Леонардо между Возрождением и Новым временем

Таким образом, идеи Леонардо, его концепции природы, причинности и, как мы скоро убедимся, опыта значительно отличаются от идей большинства мыслителей эпохи Возрождения. Искания Леонардо "обращены на более точное понимание явлений, в сторону математико-экспериментального натурализма, абсолютно чуждого соображениям мистического и космологического порядка Кузанца и Фичино" (М. Даль Пра).

Здесь приводятся некоторые из наиболее созвучных современности идей Леонардо. Однако они не позволяют еще говорить о нем как об ученом эпохи научной революции. "Мы тщетно будем искать в трудах Леонардо черты, которые являются главными составляющими науками в нашем представлении. Нельзя не согласиться с Рандаллом, Сартоном, или Койре, которые утверждают, что исследования Леонардо, полные блистательных догадок и гениальных прозрений, никогда не выходили за пределы «занимательных» опытов и не достигали той систематичности, которая является основной характеристикой современной науки и техники. Его разыскания, всегда колеблющиеся между экспериментом и комментарием, оказываются раздробленными и как бы рассеянными в серии разрозненных наблюдений, письменных заметок для самого себя. Леонардо не имеет никакого интереса к науке как к организованному корпусу знаний, для него наука — это общественное и коллективное

предприятие. Для тех, кто считает, что наука в современном смысле

==5

не сводится к перечню или сумме теорий, инструментария, экспериментов, это различие очень важно. Определить место Леонардо среди основателей современной науки означает поместить его портрет в галерее не в том месте, где следует. Наложение на его труды и его видение науки наших представлений лишь затемнит проблему" (Паоло Росси). Все-таки можно сравнить Леонардо с деревом, которое корнями проросло в свою эпоху, а листвой вдыхает воздух грядущих времен. Иными словами, если в трудах Леонардо и не обнаруживается всей суммы основных характеристик современной науки, то некоторые из них прослеживаются в его размышлениях с достаточной четкостью. Именно так обстоит дело с идеей опыта, а также отношения между теорией и практикой.

1.3. "Умозрительное рассуждение" и "опыт"

Каковы же представления об опыте и знаниях по Леонардо? Леонардо любил называть себя, в противовес представлению об ученом той эпохи, "необразованным человеком", хотя мы знаем, что он обучался в мастерской Верроккьо, в том числе разным "механическим искусствам". А именно на основе "механических искусств", развивающихся в мастерских, постепенно формируется понимание опыта, который больше не является ни разрозненной практикой людей, занимающихся различными ремеслами, ни простым рассуждением специалистов в области "свободных искусств", не имеющих никаких контактов с миром природы и не занимающихся практической деятельностью. Опыт таких мастерских, к которым принадлежала и мастерская Верроккьо, позволяет прочно соединить "механические" и "свободные искусства", такие, как геометрия или перспектива. Следовательно, Леонардо бунтует против тех, кто считает, что "чувство" — т. е. ощущение и наблюдение — препятствует "природному утонченному познанию".

С другой стороны, он убежден, что "никакое человеческое исследование не может привести к истинному знанию, если оно не опирается на математические доказательства". Простого, голого наблюдения недостаточно; в природе есть "бесконечное число отношений", которые "никогда не познаются опытным путем". Природные явления могут быть поняты лишь в том случае, если мы раскроем их причины в "умозрительном рассуждении": именно причина показывает, почему "мы имеем дело с опытом такого рода". Короче: "Природа изобилует бесконечным числом причин, которые

никогда не проявлялись в опыте"; "любое наше знание берет начало от чувства"; "чузс-за имеют земную природу, разум находится вне, созерцая ж;". И "те, кто принимает практику без науки, подобны

==6

кормчему, взошедшему на корабль без штурвала и компаса, не знающему точно, куда плывет корабль". "Наука, — продолжает Леонардо, — это капитан, практика — матросы". И если имеется научное знание вещей, это знание, с одной стороны, завершается "определенным опытом", т. е. теории получают подтверждение, с

другой — оно открывает путь к технологическим разработкам, воплощенным Леонардо в его "машинах". "Во всей этой цепи рассуждений, — замечает Кассирер, — нет противоречия между положением, что любое знание начинается с ощущения, и — признанием за разумом собственной функции, помимо и за пределами восприятия. Два этих положения вполне совместимы, по крайней мере, для Леонардо. <...> Размышления Леонардо с очевидностью направлены на поиски промежуточного звена между этими двумя основополагающими факторами. Не распыляясь на соображения о частном, мы должны попытаться понять общий закон, который возвышается и господствует над ним. Только знание этого закона дает нам в море частных фактов и отдельных практических данных компас, без которого мы остаемся слепыми и лишенными штурвала. Теория дает нужное направление опыту". Таким образом, "Леонардо, — продолжает Кассирер, — предвосхитил «резолютивный (т. е. аналитико- синтетический) метод» Галилея и современной науки о природе".

Таково же мнение Geymonat, который пишет: "Особенно важна его [Леонардо] концепция научного знания и метода, необходимого для его достижения. С методологической точки зрения его можно считать предшественником Галилея — он придавал исключительное значение как опыту, так и математике; более того, нельзя исключать, что Галилей при работе над своим математико-экспериментальным методом испытал, пусть и не прямо, влияние Леонардо".

По мнению других опыт и математика не столь легко соединяются в рассуждениях Леонардо и вряд ли его следует считать "предшественником" Галилея. Например, Энрико Беллоне пишет: "Образ какого Леонардо мы можем воссоздать? Того, который восхваляет блестящие возможности опыта, или того, который их отвергает и прославляет достоинства математической абстракции? В эпоху Леонардо в науке происходят сложные изменения, которых он не осознает и пытается комментировать лишь посредством кратких заметок или лаконичных афоризмов. Леонардо является истинным «сыном Возрождения» и как таковой он никоим образом не мог заложить основы учения Галилея".

А вот что по этому поводу написал Э. Гарен примерно тридцать лет назад: "Нельзя сказать, что именно он [Леонардо] создал экспериментальный метод и сумел соединить математику с опытом и новой физикой, но его творчество можно считать символом перехода от глубокой критической разработки, результаты которой он время от времени суммирует, к формулированию обновленных концепций".

==7

Речь идет об интерпретациях, авторы которых следят за тем, чтобы не вырвать Леонардо из его среды и не впасть в ошибку "опережающей" историографии. Но эти авторы рискуют отвести внимание от новшеств Леонардо, которые создают образ мыслителя, исключительного для своего времени.

В противоположность авторитетам и традиции, Леонардо считает, что опыт — великий учитель; именно в школе опыта мы можем постичь природу, а не путем передачи и повторения бледных отражений ее, которые даются в книгах: "знание — дитя опыта", а не произвольных теоретических конструкций, пусть и воплощающих проблемы высшего порядка: "Лучше маленькая точность, чем большая ложь", — говорит Леонардо. И еще: "Ложь столь презренна,

что, если даже говорится о божественных вещах, она лишает их божественной благодати, а правда столь совершенна, что, если даже и распространяется на низкие материи, она несравненно превосходит неопределенность и ложь, связанные с большими и высокими рассуждениями. <...> Но ты, который живешь мечтами, тебе больше нравятся софистические изыски и торгашеское мошенничество в большом и отвлеченном, нежели строгое описание естественного и

не непосредственно данного".

Итак, чтобы понять природу, следует вернуться к опыту. Мы будем не далеки от истины, если предположим, что Леонардо отталкивается от проблемного опыта; путем рассуждений он вскрывает причины; затем, чтобы проверить рассуждения, он вновь обращается к опыту. Если природа получает результаты, пользуясь определенными причинами, человек от результатов должен обратиться к причинам. Для выявления этих причин необходима "математика" — наука, которая вскрывает отношения необходимости между различными явлениями, т. е. причины, "которые никогда не проявлялись опытным путем". "Необходимость, — повторим еще раз вслед за Леонардо, — основа и создательница природы, ее узда и вечный образец". Леонардо утверждает: "Не математик не разделит моих принципов". И еще: "Кто порицает высшую точность математики, тот питается неразберихой и никогда не положит конца противоречиям софистических учений, от которых можно научиться только вечным ссорам".

Природа регулируется поддающимся измерению порядком, который обнаруживается в причинном отношении между явлениями. " Именно эта необходимость исключает всякую метафизическую или магическую силу, всякую интерпретацию, которая предшествует опыту и пытается подчинить природу чуждым ей принципам. Эта необходимость в конце концов идентифицируется с необходимостью, свойственной математическому рассуждению, которое выражает отношения соразмерности, составляющие законы. «Разумность» природы явлена в «пропорциях», которые обнаруживаются не только

==8

в числах и измерениях, но и в звуках, весах, времени, пространстве и в любой другой природной силе" (Н. Аббаньяно).

В механике Леонардо приблизился к пониманию принципа инерции, "угадал принцип сложения сил и принцип наклонной плоскости, принятый им в качестве основы при объяснении полета птиц. Удивительно то, что эти догадки не остались только на теоретическом уровне. Были попытки их реализации или, по крайней мере,технического проектирования" (L. Geymonat). Будучи сведущ в прикладной гидравлике, Леонардо имел ясное представление о принципе сообщающихся сосудов. Многочисленны его проекты в области гидравлики. То же можно сказать и относительно искусства фортификации, создания оружия, текстильного производства, типографского дела.

Он достиг новых результатов в геологии (объяснив, в частности, происхождение ископаемых), в анатомии и физиологии. Его интерес к анатомии объяснялся желанием лучше познать природу, чтобы усовершенствовать ее художественное воплощение. Невозможно отделить в Леонардо ученого от художника. Да это и не нужно, ибо для него живопись — это наука, более того, — вершина наук. Живопись обладает познавательной ценностью, и художник должен обладать познаниями в области различных наук (анатомии, геометрии и т. д.), если хочет проникнуть в тайны природы: "О созерцатель, не хвались, что ты знаешь вещи, которыми руководит сама природа; но радуйся тому, что ты знаешь назначение вещей, начертанное в твоем разуме".