Моя одежда, висящая на кустах, высохла. Я быстро оделся, засыпал кострище сырым речным песком и мы пошли дальше

Ключик к тайне казначея

Чем ближе мы подходили к дому пасечника, тем больше вокруг нас летала пчёл. Они садились прямо на нас и с жужжанием водили по нам своими хоботками. Барбосыч подозрительно косил на них глазом, а Котофеевич бежал мягче мягкого. Изредка тихонько встряхивал голову и легко помахивал пушистым хвостом. Все с нетерпением спешили к пасечнику, чтобы с таким же нетерпением спешить от него.

На наше счастье, дом пасечника оказался рядом и мы вскоре увидели пчеловода среди яблоневого сада. Он, обкуривая улей, собирал мёд. Вокруг него летали встревоженные пчёлы. Им было жалко мёда, но пасечника они не жалили. Мы остановились у изгороди. Увидев нас, пасечник подошёл к калитке.

- Проходите, гости дорогие, - пригласил он нас. - Я думал, вы раньше придёте. Не иначе, как утятница вас задержала.

- Она самая, - ответил Котофеевич. - А пчёлы у вас не кусаются?

- Нет, не кусаются, - с улыбкой ответил пасечник.

- Где ты, рыжий видел, чтобы пчёлы кусались?- пропищала Фимка. - Это Барбосыч и Полкан за пятки кусают, когда чужие в дом лезут. Пчёлы жалят.

- И осы не кусаются, - заметил Барбосыч, - а их ужаливания похуже наших укусов. Я за пятку кусну. Она недельку поболит и перестанет. А сколько от пчёл прочешишься?

- Не бойтесь, - сказал пасечник. - Не кричите, не машите руками и пчёлы вас не тронут.

Кот, по-барски подняв хвост, пробежал к дому. Прыгнул на крыльцо и, приоткрыв дверь, нырнул в горницу. За ним шмыгнула Фимка. Барбосыч вежливо отряхнул шерсть и вытер у крыльца лапы.

В доме сразу почувствовался приятный запах мёда и лесных трав. В горнице стоял широкий дубовый стол, две скамейки с резными спинками, трехстворчатый комод. Рядом с ним разместился тяжёлый сундук, окованный медными полосами. На столе белела скатерть, расшитая красными птицами. На ней стояла деревянная чашка с мёдом, вокруг которой суетились три пчёлы. На полу лежали красивые, плотные половики.

Котофеевич привычно прыгнул на подоконник и свернулся клубочком. Фимка, обежав горницу и обнюхав все углы, устроилась на сундуке. Барбосыч лёг у двери. Пасечник погладил Котофеевича и присел на скамейку. Кот мягко спрыгнул с подоконника и начал тереться о пасечника.

- Вы, конечно же, с дороги проголодались? - спросил хозяин пасеки. - Сейчас я вас угощу.

- А погреб у вас есть? - ласково замурлыкал Котофеевич.

- Сметанки захотелось? - сказал пасечник. - А может и майонезу подать к столу?

- Майонез с чем-то лучше кушать, - продолжал ластиться кот, - А щуку-то мы упустили.

- Это и хорошо, что она от вас ушла, - сказал пасечник. - Утятница-то на казначейской службе числится, а государевых исправников лучше не кушать. Зубы обломаешь. Лучше сырку российского отведать и молочка. В моём погребе для гостей всегда что-то вкусненькое найдётся.

- А в погребе колбаска есть? - приподняв голову, спросил Барбосыч.

- Отчего ж не быть? - ответил пасечник. - Пару колечек есть.

- Я так и думал, - с просящими глазами проговорил пёс. - Больно, запах знакомый распространяться. Самый, можно сказать, любимый запах. Его ни с каким другим не перепутаешь. Вы, случайно, меня в погреб не возьмёте? Я только колбаску понюхаю. Дом что-то вспомнился.

- Это пёс, ностолия, - важно сказал Котофеевич. - Когда знакомые запахи вспоминаются и сразу кушать хочется.

- Вечно, ты кот слова перевираешь, - сказал я. - Не ностолия, ностальгия. Кстати, она не с одними запахами связана.

- А я слышал, что ностолия - это тоска по родине, - бросил кот. - Как ведь я думаю? Если вспомнил Барбосыч знакомый запах домашней колбасы и затосковал, то он и по дому затосковал. Ему домой захотелось. Колбаски поесть да любимую кость погрызть.

- Да, нет Котофеевич, - сказал я, - Ностальгия не с одним запахом колбасы связана. Хотя бывает и так, что кроме запаха колбасы о доме ничего и не помнят.

- Однако, хватит философствовать, - назидательно муркнул кот, - В погреб пошлите, а то у меня обморок голодный произойдёт.

- Что говорить? Пора в погреб, а то с котом и правда обморок приключится, - сказал Барбосыч и, не удержавшись добавил. - Не слишком ли часто с тобой Котофеевич обмороки бывают? То колбасой объешься, то карасями в сметане. Как тут в обморок не упасть, когда живот от земли еле поднимаешь? Тяжеловато, однако...

- Всё бы тебе пёс, языком молоть, - обиженно фыркнул кот. - Сам-то караульную службу завалил. Забыл, что ли кто куницу заметил? У меня, быть может, от недоедания голова кружиться. А когда я поем хорошо, то я и добрый, и всякие там благородные манеры соблюдаю. Даже с Фимкой, как с дамой весьма галантен. А ты, Барбосыч и сытый, и голодный изящных манер не соблюдаешь.

- Знаю, я твою галантность, - пропищала Фимка, - А кто меня на прошлой неделе за шкирку по всей кухне таскал?!

- Как же тебя было не таскать Фимка? - изумился Котофеевич, - Кто в моём молоке хвост из вредности мочил? А? Не ты ли? Думала спит Котофеевич? Нет, милая. Я всё с подоконника вижу.

- Можно подумать, я не знала, что ты видишь, - вдруг хитро усмехнулась Фимка. - Я, что дура просто так, из нечего делать хвост в молоке мочить? Фи-фи! Нашёл, дуру! А зачем я до этого подсолнечное масло под столом разлила? Не догадываешься, наглая рыжая морда? Как бы я тебя на него бы иначе заманила, чтобы ты своей хитрющей мордой в таз с замоченным бельём угодил?