курсов нет особой разницы. Только разные задачи и разные действия, но все — я, только — я. Мне ничто не мешало в этюдах первого курса, было легко и свободно. Я, в общем-то, не был с самого начала [учебы] зажат. Если была ситуация в этюде, то мне было легко».
Заметьте: опять свобода как данность. И это очень важно: такому творческому типу актеров присуща сценическая свобода с первых их шагов на сцене.
Второй тип. Об этом творческом типе будущих актеров мы будем говорить, ссылаясь на пример двух студентов — Володи К. и Лени Ф. Вспоминается время, когда курс готовился к показу этюдов на «органическое молчание». Почти у всех студентов уже были этюды, а вот у Володи и Лени их не было. И не потому, что они ленились и не выходили на сцену, а просто все, что они показывали, было плохо: и:м мешал сценический зажим. Леня, по характеру более скрытный, молчал, а Володя каждый день с глазами, полными ужаса, подходил к педагогу и спрашивал: «Что же будет? Ведь все плохо? Я бездарный, да?» Преподаватель старался его успокоить, но понимал, что дела его плохи.
Помнится также их приход на первый урок раздела «Наблюдения». Их перевели условно, поэтому ответственность заставила их быть предельно собранными и внимательными. В глазах светился огонек решимости.
И вот первая проба. Володя показал походку виденного им на рынке человека. Это было очень робко, и все-таки что-то обнадеживающее появилось в его показе. Педагог подбодрил его. А на следующем уроке была уже настоящая удача. Володя подготовил сразу несколько этюдов, и везде была острая наблюдательность, юмор и вдруг какая-то своеобразная хватка. Он сам почувствовал, что делает хорошо, и это придало «му силы. После этого урока его невозможно было остановить: интересные наблюдения сыпались как из рога изобилия. Раздел «Наблюдения» решил его актерскую судьбу.
На четвертом курсе Володя сыграл роль прокурора в спектакле С. Антонова «Разорванный рубль». Зрители получили истинное удовольствие. В эпизодическом образе (одна картина) он создал запоминающийся, цельный и яркий образ безразличного к людям человека, не любящего свою профессию. Его прокурор был больше озабочен собственным насморком, чем делом. Но главное — где скованность? где внутренний зажим? Ничего этого уже нет! На сцене — интересный характерный артист.
Путь у Лени Ф. был несколько иным. Более сдержанный по характеру, он долго не мог даже в наблюдениях найти себя. Первые показы разочаровывали. Затем Леня стал отталкиваться от речевой характерности: он показал сначала чеха, потом англичанина. И вот после этого, подобно Володе, резко вырвался вперед.
Посмотрим, что пишет в своем рабочем дневнике Леня Ф.: «Когда мне приходится выходить на сцену в своем, что называется, „первозданном качестве", я всегда испытываю некоторое не-