Эволюция, успехи и неудачи

К завершающему периоду Второй мировой войны советские специальные службы (Первое управление НКГБ, Главное разведывательное управление Генерального штаба Красной Армии, Разведывательное управление Военно-Морского Флота) значительно усилили свои позиции в странах — союзницах СССР и ряде нейтральных государств Европы и Америки. В отличие от положения советских разведывательных служб на территории держав оси и оккупированных ими стран, где созданные в предвоенный период резидентуры и агентурные сети были в 1941—1943 годах либо полностью разгромлены, либо существенно ослаблены¹, структуры ПУ НКГБ, ГРУ ГШ и РУ ВМФ, действовавшие в Соединенных Штатах, Великобритании и Швеции в годы войны не только не понесли сколь-нибудь серьезных потерь, но и, напротив, значительно расширили свои возможности. Помимо значительного усиления уже имевшихся в этих странах резидентур офицерами-оперативниками, командированными из CCCР, и многократного увеличения численности контролируемого ими агентурного аппарата и источников, cоветскими политической, военной и военно-морской разведкой был создан ряд новых легальных и нелегальных «представительств»: резидентуры ГРУ ГШ и ПУ НКГБ в Канаде, Австралии, Уругвае, Колумбии (ПУ НКГБ), Мексике (ГРУ), Алжире и Южно-Африканском Союзе — ПУ НКГБ². Легальные резидентуры ГРУ и ПУ были быстро восстановлены по мере освобождения ряда стран Западной (Франция, Нидерланды и Бельгия), Центральной (Чехословакия), Восточной (Польша) и Юго-Восточной Европы, в ходе вступления Красной Армии на территорию Румынии и Югославии, оккупации Австрии и Германии, после заключения перемирия с Финляндией³. Значительный объем разведывательной информации поступал в Москву также и по каналам советских контрразведывательных служб — Второго управления НКВД и армейской CМЕРШ, — располагавших в 1944—1953 гг. весьма разветвленными аппаратами и агентурными сетями на территории стран, оккупированных Красной Армией⁴, а позднее, во второй половине 1940-х гг., и от разведывательных отделов Пограничных войск, с марта 1939 по октябрь 1949 г. находившихся в составе НКВД/МВД и имевших собственную агентуру в приграничных районах сопредельных государств⁵. Продолжался сбор политической информации и по «партийной линии»: место упраздненных летом 1943 г. специальных подразделений Коминтерна (Службы связи, Первого отдела, Политической референтуры и Комиссии при ИККИ по работе среди военнопленных) заняли созданные в 1943—1944 гг. НИИ-100 и -205, телеграфное агентство «Супресс» и Отдел международной информации ЦК ВКП(б), переименованный впоследствии в Отдел внешней политики ЦК⁶.

Самыми сильными позициями на заключительном этапе Второй мировой войны и в первые послевоенные месяцы советские разведывательные службы располагали в Соединенных Штатах и Великобритании: советское политическое руководство прекрасно осознавало значение этих стран — главных союзников и главных потенциальных противников СССР⁷. Используя благоприятные условия военного времени — присутствие в США и Великобритании многочисленных советских учреждений (как cуществовавших там до войны — дипломатических представительств, Амторга, ТАСС, — так и созданных в 1941—1942 гг., — Советской закупочной комиссии [в Америке], Военной миссии, а затем Комиссии по репатриации советских граждан [на Британских островах]), и то обстоятельство, что американские и британские контрразведывательные службы были заняты прежде всего борьбой с разведками держав оси, ГРУ, ПУ НКГБ и РУ ВМФ постоянно наращивали численность офицеров-оперативников, действовавших под прикрытием этих легальных представительств, и активно вербовали новую агентуру. И хотя общая численность кадровых офицеров советских специальных служб и контролируемых ими источников и агентств, действовавших в годы войны на территории США, едва ли когда-либо будет установлена (Служба Внешней разведки Российской Федерации и Главное разведывательное управление Генерального штаба продолжают ревниво оберегать свои тайны), некоторые документы, рассекреченные в недавние годы, все же позволяют представить масштабы советского шпионажа в этой стране. Так, по свидетельству А. С. Феклисова, одного из младших офицеров резидентуры ПУ в Нью-Йорке, ее штат на протяжении военных лет составлял в среднем 13 человек. Приблизительно такими же штатами располагали резидентуры: Первого управления в Вашингтоне и Сан-Франциско, а также их коллег и соперников из ГРУ и РУ ВМФ. Еще меньшее число офицеров было прикомандировано к подрезидентурам этих служб в Лос-Анджелесе, Портленде, Сиэттле и некоторых других городах. Однако эти сравнительно небольшие штаты резидентур компенсировались многими десятками кадровых офицеров-разведчиков, работавших под прикрытием СЗК, Амторга, представительства советского Общества Красного Креста, ТАСС, Совфильмэкспорта и некоторых других учреждений. Общая численность сотрудников двух крупнейших советских представительств в США — Советской закупочной комиссии и Амторга — только в Вашингтоне и Нью-Йорке составляла около 5 тыс. человек⁸. Cбором различного рода политической, военной, экономической и научно-технической информации должны были заниматься во время своего пребывания за границей ВСЕ советские специалисты, независимо от того, являлись они сотрудниками разведывательных служб или нет⁹. Что же касается профессионалов (кадровых офицеров советских специальных служб), a также агентов и источников, находившихся у них на связи, то, по подсчетам автора этой статьи, основанным на анализе шифротелеграмм и радиограмм, посланных в Москву и полученных оттуда резидентурами ПУ НКГБ, ГРУ и РУ ВМФ в Соединенных Штатах в 1941—1945 гг., и ряда других, недавно рассекреченных документов, их численность была весьма впечатляющей. Всего за период с 22 июня 1941 по начало ноября 1944 г., согласно рапорту, направленному Сталину Л. П. Берией, «…работниками 1-го (Разведывательного) Управления НКВД/HКГБ» было «выведено за кордон на нелегальную работу 566 человек, завербовано 1240 агентов-осведомителей…»¹⁰ Cколько разведчиков в тот же период «вывели» за границу (и в частности, в США) ГРУ и РУ ВМФ, остается тайной; известно лишь, что накануне Великой Отечественной войны Разведывательное управление Генерального штаба располагало за рубежом примерно 1 тыс. офицеров и источников, из которых половина работала не-легально¹¹, и что на протяжении войны оба управления весьма активно занимались в Соединенных Штатах вербовкой новой агентуры и приобретением новых источников информации, как самостоятельно, так и в сотрудничестве со Службой связи Коминтерна, вплоть до ликвидации последней в середине 1943 г.¹²

Какая же часть из всех этих офицеров-оперативников, агентов и источников работала на советские разведки в США? По подсчетам американских исследователей Джона И. Хейнза и Харви Клера, основанным на анализе шифротелеграмм и радиограмм, дешифрованных в ходе осуществления проекта «Венона»¹³, на протяжении 1941—1945 гг. на ПУ НКГБ, ГРУ и РУ ВМФ работало около 100 офицеров-оперативников, контролировавших примерно 435 агентов и источников (из которых приблизительно 372 принадлежали ПУ, 31 — ГРУ и 12 — РУ ВМФ и не менее 20 человек выполняли двойную роль, являясь одновременно функционерами компартии США и talentspotters — людьми, подыскивавшими и рекомендовавшими советским разведкам новых агентов из числа членов КП США)¹⁴. По мнению автора данной статьи, также основанном на анализе дешифровок, осуществленных в рамках проекта «Венона», и других источников, число офицеров-оперативников, действовавших в Соединенных Штатах в период с 16 ноября 1941 по 21 февраля 1946 г., составляло не менее 91—112 человек (как в легальных, так и в нелегальных резидентурах), из которых от 42 до 63 представляли ПУ НКГБ, примерно 49 — ГРУ; данные по РУ ВМФ отсутствуют. Общее число контролировавшихся ими источников и агентов могло быть даже большим — около 593 человек (548 — ПУ, не менее 33 — ГРУ и 12 — РУ ВМФ)¹⁵. Еще большую цифру приводит в своих мемуарах старший офицер британской контрразведки MI5 Питер Райт. По его сведениям, в ходе осуществления проекта «Венона» занятые в нем американские и британские криптографы и контрразведчики пришли к выводу о том, что из выявленных ими 1200 криптонимов «более 800 принадлежали «советским агентам, завербованным» либо в ходе войны, либо вскоре после ее окончания¹⁶. Если учесть, однако, что криптографам Агентства национальной безопасности (NSA) США и британской Правительственной школы кодов и шифров (GCCS) удалось «вскрыть» далеко не все советские шифры и соответственно прочесть лишь сравнительно небольшую часть шифротелеграмм и радиограмм, отправленных и полученных советскими специальными службами, действовавшими в 1941—1945 гг. на территории Соединенных Штатов¹⁷, думается, есть все основания предположить, что и данные, приведенные П. Райтом, могут оказаться неполными.

Если даже согласиться с тем, что Райт был прав и «большинство из тех» 800 криптонимов, о которых он упоминал в своих мемуарах, «принадлежало второстепенным источникам и агентуре»¹⁸ — агентам-связникам, людям, державшим явочные квартиры, «почтовые ящики» и т. п., — нетрудно предположить и то, что за немалой частью этих кличек скрывались первокласссные источники и агенты. Такие, например, как помощник министра финансов Соединенных Штатов Хэрри Декстер Уайт («Юрист», «Ричард»), старший административный помощник президента Рузвельта Локлин Кёрри («Паж»), директор Отдела по специальным политическим вопросам Государственного департамента Олджер Хисс («Алес»), служащий Министерства финансов Нэтэн Грегори Силвермэстер («Пэл», «Роберт») и многие, многие другие¹⁹.

Хотя резидентуры ГРУ, РУ ВМФ и ПУ и контролируемые ими агентурные сети, действовавшие с осени 1942 г. на территории Канады, были сравнительно немногочисленными²⁰, роль, которую они сыграли в 1944—1945 гг., оказалась достаточно важной. Особенно ценной была собранная ими информация, касавшаяся участия канадских ученых в проекте «Манхэттен», производства в этой стране различных типов вооружений, многие из которых поставлялись в Советский Союз в рамках программы ленд-лиза; немалое значение имела и поступавшая из Оттавы политическая и военная информация²¹.

Серьезными позициями советские специальные службы располагали к концу войны и в Великобритании. На протяжении всей войны в этой стране действовали не только резидентуры ПУ, ГРУ и РУ ВМФ, но и Советская военная миссия (1941 — сентябрь 1945 гг.), Комиссия по репатриации советских граждан (1944—1948) и советская группа делегации ООН в Соединенном Королевстве. Число офицеров-оперативников, действовавших в 1940—1953 гг. под прикрытием всех этих учреждений, было, по подсчетам автора предлагаемой статьи, весьма значительным. Так, ГРУ ГШ располагало в эти годы на Британских островах не менее 64, а ПУ НКГБ/МГБ — не менее 25 офицерами, на связи у которых находилось соответственно приблизительно источников и агентов: 48 и 40—41²². Помимо контролируемой ПУ НКГБ широко известной «кембриджской пятерки» — Ким Филби, Донэлд Маклейн, Гай Бёрджесс, Энтони Блант и Джон Кернкросс²³ — в этой стране в 1940-х и до начала 1950-х годов работали такие известные советские разведчики и агенты, как Урсула Кучински («Соня»), ее брат Юрген и муж Лен Бёртон (ГРУ)²⁴, Клаус Фукс (после его возвращения из США в июне 1946 и до ареста в январе 1950 г.)²⁵, Аллан Н. Мэй, Лео Лонг²⁶ и, конечно же, не только они: достаточно упомянуть «Оксфордскую группу», участники которой так и остались неизвестными британской контрразведке MI5²⁷.

По ряду причин, речь о которых пойдет ниже, политическая и военная информация, добываемая агентурными сетями советских разведывательных служб, действовавшими в Соединенном Королевстве, и прежде всего «кембриджской пятеркой»²⁸, приобрела в конце 1940-х годов особо важное значение.

Не менее важную роль в этот же период сыграла и поступавшая из Англии научно-техническая информация, особенно та ее часть, которая касалась исследований в сфере разработки и производства ядерного оружия, радио- и гидролокационного оборудования.

Исключительно важное значение приобрела во второй половине 1940-х годов деятельность резидентур и агентурных сетей ГРУ ГШ и ПГУ МГБ, как теперь назывались главные ветви советской разведки²⁹, в оккупированных союзными войсками Германии и Австрии, быстро превратившихся по своему значению во второй (после США и Соединенного Королевства) источник информации и «поле сражения» специальных служб СССР, США, Великобритании и Франции³⁰. Восстановление постоянных оперативных структур советских политической и военной разведок, ликвидированных в этих странах в июне 1941 г., началось вскоре после завершения войны: уже в июне 1945 г. группы офицеров ПУ, прикомандированные ранее к разведывательным управлениям штабов 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов, были объединены в резидентуру, подчиненную непосредственно Первому (Разведывательному) управлению НКГБ. К августу того же года в пригороде Берлина Карлсхорсте начала действовать постоянная резидентура ПУ во главе с опытным разведчиком А. М. Коротковым, до начала войны служившим заместителем резидента ИНУ НКГБ в этом городе. К началу 1946 г. в ее составе работало 8 человек, контролировавших значительное число агентов и источников в германской столице и ряде провинциальных центров страны. Приблизительно в тот же период была воссоздана и венская резидентура ПГУ³¹. Что же касается ГРУ, то его оперативными центрами стали разведывательное управление Группы советских войск в Германии (ГСВГ), в Шверине, позднее, в 1953 г., переведенное в тот же Карлсхорст, где до этого года действовала берлинская оперативная группа военной раз-ведки, и РУ Центральной группы войск (ЦГВ) в небольшом австрийском курортном городке Бадене (неподалеку от Вены), а также венская резидентура, возглавляемые генерал-майором П. Н. Чекмазовым и его заместителями П. С. Мотиновым и В. А. Никольским³². Точное число офицеров-оперативников ГРУ, действовавших в Германии в период 1945—1953 гг., установить без документов из архивов управления невозможно. Учитывая значимость информации, добываемой на территории Германии, можно предположить, однако, что оно, скорее всего, было больше, нежели численность их коллег, служивших в Бадене и в Вене, где к концу сентября 1953 г. постоянно находилось более 250 офицеров военной разведки и контрразведки³³.

И ГРУ, и ПУ располагали в обеих странах широко разветвленными агентурными сетями: помимо остатков старой довоенной агентуры ими использовались также источники, завербованные среди военнопленных в годы войны; активно привлекались к работе и новые лица: представители местного населения, солдаты и офицеры союзных армий, гражданские служащие оккупационной администрации³⁴. Результаты деятельности резидентур и агентурных сетей, воссозданных на территории Германии и Австрии, приобрели особенно большое значение в конце 1940-х годов в связи с возникновением Североатлантического союза, Федеративной Республики Германии и новых германских вооруженных сил — бундесвера.

Весьма активно действовали советские разведывательные службы и во Франции. Восстановление резидентур и контроля над агентурными сетями, связь с большинством из которых была утрачена ГРУ и ПУ в 1940—1943 гг., началось в период освобождения страны и ее заморских территорий: уже в августе 1943 г. в Алжир под прикрытием должности главы советской Комиссии по репатриации был направлен опытный разведчик ПУ И. И. Агаянц (одновременно ставший неофициальным представителем правительства СССР при Французском Комитете Национального Освобождения). 10 сентября 1944 г. в освобожденный Париж прибыл первый легальный резидент ПУ А. А. Гузовский, вскоре восстановивший связь с парижской агентурной сетью и начавший ее реорганизацию в соответствии с «предварительным планом мероприятий по развертыванию разведработы во Франции», полученным из Москвы в ноябре³⁵. И хотя эта реорганизация повлекла за собой временную консервацию (до конца 1945 г.) значительной части источников резидентуры ПУ, и она, и восстановленные в этот же период структуры ГРУ сумели во второй половине 1940-х и в начале 1950-х годов быстро наверстать упущенное. Используя подпольный аппарат ФКП (a также вербуя членов компартии вне его) таких экзотических союзников, как агентура Фронта освобождения Вьетнама и собственные немалые возможности, обе ветви советской разведки в эти годы получали во Франции достаточный объем необходимой руководству СССР политической, военной, экономической и научно-технической информации. По свидетельству бывших офицеров ПУ В. и Е. Петровых, «…отдел Комитета Информации, ответственный за операции на территории Франции, был просто завален фотокопиями оригиналов официальных французских документов»³⁶.

Географическое положение Швеции и ее нейтралитет в годы Второй мировой войны превратили эту страну в один из важнейших центров деятельности специальных служб, в том числе и советских разведок: Стокгольм оказался очень удобной «точкой» для наблюдения за тем, что происходило не только в Германии, Дании, Норвегии, Финляндии, Польше и Прибалтийских республиках, но и в Швейцарии, Венгрии, Югославии и ряде других стран, местом для проведения тайных переговоров и специальных операций. Именно в Швеции в 1943—1944 гг. при активнейшем участии ПУ, ГРУ и РУ ВМФ осуществлялись тайные встречи представителей СССР и Финляндии, приведшие к выходу последней из войны³⁷; оттуда в 1944—1945 гг. поступала информация о попытках руководства Германии вступить в тайные переговоры с США и Великобританией о заключении сепаратного мира³⁸. Немало важных сведений о политических процессах, протекавших в странах Скандинавии, их отношениях с Соединенными Штатами и их союзниками, экономической и научно-технической информации добывалось советскими разведчиками в шведской столице и в послевоенные годы.

И все же, несмотря на впечатляющие успехи, которых советским специальным службам удалось достичь в годы войны, вскоре после ее окончания им пришлось столкнуться с целым рядом проблем. Первой и, пожалуй, наиболее серьезной из них стало резко усилившееся противодействие их работе со стороны контрразведывательных агентств Соединенных Штатов, Великобритании и других стран; второй — проблема безопасности коммуникаций, надежности используемых шифров и кодов. Третьей, тесно связанной со второй, стала проблема перебежчиков — бывших офицеров и агентов ПУ и ГРУ — по различным причинам порвавших со своими службами и предоставивших контрразведкам США и других стран, на территории которых они действовали в годы войны, обширную информацию об основных направлениях деятельности советских разведок, их агентурных позициях в различных странах, особенностях их сотрудничества с местными коммунистическими партиями и т. п. Четвертой проблемой, также серьезно отразившейся на деятельности ГРУ, РУ ВМФ и ПУ, стала серия реорганизаций, которым советские специальные службы подверглись в 1947—1952 гг. И наконец, последней из них явились послевоенная реорганизация правительственных структур США — ликвидация ряда агентств военного времени (Управления стратегических служб, Управления военного производства, Управления военной информации) и значительное сокращение штатов таких важнейших ведомств, как государственный департамент, военное и морское министерства, министерство финансов и т. д. В результате этого множество американцев, снабжавших в годы войны ПУ, ГРУ и РУ ВМФ ценнейшей информацией либо потеряли работу, либо были переведены на новые, зачастую второстепенные должности. Не менее негативно сказались на численности офицеров-оперативников всех ветвей советской разведки и их агентурного аппарата ликвидация Советской закупочной комиссии (в связи с прекращением поставок по ленд-лизу), а также сокращение штатов других советских учреждений, работавших в США.

Aктивизация операций советских специальных служб в 1941—1945 гг. на территории Америки, Западной и Восточной Европы, стран Дальнего Востока не осталась незамеченной контрразведывательными службами союзников СССР по великой коалиции. Еще в мае 1943 г. директор Федерального бюро расследования (ФБР) Эдгар Гувер в своем письме ближайшему советнику президента Рузвельта Гарри Гопкинсу сообщил о встрече резидента ПУ в Нью-Йорке В. П. Зарубина с членом Национального комитета компартии США Стивом Нелсоном, в ходе которой последнему была передана крупная сумма «денег для внедрения членов Коммунистической партии и агентов Коминтерна в отрасли промышленности, занятые производством секретной продукции для правительства США, с тем чтобы получить (о них) информацию для передачи Советскому Союзу»³⁹. На протяжении следующих девяти месяцев бюро были получены новые данные о советском военном и промышленном шпионаже в США и о советских разведчиках, работавших под прикрытием посольства СССР в Вашингтоне⁴⁰. Новая активизация советских разведывательных служб и новые тенденции во внешней политике СССР на протяжении первого послевоенного года были с тревогой отмечены в специальном докладе, представленном президенту Трумэну его советником Клар-ком М. Клиффордом в сентябре 1946 г. «Перенос Советами образа главного противника с Великобритании на Соединенные Штаты, о котором известили мир грубые и резкие атаки советской пропаганды», нашли свое выражение в усилении военной мощи СССР, «руководстве советским правительством шпионажем и подрывными движениями в США» и в «расцвете советского шпионажа» в Германии и Китае⁴¹. Масштабы деятельности советских разведок в Соединенных Штатах, Западной Германии и Австрии вскоре заставили администрацию Трумэна предпринять ряд срочных мер: главное контрразведывательное агентство США—ФБР — резко усилило штаты своих подразделений в Вашингтоне и Нью-Йорке: основных центрах работы ПУ, ГРУ и РУ ВМФ. На 1 ноября 1945 г. в расследовании нескольких дел, одно из коих было связано с «международным шпионажем, в котором замешано около 100 человек…», а другое — с «защитой (секрета) атомной бомбы», было задействовано соответственно 250 и 75 специальных агентов ФБР⁴². Неотложные меры были предприняты также армией и флотом США. Обеспокоенное активизацией советских спецслужб в Германии и ряде других странах Европы, командование вооруженными силами США на европейском театре вскоре после окончания войны создало в дополнение к школе разведки и военной полиции, уже существовавшей в Форт Райли, Канзас, еще одну — в местечке Обераммергау, Бавария⁴³. Аналогичные меры были также предприняты в 1945 г. французским и британским правительствами: чистка армии и службы разведки и контрразведки от проникших туда членов компартии Франции, осуществленные генералом Де Голлем и полковником Пасси, создание в начале 1945 г. в британской MI6 Отдела IX, задачей которого стало изучение документов, относившихся к деятельности компартии Великобритании и советских учреждений в Англии накануне и в годы войны⁴⁴.

Обеспокоенность, проявляемая правительствами Соединенных Штатов, Канады и Великобритании в связи с деятельностью советских разведок в этих странах, еще больше усилилась в конце 1945 — начале 1946 г. после появления первой волны послевоенных перебежчиков: Элизабет Бентли — связной между несколькими группами агентов, служивших в различных федеральных учреждениях в Вашингтоне, руководством компартии США и резидентурой ПУ НКГБ в Нью-Йорке, шифровальщика резидентуры ГРУ в Оттаве И. Гузенко и бывшего функционера подпольного аппарата КП США и агента ГРУ (позже ИНО) Уиттэкера Чэмберза. Бентли назвала ФБР имена 41 из известных ей агентов и источников информации, служивших накануне и в годы войны в различных федеральных агентствах (многие из которых совпали с именами людей, о которых говорил в своих показаниях У. Чэмберз); сведения, сообщенные Гузенко, позволили разоблачить 16 офицеров-оперативников резидентуры ГРУ и около 20 работавших на них граждан Канады, среди которых были члены парламента и высокопоставленные служащие различных правительственных ведомств, а также известный британский физик-ядерщик Аллан Нанн Мэй и его канадский коллега Израэл Холперин⁴⁵. К началу ноября руководство ФБР уже не имело сомнений в том, что 13 высокопоставленных служащих Белого дома, министерства финансов, военного министерства, управления стратегических служб и ряда других федеральных ведомств (в частности, Локлин Кёрри, Грегори Силвермэстер, Хэрри Декстер Уайт, Джордж Силвермэн и Данкен Ли) в течение длительного времени были советскими агентами⁴⁶. Был установлен в общих чертах и «круг интересов» советских разведывательных служб: по мнению ФБР, основанном на результатах расследования, проведенного их собственными сотрудниками и Канадской королевской конной полицией, главными целями ПУ и ГРУ являлись информация об исследованиях в сфере разработки и производства ядерного оружия, новейших систем наведения и сведения о внешней политике Соединенных Штатов⁴⁷.

По иронии судьбы, Э. Бентли и И. Гузенко сдались американским и канадским властям именно в то время, когда их показания приобрели для контрразведывательных служб особую ценность: c весны 1945 г. администрация нового президента США перешла к значительно более жесткому курсу в отношении СССР. ФБР, Управление военно-морской разведки (ONI) и Корпус контрразведки армии США (CIC) уже не были заняты борьбой со специальными службами держав оси и, не связанные рядом политических ограничений, ранее введенных администрацией Рузвельта⁴⁸, могли направить все свои усилия на нейтрализацию деятельности советских разведывательных служб⁴⁹. Именно это они и сделали, незамедлительно приступив к широкомасштабному расследованию, основанному на показаниях Э. Бентли, И. Гузенко и У. Чэмберза. В результате резидентуры ПУ и ГРУ и контролируемый ими агентурный аппарат в США — стране, представлявшей для советского политического руководства, военных и высших эшелонов военно-промышленного комплекса наибольший интерес, — оказались в весьма непростом положении. Для того чтобы максимально ограничить тот ущерб, который могли понести те агентурные сети, о которых знала Э. Бентли, глава НКГБ В. Н. Меркулов распорядился немедленно прекратить все «контакты со всеми лицами, известными» ей, немедленно «предупредить агентов» о ее «предательстве» и отозвать в СССР всех офицеров-оперативников, когда-либо работавших с нею. Более того, согласно последовавшим за этим распоряжением инструкциям московского Центра легальным резидентам в Вашингтоне и Нью-Йорке А. В. Горскому и В. Правдину, а также резиденту-нелегалу в Балтиморе И. А. Ахмерову было предписано незамедлительно пре-кратить на 3—4 месяца все контакты со значительной частью важнейших агентов. Среди них были такие незаменимые групповоды, как Виктор Перлоу («Рейд») и Н. Силвермэстер («Роберт»), которые помимо своей собственной агентурной работы связывали Горского, Правдина и Ахмерова с большим числом источников, работавших в ключевых федеральных учреждениях, Л. Кёрри («Паж»), Хэролдом Глэссером («Рубль») и еще по меньшей мере 13 людьми. Вскоре все три резидента были срочно отозваны в Москву. В сущности, Э. Бентли и И. Гузенко своей явкой с повинной сумели в течение всего нескольких дней парализовать работу нескольких важнейших резидентур ПУ и ГРУ и значительную часть агентурных сетей в США и Канаде. Несколько раньше, в ноябре 1944 г., в поле зрения ФБР и армейской разведки G-2 попал еще один ветеран советской разведки, нелегал ГРУ Артур А. Адамс, активно занимавшийся в этот период сбором информации по созданию атомного оружия. Ему пришлось срочно прервать контакты со своими источниками и в конце 1946 г. выехать из США⁵⁰. Увы, все эти события знаменовали собою лишь начало довольно длительного периода глубокого кризиса, в котором советские разведывательные службы в Соединенных Штатах оказались во второй половине 1940-х годов.

Начало приносить свои первые плоды и успешное осуществление проекта «Венона», о котором уже говорилось выше: 20 декабря 1946 г. один из ведущих сотрудников Агентства безопасности армии США (ASA), лингвист и криптограф Мередит Гарднер сумел прочесть часть телеграммы нью-йоркской резидентуры ПУ, содержавшей список ученых-атомщиков. К маю 1947 г. им было расшифровано уже «несколько дюжин посланий, отправленных из Москвы в Нью-Йорк, и наоборот, в 1944—1945 гг.» В начале сентября того же года заместитель начальника G-2, полковник Картер Кларк уведомил об этом ФБР и, начиная с 19 октября 1948 г., оба агентства начали поддерживать постоянные рабочие контакты⁵¹. Дешифровки теле- и радиограмм ПУ, а затем и ГРУ, подтвердившие показания Э. Бентли, У. Чэмберза и И. Гузенко, позволили Бюро не только выявить новые имена советских агентов, но и начать их судебное преследование. И хотя руководства ПУ, ГРУ и РУ ВМФ достаточно рано получили сведения об успехах криптографов ASA и сменили шифры, они никак не могли предотвратить использования уже расшифрованных посланий, выявления и арестов всех тех своих агентов, чьи имена или приметы фигурировали во «вскрытых» телеграммах⁵².

Немалый ущерб деятельности советских разведывательных служб нанесли в 1946—1953 гг. те самые люди, которые являлись главными «потребителями» получаемой ПУ, ГРУ и РУ ВМФ информации — И. В. Сталин и В. М. Молотов, — инициировавшие в 1947 их кардинальную перестройку. Стремясь сконцентрировать получение и обработку информации в рамках одного ведомства, повысить оперативность ее поступления и усилить свой личный контроль за деятельностью разведки, они вначале практически полностью заменили руководство ПГУ МГБ (название политической разведки с марта 1946 г.) и ГРУ, а затем, 30 сентября 1947, создали Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР, объединив в нем выведенные из состава МГБ и военного министерства ПГУ и ГРУ, Отдел «C» (координировавший с 1944 г. деятельность ПУ и ГРУ по атомному шпионажу и впоследствии вошедший во 2-е Специальное [разведывательное] бюро 1-го Специального комитета при СМ СССР, ответственного за советскую атомную программу. Первым главой КИ был назначен Молотов (впоследствии — А. Я. Вышинский, В. А. Зорин и Я. А. Малик), всей же практической работой руководил его первый заместитель генерал-лейтенант П. В. Федотов. Представителями КИ на местах (главными резидентами) были назначены послы СССР, их заместителями — фактические резиденты бывшего ПГУ и ГРУ. Одновременно было принято решение оставить в структуре МГБ и ВМ специальные службы разведки и диверсионной деятельности на случай локальных военных конфликтов или большой войны в Европе, на Балканах, Ближнем и Дальнем Востоке⁵³. Еще одним нововведением стало создание по инициативе министра МГБ В. С. Абакумова в рамках его ведомства специальных Бюро № 1 и 2, осуществленное по решению Политбюро от 9 октября 1950 г. Задачами первого из них были подготовка и проведение «диверсий на важных военно-стратегических объектах и коммуникациях на территории главных агрессивных государств — США и Англии, а также на территории других капиталистических стран, используемых главными агрессорами против СССР», а также «…активных действий (актов террора) в отношении наиболее активных и злобных врагов Советского Союза из числа деятелей капиталистических стран, особо опасных иностранных разведчиков, главарей антисоветских эмигрантских организаций и изменников Родине». Через три года Бюро № 1 было преобразовано в «12-й (специальный) отдел при 2-м Главном (разведывательном) управлении МВД СССР. Задачей Спецбюро № 2 было «выполнение специальных заданий внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности, проводимой отдельными лицами, а также подбор, воспитание, обучение и тренировка работников и агентуры» бюро⁵⁴. Учитывая тот факт, что вне рамок КИ помимо специальных разведывательных подразделений, оставшихся в структурах МГБ и военного министерства, Бюро № 1 и 2 и РУ ВМФ (слитого с ГРУ в 1952 г.) сбором различного рода разведывательной информации продолжали заниматься в 1947—1953 гг. Главное управление Пограничных войск, НИИ-100 и Отдел международной информации ЦК КПСС, о которых уже упоминалось выше, вполне очевидно, что попытка создать советский аналог ЦРУ не удалась. КИ так и не стал подлинным центром координации разведывательной деятельности, обработки и анализа ВСЕЙ поступавшей в СССР разведывательной информации и не оправдал возлагавшихся на него надежд. Распыление сил и средств, разделение одних и тех же функций и задач между несколькими параллельно действующими ведомствами и учреждениями, раздел агентурного аппарата (особенно в период, когда советские специальные службы, работавшие в США, да и не только в этой стране, переживали серьезный кризис) не могли не оказать весьма негативного влияния на деятельность советских разведок в самых различных регионах мира. Поэтому неудивительно, что уже примерно через десять месяцев после создания КИ Генеральному штабу удалось убедить Сталина в необходимости вернуть военную разведку вооруженным силам. После ухода военных разведчиков Комитет информации был «понижен в ранге» и стал, по сути дела, придатком Министерства иностранных дел; в конце 1951 г. Сталин принял решение о том, чтобы вся оперативная разведка была вновь сосредоточена в руках ГРУ и нового Первого Главного управления МГБ. Еще через два с небольшим года были упразднены и Бюро № 1 и 2⁵⁵.