Глава 9

– Я хочу, чтобы здесь был мой муж, – капризно потребовала Маири, пробудившись от сна поздним утром на следующий день после родов. – Где Родри? Он защитил бы нас от этих людей…

Эйлан только что вернулась со двора. Она назяблась на улице, и ей казалось, что в доме просто сказочно тепло. Девушка уже начала ощущать усталость после бессонной ночи. Бросив раздраженный взгляд на сестру, она подсела к очагу. Разбойники увели весь скот. Эйлан пришлось тащиться несколько миль под дождем через лес, чтобы попросить где‑нибудь корову. У Маири молоко еще не пришло, и нечем было кормить малышку. Благодарение богам, что основное стадо паслось на летних выгонах, так что Маири не останется без приданого, если еще раз захочет выйти замуж. Но пока Эйлан не решалась заговорить об этом с сестрой.

– Если бы Родри был здесь, коров бы не угнали!

– Он наверняка полез бы драться с разбойниками, и ты так или иначе… – Девушка прикусила губу, ужаснувшись тому, что чуть не проговорилась. Она совсем забыла, что Маири еще ни о чем не знает… – Кейлин… – Эйлан умоляюще посмотрела на жрицу.

– И ты все равно стала бы вдовой… – безжалостно закончила Кейлин, снимая с очага кастрюльку с теплым молоком.

Маири вытаращила глаза.

– Что вы такое говорите… – Взглянув на жрицу, Маири побледнела.

– Я не хотела сообщать тебе сейчас, но при данных обстоятельствах это непозволительная роскошь. Римляне захватили Родри в плен, когда он пытался освободить людей, которых угнали на работы. Его казнили, Маири.

– Неправда… ты все лжешь. Если бы он погиб, я бы чувствовала это! Лучше бы разбойники убили меня… Зачем ты им помешала, Кейлин? О‑о, ну почему я не умерла! – Маири с рыданиями повалилась на перину. Заплакал младенец. Кейлин передала малышку Эйлан, а сама, склонившись над Маири, стала успокаивать ее.

– Ну, будет, будет, теперь уж нечего слезы лить. У тебя два замечательных малыша, и ты должна вырастить их. Соберись с силами, Маири. Их нужно увести в безопасное место, пока снова не вернулись эти проклятые скоты!

Маири, вытаращив глаза, резко вскочила. Потрясенная Эйлан, не зная, то ли плакать, то ли смеяться, отдала сестре дочку. Кейлин рассудила верно. Маири выплачет свое горе и поймет, что должна жить ради детей. Кейлин хорошо изучила женское сердце.

Маири наплакалась и, от слез выбившись из сил, вскоре заснула. Вдруг с улицы донеслось хлюпанье лошадиных копыт по грязи. У дома всадник осадил лошадь. «Разбойники!» – в отчаянии подумала Эйлан. Но если это бандит, то почему он так тяжело и размеренно стучит в дверь? Сердце Эйлан заколотилось, как боевой барабан. Она отодвинула засов и, приоткрыв немного дверь, увидела у порога отца.

Она сразу же подумала о Родри. Значит, отец приехал, чтобы сообщить Маири о смерти ее мужа? Родри был славным воином, и в семье Бендейджида к нему относились, как к родному сыну, а Эйлан он всегда почитал, как младшую сестренку, даже тогда, когда еще не был членом их семьи. Теперь, когда Маири знала о своей утрате, Эйлан тоже могла скорбеть вместе с сестрой.

Девушка широко распахнула дверь. Бендейджид вошел, еле передвигая ноги, как будто был очень утомлен поездкой или вдруг сильно постарел. Шершавыми руками он обхватил дочь за плечи, долго, не отрываясь, смотрел ей в лицо.

– Кейлин только что сообщила Маири о Родри, – тихо промолвила она. – Ты знал, что он погиб?

– Знал, – с глубокой печалью в голосе отозвался Бендейджид. – Я надеялся, что это неправда. Боги покарают всех римлян за их злодеяния. Теперь ты понимаешь, Эйлан, почему я не мог позволить тебе связать свою жизнь с этим проклятым народом? – Он разжал руки и тяжело опустился на лавку возле очага.

Римляне творили злодеяния, но Эйлан не верила, что Гай тоже способен на такое. Однако взглянув в суровое лицо отца, девушка промолчала.

– Это еще не самое страшное горе, которое постигло нас. – Лицо Бендейджида вдруг исказила мучительная судорога, и Эйлан впервые по‑настоящему испугалась. – Не знаю, как и сказать тебе об этом, Эйлан.

– Возможно, я догадываюсь, какое известие ты принес, – послышался голос Кейлин. – Иногда я могу предвидеть события. В ночь перед отъездом из Лесной обители мне снилось пепелище, и я знала, что это сгорел ваш дом.

Но потом я встретила здесь Эйлан и подумала, что, наверное, ошиблась. Сегодня ночью сюда приходили разбойники. Я знаю, что эти волки рыщут огромными сворами, и я испугалась. Значит, основная банда повернула на юг, а потом добралась и до вас?

– Здесь были разбойники? – хриплым голосом переспросил Бендейджид, переведя свой взгляд на жрицу.

– Их было не очень много, и мне удалось прогнать их.

– Не знаю, как и благодарить тебя за то, что не все мои дети погибли!

Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять смысл этих слов, однако Эйлан не хотела верить тому, что слышала, – настолько это было ужасно. Она побледнела.

– Отец…

– Дитя мое, ну как мне сказать тебе об этом? Мне сообщили, что банда разбойников напала на усадьбу Конмора. Я взял своих людей и отправился к нему на помощь. Но разбойников оказалось слишком много. Кто мог предположить, что их не остановит даже такая погода? И когда мы уехали…

– Значит, мама и Сенара погибли? – дрожащим голосом спросила Эйлан. В этот момент проснулась Маири. Она вскочила с постели и, отдернув занавеску, стояла пошатываясь, не сводя глаз с отца. Кейлин подошла к ней, а друид продолжал:

– Надеюсь, что погибли. – Его лицо исказилось от боли. – Это лучше, чем жить в неволе за морем. Даже представить себе не могу, что их постигло такое бесчестье…

– Значит, вы считаете, что для них лучше умереть, чем жить в рабстве? – тихим напряженным голосом спросила Кейлин.

– Да, лучше, – в отчаянии воскликнул Бендейджид. – Лучше скорая смерть, пусть даже в огне, который перенесет их в мир вечных, чем всю жизнь потом терзаться воспоминаниями о гибели своих близких, как это теперь предстоит мне. Клянусь перед богами, эти чудовища кровью заплатили бы за их смерть и за мою тоже, если бы я был там!

Бендейджид замолчал, переводя безумный взгляд с Эйлан на Маири. Старшая дочь неверной походкой шагнула к отцу. Бендейджид со стоном обнял обеих дочерей. Давясь от рыданий, Эйлан прижалась к сестре. Когда‑то она находила утешение в объятиях отца, но от такого горя он не мог защитить ее.

– Тело Сенары не было найдено на пепелище, – задыхаясь, произнес он, – а ведь ей еще не было и десяти лет…

«Может, она все‑таки жива…» – подумала Эйлан, но вслух этого не сказала.

– Я ждал, когда подтвердятся слухи о гибели Родри, а потом собирался привезти Маири домой. Но теперь у меня нет дома. И я никого не могу защитить…

– Наверное, ты действительно не можешь сейчас позаботиться о своих дочерях, – тихо заговорила Кейлин, – но твоему ордену это по силам. Маири с малышкой будут жить в Лесной обители, пока все не образуется. А я хочу просить тебя позволить Эйлан поступить в святилище послушницей.

Бендейджид выпрямился и внимательно посмотрел на Эйлан.

– Ты хочешь этого, дитя мое?

– Да, – просто ответила девушка. – Если я не могу выйти замуж за любимого человека, то позволь мне отдать мою любовь Владычице. И я буду счастлива, ведь я мечтала о такой жизни с детства, когда еще не думала о замужестве.

Впервые за все это время губы Бендейджида дрогнули в улыбке.

– Что ж, твой дедушка будет доволен. Я не помышлял о подобной жизни для тебя, Эйлан, но, если это твое истинное желание, я очень рад.

– Но что… – Эйлан проглотила готовый сорваться с ее губ вопрос. Как она могла забыть! Мать больше ничего ей не скажет. Но Бендейджид, очевидно, догадался, о чем хотела спросить его дочь. Он снова опустился на скамью у очага и закрыл лицо руками. Эйлан никогда не думала, что отец ее может плакать. Но когда он отнял руки от лица, по его щекам струились слезы.

Сердце Эйлан разрывалось от горя, но слез у нее не было. «Узнав о том, что произошло с нашим домом, Гай, наверное, решит, что я погибла. Будет ли он оплакивать мою смерть?» Пусть лучше знает, что она погибла, но не предала его памяти. Хотя теперь это не имело никакого значения, – она станет жрицей Лесной обители. Сейчас она ни о чем больше не могла думать.

– Мы отомстим за всех! – воскликнул друид, устремив взгляд на языки пламени в очаге. – Отомстим жестоко, как никто еще не мстил. Эти дикари пожалеют, что пришли в мой дом! Римляне – и те не позволяют себе подобного, и, чтобы отомстить, я готов принять помощь даже от них! А значит, будет война! То, что они сотворили, Эйлан, – это не просто насилие и убийство. Это святотатство. Они напали на дом друида, убили его жену и девочку, чьи отец и дед – друиды.

Они разрушили святыню. Как могли они совершить такое злодеяние? Ведь северяне – родственный нам народ, я учился вместе с друидами из Эриу.

– Наши народы воюют друг с другом, когда нет общего врага. Так было всегда, – хладнокровно заметила Кейлин.

– Но ведь у нас есть общий враг, – воскликнул Бендейджид. – Разве мы все не против римлян?

– Возможно, эти дикие племена и нас считают римлянами…

Друид покачал головой.

– Боги покарают их. А если этого не произойдет, бандитов накажем мы сами. Синрик мне как сын родной, и я не сомневаюсь, он отомстит за своих близких, когда узнает! Но сейчас он на северных островах. Ничего и никого у меня теперь нет, Эйлан, – только ты и Маири.

«Да, – размышляла Эйлан, – у меня почти не осталось родных. И Дида тоже потеряла сестру. Обрадуется ли она, увидев меня в Лесной обители?»

Но как бы там ни было, все решено, она станет жрицей. А род отца продолжат Маири, ее новорожденная дочка и сын. Эйлан страстно желала, чтобы дети Маири стали для отца утешением. Он не старый и, кто знает, может быть, женится еще раз, и у него будут дети. А скорей всего, Маири найдет себе мужа и народит ребятишек. Но сама Эйлан не подарит отцу внуков, ведь она уходит в Лесную обитель.

Бендейджид поднялся, глядя на Кейлин из‑под насупленных бровей.

– Мне нужна твоя помощь, жрица. Мы должны призвать Синрика. Можешь ли ты вызвать его для меня? И согласна ли помочь мне в этом?

– Смогу, с помощью Лианнон, – ответила Кейлин. – Она все равно должна об этом знать…

– Твое умение мне понадобится также для того, чтобы отыскать бандитов, – прервал ее Бендейджид.

– Это сделать нетрудно. Я видела тех, кто был здесь, и если твой дом сожгли не те же самые разбойники, все равно они из той же банды. Часть из них – каледонцы, другие – из Эриу, скотты.

– Если и здесь были те же бандиты, значит, скотты сейчас на пути к морю, а каледонцы движутся обратно на север. – Бендейджид беспокойно зашагал по комнате, потом снова сел у очага. Кейлин принесла ему кружку эля, и друид стал жадно пить, не замечая, что вымочил всю бороду. Осушив кружку на едином дыхании, он опять повторил: – Нужно, чтобы Синрик вернулся домой, и как можно скорее. Он должен примчаться сюда быстрее, чем на коне. Ты владеешь магией, Кейлин, пошли ему весточку…

– Хорошо, – ответила жрица. – Я останусь здесь с твоими дочерьми, а ты езжай к Лианнон, затем в Деву к архидруиду. Он тоже должен быть поставлен в известность.

– Ты права. Ведь Рея была его дочерью, – сказал Бендейджид, рассеянно потирая лоб. – Может быть, он тоже что‑нибудь посоветует.

Весть о набегах разбойников быстро распространялась от селения к селению, от города к городу. Из уст в уста ее передавали странствующие торговцы, вестовые легионеров. Казалось, даже птицы разносят эту новость на крыльях.

Спустя три дня после набега архидруид Арданос, выйдя утром из своего дома в Деве, услышал слева от себя карканье ворона. Это предвещало несчастье. Но он заслужил звание архидруида благодаря своей мудрости; он умел обхитрить римлян и победить инакомыслие в своем народе. Не в первый раз Арданос с сожалением подумал о том, что его могущество не беспредельно. Тут он увидел, что к нему направляется человек в забрызганной грязью одежде. Это был его зять, и, заглянув в полные скорби горящие глаза Бендейджида, архидруид и без предсказаний ворона понял, что случилась страшная беда.

Немного оправившись от потрясения, вызванного сообщением Бендейджида, Арданос пошел к Мацеллию Северу. Тот немедленно потребовал объяснений у командующего II Вспомогательным легионом.

– Эти разбойники, пришедшие из‑за моря, совсем обнаглели, – сердито сказал Мацеллий. – Британцы тоже являются подданными Рима, и мы обязаны защищать их, как свой народ. Никто не смеет притеснять их, пока я жив. Семья одного друида, Бендейджида…

– Он объявлен вне закона, – хмурясь, прервал Мацеллия командующий легионом. – Он вообще не имеет права появляться здесь!

– Какое это имеет значение! Ты должен понять: Рим оставил здесь легионы, чтобы защищать весь народ, живущий в этой стране, – и римских граждан, и местное население, – настаивал Мацеллий. У него перед глазами стояло посеревшее от горя лицо Арданоса. Префект уважал этого старца. За долгие годы их знакомства Мацеллию ни разу не приходилось видеть, чтобы архидруид терял выдержку и самообладание. – Как можем мы требовать, чтобы они сложили оружие, если сами мы не в состоянии защитить их? С двумя легионами можно покорить всю Гибернию…

– Возможно, ты и прав, но нам придется подождать, пока Агрикола покончит с новантами. Так было всегда, – завоевывая новые территории, следует прежде всего обеспечить безопасность новых границ. Когда наместником был Паулин, он уничтожил друидов на острове Мона, иначе они подняли бы мятеж в западной части страны. Теперь пришла пора проучить каледонцев, чтобы они не смели совершать набеги на земли бригантов. Очевидно, границы империи будут в безопасности только тогда, когда ее владения расширятся до Крайней Фулы, не раньше.

– А пока все, что мы можем сделать, – это ускорить возведение новой крепости на побережье, – цинично рассуждал командующий, – и держать наготове один‑два конных отряда на тот случай, если разбойники вновь где‑нибудь объявятся. Если не ошибаюсь, твой сын выступил с отрядом на поиски тех бандитов? Вот и поручи ему это задание, когда он вернется. – Командующий фыркнул. – Мы покорили народ Британии, и никому, кроме нас, не дозволено притеснять их.

Но на возведение крепости и подготовку военных операций требуется не один день. Задолго до того, как были выстроены бревенчатые стены и собран урожай, который не уничтожили дожди, Бендейджид вернулся в дом Маири, чтобы отвезти дочерей в Лесную обитель. Он привел с собой смирных мулов для Маири и детей. Моросил мелкий дождь. Эйлан с сыном сестры, тепло укутанные, тряслись на муле во главе процессии. Девушка не привыкла ездить верхом, и ей приходилось быть предельно внимательной, чтобы удерживать равновесие, тем более что впереди нее сидел малыш, который был крайне возбужден необычным приключением. До Лесной обители было не так уж далеко, но из‑за непривычного способа передвижения Эйлан казалось, что путешествие длится целую вечность.

Уже начинало темнеть, когда они въехали в ворота Лесной обители. Внутри огороженной стенами территории Эйлан увидела пять‑шесть крупных построек. Кейлин сняла мальчика с мула и, прежде чем отвести Маири и детей в дом для гостей, указала Эйлан на большое здание из крепких бревен, с соломенной крышей, спускавшейся почти до земли.

– Это Дом Девушек, – объяснила она. – Старшая над молодыми жрицами, Эйлид, предупреждена о твоем приезде; она встретит тебя там. Я приду позже, когда освобожусь. Сначала я должна увидеться с Лианнон и узнать, не нужно ли ей что‑нибудь.

На западе над самым горизонтом висела нарождающаяся луна – первая в жизни дочки Маири. Служанка впустила Эйлан в дом и повела ее по переходу. Девушка с удивлением осознала, что уже начинает скучать по сестре.

Они дошли до каких‑то ворот. Женщина открыла их, и Эйлан ступила во внутренний дворик. Она стояла перед длинным зданием, которое очень напоминало трапезную в усадьбе отца. Эйлан вошла в помещение, где было много незнакомых девушек. Все они с интересом разглядывали ее. Эйлан стала озираться по сторонам, чувствуя себя покинутой и одинокой. Служанка, доведя ее до двери зала, нуда‑то ушла. Помещение показалось девушке огромным, в воздухе витал слабый аромат душистых трав. Одна из жриц выступила вперед.

– Меня зовут Эйлид, – представилась она.

– А где моя родственница Дида? – беспокойно спросила Эйлан. – Я думала, что увижу ее здесь.

– Дида прислуживает Лианнон. Они сейчас живут в уединении, потому что Лианнон готовит себя к празднику Лугнасад[7], – объяснила жрица. – Она твоя двоюродная сестра? Я бы сказала, что вы родные сестры. Или даже близнецы… Кейлин просила меня позаботиться о тебе, так как сама она сейчас помогает Лианнон. Она говорила, что ты очень красивая, и это правда.

Эйлан, краснея от смущения, опустила глаза. Жрица и сама была очень красивая девушка. У нее были короткие вьющиеся светлые волосы, и при свете лампы казалось, что ее лицо обрамляет едва заметный золотистый ореол. Одета она была так же, как и все остальные юные жрицы, – в платье из некрашеного льна, повязанное в талии зеленым плетеным поясом. Покидая стены Лесной обители, жрицы обычно облачались в темные одежды.

– Ты, наверное, очень устала, – дружелюбно сказала Эйлид. – Садись к огню, дитя, погрейся.

Эйлан послушно подошла к очагу. Видя вокруг себя столько незнакомых лиц, она немного растерялась. Прежде девушка не задумывалась о том, что ожидает ее в Лесной обители. Теперь же она пыталась представить, как будет жить здесь, и спрашивала себя, не придется ли ей всю жизнь жалеть о своем решении.

– Не бойся нас, – услышала Эйлан позади себя чей‑то низкий голос. К ней обращалась высокая дородная жрица с рыжеватыми волосами. – Нас гораздо меньше, чем тебе кажется. Ты бы видела меня, когда я впервые попала сюда. Я озиралась по сторонам и рыдала, как дикарка. Меня зовут Миллин. Я живу здесь уже лет пять или шесть и теперь даже не представляю для себя другой жизни. Здесь у меня есть подруги, и у тебя они скоро будут. Это только поначалу мы кажемся тебе странными. – Она сняла с Эйлан накидку и отложила в сторону.

– Кажется, Лианнон хотела поговорить с тобой, – сказала Эйлид. – Пойдем, я отведу тебя. – Они пересекли внутренний дворик, где шумел ветер, и подошли к домику, стоявшему в стороне от остальных построек. Эйлид постучала. Почти сразу же они услышали чьи‑то шаги, и в дверь выглянула Кейлин.

– Эйлан? Входи, дитя мое, – пригласила она, жестом подзывая кого‑то из глубины комнаты. – Дида, видишь, вот я и привела к тебе Эйлан.

– Вижу, – отозвалась Дида, выходя из полумрака навстречу Эйлан. – Мой отец, архидруид, здесь, и Бендейджид тоже. Так что, можно сказать, почти вся семья в сборе. – Она рассмеялась, и Эйлан подумала, что ей еще не приходилось слышать более циничного смеха. – И если Бендейджид настоит на своем, то и Синрик скоро явится сюда. Я слышала, они хотят воспользоваться твоим даром ясновидения, Кейлин.

– Или твоим, – ответила Кейлин. Дида усмехнулась. Эйлан с удивлением отметила, что эти две женщины недолюбливают друг друга, хотя и не могла понять, чем это вызвано.

– Думаю, они знают, какого ответа от меня ожидать, – сказала Дида. – Я согласна отыскать для них Синрика, но делать предсказания для Лианнон, чтобы она, как марионетка римлян, послушно донесла…

– Во имя Великой Богини, какой хочешь богини, замолчи, дитя мое, – приказала Кейлин, услышав, что где‑то поблизости хлопнула дверь. – Что это? Кто здесь?

– Всего лишь его святейшество, мой отец, – проворчала Дида, – и величайшая жрица Лесной обители, которая послушно предсказывает то, что он желает.

– Замолчи, мерзкое создание, – шикнула на нее Кейлин. – Не святотатствуй.

– Это вы все святотатствуете, и я не желаю в этом участвовать, – отпарировала Дида. – Возможно, они хотят использовать дар ясновидения, чтобы наверняка направить римлян против тех, кого считают опасными для себя. И если это так, то как ты поступишь, Кейлин?

– Я сделаю то, что прикажет мне Лианнон, – резко ответила Кейлин. – Мы все выполняем ее повеления.

Кейлин пыталась образумить Диду, смягчить ее ярость, но та злилась еще больше. Дида всегда была остра на язык, но таких язвительных слов Эйлан от нее никогда не слышала.

– Я знаю, ты хочешь, чтобы мы думали… – начала возражать Дида.

Кейлин покраснела от гнева, однако продолжала увещевать Диду, не повышая тона:

– Ты прекрасно понимаешь: неважно, что думаешь ты или что думаю я. Мы обязаны повиноваться Верховной Жрице, и я исполню ее волю.

– Если только это ее воля, – уже более спокойно отозвалась Дида. – Но в нынешних условиях каким образом можно исполнить волю Лианнон, даже если предположить, что ее воля предначертана свыше? Да и вообще, есть ли у нее своя воля?

– Дида, все это я уже слышала, – устало проговорила Кейлин. – Но разве это такое уж зло, если мы вызовем Синрика, чтобы он мог оплакать смерть своей приемной матери?

– Мы могли бы сделать это несколько недель назад, – возразила Дида.

– Возможно, но тебя – и меня – попросили всего лишь вызвать его, – повторила Кейлин. – Почему ты так упрямишься?

– Потому что я, в отличие от тебя, понимаю: нами хотят воспользоваться, чтобы заставить Синрика выступить на стороне Рима. А его всю жизнь учили ненавидеть римлян, и сам Бендейджид скорее умер бы, чем согласился бы на такое. Разве ты не знаешь, что именно ради Синрика Бендейджид пошел на то, чтобы его объявили вне закона?

– Во имя Великой Богини, заклинаю тебя! Я тоже кое‑что знаю и о Синрике, и о Бендейджиде, – вспылила Кейлин. – И поверь мне, о римлянах тоже. Во всяком случае, я дольше живу под их игом, чем ты. И уверяю тебя, никто не посягает на ваши с Синриком драгоценные принципы долга и чести. Или ты думаешь, что кроме тебя во всей Британии никто не знает, чего хочет Синрик?

– Мне известно достаточно… – продолжала огрызаться Дида, но Кейлин грубо остановила ее:

– Замолчи, нас могут услышать. Да и Эйлан, наверное, мы совсем сбили с толку своими разговорами…

Лицо Диды смягчилось.

– И то верно. Хорошо же мы привечаем ее. – Она подошла и Эйлан и обняла ее. Девушка понимала, что ей не следует выражать свое несогласие, иначе Дида опять начнет спорить.

В это время дверь во внутренние покои отворилась, и к ним вышла Лианнон.

– Вы что, ссорились, дети мои?

– Да нет, матушка, – поспешно ответила Кейлин. И Дида почти тут же добавила:

– Нет, Святая Мать. Мы просто приветствовали новоприбывшую послушницу.

– Ах, да. Я слышала, что к нам должна приехать Эйлан, – сказала Лианнон, обратив свой взор на юную девушку, которая молча стояла между Кейлин и Дидой. У Эйлан гулко забилось сердце при виде женщины, которую последний раз она созерцала в образе богини у праздничных костров.

– Так, значит, ты и есть Эйлан? – У Лианнон был приятный голос, но не звучный, а как бы истощенный за долгие годы, в течение которых Верховная Жрица служила глашатаем воли Великой Богини. – Ты и впрямь очень похожа на Диду. Наверное, тебе уже надоело слышать это. Однако нам следует придумать, как различать вас. – Она улыбнулась, и у Эйлан вдруг возникло странное ощущение, будто старая женщина нуждается в ее защите.

Девушка испуганно жалась к двери. Лианнон протянула к ней руку.

– Проходи, дитя мое. Твои отец и дедушка тоже здесь. Что же в этом удивительного, думала Эйлан, ведь отец сам привез ее в Лесную обитель. Значит, он живет вместе со жрецами?

Лианнон ласково взяла девушку под руку и повела ее в соседнюю комнату.

– И вы идемте, – мелодичным голосом пригласила она двух жриц. – Нам понадобится ваша помощь.

Комната, куда ввели Эйлан, показалась девушке очень маленькой – очевидно, потому, что в ней было много людей. В центре стояла жаровня, от которой густыми клубами к потолку поднимался дым. На ней жгли травы, и от запаха, окутавшего тесное помещение, у Эйлан закружилась голова. Она подумала, что задохнется в этой наполненной дымом комнате, где собралось столько людей.

Однако через минуту головокружение прошло, глаза привыкли к незнакомой обстановке, и она увидела отца. Почти месяц миновал со дня гибели его жены и дочери. За это время скорбь иссушила лицо Бендейджида. Он выглядел сейчас таким же старым, как и Арданос.

Архидруид стоял у жаровни и что‑то бросал в огонь. Взглянув на вошедших женщин, он сказал:

– Вот мы все и собрались. А я опять в растерянности: кто из вас кто?

Эйлан молчала, ожидая, что ему ответит кто‑нибудь из старших.

– Нас не так уж трудно различить, отец, – без смущения заговорила Дида. – Эйлан еще не выдали платье жрицы.

– Так, значит, только так я и могу отличить свою дочь от внучки! Что ж, наверное, мне просто мешает дым. Но все же вы слишком похожи друг на друга, меня это смущает, – шутливо заметил старый друид. – Как видишь, Эйлан, ты прибыла сюда в печальный для нас час. Мы должны призвать на наш совет Синрика, и поскольку вы росли вместе, то с твоей помощью это будет легче сделать. Ты готова, Кейлин?

– Как скажет Лианнон, – бесстрастно проговорила Кейлин.

– Я согласна, – ответила Верховная Жрица. – Не знаю, как все сложится, но Синрик должен знать о смерти своей приемной матери и о постигшем наших людей новом несчастье. Римляне – не единственные наши враги…

– Интересно, смог бы ты сказать сейчас такое Маири, отец? – холодно процедила сквозь зубы Дида.

– Успокойся, дитя мое, – ответил Арданос. – Ты можешь думать что угодно, но Мацеллий Север – порядочный человек. Когда я сообщил ему о случившемся, он был так разгневан, будто сожгли его собственный дом.

– Сомневаюсь, – пробормотала Дида себе под нос, так что ее слова расслышали только Кейлин и Эйлан.

Старый друид бросил на нее хмурый взгляд и сказал:

– Кейлин, дитя мое…

Кейлин, посмотрев на Лианнон, подошла к шкафу и взяла небольшую серебряную чашу, простую по форме, но снаружи украшенную гравировкой тонкой работы. Налив в нее из кувшина воду, она поставила чашу на стол. Арданос пододвинул к Кейлин треногий табурет. Жрица села за стол, рядом с ней на резном стуле устроилась Лианнон.

Арданос жестом приказал Кейлин отойти в сторону.

– Подожди, – промолвил он. – Дида, ты – самый близкий Синрику человек. Ты и должна смотреть в воду, чтобы вызвать его образ.

Дида покраснела, и у Эйлан мелькнула мысль, что она все‑таки откажется. Дида всегда была смелее и решительнее, чем она. А может, дедушка опять перепутал их? Арданос смотрел на Эйлан, затем перевел взгляд на Диду.

– Вы были помолвлены, – снова заговорил он. – Прошу тебя, дитя мое… – Эйлан никогда прежде не слышала столько нежности в голосе Арданоса. – Ради твоей сестры сделай это, прошу тебя. Ты еще не родилась, когда она усыновила его.

«Он играет на наших чувствах, как на струнах своей арфы», – подумала Эйлан. Однако Дида не могла не откликнуться на нежность, прозвучавшую в голосе отца.

– Как прикажешь, отец, – пробормотала она и села на табурет перед чашей.

– Итак, – начал Арданос, – мы собрались здесь, в этом охраняемом освященном месте, чтобы призвать Синрика, приемного сына Бендейджида. Все вы из ныне живущих близких ему людей должны вызвать в памяти его образ и присоединить зов своих сердец к моим заклинаниям. – Он ударил жезлом о пол, и Эйлан услышала мелодичный звон серебряных колокольчиков.

– Синрик, Синрик, мы зовем тебя! – неожиданно огласил комнату мощный голос барда. Эйлан зажмурилась: ей показалось, что в комнате потемнело и вся фигура Арданоса засветилась, – но не потому, что он был в белом одеянии. – Могучий сын наш, любимый сын, откликнись на зов своих близких… Славный воин, сын Воронов, заклинаю тебя силами земли, дуба и огня, явись к нам!

Эхо его звучного голоса растворилось в темноте, и в комнате слышалось только тяжелое дыхание Диды: она втягивала полные легкие благовонного дыма и с шумом выпускала воздух. Эйлан пыталась сдержать душивший ее кашель. У нее кружилась голова, хотя она находилась несколько поодаль от жаровни, на которой жгли душистые травы. Она с трудом представляла, как Дида еще не теряет сознания, недвижно сидя перед чашей и глядя на воду.

Только теперь девушка заметила, что Дида была с распущенными волосами, которые длинными прядями обрамляли чашу во всех сторон. Собравшиеся широким кольцом окружили стол. Эйлан хорошо видела чашу с водой. Дида начала едва заметно раскачиваться из стороны в сторону, и у Эйлан по телу побежали мурашки. А может, это она сама раскачивается? Или движется земля? Очертания предметов и фигуры людей вокруг стали расплываться перед глазами. Эйлан заморгала, пытаясь сосредоточить взгляд. Единственное, что она видела сейчас четко, – это поверхность воды в чаше.

Вода медленно покрывалась какой‑то мутной рябью, потом забурлила серыми всплесками, которые почти сразу же обратились в черноту, и вдруг стала прозрачной. Эйлан судорожно глотнула воздух: из воды на нее смотрело знакомое лицо – лицо Синрика, ее молочного брата.

Дида тихо вскрикнула, затем заговорила, спокойно, четко произнося каждое слово, как будто обращалась к ному‑то на другом конце земли.

– Синрик, ты должен явиться сюда. На этот раз нас постигла беда не от римлян. Люди с севера сожгли твой дом, убили мать и сестренку. Возвращайся на землю ордовиков. Твой приемный отец жив, и ему нужна твоя помощь.

Спустя несколько минут лицо Синрика исчезло, и вода в чаше опять забурлила темной рябью. Дида подняла голову и, несколько ошеломленная, ухватилась за край стола, чтобы не упасть.

– Он приедет, – промолвила она. – Если повезет с погодой и дороги не размыты, он будет здесь через несколько дней.

– Теперь нам нужно узнать, где находятся варвары, которые сожгли наш дом, – сказал Бендейджид. – Если ты не очень устала, дитя мое, постарайся выведать, где мы можем их найти и наказать…

– Этого я не стану делать, – отказалась Дида. Она еще не убрала с лица длинные пряди волос. – Вы, конечно, можете заставить меня, но пусть лучше вам поможет Кейлин. Не я, она захотела, чтобы мы вступили в союз с римлянами. И если ты воспользуешься своей властью, я никогда не прощу тебе этого.

– Но, дитя мое…

– О, я прекрасно понимаю, что это необходимо. Вы использовали мой дар, чтобы призвать сюда Синрика. Как вы могли?

Кейлин взяла чашу и выплеснула воду за дверь. С улицы пахнуло свежестью. Стояла теплая летняя ночь, но Эйлан вскоре почувствовала, что замерзает. Кейлин наполнила чашу чистой водой и недвижно склонилась над ней.

На этот раз потребовалось больше времени, прежде чем они увидели в чаше вызываемые образы. Вода долго бурлила. Напряженное лицо Кейлин побелело. И вдруг она заговорила, тихо, изможденно, словно на последнем издыхании.

– Пожалуйста. Смотрите.

Что увидели в чаше другие, Эйлан не знала. Но как только исчезла рябь, ее глазам предстала маленькая картинка: бандиты ворвались в дом Маири и застыли на пороге как вкопанные. Разбойники были одеты в рваное пестрое тряпье. Некоторые из них держали в руках мечи, которых Эйлан в ту ночь не заметила; другие были с копьями. Картина была настолько четкой и ясной, что девушка даже разглядела, как блестят в их спутанных рыжих бородах и длинных волосах капли дождя. Мужчины склонились над чашей, заслонив от Эйлан вызванные образы, но эта картина навеки запечатлелась в ее воображении, и она знала, что до конца своих дней будет помнить увиденное до мельчайших подробностей.

В памяти всплыл образ Кейлин: вот она кинулась к очагу и, зачерпнув ладонями горящие угли, стала швырять их в ночных пришельцев. Наверное, и отец и дедушка увидели в чаше то же, что и она. Бендейджид стиснул зубы, лицо его застыло в напряжении.

– Это Рыжий Райан, – процедил он. – Да будет проклят его меч и тень его! Они еще на побережье…

– Так тому и быть. Пусть и мои проклятия падут на их головы, – шевельнувшись на своем стуле, заговорила Лианнон. – Слушайте мой наказ: наш народ вместе с римлянами должен отомстить им.

Бендейджид начал что‑то говорить, но Лианнон жестом приказала ему молчать.

– Довольно. Я все сказала. А теперь идите. Да свершится то, что видела Кейлин и что провозгласила я. Вы настигнете Рыжего Райана на побережье.

– Владычица, откуда ты можешь это знать?

– Разве ты забыл, что мы, жрицы, можем повелевать ветрами? – спросила Лианнон. – Не будет им попутного ветра, и вы успеете их настигнуть. Вам достаточно такой помощи?

– Да, и мы отомстим этим негодяям, раз мы вынуждены сделать это, – торжественно заявил Бендейджид. – Я поклялся, что вступлю в союз даже с римлянами, если они помогут нам, хотя я ненавижу их. Но нам нужна их помощь, чтобы навсегда изгнать с берегов нашей земли этих бандитов и убийц.

Дида глубоко вздохнула.

– Вы дождетесь Синрика?

– Это будет зависеть и от того, что скажет Мацеллий, – немного помолчав, неохотно ответил Бендейджид.

Лианнон перевела взгляд на Эйлан.

– Да что же это мы? Наша новая послушница окоченела от холода, – сказала она. – Где твой плащ, дитя мое?

– Я оставила его в другом доме, у жриц, – едва слышно прошептала Эйлан, безуспешно пытаясь сдержать сотрясавшую ее дрожь.

– Тебе нужно как можно скорее лечь в постель. Травы уже сгорели, иди к жаровне, погрейся. Кейлин сейчас освободится и отведет тебя в спальное помещение для послушниц. Она даст тебе ночное белье и платье жрицы.

– Это правильно, – вмешался в разговор Арданос. – Нам тоже пора идти.

Лианнон подвела Эйлан к огню, и вскоре девушка перестала дрожать. Но внутри у нее все трепетало. Кейлин обняла Эйлан одной рукой.

– Это пройдет, дитя мое, поверь мне. Потусторонний мир отделен от нас полосой ледяного холода. Я чувствовала, что ты сопровождала меня в этом путешествии, хотя я и не думала брать тебя с собой. Постараемся, чтобы в следующий раз подобного не случилось.

Бендейджид закутался в плащ, но прежде чем выйти вслед за Арданосом, подошел к Эйлан.

– Дочка. – Он кашлянул, встретив взгляд девушки. – Не знаю, когда снова увижу тебя. Но здесь ты в безопасности, и это меня утешает. Да ниспошлет тебе Великая Богиня свое благословение. – Он обнял дочь.

– Я буду молиться, чтобы Она охраняла тебя, отец, – тихо промолвила Эйлан; к горлу подступил комок.

Бендейджид коснулся лба дочери в том месте, где из‑под ленты выбивались пушистые завитки волос.

– У твоей матери волосы были точно такие же, – прошептал он, быстро поцеловал девушку в лоб и ушел. Эйлан сморгнула набежавшие на глаза слезинки.

– Что ж, одно дело мы сделали, да и действительно уже поздно, – с облегчением произнесла Кейлин. – Эйлан, ты хочешь еще о чем‑нибудь спросить меня? – Она подошла к девушке и порывисто обняла ее. – Если ты уже согрелась, то пойдем, я отведу тебя к послушницам, покажу, где ты будешь спать.

Вместе с Кейлин Эйлан вышла во внутренний дворик, который отделял жилище Лианнон от большого дома, где ее по приезде в Лесную обитель встретили жрицы. На улице было ветрено. Спустя годы, когда она уже знала каждый уголок в этом святилище, как родной дом, Эйлан с удивлением вспоминала, какой огромной показалась ей территория Лесной обители в первый вечер.

Эйлид и еще несколько женщин по‑прежнему находились в зале, где Эйлан познакомилась со жрицами. Они с любопытством взглянули на девушку, но Кейлин жестом приказала им молчать.

– Мы пока не можем требовать, чтобы ты дала обет, – обратилась она к Эйлан. – Но ты должна пообещать, что в течение первого года будешь строго следовать определенным правилам. – Кейлин стояла прямо, расправив плечи; лицо ее вдруг изменилось. Эйлан настороженно наблюдала за жрицей, недоумевая, чего же от нее потребуют.

– Прежде всего ответь, по своей ли воле ты пришла к нам? Тебя не принуждали, не запугивали, заставляя уйти в Лесную обитель?

Эйлан в изумлении смотрела на нее.

– Ты же знаешь, что ничего такого не было.

– Не болтай лишнего, таков порядок. Мы должны услышать это от тебя самой.

– Хорошо, – согласилась девушка. – Я пришла сюда по своей воле. – «Глупо спрашивать об этом, – думала Эйлан. – Интересно, Диде тоже задавали такой вопрос? И что же она ответила?»

– Ты обещаешь, что к каждой женщине в этом жилище ты будешь относиться, как к своей сестре, матери, дочери, как к своим родным?

– Обещаю. – Матери у нее больше нет, и, если она даст пожизненный обет, дочери у нее тоже не будет.

– Ты обещаешь, что будешь послушно исполнять все законные распоряжения старших жриц, живущих здесь, и что ты не позволишь себе близости ни с одним мужчиной… – Кейлин на мгновение умолкла и, нахмурившись, добавила: – Кроме Царя Лета, если он выберет тебя.

Эйлан улыбнулась.

– Клянусь во всем повиноваться старшим жрицам, и мне совсем не трудно отказаться от близости с мужчиной. – «Раз уж мне запрещено любить того, кто мне дорог»

Кейлин кивнула.

– Так тому и быть, – закончила она. – Именем Великой Богини, которая едина во множестве имен своих, объявляю, что отныне ты принята в Ее святилище.

Кейлин обняла Эйлан, и остальные женщины последовали ее примеру, по очереди подходя к ней. Когда отошла последняя жрица, Эйлан заметила, что щеки ее мокры от слез. У девушки было такое чувство, будто она вновь обрела всех своих родных.

Кейлин накинула плащ на плечи Эйлан и по крытой соломой галерее повела ее к круглому зданию. В помещении по стенам стояло около десятка лежанок, но в отличие от широких и мягких лож, что стояли в доме отца, это были просто узкие топчаны. Несколько женщин уже спали. Подойдя к крайней от входа лежание, Кейлин отдернула полог. Две девушки проснулись и, сонно потирая глаза, сели, потом опять легли.

– Вот твое ложе, – шепотом сказала Кейлин, помогая Эйлан надеть белую сорочку из грубой материи, которая оказалась чуть велика. – Перед рассветом тебя разбудят, и ты вместе с другими жрицами выйдешь в рощу встречать восход солнца. С тобой мы не будем видеться некоторое время. Я должна помочь Лианнон подготовиться к обрядовым церемониям, посвященным полнолунию. Вот платье, которое ты завтра наденешь. – Кейлин вытащила стопку одежды из стоявшего рядом с кроватью сундука.

Эйлан залезла на узкую лежанку, и жрица, подоткнув с боков толстое одеяло, чтобы было теплее, наклонилась и обняла девушку на прощание. Эйлан, сев на постели, крепко прижалась к Кейлин.

– Главное, помни, что все мы рады тебе, – сказала жрица. – И Дида тоже. Сейчас ей тяжело, но придет день, когда она возблагодарит судьбу за то, что ты живешь здесь.

Она поцеловала Эйлан в лоб.

– Завтра кто‑нибудь из девушек – скорее всего, Эйлид – поможет тебе облачиться в одеяния жрицы. День или два она будет повсюду сопровождать тебя и расскажет, что ты должна делать.

Эйлан легла на подушку. Простыни казались жесткими, от них исходил запах трав.

– Чем пахнут простыни? – поинтересовалась девушка; ей хотелось, чтобы Кейлин побыла с ней еще немного.

– Лавандой. После стирки мы перекладываем белье лавандой.

Ответ Кейлин озадачил Эйлан, но потом она решила, что ничего удивительного в этом нет. Ведь жрицы – женщины, почти такие же женщины, как и те, среди которых она жила в усадьбе отца. Вполне естественно, что они, как простые смертные, стирают белье и собирают травы. И она тоже научится всему этому.

– А теперь спи и ни о чем не беспокойся, – тихо проговорила Кейлин. – Очень хорошо, что ты решила жить с нами. Мне кажется, тебе уготована особая судьба.

Ни Кейлин, ни сама Эйлан не знали тогда истинного смысла этого пророчества.