А осмысленность истории? Космос также имеет свою историю, и некоторые современные естествоиспытатели дерзают даже вычислить начальную дату его существования (относя ее, как мы уже говорили, к 2 млрд. лет тому назад). Однако что космическое развитие есть «событие», а не история, должно быть само собой разумеющимся для каждого. И столь же само собой разумеющимся должно быть, как мы уже указывали, то, что мы, люди, не имеем никакого понятия о смысле и сущности этого события. Мы не имеем об этом никакого понятия и не можем называть этоисторией, так как, исходя из «понимания», мы не имеем доступа к нему. История же существует только там, где такое понимание есть.
Из этого далее следует: Естествознание учит нас, что человек возник, вероятно, 500 тыс. лет тому назад в ходе развития жизни. Наши исследователи предистории вместе с палеонтологами констатируют, производя поразительные раскопки, что примерно 60 тыс. или 20 тыс. лет тому назад в ледниковый период существовал человек ориньякской, а затем кроманьонской культуры, который соматически и психически уже представлял собой сегодняшний тип человека. Его в некоторой своей части высокое художественное наследие и его поведение свидетельствуют, пожалуй, о том, что мы здесь уже действительно имеем первый тип сегодняшнего, т. е. третьего человека. Вся же масса существующих сегодня так называемых примитивных народов принадлежит очевидно преимущественно к одной или нескольким предшествующим ступеням развития, которые я, упрощая, называю ступенью второго человека. Можно с достаточным основанием говорить об этом как о доистории, следовательно, как о чем-то, что относится ко времени до истории в подлинном смысле.
|
|
Основанием для этого служит то, что обнаруживаемый нами еще у примитивных народов второй человек, несомненно находился некогда в каком-то развитии своего существования, но в этом существовании действовали такие тенденции, которые завершались так или иначе обусловленной, обычно магически детерминированной неизменной фиксацией. Эта фиксация в целом дошла до нас, вероятно, в старой форме и в большинстве случаев привела к неустойчивости социального и духовного существования, вследствие чего данные народности растворились в процессе западной цивилизации. Лишь у большинства индейцев, малайцев, эскимосов, негров и нескольких других народов осталось в этой фиксации столько витальности, что эти народы могли продолжать существовать и трансформироваться в современных условиях. Как бы то ни было, истории в подлинном смысле слова у этого второго человека еще не было. Его существование во времени не без основания изображается в современной науке как возвышение друг над другом и следующее из этого смешение кристаллизующихся форм существования и культуры, которые несколько спорно назвали «всемирной историей каменного века». Это, конечно, интересный сдвиг, но это не история.
|
|
Истории не имели и ступени ледникового периода третьего человека ориньякской, кроманьонской культуры и т. д., ибо их наследие может быть научно истолковано по такой же схеме.
Теодор Моммзен сказал, что для него культура начинается aburbecondita*. Это должно в обшей форме означать: она начинается тогда, когда присутствует понятный, внутренне продолжающийся процесс событий и одновременно сознание пребывания в нем. Момент, когда это произошло, конечно, как мы теперь знаем, не время основания Рима, однако, как бы мы его ни отодвигали вследствие раскопок и других данных, этот момент относится только к периоду возникновения первых высоких культур, сложившихся вследствие организации земледельческого населения самых ранних южных евроазиатских плодородных областей скотоводческими кочевниками в форме государственных объединений. Это — процесс, в котором шла внешняя борьба за власть и происходил внутренний синтез, связанный с цивилизационным, социально-структурным и духовным, следовательно, историческим развитием. Одновременно в со-, знании господствующих слоев возникало понимание того, что они создали нечто исторически движущееся. С документов этого сознания, которыми мы располагаем и которые можем теперь расшифровать, начинается человеческая история. Благодаря этим документам и ставшим живыми вследствие возможности их прочесть памятникам наше историческое сознание удлинилось вплоть до 4000/3600 до н. э., до начала первой большой намеченной нами исторической эпохи.
Тем самым у нас в прошлом 5 тыс.-6 тыс. лет действительно человеческой истории, которую мы способны сознательно воспринять как освещенную изнутри документами и видением людьми себя и о которой мы можем спросить, сколько в ней смысла и какой смысл содержится или иногда проявляется в ней.
Это очень долгий период в соизмерении с возможностью попытки вообще осуществить в истории смысл, выйти без всяких вопросов просто за принятую фактичность столкновений чисто витальных сил и сознательно
придать образ чему-то надцелесообразному, душевно-духовному.
Но 5 тыс.-6 тыс. лет — очень короткий срок в рамках 500-тысячелетнего существования отдаленно сходного с нами типа человека. А тем более в сравнении с 2 млрд. лет, которыми исчисляют существование сегодняшнего космоса; и в сравнении с существованием космоса, и с историей Земли эти неполные 6 тыс. лет — лишь мгновение. Кажется весьма вероятным, в сущности неотвратимым, что вся человеческая «данность истории» — не более чем эпизод в великой игре существования. Мы говорили об апории, возникающей из этого для человеческого сознания. Рассмотренная в данном аспекте, она означает, что душевно ощущаемое человеческое «время» и рассматриваемые астрономически: космогонически периоды времени очень отличаются друг от друга. Ибо духовное значение даже единственного момента человеческого опыта
' вообще не входит в астрономическое и космогоническое течение времени. А для нас это означает: ни одно человеческое историческое мгновение или период не может утратить для нас значение оттого, что оно астрономически или космогонически, быть может, совершенно эфемерно. А это, в свою очередь, означает и с этого начинается значительное, — что чисто внешнее течение времени и его преходящесть не может при правильном понимании этого лишать нас мужества. Каждый подлинно исторический момент сам по себе имеет значение совершенно независимо от его астрономической продолжительности. Сохраним же мужество,
|
|
которым окружающая нас природа обладает в каждое мгновение, и не будем измерять совершаемое нами надцелесообразное его выражением во времени. Если абсолютные силы, стоящие за существованием и присутствующие в нем, дают надцелесообразному, например прекрасному, даруемому ими существованию и нам, прекрасному, которое мы хотели бы видеть вечным, лишь такую же длительность жизни, как совершенно безразличному, а подчас и отвратительному, только витальному, — не говоря уже о неживой природе, имеющей в этом несомненные преимущества, — то по какому праву можем мы требовать для себя иных масштабов?
Конечно, мы охотно говорим о вечных ценностях, создаваемых или представляемых нами. И мы имеем на это право, поскольку нам дано иногда познавать абсолютное, которое в духовном видении неотъемлемо, а эвентуально и доводить его до осуществления. Однако вечность относится при этом только к получившему выражение абсолютному, а не к форме выражения во времени. У всех нас есть достаточная причина, спрашивая о смысле истории, по возможности не затрагивать, говоря о его возникновении, вопрос продолжительности и прежде всего не слишком подчеркивать тему «прогресса», следовательно, возрастания во времени такого осмысленного существования в истории. Ибо ничто не вызывает такого сомнения, как возможность предсказать усиление или уменьшение осуществления освобождающего абсолютного в историческом процессе. И ничто так не дерзко, как желание предлагать такого рода прогнозы на будущее.
Далее нам надлежит установить, как в каждом человеке, в каждом народе существуют и действуют имманентные силы трансцендентальности, силы лишь витальные, партикуляризующе разрушительные, и универсализирующе освобождающие, как они столь совершенно несомненно действуют во всем историческом процессе, который складывается из совместных действий всех участвующих в нем индивидов и народов. И вопрос, задаваемый нами истории, если он правильно поставлен, только гласит: как обстоит дело со смешением действий всех этих сил в истории? И так как мы интересуемся смыслом, который при этом появляется, — как обстоит дело при обозрении предшествующей истории с этим проявлением и исчезновением смысла в историческом процессе? Существуют ли полосы истории, которые служат основой не для образования смысла всего исторического процесса, — такой вопрос был бы выражением гордыни — но которые, быть может, дозволяют время от времени внедрение смысла именно в эти полосы, появляющиеся в истории? Можем ли мы, таким образом, при наличии в ней противоположных, также живых тенденций развития, спасти человеческий смысл посредством этих полос и в них? Где место этого спасения во взаимодействии сил, господствующих над ними?
|
|
*С основания города (т. е. Рима) (лат.).