготри, что-то начинается и заканчивается не по чьей-либо воле, а тогда, когда для этого наступает Время. Это места Силы, и всё здесь решает Она. В Ганготри это была Сила любви. Ничто и никто не могли противостоять Ей. Любовь сочилась здесь из воздуха, из камней, из деревьев и воды. Всё пространство было пропитано Ею. Она не порождала привязанностей и вожделения, а всегда только светлое чистое состояние, как при первой встрече с любимым.

Солнце уже во всю мощь палило над головами, когда я открыл глаза. Моя спутница сидела напротив лицом к храму. За это время мимо нас за ограду прошло несколько служителей, и теперь мы наслаждались мелодичными мантрами в их исполнении. Каким-то чудесным образом певцам удавалось успокоить любые проявления будничной суеты и превратить бытиё в медленно текущую реку с далёкими берегами.

Я знал, что мы не пойдём во второй раз к Алёне. Не стоило ей мешать делать то, чем она занималась. Знал я и другое. Сегодня мы должны будем покинуть Ганготри, хотя так не хотелось этого делать.

Мы позавтракали и пошли узнать, когда и на чём можно уехать. И еще – очень хотелось приобрести что-нибудь на память о святом месте.

Проходя мимо маленьких магазинчиков, в одном из них я увидел на прилавке стопку шерстяных одеял, которыми пользуются садху в морозные ночи. Мне показалось, что это будет лучшей покупкой на память. К тому же у моей спутницы не было ничего такого, во что можно было бы укутаться, прячась от ветра.

Мы вместе выбрали белое средней колючести покрывало и, присовокупив его к нашим вещам, двинулись на автобусную остановку.

Среди традиционных торговцев украшениями и носильщиков наше внимание привлек водитель джипа, искоса поглядывающий в нашу сторону. В сложных переговорах выяснилось, что автобусов в это время не предвидится, все они отправляются на маршрут исключительно с утра. Из чего можно было сделать вывод, что днем из Ганготри уехать возможно только на джипе. Так здесь было заведено. Цена на билет не была заоблачной, потому что помимо нас водитель ждал еще попутчиков и трогался только тогда, когда все места в машине были заняты. Так же нам внушили мысль, что дальше Уттаркаси мы сегодня не продвинемся.

Благо у этого джипа мы были первыми пассажирами и нам достались самые лучшие места на переднем сиденьи рядом с водителем.

Когда-то же должно было начать везти?

Но вот ожидание попутчиков несколько затянулось, и нам, хошь не хошь, приходилось, сидя на железном парапете, наблюдать жизнь местной тусовки.

Надо сказать, что солнце в горах бывает довольно жёстким. Если вовремя не защититься, то его лучи быстро сжигают верхний слой кожи, и опалённые места, предварительно раскрасневшись, покрываются мелкими водяными волдырями. Со мной такое раньше бывало, но я опять обо всем позабыл.

На этот раз пострадали лоб, щёки и большей частью наши носы. Этот представитель лица имел к тому же неприятное свойство облазить, и выглядел, словно змея, меняющая кожу. Если бы при этом он ещё не болел, то можно было бы не обращать внимания на наш внешний вид, но, увы, … мы с опозданием всячески старались укрыться от беспощадных лучей и даже одели бейсболки, которые уже мало от чего спасали.

Непосредственно там, где мы стояли, прямо у наших ног шла бойкая торговля. Какие только бусы и серёжки, кольца и браслеты ни лежали на покрывале, расстеленном прямо на земле. Торговка-цыганка что-то указывала ходящим по автостоянке молодым девчонкам, а те, в свою очередь, начинали ещё больше докучать своими приставаниями, и приезжающим, и убывающим. Если кто-то проявлял хотя бы малейший интерес к товару, то они как вездесущие мухи слетались на сладенькое и до последнего пытались что-нибудь всучить опрометчивому недотепе. По всему было видно, что это семейный бизнес.

Среди торговавших побрякушками я заметил и двух мужчин. Товар этих предпринимателей был посолиднее. Драгоценные и полудрагоценные камни, которые они предлагали, были упакованы в специальные коробочки и выглядели на порядок достойнее.

Несколько раз к нам подходили калеки. Памятуя о том, что стоит только достать мелочь, как вся площадная шушера сбежится на дорогой сердцу звон, и от неё уже не будет отбою, мы мужественно держались, стараясь в нашем состоянии не раздать всё, что у нас было. Любовь, завладевшая каждой клеточкой моего организма, не позволяла уму вернуться в средне-обывательское состояние. Спасало только напускное безразличие. И всё-таки не смотря на наши старания, когда водитель джипа набрал достаточно попутчиков, и мы заняли места на переднем сидении, моя спутница не удержалась и одарила мелочью подошедшую женщину. В мгновение ока дверь джипа облепили попрошайки от мала до велика.

Водитель ещё немного подождал из солидарности к обитателям автостоянки (скорей всего между ними существовало какое-то негласное соглашение), но, видя, что следующей раздачи денег ждать не приходится, нажал на газ, и джип, набитый пассажирами тронулся в путь.

Обзор через лобовое стекло оказался не так хорош, как в автобусе, но всё же мы смогли разглядеть горячо любимые снежные шапки и попрощаться с оставшимся навсегда в наших душах Ганготри.

Нельзя не отметить, что, будучи уже в Москве и вспоминая это место, я ловил себя на том, что думаю о Ганготри, не как о каком-то городке, обозначенном на карте, в котором я побывал, а как о живом существе с необыкновенно чистой душой и необъятным, любящим сердцем, в которое любой может погрузиться и стать его частью.