Священник: эффект неверно понятого «сильного слова»

Возьмем другую семейную историю. В психодраматической группе несколько лет тому назад одна дама сказала:

— Я беспокоюсь: моя внучка тяжело болеет астмой, бо юсь, как бы она не умерла.

— Почему?

— Потому что моя старшая дочь тоже болеет... Моя стар шая сестра умерла... Мать потеряла старшую сестру... Ба бушка потеряла старшего брата... Вот уже во многих поко лениях нашей семьи старший ребенок умирает в детстве.

—

¹⁴ Я написала президенту Бургибе, попросив его о проведении статистического исследования, но он не ответил.

И добавляет:

— Я хочу остановить это, но не могу! Я говорила об этом с нашим врачом, и он тоже очень беспокоится за дочь.

Я прошу ее подробнее рассказать об истории своей семьи, и в ходе разговора мы изображаем на доске ее психогенеалогию, геносоциограмму.

Мы работаем с ней над тем, что происходит в течение нескольких поколений, и терпеливо ищем выдающиеся события в жизни прапрабабушек и прапрадедушек, поднимаясь все выше во времени — Третья Республика, Империя, Революция (получается семь — восемь поколений за два века).

Это земледельцы, перемещались они мало. Крестьяне Савойи во время революции прятали у себя священника, после террора тот вышел из укрытия. Он их отблагодарил — благословил, сказав: «Да будет старший ребенок в каждом поколении вашим хранителем».

С тех пор вот уже два века старший ребенок в каждом поколении становится как бы «небесным ангелом» и охраняет их покой.

И эта женщина с тоской переживала смерть детей в каждом поколении, как своего рода необъяснимое проклятие семьи.

Любая система зависит от своей экосистемы. Я стала размышлять о контексте и о референтных рамках этой семьи в те времена и сейчас.

Я долго говорила с этой дамой и объяснила, что все можно понимать иначе, что есть разница между благословением и проклятием, что фразу: «Старший ребенок в каждом поколении будет вашим хранителем» — можно истолковать по-разному в зависимости от используемой референтной рамки. Следовательно, если вдруг дочь стала бы врачом или медсестрой, она могла бы заботиться о матери, когда та станет старой или заболеет. Заботиться о семье можно по-разному... Либо лечить (врач, медсестра, фармацевт), либо быть полезным членом общества, помощником (булочник, земледелец, жандарм, нотариус, банкир... кюре, монахиня, психотерапевт...).

Итак, мы поместили фразу и предсказание в другую смысловую рамку.

С тех пор что-то изменилось в ее видении, в жизни, и малышка поправилась. Десять лет спустя она по-прежнему жива и хорошо себя чувствует. Впервые со времен Революции старший ребенок в этой семье не умирает.

Повторение событий в каждом поколении вот уже две сотни лет — как такое возможно? Почему? Что происходит? Где это записывается в семейное и персональное бессознательное? Как осуществляется передача! Что это — разновидность энграммы? Какой в этом смысл?

Как прервать цепь?

Почему и как слово (терапевтическое) ее останавливает?

Что происходило в этой семье, чтобы старший ребенок умирал? Это серьезные, ответственные люди. Они живут в хороших условиях, заботятся о своих детях.

Что происходит, почему со времен Революции до наших дней, т.е. в семи поколениях, что-то не срабатывает и старший ребенок заболевает, получает ранение и умирает?

И почему, когда мы прояснили и переосмыслили фразу, произнесенную священником, этого больше не происходит?

Как будто у семьи не было права знать и говорить и в то же время не было права забывать. Надо было, чтобы обо всем этом давали знать, но не говоря открыто, даже не зная то, что это известно и передается, — дьявольски довлеющая двойная связь (double bind), двойной «гордиев узел».

Мы обнаружили здесь главную характеристику этой тайны. Ги Ауслоос¹⁵ (Guy Ausloos), так же, как и мы, отметил, что ее запрещается и знать, и не знать одновременно.

Все происходит так, как если бы бессознательное имело хорошую память и старалось одновременно и напомнить факты, и нанести удар — не говоря, не объясняя. Но то, как бессознательное указывает на событие, зависит от того, как семья понимает и интерпретирует происходящее и реагирует на него.

¹⁵ Ausloos Guy (1980), «Les secrets de famille», in Annales de psychotherapie: changements systemiques en therapie familiale, Paris, ESF, 62-80 (collectif).

Контекст, как и жизнь, видны, их можно прочесть, интерпретировать в определенном контексте, в заданных рамках. Можно что-то взять из одного контекста и перенести в другой контекст или рамку, и та же фраза будет освещаться по-иному, можно изменить рамки события — проклятия, и оно станет благословением.

То же самое можно, кстати, увидеть и в случае рака в последней стадии. Из непреодолимой ситуация может стать труднопреодолимой и даже просто трудной, но захватывающей при попытке ее преодолеть (понятие hardiness — стойкость), как подтверждают своим примером люди, выжившие в концентрационных лагерях.

Удивительно обнаруживать в геносоциограммах эти повторения, прослеживающиеся из поколения в поколение, как если бы что-то произносилось. Это происходит на «другой сцене», как выражались Фрейд* и Гроддек, но протянутая красная нить ведет нас дальше за кулисы.

Конрад¹⁶ уже сказал, что «все происходит так, будто огромная, мощная и невидимая рука была готова опуститься на человеческий муравейник, схватить каждого из нас за плечи, столкнуть головами, разбросать в неожиданных направлениях к неизбежным целям наши неосознанные силы, как будто сверхъестественная сила ведет нас к нашей судьбе».

А когда занимаешься серьезными физическими болезнями типа рака, то замечаешь повторения и значимые связи при составлении геносоциограммы — полного генеалогического древа с указанием имен, семейных связей, болезней, несчастных случаев, основных событий в жизни, памятных мест, крупных изменений в жизни, разрывов и перемен.

См. приложение: «Оно говорит на другой сцене», с. 227.

¹⁶ Беседа, записанная на кассете в Центре Помпиду в Париже во время выставки Дали в 1980-х гг. и автобиографический труд «Как становятся Дали».

Указывая на эти повторения и освещая их, можно улучшить ситуацию, когда пациент тяжело переносит трудный период уязвимости. Перегруппировав по-иному, изменив жизненный сценарий по отношению к болезни и смерти, многочисленным несчастным случаям или неудачам, можно сделать его позитивным, и тогда клиент сможет вновь стать действующим лицом, делать выбор и, наконец, жить.

Переосмысление серьезной болезни в повторяющихся семейных ситуациях придает им иной смысл и часто изменяет течение болезни.

Я не хочу сказать, что непременно удастся предотвратить смерть или драматические последствия несчастного случая. Но можно иначе относиться ко всему.

Часто все утрясается и человек преодолевает уязвимость, когда получает возможность поговорить о том, что произошло. Ситуация расшифровывается, когда выстраивается «красная нить» событий и клиент следует за ней, когда события ставятся в определенные рамки, представляются иначе, когда говорят о тайне, когда добираются до невысказанного. Иногда удается дифференцировать семейную привязанность, уважение, лояльность по отношению к семье и идентификацию с другим («невидимую лояльность семье») в такой степени, что человек перестает жить жизнью другого или умирать, как и он. Это часто выявляется, когда сталкиваешься с синдромом годовщины.

В моей терапевтической практике, особенно с тех пор, как я стала заниматься трансгенерационном анализом, встречались семьи, в которых повторялись болезни, несчастные случаи или невольная смерть в одном, двух или даже нескольких поколениях по непонятным причинам, но клинически это констатируется как «отметина на теле».

Я беру на себя смелость утверждать, что работа по выявлению связей и повторений и их декодированию придает смысл событиям и позволяет управлять ими. Когда начинают видеть и понимать, появляется смысл, меняется контекст, из глубины проступает новая форма, все изменяется: человек дышит, избавляется от груза прошлого, часто меняется его тело и жизнь. Он становится другим... а иногда приходит и выздоровление.