Вавилонское право

Великие государства Ближнего Востока в древнюю и сред­нюю эпохи существования египетского государства (3000-700 гг. до н. э.), которые в условиях постоянно следовавших одно за другим переселений народов возникали, процветали и терпели крах, имели две общие с историко-правовой точки зрения интересные особенности. Важнейшей экономической основой их существования было интенсивное производство зерновых культур в долинах Тигра и Евфрата. Основные технические условия ведения сельского хозяйства, стиму­лировавшие формирование высокоразвитого общества в долинах Нила, оказались такой же решающей движущей силой развития общества с сильно выраженной централизо­ванной властью и более высокой правовой культурой также и на Ближнем Востоке. Благодаря построенным здесь каналам стало возможным использование огромного речного бас­сейна Тигра и Евфрата для искусственного орошения полей. Это, так же, как и в Египте, обеспечивало возможность мно­гократного увеличения производства продовольственных продуктов, а сельскому хозяйству - снабжение ими большего количества населения. Однако имелось и некоторое отличие, заключавшееся в том, что в Египте основой существования общественной культуры и ее правовой системы были ежегод­ные наводнения с выносом речного ила, в то время как оро­шение земель в долинах Тигра и Евфрата было искусствен­ным и носило другой характер. Дело в том, что исключи­тельно широко развитая и разветвленная система каналов вдоль этих рек обеспечивала возможность подачи воды на очень большие расстояния. Далее, необходимо было прибе­гать к интенсивной обработке земли и ее удобрению, с тем чтобы исключить ее оскудевание - в Египте же естественная способность земли к плодородию обновлялась с каждым последующим разливом Нила. Эти характерные для бас­сейнов Тигра и Евфрата условия производства сельско­хозяйственной продукции, как мы увидим в дальнейшем, нашли свое прямое отражение на формировании самой пра­вовой системы.

Второй общей отличительной особенностью государств Ближнего Востока являются их правовые источники, предс­тавляющие собой клинописные тексты. Исторические иссле­дования этих источников начались относительно поздно, а сам материал оказался настолько обширным (возраст доше­дших до нас историко-правовых памятников насчитывает 10 000 лет), что создание обобщающей картины содержания этих источников к настоящему времени еще не завершено. К счастью, однако, в руках ученых оказалась обнаруженная в 1901-1919 гг. кодификация правовых норм, входившая в один из наиболее значительных документов правящей династии древнего Вавилонского государства Хаммурапи (Hammurabi,

1790-1752 гг. до н. э.), которая высечена в виде клинописного текста на высоком, приблизительно 2 м, каменном блоке чер­ного цвета. Этот текст дает наглядное представление о пра­вовом уровне высокоразвитых ближневосточных культур во многих важных для нас отношениях.

Законы Хаммурапи, видимо, представляли реформенное законодательство, так и не дошедшее до всех районов Вави­лонского государства. Они не представляют собой исчерпы­вающую кодификацию законов, и, следовательно, еще боль­шее количество обычных правовых институтов, известных по материалам других источников, еще не подвергнуто обра­ботке. Это, видимо, зависело от характера реформ законов, содержавшихся в источниках, и было исключительно обыч­ным явлением для законодательства более поздних эпох. Издревле известные и имевшие силу законы не нуждались ни в поправках, ни даже в закреплении их в письменной форме. Все, кто нуждался в сведениях о законах, тем не менее были знакомы с основными правовыми нормами, сведения о которых передавались дальше в традиционной устной, но часто до удивления точной форме.

Подобно египетским и другим законам ближневосточных государств этого периода, законы Хаммурапи отличаются казуистическим характером. Эти законы, как правило (что было типично для любого казуистического текста), начина­лись со слова "если", после которого следовало описание конк­ретной ситуации, к которой и относилась соответствующая юридическая норма гражданского или уголовного права. Типичным примером юридической защиты социально-эконо­мических устоев общества, систем искусственного орошения и добросовестного труда на полях являлись, в частности, следующие утверждения:

Codex Hammurabi 53. Если крестьянин во время ухода за своим полем не будет следить за траншеей и допустит образование в ней отверстия, через которое вода уйдет из траншеи, то этот крестьянин должен компенсировать испорченный им урожай.

Codex Hammurabi 54. Если крестьянин арендует поле с тем, чтобы обжить его (обработать), а сам ничего на нем не выращивает, то в этом случае он должен прекратить все работы на этом поле и заплатить владельцу поля за аренду зерном по количеству, равному урожаю соседа. Первое утверждение показывает, что закон призывает внимательно ухаживать за полем и следить за исправно­стью его оросительной системы, так как в противном случае речная вода может или затопить или вовсе оставить без воды поля соседей, что в любом случае нанесет непопра­вимый ущерб будущему урожаю. Принцип соблюдения порядка при использовании оросительных систем существует во многих странах и по сей день. Таким образом,

в случае нанесения ущерба виновный должен компенсировать нанесенный ущерб в размере ожидавшегося урожая.

С точки зрения юридической техники это первое утверж­дение интересно в том отношении, что оно дает пример того, как на этой ранней стадии развития общества можно было дойти до идеи о компенсации ущерба, нанесенного в резуль­тате взаимодействия целой цепочки причинно-следственных связей.

Второе утверждение, исходившее из условия, что аренда определяется как доля урожая (всегда и во всем действовав­шее право определения аренды), иллюстрирует остроумный способ устранения законодателем конфликта между земле­владельцем и недобросовестным арендатором, т. е. в данном случае выражалась забота делового человека об эффектив­ном использовании земли.

Оба утверждения, а также множество других гражданско-правовых норм, содержащихся в законах Хаммурапи, наг­лядно свидетельствуют о том, что даже вавилонская сис­тема правовых норм была сформирована по принципу эквива­лентности. Действительно, крестьянин должен был компен­сировать соседям или землевладельцу нанесенный их уро­жаю ущерб собственным урожаем, соответственно аннулиро­ванием заключенного договора об аренде - ни больше ни меньше. Примечателен сам по себе также тот факт, что в случаях нарушения обязательств с ущербом для всего обще­ства к нарушителю применялась не угроза применения штрафных санкций, а предусмотренные в гражданско-право­вых нормах положения о компенсации причиненного ущерба. Это убедительно свидетельствует о том, что вавилонские законы основывались на более гуманных принципах, чем, например, ассирийские, правовые нормы которых (так же, как и способы, которые ассирийцы использовали при ведении военных действий) во все времена отличались крайней жес­токостью.

Вместе с тем даже вавилонское законодательство (Хамму­рапи) было связано с примитивной местью, принцип которой с исключительной последовательностью закреплен в ряде его знаменитых предписаний. Наиболее часто цитируемыми являются положения о работающих на строительстве под­рядчиках, которые настолько небрежно исполняли возложен­ные на них обязанности, что плохо построенные ими дома обрушивались, погребая под собой домовладельцев. В этих случаях провинившихся прорабов убивали. Предположим далее, что при обрушивании дома под его развалинами поги­бал сын домовладельца. В этом случае в качестве наказания следовало умерщвление сына прораба, построившего дом. Осуществлявшаяся таким способом примитивно понимаемая идея о наказании возмездием по своим последствиям (совер­шенно нелепым в нашем понимании) доходила до крайней степени выражения. Одним из примеров косвенного возмез-

дия является правило из того же законодательства, гласив­шее о том, что в случае, если некто во время выполнения работы по тушению пожара в горящем доме совершит кражу, то он в этом случае сам должен броситься в огонь. Положе­ние этого правила представляет собой один из древнейших примеров назначения такого наказания, которое по силе сво­его воздействия было бы равным совершенному преступ­лению - так называемого "зеркально отраженного нака­зания" (speglande straff).

Что касается общего уровня юридической техники вави­лонского законодательства, то здесь следует отметить, что его правовые нормы носят явно выраженный казуистический характер, но, тем не менее, система правовых норм первого Вавилонского государства по сравнению с более древним египетским правом уже смогла подняться до более высокого уровня по сравнению с типичным для родового общества объективизмом его правовых форм. Этот объективизм, как следует из раздела о юридической технике родового обще­ства, зависел от того обстоятельства, что любой процесс всегда привязывался к легко наблюдаемым и для конфликт­ных ситуаций типичным и конкретным естественным собы­тиям, фактам с юридическим оттенком в будущем. Эти собы­тия должны были формулироваться в виде простых утверж­дений или опровержений, которым позже можно было при­дать силу доказательств, подкрепляемых клятвой или дока­зываемых божественным судом. Вавилонская система право­вых норм, так же как и аналогичная ей египетская система, реализовалась на базе судебных процессов, проводившихся государственными чиновниками, в ходе ведения которых можно было проводить основательное исследование и уточ­нение фактов, имевших место в конкретной конфликтной ситуации. Рассмотрение доказательств по этим фактам, по всей вероятности, постепенно стало довольно заметно откло­няться от согласующихся с законом правил оценки различ­ных свидетельских показаний.

Что касается обсуждения здесь остальных ближневосточ­ных правовых источников, относящихся к рассматриваемому периоду, то на существующем в настоящее время уровне научных исследований проведение такого обсуждения, огра­ничиваемого рамками обзора, едва ли возможно. Тем не менее у нас есть повод в заключение несколько коснуться вопроса о нововавилонском и Моисеевом праве. Источники вавилонского права более поздней эпохи (700-300 гг. до н. э.), т. е. права, которое применялось и во времена персидского владычества, во многих отношениях убедительно свидетель­ствуют- о значительном повышении его уровня развития. Особого интереса заслуживает тот факт, что к этому периоду вавилонянам удалось добиться превращения важнейших инс­титутов в области гражданского права в учреждения с более тщательно осуществлявшимся регулированием правовых

норм. Не в меньшей степени это касалось договоров аренды, которые, вне всякого сомнения, играли первостепенную роль в обществе, где принадлежавшие королевской династии и храмам земельные угодья, а равным образом и земли, часто принадлежавшие феодалам, сдавались в аренду за определен­ную часть урожая. Аналогичное развитие египетского инсти­тута арендного права прослеживается и в новом Египетском государстве, а позже и при правлении преемников Александра Великого. Принцип взвешенности в соблюдении тандема: землевладельцы-арендаторы, по всей вероятности, представ­ляли собой одну из труднейших и важнейших юридических задач в этих, довольно рано достигших высокого уровня социального и экономического развития аграрных странах. Таким образом, социальные конфликты, разгоравшиеся вок­руг вопроса о праве на землевладение, которые находили свое выражение в различных юридических правилах на протяжении всей истории европейского права и которые по-прежнему продолжают играть огромную роль в полити­ческих, экономических и юридических ситуациях во многих развивающихся странах, имеют очень глубокие исторические корни.

Что касается Моисеева права в том виде, в каком оно дошло до нас в Ветхом завете, то здесь следует особо отме­тить, что оно имело множество черт, общих с древним вави­лонским правом, особенно в той его части, которая касалась казуистики и принципа мести.

Моисеева система правовых норм затем была обнаружена вновь, но уже в книгах Моисея: вр второй (Exodus), третьей (Leviticus) и пятой (Deuteronomion). Представленные в ней правовые нормы расположены в книгах не систематизиро­вание, а вразброс, в виде совокупности большого количества различных правил, фигурирующих в форме предписаний, относящихся к религиозным церемониям и обрядам, к собст­венно правовым нормам и правилам поведения. Религия и право представляли собой две стороны одного и того же явления одновременно: правила почитания бога и порядок, обеспечивавший мирное сосуществование членов общества. Эти правила были составлены духовенством со ссылкой на договор с Яхве (Jahve) и фигурировали как выражение его воли. До тех пор, пока народ соблюдал эти правила, Яхве стоял на страже его благополучия. Если же кто-либо осмели­вался нарушить эти правила, то он подлежал наказанию, а если народ нарушал договор, то тогда гнев Яхве перерастал в месть и наказанию уже подлежали все.

Этот основной теократический взгляд на право нака­зания (теократическая доктрина о наказаниях) приобрел большое влияние уже в период Средневековья, распространя-

Греческие названия второй, третьей и пятой книг Пятикнижия {прим. пер.). Яхве, или Ягве, Иегова, Саваоф — бог в иудаизме {прим. пер.).

ясь через католическую церковь и особенно усилившись после реформации в протестантских странах. Право соответ­ствующего наказания, фигурировавшее в виде примитивных представлений, сформированных евреями еще несколько тысячелетий назад, прогосподствовало в этих странах вплоть до середины XVIII в. В течение столетий люди в таком почтительном ужасе преклонялись перед желаниями Бога, как будто он получил от них письменные признания своего абсолютного авторитета. Против этого божественного желания, в принципе, не существовало никаких апелляций и, соответственно, милостей.

В период существования Моисеева права наказаниям под­верглось бесчисленное множество людей. Наказания произ­водились в соответствии со следующими, приведенными ниже основными типами мотивировок, которые суды часто (так же, как и в Швеции) проводили в качестве доказа­тельств, а именно: Leviticus 24:17-20

17.Кто убьет какого-либо человека, тот предан будет смерти.

18.Кто убьет скотину, должен будет заплатить за нее по

принципу: жизнь за жизнь.

19. Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому

должно сделать то же, что он сделал.

20. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: как он сделал

повреждение на теле человека, так и ему должно

сделать.

Эти древние правила, в которых направленность воли преступника во внимание не принималась, должны рассма­триваться в связи с правилами, применяемыми к неумыш­ленному убийству и приведенными в четвертой книге Моисея (Nwneri), в которой представлена более совершенная юриди­ческая техника, хотя и по-прежнему носящая типично выра­женный казуистический характер: Numeri 35: 22-24

22. Если же он толкнет его нечаянно, без вражды или бросит

на него что-нибудь без умысла,

23. Или какой-нибудь камень, от которого можно умереть, не

видя уронит на него, так что тот умрет, но он не был врагом его и не желал ему зла,

24. То общество должно рассудить между убийцею и

мстителем за кровь по сим постановлениям,

25. И должно общество спасти убийцу от руки мстителя за

кровь, и должно возвратить его в город убежища его, куда он убежал, чтобы он жил там до смерти великого священника, который помазан священным елеем. Эти положения исходят из предписаний о шести горо­дах - убежищах для тех, кто совершал неумышленное

Третья книга Моисея, "Левит" {прим. пер.). Выдержки из книг приведены здесь по первоисточнику с сохранением стиля изложения (см.: Библия, Ветхий завет) (прим. пер.).

убийство. Смысл в данном случае заключался в том, что кровная месть допускалась при преднамеренном убийстве. Если преступник утверждал, что убийство было совершено неумышленно, то в этом случае общество имело возмож­ность рассудить отношения между преступником и мсти­телем.

Нам представляется, что даже Моисеево право было пронизано идеей древней кровной мести.

Большое значение имело также то обстоятельство, что Моисеево право устанавливало суровую в своей основе сис­тему преступлений против нравственности, связанных с кро­восмешением, и распространявшихся даже на родственников. Как религиозные, так и политические правовые мотивы при­вели функционировавшую во времена Средневековья католи­ческую церковь к необходимости приспособения норм Моисеева права к рассмотрению преступлений против нравст­венности. В результате реформации авторитет Библии явился основным мотивом для принятия этого примитив­ного по своей природе права наказания за уголовные прес­тупления, которое даже в начале XX в. продолжало наклады­вать свой отпечаток на отношение к преступлениям против нравственности во многих европейских странах.

В Моисеевом праве впервые за всю историю суще­ствования античного права была предпринята попытка формирования абстрактных заповедей закона. Десять запо­ведей Иисуса, или "dekalog" (от греч. deka - десять и logos -слово = десятисловие), сформулированы не на основе прими­тивной казуистической техники, как то: "Если ты сделаешь то-то или то-то...", а на принципе общих правил человеческих отношений: "Ты не должен..." и т. д.

С точки зрения юридической техники это явилось боль­шим успехом. В упомянутых десяти заповедях Иисуса система штрафных санкций отсутствовала, что могло зави­сеть от того обстоятельства, что заповеди "декалога" счита­лись исходящими от Яхве основными этическими правилами для нового еврейского общества и что поэтому они, как само собой разумеющееся, должны были толковаться так, как буд­то бы наказание должно было исходить от Яхве и им же, Яхве, определяться.