Предисловие

Славянский код стрелы

Предисловие

Мне почти ничего не известно о реальных стрелах. Но я знаю фольклор, некоторые жанры которого буквально наполнены стрельбой из лука, например, былины; в заговорах много стрел, и это не лёгкие стрелки Амура, это мощный огненный обстрел предметов страсти; в мифологических и юнацких песнях южных славян вилы отлично владеют луком и стрелами, как и поляницы нашего эпоса; мало того, в одной из былин упоминается старушка знахарка умеющая использовать при случае боевое стрелковое оружие. Так же до сих пор существует языческий обряд «Вождение (похороны) стрелы», вопрос о котором поднял на форуме Перуница «горящий» этой темой собиратель стрел. И я занялась от этой искры, вот уже несколько недель я чувствую себя задетой, пронзённой, обожжённой, так, будто в мою сторону кто-то шептал заговор:

«…позрю, посмотрю на ясное небо:
Со ясного неба летит огненна стрела;
Той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу её:
«Куда полетела, огненна стрела?» -
«Во тёмные леса, в зыбучие ворота, в сырое кореньё!» -
«О ты, огнена стрела, воротись и полетай, куда я тебя пошлю!
Есть на святой Руси … (имя рек),
Полетай ей в ретивое сердце, в чёрную печень,
В горячую кровь, в становую жилу,
В сахарные уста, в ясные очи, в чёрные брови,
Чтобы она тосковала, на утренней заре,
При младом месяце, на ветре-холоде,
На прибылых днях и на убылых …» (Обрядовая поэзия»,- М., 1997; кн.2, № 67)

И вот, в полном соответствии с заговором, в убывающие декабрьские дни, в длинные, зимние ночи, на растущей Луне, я слышу звенящий, зовущий голос стрелы, я чую: эта тема хочет проявиться через меня, и я подчиняюсь.

< Часть I. Стрелы в устном народном творчестве славян.

-А что бежит без повода?
А что растёт без кореня?
А что поёт без голоса?
-Вода бежит без повода.
Камень растёт без кореня.
Стрела поёт без голоса.

В своём словаре В.Даль пишет о стреле: «копейце, пускаемое из лука; прямая, облая (круглая) деревянная спица, со стальным (у дикарей с кремневым) жалом и с перённым комлем, для прямизны полёта; в самой пятке зарубочка, которая кладётся на тетиву; есть стрелы без наконечников, например, лопаточкою, для боя рыбы, и с костяным, роговым наконечником. Встарь различали стрелы северги, срезни, томарки, тахтуи и прочие» («Толковый словарь живого великорусского языка», — М., т. 4, 1995; С 344).

В фольклоре славян подобных названий стрел нет. В песнях южных славян стрелы имеют устойчивые эпитеты «тонкие», «татаранки», то есть татарские (часто), а так же «белые», «медные» и «золотые» (редко). В восточнославянском «калёные», «громовы», «огненные» (часто), «муравчатые», «переные», «молодецкие», «острые» и «татарские» (редко). Встречаются единичные случаи названия стрел «костяные» и «каменные»:

«И пустила (самодива) тонкую стрелку
И ударила юнака Рабро.
Но тот за щитом укрылся,
Себя и коня прикрыл он …» («Рабро-юнак и самодива»// «Песни южных славян», — М., 1976; С 49).

«Запе лука и две беле стреле,
Jедна уд*ри у грло Милоша,
Друга уд*ри у срце j уначко» (А.Н. Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», — М., т. 3, 1995; С 85. Cо ссылкой на Серп. Н. пjесме).

В восточнославянском фольклоре сохранилась память о том, что стрелы имеют отношение к белому цвету: в одном из заговоров, ратный человек срывает «зелья могучие» — три травинки – белую, чёрную и красную. С помощью красной травинки он добывает меч, с помощью чёрной уздечку с коня богатырского, а «…белая былинка откроет колчан с каменной стрелой»» («Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия», собранные М. Забылиным, — М., 1992; С 299.Со ссылкой на «Сказания русского народа» Сахарова).

Защитную, камуфляжную расцветку имеют стрелы наших былин, в одной из них Добрыня говорит Маринке:

«Ах ты отдай-ко мою да калену стрелу,
Как калёную стрелоцьку мурафцету!»
(«Добрыня и Маринка», №249 // А.Д. Григорьев «Архангельские былины и исторические песни,» — СПб, т. 2, 2003; С 240).

«Муравчатый, травный, зелёнозлачный; мелкокрапчатый» («Мурава»// В. Даль.Толковый словарь живого великорусского языка, — т. 2, С 359).

«Брал Михайлушко стрелу острую…» («Михайло (Козарин)», №84// «Архангельские былины и исторические песни», — СПб, т.1, 2002; С 274).

Королевич Марко просит названного брата:

«Поезжай ты на моё подворье,
Привези стрелу мне татаранку…» («Королевич Марко и Алил-ага» // «Песни южных славян»,- М., 1976; С 164).

В ратном заговоре: «… в поясе узорчатом зашит, завит колчан с каленой стрелой, с дедовской, татарской…с тем колчаном, со каленой стрелой, разобью врага супостата» («Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» собранные М. Забылиным, — М., 1992; С 299.Со ссылкой на «Сказания русского народа» Сахарова).

В песнях и былинах описывается оперение стрел, оно всегда из перьев хищных птиц:

«А у той стрелы у татаранки
Девять белых перьев соколиных» («Королевич Марко и Алил-ага» // «Песни южных славян». — М., 1976; С 164).

Сокольник:

«Во левой-то руке да держит тугой лук,
Во правой-то руке стрелу каленую,
Да каленую стрелучку, переную;
Не того же орла да сизокамского.
Не того же орла, который на дубу сидит,
Да того же орла, который на синем море…» («Застава богатырская»// «Былины»,- М., 1988; С 164).

У богатого галичанина Дюка редкие, драгоценные стрелы с дарёными перьями такого же особенного орла, я бы даже сказала священного, так как он гнездиться на самом бел-горюч камне Алатырь:

«А точены стрелки на двенадцать гран,
Да точёны стрелки позолочены,
Перены были перьями сиза орла,
Не тот орёл, кой по полям летат,
А тот орел, кой по морям летат,
Летат орел да за синим морем,
Детей выводит…
На белом Латыре на камене.
Ехали гости-корабельщики,
Нашли три перышка орлиные,
Приносили Дюку перышка во даровях»

«Он днем стрелял, ночью стрелы собирал;
Где стрела лежит, будто жар горит»

«А й трем стрелам цены не ведаю…»
(Былины. М. 1988. № 49. «Дюк Степанович и Чурила Пленкович».С. 365-366).

Тут, вероятно, речь идёт об «особенном» орле, орле- беркуте Golden Eagle. При полёте этой птицы, обладающей золотыми перьями на затылке, буквально вспыхивающими на солнце, возникает феномен нимба или короны, венчающей голову птицы (Кулаков В., Марковец М. Птицы-спутники германских богов и героев. // Балто-славянские исследования XVI,- М., 2004).

Известно, что сокол и орёл были «тотемными» птицами у многих славянских племён:

«Обернись ко ся да мой родимый батюшка
Перелетным ты, да ясным соколом…» (Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия, собранные М. Забылиным. С 112).

И их убийство было запрещено. В песне о Секуле об этом говориться прямо:

«Что ж стрелять мне серого сокола,
Если сам сокольего я рода?…
По древнему польскому преданию, мужчины из рода Гербурт после смерти превращались в орлов…» (Н. Н. Велецкая «Языческая символика славянских архаических ритуалов», — М., 1978, С 37).

В Полесье, в районах русско-белорусско-украинского пограничья, которые являются «заповедником» славянской архаики, в колядках сохранились запреты на отстрел этих птиц, причём выполняющий этот запрет повышает свой социальный статус:

«А у поли даляко стаяу дуб висако,
Святый вечар добрым людям! (повтор после каждой строки)
Ай на том дубу сядеу сызы (а)рёл,
Ай туды ишоу Пауличык дружок,
Хатеу арла убить, хатеу загубить,
Стой, ня бий арла, а йди да царя,
Ай дасть табе царь вараного каня,
Ай цареуна дасть зялёный жупан,
Будя наш Пауличык малоденький пан» (Русский фольклор XXX.Материалы и исследования. С-П. 1999. Ю.И.Марченко. «Зимние праздночно-поздравительные песни в районах русско-белорусско-украинского пограничья». №35. С 367).

«У пана Сяргея явар на дварэ,…
Малады Сяргейка лук(ы) заряджая, …
Лук(ы) заряджая, в ар(ы)лы стряляя,…
Малады Сяргейка, ня стряляй в ар(ы)ла …» (Далее даётся совет стрелять в короля с последующей женитьбой на королевне. Ю. И. Марченко. «Зимние праздночно-поздравительные песни в районах русско-белорусско-украинского пограничья» // Русский фольклор XXX. Материалы и исследования, — СПб, 1999; №35, С 367

И возникает вопрос как же добывали перья этих почитаемых птиц? Вероятно, так же, как девушки собирали перья (лебедей, «пав») для украшения головных уборов и набивки подушек:

«Летела пава распавистая,…
Роняла перье подлапистое
Роняла перье в зелену траву.
Тут как раз ишло князево дите.
Оно не так ишло – перья собирало,
Перье собирала, в рукавок клала,
Малое перо – у подолочек,
Более перо – в рукавочек,…
С подола брала – в подушку клала,
С рукава брала – вяночек плела.» («Жили-были. Русская обрядовая поэзия» С-П. 1998. № 113. С. 61).
Так же перья получали от ловчих птиц, содержавшихся в неволе.

Оперение стрел обыгрывается в русских загадках: стрелы описываются птицами:

«Летит ворон, нос окован: где ткнёт, руда канёт» (Пословицы русского народа. Сборник В.Даля в двух томах. Том второй. М. 1996. с.387. К данной загадке Даль приводит отгадку «ружьё», видимо, имея в виду «пулю», но совершенно очевидно что это вторичное переосмысление отгадки «стрела»).

«Летит птица перната,
Без глаз, без крыл,
Сама свистит, сама бьёт.

Или:

Не крылата, а перната,
Как летит – так свистит,
А сидит – так молчит» ((А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 1, М.1995. С.249. со ссылкой на Сахарова).

В старинном охотничьем заговоре встречаем героя, который сам делает древко стрелы из берёзы:

«…В восточной стороне стоит дерево – белая берёза;
Изрублю, исщепаю, выстружу тридевять стрел,
Расстреляю думы, помышленья от своих ловушек на тёмные леса…». («Обрядовая поэзия, книга 1» М. 1997; № 1391 «На удачную охоту за зверями и птицами»).

Тут представлены стадии изготовления древка древнего оружия: рубка дерева, колка его на щепы и выстругивание из щепок округлых в сечении стрел. В другом ратном заговоре, в котором отсутствует само слово «стрела», всё же легко «читается» её присутствие: в нём описывается разбирание опасного предмета на составные части, то есть идёт перечисление вещей, из которых он состоит (железо, дерево, перья, рыбий клей), что даёт нам представление об изготовлении стрел:

«Мать сыра земля, ты мать всякому железу, а ты железо поди в свою матерь землю, а ты древо, поди в свою матерь древо, а вы перья подите в свою матерь птицу, а птица полети в небо, а клей побеги в рыбу, а рыба поплыви в море; а мне бы рабу (такому то) было бы просторно по всей земле. («Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» собранные М.Забылиным. М.1992. С.298. Со ссылкой на «Сказания русского народа» Сахарова).

А ведь информация по изготовлению стрел не актуальна для широких масс населения вот уже несколько сотен лет, с тех пор, как огнестрельное оружие окончательно вытеснило луки. Впрочем, луки, арбалеты со стрелами довольно долго сосуществовали и успешно конкурировали с огнестрельным оружием, первые виды которого были громоздки, тяжелы и неудобны в эксплуатации. В исторической песне 17 века «Посланец Разина в Астрахани» (1669 год) ещё упоминаются стрелы: «Уж как завтра к тебе (к воеводе) будет он (Разин) стрелы стрелять…». («Старинные исторические песни». М.1971. С.34). В словацких преданиях о благородном разбойнике Яношике, который родился в начале 18 века (в1711 году), говориться о нём и его товарищах: «Носили они зелёные рубахи с кушаком, серые порты, ременные лапти …Оружием их были самострелы и топоры» (Словацкие сказки. М. 1955.«Народная молва о Яношике». С.35).

В былинах можно встретить луки, стрелы и кремниевые ружья, одновременно состоящие на вооружении:

Волх, обернувшись горностаем, в стане врага
«У тугих луков тетивки накусывал,
У каленых стрел железцы повынимал.
У того ружья ведь у огненного
Кременья и шомполы повыдергал,
А все он в землю закапывал». («Былины», М. 1988; «Волх Всеславьевич», С.23).

Интересно здесь название наконечника стрелы, которое В.Даль называет обобщённо «жалом», которое может быть металлическим, костяным, деревянным, тут конкретизировано: «железце», из железа. В старинном заговоре «на стрелу» находим образ костяной стрелы, то есть, видимо, с костяным наконечником: «Полети ты, костяна стрела, к старому хозяину, к колдуну и ведуну. Отколе пришло, тамо и поди» (Ь.Л.Серяков «Голубиная книга».М. 2001. С. 486). А так же с каменным: «…белая былинка откроет колчан с каменной стрелой»». («Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» собранные М. Забылиным. М.1992. С.299. Со ссылкой на «Сказания русского народа» Сахарова). В этом же заговоре стрела эта названа «дедовской, татарской»!

Ещё одного молодца, строгающего себе стрелу на вынужденном досуге во время долгого плаванья «за Дунай», то есть в Византию, на звероподобной ладье, аналогичной скандинавскому драккару у которых «нос, корма то по звериному, а бока то сведены по туриному», мы находим в архаичном свадебном величании молодого:

«Хорошо было на корабле устроено:
А устроена беседа словно рыбей зуб (в смысле: резная из моржового клыка)
Во беседушке сидел да удалый молодец (имя рек),
Он ведь стружечку строгал из калёной стрелы» («Новгородские былины», М. 1978.«Здунай /Три окуня златоперые/. С. 238).

С корабля стрелял в войско Салтана Салтановича Илья:

«Илья Муромец по кораблю похаживает,
Свой тугой лук натягивает,
Калену стрелу накладывает…» (Былины. М.1988. № 27. С. 203).

Дорога на Византию (ныне Турция и сопредельные ей страны), сначала по рекам, а потом вдоль берегов Чёрного моря, занимала несколько недель, это сколько же стрел можно и нужно было выстругать! Но сколько не выстругивай, стрел мало не будет. В одной из былин герою не хватает трёх тысяч стрел:

«Он ведь йих начел тогда стрелять на стрелочки,
…Их ведь было-то три ведь тысечи,
…Пристрелял он все стрелочки калёные,
…Он хотел только огленутися,
Идет силушки три-то тысечи;
Тут Борисушко князь да приросплакался…». («Былины М.С. Крюковой. Том второй», М. 1941. «Про Бориса Ивановича». С. 19)

Понять, что такое количество стрел не было большим преувеличением, можно, прочитав свидетельства очевидцев штурма славянами византийской Фессалоники в началеVII века: «Славянские суда проплывали в двух милях от стены каждый день, высматривая легкодоступные места…На четвертый день с восходом солнца все варварское племя одновременно издало крик и со всех сторон напало на стену города: одни бросали камни из приготовленных камнеметов, другие тащили лестницы к стене, пытаясь ее захватить, третьи подносили огонь к воротам, четвертые посылали на стены стрелы подобно снежным облакам. И было странно видеть это множество (камней и стрел), которое затмевало лучи солнца; как туча, несущая град, так (варвары) закрыли свод небесный летящими стрелами и камнями» (Свод древнейших письменных известий о славянах. Том II (VII-IX вв.) М.1995. «Чудеса св. Димитрия Солунского» С.129).

Бой более позднего времени, но общий вид аналогичен описанию осады Фессалоники.
Путешествуя посуху, герои славянского фольклора на досуге играючи манипулировали стрелами: ими менялись, их ловили руками:

«Из лога, лога ехали бояре, стреляемчи,
Луками, стрелами все меняемчи;
Один толькоВанюшка не меняется.
«Что же ты, Ванюшка, не меняешься?» -
«Меняйтеся, братцы, не ждите меня:
Мне ныне быть во божьем суду,
Во божьем суду, в святом венчанье». (Обрядовая поэзия. М. 1989. «Приезд свадебного поезда в дом невесты и отъезд к венцу», № 586).

«А едут дорожкой да потешаютсе:
А Васильюшко стрелоцьку постреливат,
А да Добрынюшка стрелоцьку подхватыват» («Добрыня Никитич и Алеша Попович», М.1974; №15, «Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу»; С. 87).

Подобные игры-тренировки спасали жизни героям в настоящем бою. Рабро-юнак (сравни древнерусским Храбр), сражаясь с самодивой:

«Поймал он тонкую стрелку,
Разломал на мелкие части
И вновь на коне играет». («Песни южных славян». М. 1976. «Рабро-юнак и самодива». С.49).

В былине «Заключение Ильи Муромца» Добрыня ловит стрелу от Ильи Муромца, на которой прочитывает просьбу о помощи, и выручает товарища.

Имея такую ловкость и силу рук, богатырь мог метнуть стрелу и без лука, так, как мечут копьё, например, в экстремальной обстановке, когда лук сломан:

Стал натягивать Добрыня тугой лук,
И заревел тугой лук, как лютые звери,
И переламывал Добрыня тугой лук надвое.
И бросил он тугой лук о сыру землю,
Направлял он калену стрелу вперед жалом,
И бросал он стрелу за три версты…». («Добрыня Никитич и Алеша Попович», М.1974; №14, «Василий Казимерский».С.83).

Фото: Ermak. Метание сулы – короткого копья.

Молния в виде метателя сулы. «Бозя свариця»
Расстояние, которое в среднем могла пролететь стрела, было мерой длины:

Добрыня скача на коне «За три выстрелу он камешки откидывал». («Добрыня Никитич и Алеша Попович», М.1974; №1. «Добрыня и Змей»,С.13)
Но вернёмся к изготовлению стрел. Металлические наконечники «железца», делали ремесленники, в былине «Молодость Сокольника» находим описание заказа металлического оружия, в том числе и стрел у кузнеца:

«Заходил нунь Сокольницёк в нову кузницу:
«Уш вы ой еси, да молодые кузнецы!
Уш вы скуйте мне-ка палоцьку буёвую,
…Ущ скуйте-тко стрелоцьки калёныя…». (А.Д.Григорьев. «Архангельские былины и исторические песни. Том 2»; С-П, 2003; №288, С. 390).

В болгарской загадке о радуге встречаем металлическую стрелу:

«…Та си точи медна стрела,
Да я пусти в мишин дол»» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 1, М.1995. С.178).

Часто упоминаемый в заговорах «железный тын» — непробиваемая ограда и оберег, возможно мыслился сделанным из таких выкованных стрел или копий, воткнутых в землю:

«Загорожу свою милу дочь
Да всё тычинками железными…» («Жили-были. Русская обрядовая поэзия» С-П. 1998. № 216. С.115).

«…Огражу вокруг меня (имя)
И дружины моей с орлятами
Тын железный…» («Свадьба. От сватовства до княжьего стола» М. 2001; С.222).

Удивительно красив белорусский заговор коровы:

«/карову/ загавариваю, укрываю,
Дробнымi звёздамi абсыпаю,
Жалезным тынам абстауляю…» (Арнаменты Падняпроуя. Мiнск 2004. С. 367).

В купальской песне сестра просит брата оформить её могилу следующим образом:

«Положи меня / У ограды,
Обсади меня / Стрелицами,
Обвешай меня / Наметками,
Обсей меня / василечками!» (Л.С.Лаврентьева, Ю.И.Смирнов «Культура русского народа». С-П. 2005. С.419.).

В данном случае «стрелицы» можно понять и как растение, и как реальную стрелу, однако их с могилы берут мужчины, а всё остальное – женщины:

«…Молодцы идут -/ Стрелицы рвут,
Старушки идут/ Наметки берут,
Девицы идут -/ василечки рвут» (Там же).

Как известно, собирание, срывание растений в славянской традиции прерогатива женщин, а не мужчин, так что здесь, скорее всего, оговорка, замена правильного по смыслу «молодцы стрелицы берут» на «молодцы стрелицы рвут».

«…подпояшусь светлыми зорями, обтычусь частыми звездами, что вострыми стрелами – от всякого злого недуга» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 1, М.1995. С.212). Из этого заговора можно понять, что круговое обтыкание острыми предметами, в том числе и стрелами служило защитой.

Ограду (тын) из воткнутых в землю стрел мы находим не только в вербальных оберегах, но и в реальных обрядах: Константин Багрянородный (Х век) в книге «Об управлении империей» писал в Х главе о жертвоприношениях славян: «…Укрепляют они стрелы вокруг дуба…».
Изображения дуба, огороженного рядами стрел до сего времени можно встретить на рушниках белорусского Поднепоровья, на бывшей территории племени радимичей (там, где до сих пор «водят стрелу», и в колядках запрещается стрелять в орла):

Планометричное изображение дубов (вид сверху), ряд стрел отделяет их от других узоров.
Арнаменты Падняпроуя» Мiнск.2004. Каталог рушников, №392, С. 588;. № 395, С. 589. Фрагменты.

На «полотняном фольклоре», так же находим изображения восьми лепестковой розетки с точками в каждом лепестке, обтыканные четырьмя стрелами:

«Арнаменты Падняпроуя» Мiнск.2004. Каталог рушников.№55, С. 476. Для наглядности стрелы на черно-белом фото выделены мной красным цветом.

То, что подобные розетки имеют отношение к Громовержцу, доказывают раскопки новгородского урочища Перынь: «В результате… раскопок выявилась круглая площадка,… в центре которой находилась круглая яма со следами дерева в ней. Исследователь справедливо считает яму основанием деревянного идола Перуна. Вокруг площадки-капища был вырыт неглубокий ров с восемью расширениями по сторонам света, в каждом расширении на дне рва обнаружены следы кострища. Капище освещалось восемью кострами «(Б.А.Рыбаков «Язычество Древней Руси». М.1988. С. 255).

А так же изображение на рушнике центральной России, на котором аналогичная восьми лепестковая розетка с «огнищами» в каждом лепестке и перечёркнутый ромб- знак вспаханной земли в её центре, расположены у подножия дуба. Ко всему этому ведёт прямая дорога через буйный лес:

Фрагмент рушника «Дуб», частная коллекция автора.
Тульская область, Суворовский район.

Оценим глубину традиции: белорусские рушники начала ХХ века «подтверждают» сообщение византийского императора Х века, а российский рушник того же времени – археологические раскопки культового объекта, действовавшего тысячу лет тому назад!

Мотив оберегающей стрелы находим и в оформлении оконных наличников (центральная фигура):

«Страла, павинная расквiтнеть. Лiштва У в. Карма. 2002 г.». Из книги «Арнаменты Падняпроуя» Мiнск.2004. Рис. 51. С. 268.

Интересно, что магическая сила стрелы использовались как лекарство в снадобьях: «В наговорную воду, употребляемую против сглаза, хорутане вместе с угольями кладут стрелу или ключ» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 2, М.1995. С.208). Здесь мы видим прямое указание на то, что стрела и ключ – предметы взаимозаменяемые. На первый взгляд, эта взаимозаменяемость связана с материалом изготовления того и другого – железом, которое само по себе считалось сильным оберегом. Однако, широкое распространение металлических ключей от навесных замков и железных наконечников стрел не вполне совпадает по времени: стрелы бытовали ранее, а металлические замки с дужками в более позднее время. Скорее всего, эта взаимозаменяемость, возникла в древние времена, ещё до появления навесных замков (с дужками) с ключами «классического вида» (с одного конца болванки выпирающая бородка, с другого конца круглая головка). Первые ключи закрывали и открывали не замки, а засовы, щеколды и имели вид длинных тонких палочек, которые вставлялись в прорези двери и запора, и, движением «туда-сюда» медленно двигали запор в ушки на стене (запирание), или из ушек (отпирание).

На иллюстрации «переходный» от древнего к «классическому» вид ключа: это всё ещё длинная палочка для открывания засова, но уже с металлической «бородкой» из гвоздей.
Подобные запирающие устройства, конечно, служили более для защиты помещений от проникновения вовнутрь диких зверей, а не от людей, ведь такой «стреловидный» ключ мог сделать себе любой человек. В связи с ассоциацией стрела = ключ, водные источники, «открытые» ударом молнии, громовой стрелой, ключом Бога, назывались «гремячими ключами».
Впоследствии, громыхание металлических ключей «классического» вида на связке, продолжило ассоциативный ряд ключа как предмета, относящегося к Громовержцу.

Тема «ключа и замка» в фольклоре неразрывно связана с любовью, верностью, эротикой: «Вот вам и разгадка! – сказала она (жена-красавица) женихам, — самодельная шкатулочка – это я, а золотой ключик – это мой верный муж» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 2, М.1995. С.209). Получается, что известный средневековый исторический персонаж Ванька-ключник совсем не случайно стал героем-любовником в народных песнях, не говоря уже о ключнице Малуше, матери пресловутого «робичича», должность, как говориться, «обязывала».

Такую же эротическую символику имел фольклорный образ стрелы, пущенной в кольцо или яблоко. Соответственно «Юрьевская» песня, то есть песня Ярилиного дня «Яр (варианты: Юр, Юрай), вставай рано,/ Возьми ключи,/ Отмкни Землю,/ Пусти траву…», подразумевала «пусти стрелы в Землю, разрыхли, для лёгкого всхождения трав», или, языком причета: «расколи-ко ты, громова стрела, ещё землю-матушку». Несмотря на то, что в мифологии стрелы несомненно являлись атрибутом Перуна, мы видим что и Ярила имел к ним отношение, а вслед за ним и земные влюблённые юноши, любовники и женихи. О стрелах в любовной лирике и свадебных обрядах расскажем ниже.

В настоящее время, сравнивая данные науки и устного народного творчества, мы убеждаемся в том, что интуитивный путь познания, нашедший отражение в фольклоре, во многих случаях весьма точно передавал суть дела, достаточно сравнить фото цели пронзённой стрелами и яйцеклетки со сперматозоидами.

Яйцеклетка и сперматозоиды.Иллюстратор Н. Лукиянова.

В семантике белорусских узоров, выявленных М.С. Кацаром, знак Громовержца изображался в виде ромба (народное название: круг, коло), многократно горизонтально перечёркнутого (то есть так же, как цель, пронзённая стрелами):

А«рнаменты Падняпроуя» Мiнск.2004. Каталог рушников. №80. 484 (и многие другие там же).
Узор выполнен красными нитками по белому фону.

Н.Пяткова с Могилёвщины сообщила ему: «Мая бабуля Аудоцця Гапееуна, якая помнiла французау 1812 года, казала, што вось гэтая фiгура у выглядзе ромба з гарызантальнымi адросткамi-прамянямi – гэта I ёсць сам Грамавiамнiчнiк. Гэта такi святы цi бог.» (М.С.Кацар. Беларускi арнамент. Ткацтва, вышыука. Мiнск. 2009. С 128-129).

К сожалению, всего через 30 лет после экспедиций искусствоведа Кацара, этнографы, обследовавшие тот же регион, уже не обнаружили подобных знаний, и этот элемент узора информанты называли по-другому: «кулачки», «расколки». Я считаю, что сведениям Кацара можно верить, так как, несмотря на то, что фантазии на тему славянской мифологии расцвели пышным цветом именно во времена бабули, «помнящей французов 1812 года», всё же это были «кабинетные» измышления, которые в крестьянскую среду вряд ли проникали. Современные же названия узора хотя и не говорят нам о Громовержце прямо, всё же имеют непосредственное отношение к его агрессивной характеристике.

Помимо стрел в «яблочке» — цели, ассоциирующихся с ключами в замках, стрелы соотносились со змеями, причём по внешнему виду:

«И полетела ёго (Василия) стрелочька калёная,
Как змея ровно да подколодная» (А.Д.Григорьев. «Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №324 «Васька-пьяница и Бутыга»; С.117).

Конечно, этот текст о стреле и змее можно понимать как метафору неожиданного нападения той и другой а не как знак равенства стрелы и змеи по их форме.В словаре В. Даля приведена пословица: «Как из лука стрела (внезапно)». Однако, «Существует поверье, что змея – медяница (или медянка – от слова медь) целый год бывает слепа и только на Иванов день получает зрение, и тогда, бросаясь на человека или животное, пробивает свою жертву насквозь – точно стрелою» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 2, М.1995. С.268). Медяница получила такое название, потому что выглядит, словно отлитая из меди. С другой стороны, у южных славян все острые предметы, в том числе и стрелы, ассоциировались со змеёй в устойчивом выражении «остр(а,ы), как змея».

Змея медянка.

В Черногории носатая гадюка называется «Поскок» (Vipera ammodytes), её голова очень похожа на наконечник стрелы (иллюстрация А), по народным поверьям, она прыгает с дерева на дерево.

В реальной жизни медянка и поскок не прыгают и не летают, вытянувшись подобно стрелам. Не смотря на то, что мы привыкли к восприятию змеи в виде волнистой линии, в природе существуют тонкие змейки, нападающие на жертву с деревьев, и в полёте вытягивающиеся струной. Такие змеи водятся значительно южнее границы средневекового расселения славян. Но мы знаем, что в первых веках новой эры славяне крупными массивами проживали в Сирии, на Кавказе и Закавказье и участвовали на этих территориях в войнах с арабами. Именно здесь славяне могли познакомиться с тонкими змеями, бросающимися вниз с дерева вытянутыми «стрелой».

Так же, возможно, эти поверья являются отголосками памяти о древнем использовании отравленных стрел. Стрелы снабжённые змеиным ядом применялись ещё во времена, когда не был ещё изобретён «тугой», дальнострельный лук, придающий стрелам удивительную мощь:

«Спела тетивка у туга лука –
Станишники с коней попадали;
Угодила стрела в сыр-кряковистый дуб,
Изломала дуб в черенья ножевые» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 1, М.1995. С.155).

«И попадал в сырой дуб крякрвистый,
В то колечко золОчено,
Разлетался сырой дуб на драночки…».
(«Добрыня Никитич и Алеша Попович», М.1974; №14, «Василий Казимерский».С.83).

Конечно, это преувеличение, однако пробивная мощь стрел – факт известный, ещё во времена Первой мировой войны это свойство стрел успешно использовалось: с аэропланов, набравших определённую высоту скидывали стрелы на пехоту противника, стрелы, пикирующие вертикально за счёт тяжёлого наконечника, набирали такую скорость, что легко пробивали каски противника.

В восточнославянском фольклоре отмечается способность лука, тетивы и стрел издавать звуки: лук «гудит», тетива «поёт», что навевает предположения о происхождении струнных музыкальных инструментов от этого вида оружия (или наоборот?).

Стрелы же и гудят, и свистят и поют:
«Ой, што ж то расце да й без кораня?
Святы вечар! (прыпеу пасля кожнага радка)
Ой. Што ж то гарыць да й без полымя?
Ой, што ж то гудзе без буйна ветру?
- Сiнi камень расце да й без кораня,
Зорачка гарыць да й без полымя,
Стрэлачка гудзе без буйна ветру» (Каляндарна-абрадавая паэзiя. Мiнск. 2001. С.125).

«…Как летит – так свистит,
А сидит – так молчит» ((А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 1, М.1995. С.249. со ссылкой на Сахарова).

В сербской песне стрела «поёт»:

«Прочь отсюда, угрин Янко!
Мне шатёр твой тут не нужен;
Запоёт моя стрела,
Устрелит тебя, Янко» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 3, М.1995. С. 84. Перевод мой).

Способность стрел «петь», свистеть, гудеть «роднит» их с человеческим голосом. Например, в свадебном плаче невеста говорит о своём голосе так:

«Уж я сяду, сиротинушка,
На дубовую на лавочку,
Что ко светлому окошечку,
Что пущу-то отголосочки
Что пониже света белого,
Что повыше леса тёмного.» (Л.С.Лаврентьева, Ю.И.Смирнов «Культура русского народа». С-П. 2005. С.430).

То есть в выражениях, аналогичных традиционному описанию «пускания» стрелы:

«Лети да по поднебесью,
Ниже облака лети же ты ходячего,
Выше лесу ты лети да всё дремучего» …» (Былины М.С.Крюковой. Том второй. М. 1941. «Пересчотов племянник ездил на Офрак-реку». С.86).

В народной поговорке о слове находим пусть отрицательное, но сравнение со стрелами: «Слово не стрела, а пуще стрелы (разит)» (В.Даль).
Реальные стрелы хранили в чехлах, которые имели названия «наперник», «колчан», «колчаночка» и прочие.

«Лучница». Фото: Ermak

«Вынимаёт веть старой (Илья), свой яр тугой лук,
Ишша тугой-от лук да фсё из нАуцья (нАлучья),
Каленую-ту стрелу да из наперника…» (А.Д.Григорьев. «Архангельские былины и исторические песни. Том 2»; С-П, 2003; «№232 «Илья Муромец и станичники»).

«Взявши Добрынюшка тугой лук
А и колчан себе каленых стрел» (Добрыня Никитич и Алеша Попович. М. 1974. №28 «Три года Добрынюшка стольничал». С. 159).

«Тут Алеша попович млад
Надевал тугой лук на могучи плечи,
Клал стрелу во колчаночку…» (Добрыня Никитич и Алеша Попович. М. 1974. №55 «Об Алеше Поповиче». С. 227).

Способ переноски стрел без колчана. Мезонеолит (VIII-VII тыс.до н.э.). Из книги М.Гимбутас «Цевилизация Великой Богини: Мир Древней Европы» М. 2006. С.204.

Стрелы и луки героев и их супостатов иногда описываются огромными:

«— Чем бьете? – спрашивает царь.
- Самодельными луками стрелям и так убивам.
- Где, покажите, ваши лука и ваши стрелы?
-Пожалуйте, пойдем покажем.
А у них там наделана была их оружья: стрела – цела дубина, убить человека можно, а лука – лесина, перевитая ремнями сырыми, как натянется потуже, так она, матушка, идёт версты полторы. Лось не мог уходить – насквозь одного пробил, так на земь и рухнулся» (Русские сказки Сибири и Дальнего Востока волшебные и о животных. Новосибирск 1993. «О трех богатырях — Вечернике, Полуношнике и Световике» С.56).

«Его тугой лук несут девять татаринов,
Калену стрелу несут шесть татаринов»
(«Добрыня Никитич и Алеша Попович», М.1974; №14, «Василий Казимерский».С.83).

Илья просит Добрыню:

«Скоро-борзо выноси мой тугой лук,
Мой тугой лук в двенадцать пуд,
Калену стрелу в косу сажень!» (Былины. М.1988. № 27. С. 203).

И, конечно, стрелы героев были весьма ценными по своим боевым качествам.

Илья Муромец похваляется перед станичниками:

«Ишша перва стрела стоит петьсот рублей,
Ишша фтора-та стрела да-ка стоит да ф тысицу,
Ишша третьей-то стрелы да здеся цен нету:
А куда стрелу направлю, тут полетит она,
А кого велю бить-поранить, того убьёт она!»» (А.Д.Григорьев. «Архангельские былины и исторические песни. Том 2»; С-П, 2003; «№278 «Илья Муромец и станичники»).

Здесь стрела с помощью воли героя становиться подобной «стреле Брахмы», Брахмавану, мифической стреле, неминуемо поражающей врага, в чём проявляются общие индоевропейские корни русского эпоса и индийской мифологии.

Загадочными представляются двойные и тройные стрелы, упоминаемые в эпосе, как у южных, так и восточных славян:

«И говорит самодива:
«Смотри-ка ты, Рабро-юнак,
Пошлю я другую стрелку,
Другую стрелку, двойную,
Немало жен эта стрелка
В горючих вдов превратила;
Пошлю и третью стрелку,
Третью стрелку, тройную…!» («Песни южных славян». М.1976. «Рабро-юнак и самодива».С.49). В примечании к этому тексту выдвинуто предположение, что здесь подразумеваются стрелы, скреплённые вместе или обладающие увеличенной магической силой. Однако археология даёт нам примеры двойных и тройных наконечников стрел:

Средневековые наконечники стрел, в том числе и двойные и тройные.

Правда, такими стрелами можно поразить лишь одну цель двукратно или троекратно одномоментно, или близкорасположенные объекты. А в сербской песне вила поражает юнака двумя стрелами в горло и сердце одновременно:

«Запе лука и две беле стреле,
Jедна уд*ри у грло Милоша,
Друга уд*ри у срце j уначко» (А.Н.афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу». Том 3. М.1995. С.85. Со ссылкой на Серп. Н. пjесме).

Или в русской былине:

«Он (король) накладывал веть две стрелы калёные,
Он и хоцёт стрелеть да сизых голубей (двух, одновременно)» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №375 «Ванюшка Маленькой»;С.410).

Следовательно, здесь были использованы две отдельные стрелы, выпущенные вместе или друг за другом.

В фольклоре славян дополнительную силу стрелам предают с помощью «наговаривания», то есть перед выстрелом обращаются к стреле с просьбой, сообщая ей поставленную задачу, и стрела «слушается»:

«А куда стрелу направлю, тут полетит она,
А кого велю бить-поранить, того убьёт она!» (А.Д.Григорьев. «Архангельские былины и исторические песни. Том 2»; С-П, 2003; «№278 «Илья Муромец и станичники»).

«Калену стрелу накладывает /Илья/,
Ко стрелочке приговаривает:
«Полети, моя калена стрела,
Выше лесу, выше лесу по поднебесью,
Ты пади, моя калена стрела,
В турецкий град, в зелен сад…
Самому Салтану в белу грудь…» (Былины. М.1988. № 27. С. 204).

Пересчотов «родной племянничек», стреляя в змея, приговаривал:

«Ты лети, лети, моя стрела калёная,
Высоко лети да по поднебесью,
Ниже облака лети же ты ходячего,
Выше лесу ты лети да всё дремучего.
А и ты не падай, моя стрелочка, не на морё,
Ты не на морё, не на гору,
…Пади, стрелочка, змею да ретиво серцё!»

И стрела выполняет задание:

«Пала стрелочка-та змею во ретиво серцё…» (Былины М.С.Крюковой. Том второй. М. 1941. «Пересчотов племянник ездил на Офрак-реку». С.86).

В этих текстах важно определение «моя» стрела, потому, что чужая стрела «слушаться» героя не будет она «починяется» только своему хозяину:

«В одно время Ивану-царевичу стало скучно. Походил он туды-сюды, некуда деваться. Зашел в кабинет к отцу и увидел лук и стрелы. Взял лук и стрелы, вышел на балкон и пустил стрелу в одну сторону – она не летит; взял в другу сторону пустил – не летит. И так пускал несколько раз – не летит никуда. Заметил он впереди дубы, рощу в двенадцать дубов, и пустил туды в них ету стрелу. Стрела взвилась и улетела. Тогда он сял на лошадь и поехал туда за стрелой. Ковда приехал туда, между двух дубов нашел дыру, куда ушла стрела в землю. Он ето место стал рыть. Там он нашел – чугунная плита. …И вот под плитой оказалось отверстие, входит под землю. …увидел прикованного старичка на цепях сам с локоть, борода с нокоть. Стрела лежит перед етим старичком. Ковда зашел, поздоровался с старичком, хотел взять стрелу. Етот старичок говорит:

-Нет, не тронь, Иван-царевич, ету стрелу: ета стрела моя.

Иван-царевич говорит:

- Как жо ето стрела твоя: я взял етот лук и стрелы в кабинете. Как она могла попасть к тебе? Кроме того, сидишь ты прикован на цепях, как ты мог владеть етим луком и стрелой?…

- Я вот сижу здесь уже двенадцать лет, — отвечает старик, — посадила тетка твоего отца своей силой колдовства. И вот если ты теперь съездишь домой и найдешь у отца в кабинете в шкафу золотой ключ и отомкнешь мне эти цепи, товда я подарю тебе лук и стрелы и ты товда будешь стрелять куда угодно, товда оне будут лететь» (Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: водлшебные и о животных. Новосибирск 1993. № 18. «Булат-молодец». С.196).

«Непослушание» и возвращение к своему хозяину ещё не самый худший вариант «поведения» чужой стрелы. Иногда у такой стрелы появляется способность возвращаться и наказывать «ложного хозяина». Настасья подаёт Кощею чужую стрелу, и:

«Хватил Кощей тугий лук,
Натягивал тетивочку шелковую,
Кладывал стрелочку каленую,
Стрелил-то в черна ворона,
Стрелил – не попал в его.
(Высоко-то стрела да поднималасе,
Да назадь-то стрела ворочаласе).
Так эта стрела взад обратилася,
Пала ему в буйну голову…» (Б.А.Рыбаков. «Язычество древней Руси». М.1988. С. 327. со ссылкой на Рыбникова и Гильфердинга).

Фрагмент серебряной окантовки турьего рога из Чёрной могилы, Х век. По мнению академика Б.А.Рыбакова здесь изображён сюжет «смерть Кощея от своей стрелы».

Аналогичный текст находим в сравнительно недавней песне болгарских партизан времён Второй Мировой войны:

«Ступил Гитлер, ступил Гитлер
На русскую землю.
Целил прямо, целил прямо
В Кремлёвские звёзды.
Не попал он, не попал он
В кремлёвские звёзды,
А попал он, а попал он
Прямо себе в сердце» (М.Л.Серяков. «Голубиная книга. М. 2001. С. 486-487).

Однако тут у оружия «эффект бумеранга» возник вследствие нарушения Гитлером договора, то есть своего рода «клятвы», роты. Отсчитаем тысячу лет назад от 1945 года, и заглянем в договор Руси и Византии середины Х века, в котором оговаривается смерть от своего оружия: русы-язычники, если нарушат этот договор «…да не имуть помощи от бога ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими, и да посечени будут мечи своими, от стрелъ и от иного оружья своего…» (М.Л.Серяков. «Голубиная книга. М. 2001. С. 486).

Возвратить стрелы к хозяину можно было и с помощью заговоров: ««…Воротитеся, желесца (железные наконечники стрел), к тому, кто вами стреляет…» (сибирский воинский заговор XVIIIв); «Воротитесь вы, железца, острием на старого государя…» (Великоустюжский сборник XVIIв.)» (М.Л.Серяков «Голубиная книга». М. 2001. С.486)

На стрелы не всегда наговаривали слова с просьбой поразить кого-либо, иногда текст содержал «добро» их хозяевам. В сербской сказке «Баш Челик» (аналог нашего Кощея, буквально «железная башка»), жена злодея трижды выпытывает у него, где находиться его «геройство». Он сообщает ей сначала ложные варианты: «— Дурная жёнка, поверила сразу! Моё геройство не в сабле, а в стреле…Жена тогда начала (притворно) молить Бога на конец стелы» («Мовы усяго жывога». Сербскiя народныя казкi». Мiнск. 2007; «Баш Чэлiк». С.48. перевод мой).

Изредка совершая поездку с религиозной целью, богатырь отказывается от кровопролития, «накладывает заповедь» на своё оружие:

«А-й мне-ка ехать бы дорогою – не подорож(н)ичеть,
Не подорожницеть, ехать – не кроволитьницеть,
…а-й он веть заповеть-то клал себе великую
А на тот де-ка на лук, на калену стрелу…» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №360 «Первая поездка Ильи Муромца»;С.298).

Но при необходимости, эта заповедь героем «снимается»:

«А прости меня, Осподи, в таковой вины;
…нонце лук да нужно-надобно,
Понужнее этого надо калена стрела!» (Там же, с. 305). Далее следует традиционный заговор на стрелу, с просьбой поразить Соловья в глаз.

«Нас сосватала сабля острая,
Положила спать калена стрела»

В противовес к заговорам «на стрелу» для поражения противника, существовали тексты защиты от стрел:

«…Огражу вокруг меня (имя)
И дружины моей с орлятами
Тын железный
Почву укладну,
Небо булатно,
Чтоб никто не мог прострелить его…» («Свадьба. От сватовства до княжьего стола» М. 2001; С.222).

«… как от воды камни отпрядывают, и пузыри вскакивают, так бы от ратных орудий прядали мимо меня стрелы…» («Сказания русского народа собранные Иваном Петровичем Сахаровым». Заговоры воинские на оружие. Интернет-версия на biblioteka.ru).

Помимо заговоров реальных боевых стрел, в фольклоре существуют тексты, в которых человек обращается с просьбами к небесным, «громовым», огненным стрелам.

В любовных заговорах:

«О ты, огненна стрела, воротись и полетай, куда я тебя пошлю!
Есть на святой Руси … (имя рек),
Полетай ей в ретивое сердце, в чёрную печень,
В горячую кровь, в становую жилу…» («Обрядовая поэзия, книга 2» М. 1997; № 67).

В причитаниях:

«Расшиби-ка ты, громова стрела,
Еще матушку да мать – сыру землю! (Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия, собранные М.Забылиным. С.112).

Молонья сверкучая, огнена стрела

И к самому Громовержцу — небесному владыке стрел:

«- Гой еси, батюшка Илья пророк,
Отшибай громами гремучими,
Молоньями сверкучими,
Стреляй стрелой огненной
Во всякого злого человека,
…стреляй в ретивое сердце,
Во горячую кровь,
В печень, в легкое, в селезень…» (Русский семейно-обрядовый фольклор Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск. 2002. № 268. С.277).

Мы видим, что построение магических текстов с обращениями к реальным стрелам и стрелам божественным, аналогичны: и тем, и другим человек сообщает, где им (стрелам) лететь («выше леса, ниже облака»), куда не падать («не на землю, не на воду») и куда попасть («расколи ретиво сердце»). Может быть именно благодаря этому равенству, которое говорит нам о том, что любые стрелы – предмет сакральный, стрельба Ильи (героя с именем Громовержца) по церквам в «особом состоянии» гнева, яри (аналог характера Громовержца, сравни поговорку о грозе: «Бозя свариться», то есть Бог гневается), в былине не осуждается и не наказывается:

«А я ныне молодец разгневанный,
А я ныне молодец раздраженный».
Как он-то за тем тут повыдумал,
Стрелил-то он по божьим церквам,
По тем стрелил по чудным крестам,
По тем золоченым по маковкам» (Былины. М.1988. № 20. С. 146).

Почему бы и нет, ведь реальные молнии иногда поражают церкви. А у балканских славян одним из многочисленных способов отгона грозы от селения и полей является стрельба человека по тучам из ружья, а в более древний период, несомненно, стрелами. Мало того, в разных концах славянского мира зафиксированы тексты, в которых человек стреляет лучше Бога. Хорутанская (словенская) легенда «Lugar sv. Iliji vraga strelil»:охотник («лугар», сравни с нашим «полянин») во время грозы спрятался под дерево, и вдруг увидел какую то образину, в которую и выстрелил, посчитав её за зверя. Тут к нему подошёл старец, и объявил, что он – святой Илья, семь лет не мог убить чёрта, а охотник его застрелил. За это охотник был награждён счастьем и богатой невестою. «Подобная же легенда известна и в Малороссии,но вместо Ильи-пророка она выводит Бога» (А.Н.афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу». Том 1. М.1995. С.240). В украинском варианте Бог уговаривает мужика поменяться оружием(!): ««Твоим ружжом я переведу оттих проклятих, що мене дразнють». Поменялись, и как только станет, бывало, мужик стрелять из божьего ружья – тотчас гром и загремит на небе» (Там же).

Весьма ярко «тема стрелы» проявляется в текстах свадьбы и лирических песнях:

Дружка шепчет в правое ухо коню:

«…Посажу я на тебя, на доброго коня,
Егорья Храброго со слугами со могучими,
Со стрелами со калеными!…» («Обрядовая поэзия, книга 2» М. 1997; № 148)

Или на девичнике поют:

«Из-за лесу конь бежит,
Конь бежит, земля дрожит,
…На коне узда гремит,
За конём стрела летит,
За стрелой молодец бежит;
У ворот стоит девица…
«Красна девица, перейми мого коня!». (Обрядовая поэзия. М. 1989. «Девичник», № 530).

Дружка:

«Сватушка любезный,
Ехали мы темными лесами,
…На нас зверье тут нападали,
Мы все стрелочки,
Все тарелочки в них пораскидали!» («Обрядовая поэзия, книга 2» М. 1997; С. 180).

В весенней белоруской песне молодец посылает невесте на далёкий Дунай стрелы, сообщая ей о своём скором приезде и сватовстве:

«- Плывите, стрелочки, до моей девицы, соколе,
Сокол ясный, молодец красный, Иване.
Пусть моя девица дары готовит, соколе…» (Каляндарна-абрадавая паэзiя. Мiнск. 2001. № 446. С. 129. Перевод с белоруского — мой).

«Приехали сваты на двор,
Пустили стрелу в окно.
- Стрела моя. Стрела,
По что ты пришла?
…- Не по мёд, не по гарилку,
А по красную девку» (Фальклор у запiсах Яна Чачота i братоу Тышкевiчау.Мiнск. 2005. С.190. перевод с белорусского мой).

В зимних обрядовых текстах тема любви, сватовства и женитьбы тесно переплетена с темой стрелы:

Ради приобретения стрелы и девицы молодец может продать коня

«- Ой конь ты мой, конь, я тебе прадам,…
Я тебе прадам за руб, за стрэлку,…
…за красну деуку,
Я стрэлку зламлю, я деуку вазьму…» (Русский фольклор XXX.Материалы и исследования. С-П. 1999. Ю.И.Марченко. «Зимние праздночно-поздравительные песни в районах русско-белорусско-украинского пограничья». №33.С 366).

«Ён (молодец) па судзёнышку пахаджае,
Каляну стралу нацягвае,
Сам страле наказывае.
Што ляцi, ляцi, каляная страла,
Што убi, убi …
Серу вуцiцу на крутом берагу,
Красну дзевiцу на на высокам цераму.
Красна дзевiца – нявеста мая (Т.I. Кухаронак. «Маски у каляндарнай абраднасцi Беларусау». Мiнск 2001. С.136).

Очевидно, что в определённый исторический период умение стрелять стрелами, являлось для жениха обязательным качеством:

«Калi сыны павырасталi, бацька дау iм па луку I страле I сказау: — выйдзiце, сыны, з хаты I пусцiце свае стрэлы. Куды паляцiць страла, там I шукайце сабе жонак.» (Чарадзейныя казкi. Мiнск. 2003. №13, «Царэуна-лягушка»).

И если девушка любит и согласна выйти замуж, она возвращает стрелы хозяину.

Привязанность к супругу проявляется готовностью подавать стрелы:

«- А мой милый, миленький,
Возьми меня с собой (на войну),
… Ты будешь стреляти,
Я стрелочки подбирати,
Тебе в руки давати». (Фальклор у запiсах Яна Чачота i братоу Тышкевiчау.Мiнск. 2005. № 225. С.115. перевод с белорусского мой).

Любя мужа, женщина старается надавать ему стрел побольше:

«А просил-де Данилушко Перемякин сын,
Просил у Настасьюшки три стрелоцьки.
Да даваёт ему Настасьюшка деветь стрелоцёк».» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 2. С-П. 2003. №275 «Данило Перемякин»;С.329).

В былине о Добрыне и Маринке ситуация прямо противоположная, здесь ситуация «не любви», хотя тоже имеют место быть и стрела и окно, в которое она пущена. Добрыня случайно попадает стрелой в окно к известной киевской путане Маринке, и просит вернуть стрелу в выражениях, явно дающих понять, что он не свататься к ней пришел:

«Ах ты ой еси, Марынушка-люта гроза!
Ах ты блять, еретица ты безбожниця!.
А ты отдай ты мою да калену стрелу…».

Маринка же, пользуясь случаем который только внешне похож на предсвадебную ситуацию (см. выше), согласна отдать стрелу если Добрыни жениться на ней.

Добрыня отказывается, Маринка в отместку превращает его в рогатое животное (тура, оленя). Мать Добрыни обещает Маринке, что её сын, если она его расколдует, жениться на ней. Так и происходит, но свадьба эта не настоящая, не освященная любовью и согласием, один «голый» секс:

«Оне в чистом поле женилися,
Круг ракитового куста венчалися.
Повёл он ко городу ко Киеву,
А идёт за ним Маринка раскорякою…» (Добрыня Никитич и Алеша Попович. М.1974. №28 «Три года Добрынюшка стольничал». С. 164).

Дома Добрыня находит способ отвязаться от «жены»:

А посадил тут Марынку на ворота он,
А росстрелял он Добрынюшка до смерти ей» (А.Д.Григорьев. «Архангельские былины и исторические песни. Том 2»; С-П, 2003; «№249. «Добрыня и Маринка»).

В фольклоре «расстрел на воротах» является устойчивой формой устранения злодеек, что указывает на некий ритуал, не просто убийство, но казнь, освящённую традицией, в основе которой лежит, вероятно, какой-то не известный пока миф, так как ворота – граница миров. Сюда же можно прибавить описание троекратного поднятия над неким сооружением типа ворот, жены умершего руса, перед принесением её в жертву. Возможно, тут имело значение восприятие лука «батюшкой», а стрелы «матушкой»:

«Иванушко Годинович у сыра-дуба приговаривает:
«Уж ты, батюшка, мой тугой лук,
Уж ты, матушка, калена стрела,
Не пади-ко стрела ты ни на воду,
Не пади-ко стрела ты ни на гору,
Не пади-ко стрела ты ни в сырой дуб…
Обвернись, стрела, в груди татарскии…» (Б.А.Рыбаков. «Язычество Древней Руси». М. 1988. С. 326).

Герои эпоса описываются отличными стрелками:

«Во ту пору его племянничек любимой-от
Спустил стрелочку калёную.
Его стрелка перестрелушки не сделала,
Прямо падала ему да в ретиво сердцо…»
(«Былины М.С. Крюковой. Том второй», М. 1941. «Про Росши-Росши Росшиби колпак, его племянника». С. 78).

«Тут стреляёт Дунаюшко Ивановиць –
Он вышип поленницу ис седёлышка» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №309 «Дунай»; С.38).

Такое умение героев эпоса помогает им в показательных выступлениях:

«-А нути, — говорит царь, — хто дальше пустит стрелу? Побрали братовья свои луки. Повышли на чистое место. Первый стал Вечерник, прицелился, пустил стрелу – улетела стрела на полверсты; за ним второй брат, Полуношник, — улетела стрела на целу версту; после всех выходит Световик, натянул он свой тугой лук, как пустит стрелу – загудела, на три версты ушла, и не видать, куда скрылась» (Русские сказки Сибири и Дальнего Востока волшебные и о животных. Новосибирск 1993. «О трех богатырях- Вечернике, Полуношнике и Световике» С.56).

В состязаниях, в которых на кону стоит жизнь, героям помогают навыки дальнобойной стрельбы:

«Вышел турок с первою стрелою,
Выстрелил и меряет аршином,
Выстрелил на сто аршин и двадцать.
Вышел Марко с первою стрелою –
Та стрела две сотни пролетела.
Вышел турок со второй стрелою –
Та стрела три сотни пролетела.
Вышел Марко со второй стрелою –
Та стрела пять сотен пролетела.
Вышел турок с третьею стрелою –
Та стрела шесть сотен пролетела.
Тут к юнаку побратим приходит
И стрелу приносит татаранку
… Как пустил тот Марко татаранку –
В пыль и мглу умчалась татаранка,
До неё и глазом не достанешь,
А не то что смеряешь аршином!
Залился Алил-ага слезами,
Величает Марка побратимом:
«…Отдаю тебе мое подворье,
Отдаю тебе любу-турчанку,
Лишь меня, несчастного, не вешай!»» («Песни южных славян». М.1976. «Королевич Марко и Алил-ага».С.166).

Соревнуются в меткости, целью бывают кольцо, положенное на голову, остриё ножа и другие:

«А говорил где-ка царь Батей Батеевиць:
«Уш ты ой еси, Василей да сын Касимировичь!
А есь ле у вас да таковы стрельци
А с моими стрельцями да пострелетисе
А во ту где во меточьку во польскую
А во то востреё да во ножовоё?
А-й есьли нету у вас да таковых стрельцей
…А не видать те, Васильюшко, бела свету!»
…А Добрынюшка стрелил – да фсё во меточьку:
А калена-то стрелоцька роскололасе.» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №358 «Василий Касимирович»;С.285).

Настасья-королевична предлагает Дунаю:

«На твою-то молодецкую головушку
Я кладу своё колечико серебряно;
Три раза из лука калену стрелочку повыстрелю,
Пропущу-то скрозь колечико серебряно
И не сроню-то я колечика с головушки» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 2, М.1995. С.115).

Вообще вокруг Дуная много женщин хорошо стреляющих из лука:

«А увидела поленница Дуная, -
А натегивала она тугой лук,
А-й клала-де стрелочку каленую:
Она стрелила в Дуная сына Ивановичя –
А попала Дунаюшку во правый глас» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №309 «Дунай»;С.38).

И это умение воспитывалось с детства:

«Не училасе Настасьюшка не ткать, не престь,
Да училасе Настасьюшка луком стрелять,
Да уциласе настасьюшка конём владеть» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №345 «Дунай»;С.213).

воинственная Вила- одиночка, называемая Самовилой

Такое воспитание давалось, видимо, по личной склонности девочки, так как сестра Настасьи, Опраксея, описывается обычной красавицей, равнодушной к богатырским подвигам.

Южнославянские Вилы предлагают девушке, встреченной на озере:

«Слушай-ка, сестрица Йова,
Ты пойдем-ка, Йова, с нами,
…Подносить нам будешь луки,
Подносить луки и стрелы!» («Песни южных славян». М.1976. «Йова и самовилы». С.36-37).

В одном из вариантов былины о Маринке пожилая москвичка с Вшивой Горки помогает матери Добрыни найти его, обращённого Маринкой в оленя, с помощью наговоренной стрелы, выпущенной ею из лука Добрыни наугад:

«И говорила ей (матери Добрыни) бабушка задворенка:
- Принеси-ко ты добрынюшкин тугой лук
И принеси-ко ты да калену стрелу.
И натягивает старушка тугой лук,
И накладывает старушка калену стрелу,
И сама к стрелочке приговаривает:
- ты летай-ко, моя стрелочка, по чисту полю,
Доищи-ко ты Добрынюшка Никитича,
Оленя рыскучего в чистом поле:
Пусть бежит во матушку в камену Москву,
На ту ли на Горку на Вшивую…» (Добрыня Никитич и Алеша Попович. М.1974. №28 «Добрыня и Маринка». С. 159).
Так же здесь мы опять встречаем ситуацию типа: «стрела ищет хозяина», такую же, как в сказке «Булат-молодец» (см. выше).

Вообще тема «старушка со стрелой» не единична в фольклоре, в одном из вариантов сказки «Царевна-лягушка» с говорящим названием «Царевна-старушка», встречаем достаточно комичную ситуацию:

«Ванюшка стрелил. Его стрела ушла неизвестно… Вот Ванюшка пошел по белу свету страдать…Заходит Ванюшка в етот дворец. В етим дворце на паратним крыльце сидит старушка дряклая – губы повесила, сама черная, как уголь, держит в руках ванюшкину стрелочку.…- Здравствуй, милый мой друг, Ванюшка. Я твоя судьба!» (Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: водлшебные и о животных. Новосибирск 1993. № 12. «Царевна-старушка». №12. С. 169).

В одном из вариантов старины о Маринке внуки приводят к бабке-нищенке оленя «золоты рога, серебрены копытушка», встреченного на улицах Киева. Старуха сразу признаёт в олене Добрыню и в благодарность за то, что Добрыня хорошо подавал ей, берётся расколдовать его, и это ей дорого обходиться:

«Да, теперь надоть Добрынюшку отворотить же мне,
Нужно здоровья своего приубавити, <