Пруссия

Однако в дальнейшем оказалось трудным выработать общие реформы законов. Довольно рано стало понятно, что радикальные методы, которые предлагали представители Просвещения, были политически или практически трудноис­полнимы, так как кодификация должна была в значительной степени основываться на действующем праве. Об этом объ­явил Фридрих II, издав в Пруссии приказом кабинета минис­тров от 1746 г. предписание провести общие реформы зако­нов. Реформа должна была основываться на "естественном разуме" и на правопорядке различных частей страны. Работа по кодификации законов Пруссии продолжналась вплоть до 1794 г., когда были утверждены "Allgemeines Landrecht fur die preussischen Staaten" (ALR) ("Общее уложение для прусских про­винций"). Работа продолжалась над уложением с начала 50-х годов XVIII в. до 1780 г. Уложение в значительной степени явилось результатом воздействия на него естественного права и эпохи Просвещения, особенно в вопросах система­тики, юридической техники и социальной направленности. В отношении социальной направленности оно представляло из себя определенный общественный идеал: государство благо­состояния, в котором власть просвещенного деспота распро­странялась буквально на все, что касалось внешних и внут­ренних условий жизни индивида. Государственная власть, а не церковь рассматривалась теперь в качестве главного морального устоя общества.

Стремление к тому, чтобы прусское уложение по возмож­ности полно покрывало все мыслимые случаи, в которых могут оказаться суды при решении дел, явилось последст­вием критического взгляда Просвещения на суды или, чес­тно говоря, на самих юристов. Идеальным источником права считался рационально мыслящий законодатель, т. е. фило­соф на троне. Просвещенный монарх должен был с умом соз­давать новое право под влиянием критики общества. Но с точки зрения мыслителей Просвещения, здесь он сталки­вался с сильным противодействием судей, связанным тради­ционным правом, правовой практикой и доктриной. Поэтому следовало ограничить полномочия сулей. Способ сделать это заключался как раз в том, чтобы потребовать от судей точ­ного следования законам, а тем, в свою очередь, придать такую точную и подробную формулировку, что это умень­шило бы в значительной степени возможность для судей

самостоятельно толковать закон. Фридрих Великий полагал, что юристы представляют собой угрозу для рационально действующего правопорядка. Даже Густав III очень подозри­тельно относился к. судьям, которые, как он считал, явля­ются противниками реформ Просвещения. Но, вероятно, наи­более экстремистская точка зрения, выражавшаяся в недове­рии к судьям, была высказана философом Лейбницем. В своем письме к Леопольду Первому Австрийскому он предс­тавил краткий обзор римского права, построенного таким образом, что посредством комбинирования его главных принципов можно было бы решить все мыслимые и могущие возникнуть правовые вопросы.

Содержание материальных норм в прусском Уложении было в основном римско-правового характера, причем в той форме, какую римское право приобрело посредством usus modemus, другими словами, которая посредством практики чиновничества была смешана через практику и доктрину со старогерманским правом. Использование частных источни­ков права вело к тому, что зачастую применялся чисто германский правовой материал.

Несмотря на все старания, Уложение не стало удачным примером законодательного искусства, на который так упо­вали инициаторы этого начинания. Задача детально регули­ровать всю жизнь общества и условия жизни индивида была настолько трудной, что оказалось совершенно невозможным ее решить, даже придав закону гигантский размер (19 160 параграфов), где с боязливой дотошностью уточняются все детали. Например, читаем в 1.8

§ 158: "Все, что предписывается в отношении забора, от­носится, как правило, и к штакетнику", или в поло­жении 1.2

§ 96-100 о том, что именно рассматривается в качестве имущества, принадлежащего библиотеке или есте­ственно-научному кабинету: § 96. В библиотеках полагается иметь полки и шкафы, в

которых находятся книги.

§ 97. К собранию искусства и предметов природы отно­сятся складские помещения, которые использу­ются для их хранения.

§ 98. Статуи и другие предметы, которые могут служить украшением комнаты, за исключением складского помещения, не составляют принадлежности библи­отеки или естественно-научного кабинета. § 99. Однако глобусы земного шара и небесного свода, карты, рисунки и эстампы, нахождение которых в библиотеке обязательно или необязательно, явля­ются ее принадлежностями.

§ 100. Эстамп, вставленный в рамку, тем не менее не яв-ляется*принадлежностью библиотеки.

В целом для Уложения характерна некритическая вера в разум и недоверие к чувству ответственности граждан. К тому же оно отражает устаревшую структуру общества. При­чина этого заключалась в том, что закон этот был продук­том просвещенного деспотизма и старого сословного обще­ства. Таким образом, огромный размер его обусловливался тем, что это был свод законов сословного общества с осо­быми правилами для каждого отдельного сословия. Просве­щенная деспотия могла быть прогрессивной только в специ­альных областях, но оказалась полностью неспособной про­вести реформы законодательства в полном объеме.

Прусское Уложение получило общеевропейское значение, служа источником вдохновения для других стран в их попыт­ках кодификации, хотя бы уже потому, что оно охватывало одновременно все важные отрасли права: гражданское, госу­дарственное, административное, уголовное и уголовный процесс.

Франция

Французским соответствием кодификационным работам Пруссии явились знаменитые les cinq codes (пять кодексов): Code Civil (часто называют Code Napoleon) 1804 г., Code de Pro­cedure Civil 1806 г., Code de Commerce 1807 г., Code destruction Criminelle 1808 г. и Code Penal 1810 г. Уже законодатель эпохи Французской революции занимался общей кодификацией законов и собрал огромный фактический материал. Но колеб­лющаяся политическая конъюнктура времен Французской революции не была подходящей базой для проведения реформ законодательства. Они остановились на полпути. Работа над реформированием законодательства смогла быть возобновлена только после того, как внутриполитическая обстановка была стабилизирована Наполеоном.

Les cing codes и прежде всего Гражданский Кодекс явля­ются, вероятно, наиболее полной кодификационной работой, появившейся в западноевропейских странах после Corpes Juris Civilis. Гражданский Кодекс действует и по сей день с опреде­ленными позднейшими дополнениями и модификациями. Он принят или взят в основу кодификации гражданского права в совершенно разных странах и регионах, таких, как Бельгия, Люксембург, Голландия, Испания, Португалия, Италия, Румыния, Южная Америка (за исключением Бразилии и Перу), североамериканский штат Луизиана и франкогово-рящая провинция Квебек в Канаде, а также в странах, ранее

Соответственно: Гражданский кодекс, Гражданский процессуальный кодекс, Торговый кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный кодекс (прим. ред.).

бывших французскими колониями в Африке. Можно сказать, что Гражданский Кодекс является общим источником права романской семьи народов. Это означает также и то, что страны Ближнего Востока, испытавшие на себе в прошлом сильное французское влияние, также подверглись большому влиянию Гражданского Кодекса. Это такие страны, как Еги­пет, Сирия, Ливан.

Сильные позиции Гражданского Кодекса во Франции и в других странах обусловлены также тем, что он явился удач­ным компромиссом между различными правовыми источни­ками старофранцузского права. В нем было использовано материальное право как из области римского права ..pays de droit ecrit... (земли писанного права), так и из области германс­кого права "pays de droit coutumier" (земли обычного права). Материальное содержание норм права является в основном римско-правовым по своему характеру. Этому помогло также и то, что со времен Людовика XIV во Франции подготавли­валась общая реформа права. Комиссия, которая вырабаты­вала кодекс, смогла воспользоваться, таким образом, обшир­ными подготовительными материалами. Особенно эти мате­риалы имели значение для Торгового Кодекса. В этих зако­нах также осуществлялись на практике большинство заво­еваний Французской революции, основывавшихся на гумани­стическом, демократическом и индивидуалистическом идеа­лах, вводя их во французский правопорядок. То же характе­ризует и четыре остальных реформаторских по духу кодекса.

"Les cing codes" - первые большие своды законов индиви-дуалистическо-демократического характера, кодифицировав­шие сумму всего социального прогресса демократической революции. Этим, в первую очередь, определялось их столь широкое распространение. Другим важным их преимуществом было то, что они явились удачным компромиссом между абстрактностью и точностью права, с одной стороны, и конк­ретикой и наглядностью правовых норм - с другой стороны. Законодатель постоянно находился как бы между Сциллой и Харибдой. Для того, чтобы постоянно держаться в рамках законности, он должен был прибегать к использованию общего абстрактного метода определения понятий. Поэтому он должен был пытаться по возможности получить наиболее точное определение. Но, если же он заходил далеко, то такое определение становилось непонятным и не поддающимся толкованиям для неспециалистов. Если же он хотел упро­стить текст с тем, чтобы большая часть общества могла бы его понимать и изучать, то он должен был стремиться к тому, чтобы сделать текст закона конкретным и наглядным. Но, если же он заходил далеко и в этом направлении, то закон распадался на отдельные части, каждую из которых в отдельности было легко воспринимать, но очень трудно понять общие принципы, на которых основывался закон.

В качестве примера того, как в Гражданском Кодексе уда­лось соединить логику с наглядностью, можно привести определенные различия между движимой и недвижимой соб­ственностью. В земледельческом обществе той эпохи было само собой разумеющимся, что домашние животные и инвен­тарь, который был необходим для обработки земли, входил в определение недвижимой собственности, поскольку в отно­шении их можно было бы сказать, что они являются атри­бутом земельного участка. Но поскольку имеется бесчислен­ное множество подобного инвентаря и много видов домаш­них животных, то было нелегко точно и ясно определить границу между движимой и недвижимой собственностью в данном случае.

Гражданский Кодекс разрешил эту проблему, установив общий принцип: собственность считается недвижимой в зависимости либо от своей природы, либо от цели своего предназначения (с приведением примера собственности, которая по своей природе является недвижимой). Таким об­разом закон объяснял на примерах, что инвентарь, с помо­щью которого собственник владеет и пользуется собствен­ностью, должен считаться недвижимой собственностью по цели своего предназначения. Таким же образом определенное количество видов животных тоже рассматривалось в каче­стве недвижимой собственности по цели своего предназ­начения. В такой список входят: сельскохозяйственный инвентарь, домашние животные, голуби в голубятне, кролики в клетке, ульи с пчелами, рыба в прудах и т. д. Когда возни­кает вопрос о том, является ли животное, содержащееся на дворе, движимым или недвижимым имуществом, то, следуя принципу целевого предназначения, было не трудно решить этот вопрос.

Прусское Уложение использовало более казуистическую технику. Что должно произойти с двором, если он подлежит продаже? В таком случае граница между движимостью и нед­вижимостью должна быть настолько четкой, насколько это вообще возможно. Поэтому в Уложении исходили из основ­ного понятия недвижимой собственности, заключавшегося в том, может или не может собственность быть перемещена без изменения своей субстанции. Проблемы, возникающие с двором крестьянина, решались с помощью того, что закон устанавливал понятие принадлежности (Pertinenzstuck) и объ­являл определенные виды инвентаря и домашних животных принадлежностями крестьянского двора. Но понятие "прина­длежности" было, однако, невозможно уточнить логическими умозаключениями. Закон сам решал, что может считаться принадлежностью. Поэтому Уложение устанавливало дейст­вительный перечень того, что следовало считать "принад­лежностью", а что - нет. Таким образом определялось, напри­мер, в отличие от Французского Гражданского Кодекса (ФГК),

что молодые животные должны быть классифицированы как "принадлежность" и поэтому считаться недвижимостью в той мере, в какой они необходимы для содержания скота на дворе.

Способы разрешения правовых проблем в Гражданском Кодексе выгодно отличаются своей четкой юридической тех­никой и достаточной наглядностью. Примеры этому можно приводить бесконечно, что уведет нас далеко от темы. Тем самым следует подчеркнуть, что упомянутая здесь пробле­матика была очень актуальна в аграрных обществах той эпохи.

Все "les cinq codes" и прежде всего весь ФГК представляли собой удачное соотношение между абстракцией и конкрети­кой. Их должно рассматривать в качестве шедевров юриди­ческой техники, а равным образом и как непревзойденные примеры того, что законодатель никогда не может освобо­диться от наследия права прошедших эпох; или же, как заме­тил Порталис - ведущий юрист, участвовавший в кодифика­ционной работе над кодексами: "Законы возникают сами по себе, ибо их никто не пишет".

Здесь следует упомянуть о систематике ФГК и его содер­жании. Он состоит из 2281 статьи, распадающихся на три книги и краткое введение. В первой книге "О лицах" содер­жится одно из важнейших завоеваний Французской револю­ции, а именно принцип равенства всех перед законом. Это был первый случай в истории Запада, когда такой революци­онный принцип воплотился в тексте закона. Вторая книга, рассматривающая имущественное право и во многом не поте­рявшая свое значение и по сей день, имеет своей целью регу­лирование права собственности на недвижимость. Основным принципом здесь является неприкосновенность права собст­венности и свобода в использовании объектов этого права. В соответствии с систематикой естественного права третья книга рассматривает различные способы приобретения права собственности и в основном посвящена наследственному и обязательственному праву. Здесь же закрепляется принцип свободы договоров. Наследственное право испытало на себе сильное влияние германского воззрения на имущество. Что же касается завещания, то интересным и примечательным здесь было то, что в нем допускались теперь только легаты (завещательные отказы). Действительным считался поря­док наследования, закрепленный в законе, который теперь не мог быть произвольно пересмотрен наследователем.

Таким образом, Гражданский Кодекс основывался на принципе свободы договоров, широком праве частной собст­венности и на праве передачи собственности из поколения в поколение. Тем самым закон представлял собой постоянную базу экономического роста либерального общества, основан­ного на капиталистическом способе производства. Но однов-

ременно с этим государственная власть получила возмож­ность посредством изданных ранее и позже норм постоянно существенно вмешиваться в ход экономического развития Франции. Экономическая свобода во Франции превратилась в зарегламентированную привилегию, в основном доступную лишь буржуазии. Общая картина материальных норм права в Гражданском Кодексе проясняет значение консервативных тенденций в окончательном формулировании положений ко­декса. Несмотря на демократические принципы, на которых основывался закон, он, несомненно, отражал собой структуру партиархального общества, где семья, в которой доминиро­вал муж, являлась ячейкой общества.

В этом господстве мужа над остальными членами семьи сказывалось значительное влияние римского права. ФГК говорит об этом так:

§ 213. Муж обязан покровительствовать своей жене, жена

обязана повиноваться своему мужу.

§ 371. Ребенок в любом возрасте обязан оказывать пови­новение и уважение своему отцу и матери. § 372. Он находится под их властью до того, как станет совершеннолетним или приобретет полную дееспо­собность. § 373. Муж сам осуществляет свою власть в течение

всего срока брака.

§ 375. Отец, у которого имеются достаточные и серь­езные основания сомневаться в достойном поведе­нии своего ребенка, обладает следующим средством для его наказания:

§ 376. Если ребенку исполнилось 16 лет, то отец может поместить его в тюрьму на срок, который, однако, не может превышать одного месяца. Во исполнение этого президент окружного суда обязан выдать ор­дер на его содержание в тюрьме по требованию отца.

В § 377 даются несколько отличные от вышеприведен­ных правила, касающиеся ребенка до 16 лет. В этом случае отец может только попросить поместить ребенка в тюрьму. Причем такое прошение органы власти должны рассмотреть и принять по нему свое решение: удовлетворить его или отк­лонить. Но если ребенку уже исполнилось 16 лет, отец имел безусловное право на получение содействия со стороны орга­нов власти на помещение своего ребенка в тюрьму.

Является характерным для дискреционной власти отца над своим ребенком и то, что подчеркнуто в § 378, а именно, что ни в первом, ни во втором случае (т. е. исполнилось ли ребенку 16 лет или нет) от суда не требуется никаких пись­менных документов и даже не соблюдаются какие бы то ни было формальности, за. исключением выдачи ордера на содержание в тюрьме. В таком случае вообще нет необходи-

мости предъявлять объяснения для содержания ребенка в тюрьме.

Как можно было бы предположить, правовое положение отца невероятно деспотично. Аля ребенка нет никакой защи­ты, поскольку он несовершеннолетний. Причем можно было охарактеризовать всю конструкцию власти отца над домаш­ними как слабую форму patria potestat (отеческой власти) домо-владыки в римском праве, при которой отец вдобавок ко всему обладал правом убивать своих детей или продавать их в рабство до тех пор, пока они не становились sui juris (совер­шеннолетними) после смерти отца или выходили из-под его власти посредством специальных действий формального ви­да. Гражданский Кодекс содержал другой институт приобре­тения прав (эманципацию), заключавшийся в том, чтобы предоставить несовершеннолетнему определенную степень дееспособности. Естественно, на происхождение этой конст­рукции сильно повлияло римское право.

Мы полагаем, что привели достаточно примеров влияния патриархальности и римского права. Их можно приводить до бесконечности. Но, вместе с тем, следует отметить, что пат­риархальность в определенной степени была сбалансирована правом на развод и равным правом женщин вступать в брак и наследовать собственность.

Les cinq codes даже сегодня служат постоянной основой французской правовой системы, равным образом как и для правовой системы стран, принявших наполеоновские кодексы.

Но французское право приспособлено уже, разумеется, к современному состоянию общества. Сначала такое приспособ­ление происходило посредством толкования, если вообще не сказать перетолкования первоначальных текстов закона. Позже законодательство и правовая наука внесли и свою лепту в этот процесс.

Австрия

Прусской и французской кодификации в духе естествен­ного права соответствует вступивший в силу в 1811 г. авст­рийский "Allgemeines Borgerlisches Gesetzbuch far die deutschen Erblmder" (ABGB) ("Общий гражданский кодекс для наследст­венных земель Габсбургского дома"). Этот кодекс имел дол­гую предысторию. В Австрии, как и в Пруссии и во Франции, необходимо было затратить огромный труд, чтобы вырабо­тать окончательный вариант текста закона, который выра­жал бы необходимый компромисс между старым и новым. В отличие от Прусского Уложения австрийский закон (в опре­деленной своей части действующий и поныне) посвящен иск­лючительно гражданскому праву. Так же, как и другие зако-

ны, он исходит из естественно-правовой систематики и по материальному своему содержанию и по уровню своей юриди­ческой техники занимает срединное положение между двумя вышеназванными кодификациями. Под воздействием идей Просвещения он в качестве основных своих принципов при­нимает принцип опеки просвещенного деспота и привилеги­рованное положение дворянства, в то время как прусское Уло­жение берет за основу принцип патриархальной монархичес­кой опеки и сословные интересы дворянства. Но в то же время австрийский кодекс не идет так далеко, как ФГК, в том, чтобы прямо выразить принцип равеЕтства всех перед законом. Материальное содержание его норм, как это и можно было ожидать от закона жителей немецко-римской империи, характеризуется значительным влиянием римского права usus modernus по своему характеру. Так как австрийский кодекс не сыграл значительной роли в истории развития европейс­кого права, то нет необходимости подробно анализировать его содержание. Тем не менее следует подчеркнуть, что он стоит значительно выше по сравнению с прусским Уложе­нием в юридико-техническом отргошении, хотя и не достигает уровня ФГК. Его несомненным достоинством, компенсирую-щим недостатки, являются ясность и краткость текста, веду-щие, однако, к пробелам в законе.

Если кратко описать прогресс, который представляют собой три большие естественно-правовые кодификации в европейской истории законодательства, то станет ясно, что они были только естественно-правовыми по своим основным принципам, систематике и в отдельных, хотя и важных час­тях. На их материальное содержание оказало сильное влия­ние римское право. Вместе с тем их можно рассматривать как обновленный пример жизнестойкости более чем 1500-летнего развития римского права. Их возникновение - одно из мно­гочисленных свидетельств неотразимой силы эллинисти­ческой культуры, в которой римское право занимает одно из центральных мест.

3. РУССКОЕ ПРАВО

Русское право по сравнению с западноевропейским остава­лось несколько дольше на примитивной стадии своего разви­тия, несмотря на сильное византийское влияние в эпоху поз­дней античности и в Раннем средневековье, особенно в тех регионах, которые в дальнейшем образовали западную часть России. Но русское государственное устройство, которое стало развиваться сЕтчала со времен Великого Киевского княже­ства и получившее свое продолжение под руководством Вели­кого Московского княжества, однако, было прервано в эпоху

Позднего средневековья завоеванием, а затем установив­шейся более чем на два века (1240-1480 гг.) игом татар. Это событие привело к серьезной дезорганизации общества; кроме всего прочего, оно отразилось на распаде правовой сис­темы страны. Ранее Россия развивалась в основном в рамках феодальной организации общества, в которой можно обнару­жить много сходных черт с условиями Западной Европы. Татары уничтожили систему правового регулирования соци­ального порядка. Они не преследовали цели тотального завоевания страны с тем, чтобы поселиться в ней. Татары удовлетворились тем, что приставили своих представителей к крупным феодалам, которых они жестко контролировали. Главным при этом контроле было наблюдение за тем, чтобы выплачивались непомерные налоги, необходимые татарам. Так же, как и в Западной Европе, русская феодальная система строилась на двусторонних договорах между сюзереном и вассалом. Постоянный гнет татар разрушил эту систему, которая, однако, превратилась в изощренную организацию эксплуатации. Русские князья, подчинившиеся такой систе­ме, тем не менее продолжали практику своих поработителей, когда сбросили татарское иго. После освобождения от татар русские цари копируют авторитарный тип власти татарских великих ханов. Хотя в сфере государственной идеологии они стараются придерживаться византийской традиции (царь = кесарь). Однако угнетение широких народных масс еще более усиливается. Поскольку в России в то время имелось неболь­шое число городов (к тому же у них не было такого свобод­ного и сильного положения, как у крупных западноевропей­ских торговых городов), то тут также в эпоху Средневековья не находится зажиточного и политически независимого слоя горожан, который смог бы уравновешивать господство царей и крупных феодалов. Эти условия определяли общественное развитие России вплоть до Петра Великого. Однако вплоть до революции 1917 г. они во многом продолжали оказывать влияние на русское общество.

"Русская правда" была главным источником права с XI по XIV в. Характер ее происхождения сомнителен, поэтому име­ется несколько версий о ее происхождении. Тем не менее это был гражданско-правовой сборник, изданный правящими классами в древнем русском государстве со столицей в Киеве. По своему материальному содержанию и юридической тех­нике сборник недалеко ушел от варварских "правд" эпохи пере­селения народов. Следует отметить, что он испытал на себе сильное влияние как византийского, так и шведского права, причем последнее было обусловлено, в соответствии с одной версией, вторжением шведских викингов в восточную часть Европы. Таким образом, значительная часть этого памят-

ника состоит из перечня размеров виры, являвшейся сред­ством примирения враждовавших друг с другом родов. Этот источник права содержит также следы попыток регулировать кровную месть, т. е. он отражает те же самые черты обще­ства, которые мы встречаем в правовых памятниках южно-германских и скандинавских племен.

С другой стороны, этот источник обнаруживает сильное влияние византийского права. Особенно это касается норм, регулирующих правила торговли, происхождение которых, несомненно, объясняется оживленной торговлей русских с Византийской империей. В качестве примера может быть приведена норма, гласящая о том, что раб, нанесший ущерб свободному человеку, должен быть наказан своим владель­цем, или выдан тому, кому он причинил ущерб.

В общем следует отметить, что уровень права Древнерус­ского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени. То, что этот правопорядок оказался в застое, в основном объясняется разрушительным влиянием татарского ига на русское обще­ство.

Со времен уничтожения татарского ига в XV в. и до 1649 г. правовая система России представляла собой рази­тельный контраст с государственным законодательством Западной Европы. Даже, когда царь Алексей Михайлович издал в 1649 г. свое Уложение, стало ясно, насколько значи­тельно русская техника законодательства отставала от западноевропейской. Уложение представляло собой смесь правил, взятых из "Русской правды" и специальных законо­дательных сборников времен после освобождения от татар, например, Судебника 1497 г. Следует отметить также сильное влияние на это Уложение римского права и Литовского Ста­туса 1588 г. Весь правовой материал в Уложении излагался вне какого бы то ни было систематического порядка. Нака­зание за уголовные преступления во многих случаях было черезвычайно жестоким, и во многих еще случаях значи­тельную роль играл Божий суд ("ордалии").

Довольно долгое время считали, что общекультурный уровень Уложения был низким. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что путешественники, посетившие Россию в XVII в. и после своего возвращения издавшие книги о дорожных впечатлениях, часто рисовали законы и правовую практику в России в куда более мрачных тонах, чем это было на самом деле. Как правило, их знакомство с правовой систе­мой России ограничивалось только лишь сферой уголовного права, которое во многом казалось им ужасным. Пытка, нап­ример, была совершенно обычным делом. Произвол в наказа-

Денежный штраф в древней Руси в пользу князя за убийство свободного человека (прим. ред.).

ниях и в отправлении правосудия являлся характерной чер­той того времени. В России это сыграло в значительной сте­пени роковую роль, так как в этой стране не проводилось раз­личия между судебной и административной деятельностью.

Последние исследования, однако, показывают, что в обла­сти теории в то время был сделан большой прогресс относи­тельно требований однообразия судебной практики, закон­ности в отношении права собственности и равенства перед законом. Такие цивилизационные тенденции развития можно уже различить в русском праве Позднего средневе­ковья, но в основном они стали заметны в первой половине XVII в., явившись откликом на обстоятельства царствования Ивана Грозного (1530-1584 гг.).

К сожалению, мы имеем много примеров в истории тому, что террористическое уголовное право применялось наряду с развитием теории высоких идеалов.

Материальное содержание Уложения отражало дальней­шую борьбу между двумя различными социально-экономи­ческими группами интересов, которая довольно долгое время характеризовала внутригосударственное развитие России. В городах постепенно вырос промышленный слой населения, который выступил совместно с мелкопоместным дворянст­вом против аристократии (бояр) и церкви.

Власть дворян над своими крепостными укрепилась посредством отмены 10-летнего срока сыска беглых крес­тьян. Ранее крепостные по истечении этого срока не выдава­лись своим прежним владельцам-дворянам, если они нахо­дились уже в боярской вотчине. Теперь же бояре были обя­заны выдавать беглых крестьян их прежним владельцам, несмотря на срок, прошедший со времени их побега.

Городскому населению удалось добиться того, чтобы все купцы и ремесленники в городах объединились в разряды, члены которых делили между собой налоговое бремя. Вся собственность церкви и бояр в городах - поля, дворы, мас­терские и торговые лавки - в дальнейшем переходили в соб­ственность города. Примечательным явилось и то, что в собственности, перешедшей к городам, 59% составляла быв­шая церковная собственность, а 15% - боярская. Поэтому было совершенно естественным упорное сопротивление бояр­ства этому радикальному сокращению их собственности. Сле­дствием этого было их упорное нежелание соблюдать поло­жения нового Уложения.

Только со времен Петра Великого Россия была введена в западноевропейскую правовую семью. Петр стремился использовать опыт Запада в области техники, в первую оче­редь в военной, а равным образом и организационные формы общества, юридические нормы и юридическую тех­нику Запада. Главным образцом для него в этой области слу­жили Голландия и прежде всего Швеция. Его восхищала

эффективность, которой достигли в этой стране в области военного дела, администрации и суда. Особенно интересны были формы, в которых происходила адаптация шведского права. В качестве примера были избраны военные артикулы Карла XI от 1683 г., содержащие шведское военное уголовное право. В 1716 г. под непосредственным надзором царя были выработаны артикулы, которые в значительной степени слово в слово повторяли шведские. Причем из-за нехватки норм, регулировавших уголовное наказание гражданских лиц, было предписано применять в отношении гражданских лиц эти военные артикулы. Поэтому они содержат такое большое количество положений об обычных преступлениях, подлежа­щих регулированию обычного уголовного права: о государст­венной измене, убийстве, разбое, воровстве, грабеже, изнаси­лованиях, преступлениях против нравственности, религиоз­ных преступлениях и т. д., распространявшихся, как мы уже отмечали, на гражданских лиц. Таким образом, нормы шведс­кого военного уголовного права служили основанием для формирования русского уголовного права вплоть до XIX века.

Принятие шведского права оказало так же воздействие и на сферу государственных принципов. Петр Великий в приме­чаниях в вводной главе о военных артикулах добавил следу­ющее: "Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен, но силу и власть имеет свои земли и государства, яко хри­стианский государь, по своей воле и благомнению управ­лять". Это предложение слово в слово повторяло так называемую декларацию суверенитета шведских сословий Карла XI 1693 г. Декларация государственных принципов в русских военных артикулах явилась официальным вы­ражением взглядов на государство русского абсолютизма вплоть до принятой в 1906 г. конституции.

В этом случае Петр Великий придерживался авторитарной традиции первых московских царей конца XV в. Эта тради­ция восходила к идее византизма, которая получила особое значение с падением Константинополя в 1453 г. Московские цари того времени рассматривали себя в качестве законных наследников византийских императоров, причем как в духов­ной, так и в политической области. Иван Великий (1462-1505 гг.), который вел удачную борьбу с татарами, специ­ально женился на Софье Палеолог, племяннице и нас­леднице последнего византийского императора, погибшего при падении Константинополя. В соответствии с византийс­кими взглядами, государство и церковь составляли одно це­лое, а император был их главой. Москва, таким образом, в глазах русских превратилась в "третий Рим" с целью восста­новления Восточноримской империи и распространения пра­вославной веры. Царь-самодержец был помазанником

Божьим и избран Богом для выполнения этой задачи, поэ­тому сопротивление его воле расценивалось одновременно как грех и преступление.

Весьма примечательна та сила, с которой наследие хрис­тианства поздней античности проявляло себя в европейской государственной традиции. Только благодаря этому, навер­ное, объявление суверенитета сословий лютеранского абсо­лютного монарха могло быть использовано для формиро­вания принципов абсолютизма православного самодержца Петра Великого. Поклонение Петра шведским институтам, однако, не ограничилось только этим. В 1715-1722 гг. он ско­пировал как шведскую систему коллегий, так и шведскую судебную систему, с тем чтобы даровать России модернизи­рованный административный и судебный порядок. Тем не менее его планы шли еще дальше. В заключительный период Великой Северной войны он учредил законода­тельную комиссию с заданием выработать новое сводное Уложение, которое основывалось бы на законодательстве шведского короля Кристофера 1450 г. и "Датском законе" 1683 г.

Результат этой работы вылился в четыре объемных тома, которые, однако, никогда не применялись на практике. После различных попыток обновить их материал, в част­ности Екатериной II, они были сданы в архив и забыты.

Кроме этого, Петр ввел шведский табель о рангах и швед­ские морские артикулы - оба результат законотворчества Карла XI. Табель о рангах была прямо скопирована со шведс­кого оригинала, а морские артикулы составлены с учетом еще и голландских артикулов, которые служили здесь основным образцом подражания для русских.

Эта ситуация тянулась до 30-х годов XIX в., когда нача­лась работа над кодификацией русского права. Необходимые частичные изменения и дополнения в русское право в этот период вносились неограниченно нормотворческой властью царя в форме указов. Во время царствования Екатерины II была предпринята попытка, которая с точки зрения того времени расценивалась в качестве широкой реформы уголов­ного права и процесса в духе эпохи Просвещения. В 1766 г. Екатерина созвала законодательную комиссию, которой пере­дала на рассмотрение собственноручно написанный Наказ, который должен был быть руководящим документом в ра­боте комиссии. Наказ в большей своей части состоял из норм уголовного права и являлся компиляцией взглядов филосо­фов Просвещения, почерпнутых из их трудов, прежде всего из Монтескье, Вольтера и Беккариа.

Судьба реформы, которая с самого начала была воспри­нята с энтузиазмом среди тех немногих в России, которые были знакомы с идеями Просвещения, была весьма печаль­ной. Императрица созывом законодательной комиссии на

самом деле преследовала ограниченные политические цели. Она хотела политически укрепить за собой те позиции, кото­рых она достигла, сместив с престола своего мужа и убив его. Вся эта акция была политическим маневром. Как только Ека­терина достигла своих политических целей, она быстро огра­ничила возможности законодательной комиссии эффективно работать и, в конце концов, распустила ее. Война с Турцией дала этому удобный предлог. Тем не менее императрица попыталась извлечь внешнеполитическую выгоду из этого мероприятия. Екатерина позаботилась, чтобы ее Наказ был переведен на немецкий, французский, английский и итальян­ский языки (причем на французском языке Наказ претерпел несколько изданий) и позаботилась через своих послов о том, чтобы он был опубликован и обсужден в прессе западно­европейских стран. Таким образом, она снискала себе и своей стране большой престиж в общественном мнении Западной Европы. Благодаря своей пропаганде Екатерина добилась того, чтобы ее рассматривали в качестве "философа на троне".

Однако правовая и социальная действительность в Рос­сии была далека от идеального состояния общества эпохи Просвещения. Ее действительное состояние можно видеть из Указа императрицы 1783 г., в котором запрещалось крес­тьянам приносить жалобы властям на дурное с ними обра­щение их владельцев. Любая такая попытка рассматрива­лась как попытка к бунту. Поэтому вооруженные восстания крепостных были единственным средством протестовать против такого угнетения. Как следствие этого крестьянские восстания росли день ото дня. Впрочем, это было естествен­но для страны с 45 млн человек населения, где 200 тыс. дво­рян владели 21 млн душами крепостных, тогда как государ­ство владело 15 млн. Таким образом, в России до начала XIX в. вряд ли можно найти какой-либо правопорядок запад-ноевро-пейского образца.

Реформы, начатые Петром Великим и продолженные рос­сийскими самодержцами, на протяжении XVIII в. прежде всего были направлены на увеличение военной и экономи­ческой мощи России. Как Петр, так и его преемники полагали, что стране необходим постоянный административный, как, впрочем, и хорошо функционирующий судебный аппарат. Но в таком примитивном обществе, как русском, практически было невозможно ввести административный и судебный порядок западного типа. Все мероприятия в этом направле­нии, которые предпринял Петр и его преемники, большей частью остались на бумаге. Это происходило хотя бы уже потому, что в России не хватало образованного и обученного персонала как в шведской административной системе, кото­рую Петр стремился ввести у себя и которая не могла рабо­тать так, как ему бы этого хотелось. После его смерти значи-

9 Э. Аннерс 2 S7

тельная часть институтов, которые он скопировал со Шве­ции, была упразднена.

Причину того, что реформа правового аспекта организа­ции общества шла так медленно, нужно искать в историчес­кой подоплеке России XVIII в. Эта страна в конце XVII в. в значительной степени была примитивной по форме своего феодализма со слабой правовой регламентацией, что явля­лось, в свою очередь, следствием средневекового татарского ига. Поэтому области публичного и частного права не были разграничены между собой. Административное управление и отправление правосудия совпадали друг с другом. В связи с этим наказание налагалось и осуществлялось в администра­тивном порядке, т. е. как произвольное действие царя в отношении своих подданных или же феодалов в отношении своих подвластных.

К тому же русские самодержцы отнюдь не стремились разграничить область публичного и частного права или ввести принцип легалитета. Если бы это произошло, то означало бы, что авторитарная партиархальная власть царя была бы ограничена, а это не входило в его политические интересы.

Дворяне, равным образом как родовитая аристократия (бояре), так и созданное Петром Великим служилое дворян­ство, не стремились, разумеется, к тому, чтобы их личная власть была бы также ограничена нормами права. Как раз напротив, в их интересах было противиться как контролю сверху, так и попыткам ограничить их свободу действий.

Отличительным признаком России было и то, что в осно­вном это была военная империя. Поэтому дворянство полу­чало в основном военное образование. Когда создавались чиновничьи и судебные должности, то на них назначались офицеры, у которых не было достаточных познаний в праве. Поэтому основная часть работы возлагалась на быстро рас­тущий слой секретарей - недворян, которые, в первую оче­редь, зависели от своего начальства и нуждались в личной протекции. Их совершенно произвольный образ действий при отправлении правосудия приводил к общему состоянию беззакония в стране. Политически значимые или богатые люди могли легко получить то, что они хотели, в то время как для других было очень трудно, если совсем невозможно, защищать свое право. Совершенно естественным следствием

В правовой доктрине Скандинавских стран под принципом легалитета (legalitetsprlncip) понимают необходимость санкции закона на совершение любого действия в сфере государственной власти и управления, а также на издание любого нормативного акта. В некотором роде этот термин можно переводить как "законность", что, однако, не исчерпывает полностью его значения, ибо для этого 'имеется специальный термин rattssakerhet - в шведском языке и rettssikkerhet - в датском и норвежском языках соответственно (прим. пер.).

такой системы были непотизм и взяточничество, которые считались за должное. Любые попытки бороться с этим были обречены на неудачу. Действовать в соответствии с законом в суде или в органах администрации было подо­зрительно с политической точки зрения и опасно для тех, кто так поступал.

Следует упомянуть и о низком уровне образованности общества. Книги были редки, тексты законов и сборники пра­вовых актов было трудно достать, и стоили они невероятно дорого. Тем не менее в середине XVIII в. были учреждены две профессорские должности по праву, одна из которых была в Московском университете, основанном в 1755 г. Но препода­вание русского права, начатое с 1770 г. в этом универститете, ограничивалось только военными и морскими артикулами. Первые примитивные русские учебники по праву компиля-ционного характера были изданы только в последнем десятилетии XVIII в. Но преподавание права по-прежнему было незначительным, поэтому о наличии самостоятельной национальной юридической науки западного уровня в России того времени говорить не приходится.