Посланец короля

Ослепительным майским утром 1690 года в порту Сантьяго островаПуэрто-Рико появился некий господин в сопровождении негра-слуги, несшего наплече саквояж. Незнакомец был доставлен к пристани в шлюпке с желтогогалиона, который стал на рейд, подняв на верхушку грот-мачты испанский флаг.Высадив незнакомца, шлюпка тотчас развернулась и пошла назад к кораблю, гдеее подняли и пришвартовали к борту, после чего все праздные зеваки,толпившиеся на молу, сделали вывод, что тот, кто на ней прибыл в порт, неторопился возвращаться на корабль. Зеваки проводили незнакомца исполненными любопытства взглядами.Впрочем, внешность его вполне оправдывала такое внимание -- она невольноприковывала к себе взоры. Даже несчастные полуголые белые рабы, укладывавшиекрепостную стену, и испанские конвойные, сторожившие их, и те глазели нанезнакомца. Высокий, стройный, худощавый и сильный, он был одет элегантно, хотя инесколько мрачно, -- в черный с серебром испанский костюм. Локоны черногопарика свободно падали на плечи; широкополая черная шляпа с черным плюмажемоставляла в тени верхнюю половину лица; обращали на себя внимание твердый,гладко выбритый подбородок, тонкий нос с горбинкой и надменная складка губ.На груди незнакомца поблескивали драгоценные камни, кисти рук утопали вкружевных манжетах, на длинной черной трости с золотым набалдашникомразвевались шелковые ленты. Он мог бы сойти за щеголя с Аламеды, если бы отвсего облика этого человека не веяло недюжинной силой и спокойнойуверенностью в себе. Равнодушное пренебрежение к неистово палящему солнцу,проявляемое незнакомцем в черном одеянии, указывало на железное здоровье, авзгляд его был столь высокомерен, что любопытные невольно опускали перед нимглаза. Незнакомец осведомился, как пройти к дому губернатора, и командирконвоиров отрядил одного из своих солдат проводить его. Они миновали площадь, которая ничем бы не отличалась от площади любогомаленького городка старой Испании, если бы не пальмы, отбрасывавшие черныетени на ослепительно-белую, спекшуюся от зноя землю. За площадью былацерковь с двумя шпилями и мраморными ступенями, а за церковью -- высокиечугунные ворота, пройдя в которые незнакомец, следуя за своим провожатым,оказался в саду и по аллее, обсаженной акациями, приблизился к большомубелому дому с глубокими лоджиями, утопавшему в кустах жасмина. Слуги-негры внелепо пышных, красных с желтыми галунами ливреях распахнули передпосетителем дверь и доложили губернатору Пуэрто-Рико, что к нему пожаловалдон Педро де Кейрос -- посланец короля Филиппа. Не каждый день появлялись посланцы испанского короля в этих отдаленныхи едва ли не самых незначительных из всех заокеанских владений егокатолического величества. Вернее сказать, это случилось впервые, и дон Хаймеде Вилламарга, необычайно взволнованный этим сообщением, сам еще не понимал,должен ли он приписать свое волнение приливу гордости или страху. Дон Хайме, обладавший, при своем среднем росте и весьма посредственноминтеллекте, непропорционально большой головой и большим животом, принадлежалк числу тех государственных деятелей, которые могли бы оказать наилучшуюуслугу Испании, отдалившись от нее на возможно большее расстояние, и, бытьможет, именно в силу этих" соображений и было ему уготовано назначение напост губернатора Пуэрто-Рико. Даже благоговейный страх перед еговеличеством, посланцем которого явился к нему дон Педро, не мог поколебатьнеистребимое самодовольство дона Хайме. Важный, напыщенный, принимал онкоролевского гонца, и холодный, высокомерный взгляд синих глаз дона Педроотнюдь не заставил дона Хайме присмиреть. Пожилой доминиканский монах,высокий и тощий, помогал его превосходительству принимать гостя. -- Сеньор, я вас приветствую. -- Могло показаться, что дон Хаймеговорит с набитым ртом. -- Я уповаю услышать от вас, что его величестворешил почтить меня своей высокой милостью. Дон Педро снял шляпу с плюмажем, отвесил поклон и передал шляпу вместес тростью негру-слуге. -- Я прибыл сюда после некоторых, по счастью благополучнозавершившихся, приключений, чтобы сообщить вам монаршью милость. Я толькочто сошел с борта "Сент-Томаса", испытав за время своего путешествия многиепревратности судьбы. Теперь корабль отплыл в Санто-Доминго и возвратитсясюда за мной дня через три-четыре. А на этот короткий промежуток времени мнепридется воспользоваться гостеприимством вашего превосходительства. --Создавалось впечатление, что гость не столько просит оказать ему любезность,сколько заявляет о своих правах. -- Так, так, -- соизволил произнести дон Хайме. Склонив голову набок и важно улыбаясь в седеющие усы, он ждал, когдагость приступит к более подробному изложению послания короля. Гость, однако, не проявлял торопливости. Он окинул взглядом большуюпрохладную комнату, роскошно обставленную резной дубовой и ореховой мебелью,доставленной сюда из Старого Света вместе с устилавшими пол коврами иразвешанными по стенам картинами, и непринужденно, как человек, привыкшийчувствовать себя свободно в любой обстановке, спросил, не разрешат ли емусесть. Его превосходительство, слегка утратив свою величавость, поспешилпредложить гостю стул. Посланец короля все так же неторопливо, с легкой усмешкой, чрезвычайноне понравившейся дону Хайме, опустился на стул и вытянул ноги. -- Мы с вами в какой-то мере родственники, дон Хайме, -- объявил он. Дон Хайме уставился на него. -- Не имею удовольствия об этом знать. -- Именно поэтому я и спешу уведомить вас. Эти родственные узы возниклив результате вашего брака, сеньор. Я -- троюродный брат донны Эрнанды. -- О! Моей жены! -- В тоне его превосходительства явственно прозвучалоттенок пренебрежения к упомянутой выше даме и ее родственникам. -- Яобратил внимание на ваше имя: Кейрос. -- Его превосходительству стала теперьясна причина жесткого акцента дона Педро, от которого страдало его востальном безупречное кастильское произношение. -- Вы, значит, португалец,как донна Эрнанда? -- И снова в тоне его превосходительства проскользнулопрезрение к португальцам, и особенно к тем из них, кто состоит на службе укороля Испании, в то время как Португалия уже полстолетия назад установиласвою независимость. -- Наполовину португалец, разумеется. Моя семья... -- Да, да, -- прервал его нетерпеливый дон Хайме. -- Так с каким жепоручением прислал вас ко мне его величество? -- Ваше нетерпение, дон Хайме, вполне естественно, -- с оттенком ирониипроизнес дон Педро. -- Не взыщите, что я позволил себе коснуться семейныхдел. Итак, поручение, которое мне дано... Вас, вероятно, не удивит, сеньор,что слуха его величества, да хранит его бог, -- дон Педро благоговейносклонил голову, принудив дона Хайме последовать его примеру, -- достигаютсообщения не только о вашем прекрасном, весьма похвальном управлении этимостровом, именуемым Пуэрто-Рико, но и о большом усердии, проявленном вами встремлении освободить эти моря от губительных набегов различных морскихразбойников, и особенно от английских пиратов, мешающих нашему мореходству инарушающих мирное течение жизни в наших испанских поселениях. Да, конечно, дон Хайме не нашел в этом ничего удивительного инеожиданного. Не нашел даже после некоторого размышления. Будучи отпетымдураком, он не догадывался, что из всех испанских владений в Вест-Индиивверенный его попечению остров Пуэрто-Рико является наиболее дурноуправляемым. А что до остального, то дон Хайме действительно содействовалочищению вод Карибского моря от пира тов. Совсем недавно, кстати сказать, --и совсем случайно, вынуждены мы добавить, -- он весьма существенно помогдостижению этой цели, о чем и не замедлил тут же упомянуть. Задрав подбородок и выпятив грудь, он горделиво расхаживал перед дономПедро, повествуя о своих подвигах. Если его старания оценены по заслугам,это, разумеется, приносит ему глубокое удовлетворение, заметил он. Такоепоощрение порождает стремление к дальнейшей усердной службе. Он не желал быпоказаться нескромным, однако по справедливости должен сказать, что под егоэгидой остров Пуэрто-Рико процветает. Вот Фрей Луис можетзасвидетельствовать, что это так. Христианская религия насаждена твердойрукой, и ни о какой ереси на Пуэрто-Рико не может быть и речи. А в отношениипиратов им сделано решительно все, что только в его положении возможно, хотяон, разумеется, и желал бы достичь большего. Однако обязанности призываютего находиться на берегу. Обратил ли дон Педро внимание на новые укрепления,которые он здесь возводит? Сооружение их уже близится к концу, и едва лидаже у этого злодея, у самого капитана Блада, хватит теперь наглости нанестиему визит. Он уже показал этому грозному пирату, что с ним шутки плохи.Несколько дней назад кучка головорезов из его пиратской шайки осмелиласьвысадиться на южном берегу острова. Но люди дона Хайме проявилибдительность. Он сам позаботился об этом. Вооруженный отряд всадников прибылна место вовремя. Они налетели на пиратов и задали им хорошую трепку. Приодном воспоминании об этом дона Хайме начал разбирать смех, и он не выдержали расхохотался. Дон Педро учтиво рассмеялся вместе с ним и, проявляя вполнеуместное любопытство, вежливо пожелал узнать дальнейшие подробности. -- Вы прикончили их всех до единого, разумеется? -- поинтересовался он.Тон его вопроса не оставлял сомнения в том, что он исполнен презрения к этимпиратам. -- Пока еще нет. -- Его превосходительство, казалось, смаковалпредстоящее ему жестокое удовольствие. -- Но они все сидят у меня подзамком, все шестеро, которых я захватил в плен. Мы еще не решили, как лучшес ними разделаться. Вздернем, вероятно. А может, устроим аутодафе во славубожию. Они же все еретики, конечно. Мы с Фреем Луисом еще не решили этотвопрос. -- Так, так, -- сказал дон Педро, которому разговор о пиратах, каквидно, уже прискучил. -- Желает ли ваше превосходительство услышать то, чтоя имею ему сообщить? Его превосходительство был раздражен этим намеком, призывавшим егопрервать свою пространную похвальбу. С надутым видом он принужденно отвесилчопорный поклон посланцу его величества. -- Прошу прощения, -- произнес он ледяным тоном. Но надменный дон Педро, казалось, даже не заметил его надутого вида. Онизвлек из кармана своего роскошного одеяния сложенный в несколько разпергамент и небольшой плоский кожаный футляр. -- Прежде всего я должен объяснить вашему превосходительству, почемуэтот предмет попадает к вам в таком неподобающем состоянии. Я уже имел честьсообщить -- но вы, мне кажется, не обратили на это внимания, -- что моепутешествие сюда было сопряжено со многими превратностями. По правде говоря,уже одно то, что мне в конце концов удалось все же попасть на этот остров,похоже на чудо. Я сам пал жертвой этого дьявола -- капитана Блада. Корабль,на котором я отплыл из Кадиса, был им потоплен неделю назад. Мой двоюродныйбрат, дон Родриго де Кейрос, сопровождавший меня, попал в руки страшногопирата и в настоящее время находится у него в плену, но я оказалсясчастливее его -- мне удалось бежать. Впрочем, это слишком длинный рассказ,и я не стану утомлять вас описанием всего, что произошло. -- Меня это нисколько не утомит! -- вскричал его превосходительство, отлюбопытства теряя свою чванливость. Однако дон Педро не пожелал вдаваться в подробности, невзирая напроявленный к ним интерес. -- Нет, нет, как-нибудь потом, если у вас еще не пропадет охота. Нестоль уж это существенно. Для вашего превосходительства существенно, главнымобразом, то, что мне удалось бежать. Меня подобрал корабль "Сент-Томас" идоставил сюда, и я счастлив, что могу выполнить данное мне поручение. -- Онпротянул губернатору свернутый пергамент. -- Я упомянул о моих злоключенияхлишь для того, чтобы объяснить вам, как могло случиться, что этот документтак сильно пострадал от морской воды, хотя, впрочем, не настолько, чтобыстать неудобочитаемым. В этом послании государственный секретарь еговеличества оповещает вас о том, что нашему монарху, да хранит его бог,угодно было в знак признания ваших уже упомянутых мною заслуг одарить вассвоей высокой милостью, возведя в ранг рыцаря самого высшего ордена --ордена святого Якова Компостельского. Дон Хайме побледнел, затем побагровел. В неописуемом волнении он взялдрожащей рукой послание и развернул его. Документ и в самом деле был сильноподпорчен морской водой. Некоторые слова совсем расплылись. На месте титулагубернатора ПуэртоРико и его фамилии было водянистое чернильное пятно, а ещенесколько слов и вовсе смыло водой, однако основное содержание письма,целиком соответствовавшее сообщению дона Педро, явствовало из этого посланияс полной очевидностью и было скреплено королевской подписью, котораянисколько не пострадала. Когда дон Хайме оторвал наконец глаза от бумаги, дон Педро протянул емукожаный футляр и нажал пружинку. Крышка отскочила, и глаза губернатораослепил блеск рубинов, сверкавших, подобно раскаленным углям, на черномбархате футляра. -- Вот орден, -- сказал дон Педро. -- Крест святого ЯковаКомпостельского -- самый высокий и почетный из всех орденов, и вы имнаграждаетесь. Дон Хайме с опаской, словно святыню, взял в руки футляр и уставился насверкающий крест. Монах, приблизившись к губернатору, бормотал словапоздравления. Любой орден был бы высокой и нежданной наградой для дона Хаймеза его заслуги перед испанской короной. Но награждение его самым высоким,самым почетным из всех орденов превосходило всякое вероятие, и губернаторПуэрто-Рико на какое-то мгновение был совершенно ошеломлен величием этогособытия. Однако через несколько минут, когда в комнату вошла очаровательнаямолодая дама, изящная и хрупкая, к дону Хайме уже вернулись его обычноесамодовольство и самоуверенность. Увидав элегантного незнакомца, тотчас поднявшегося при ее появлении,дама в смущении и нерешительности замерла на пороге. Она обратилась к донуХайме: -- Извините. Я не знала, что вы заняты. Дон Хайме язвительно рассмеялся и повернулся к монаху. -- Вы слышите! Она не знала, что я занят. Я -- представитель короля наПуэрто-Рико, губернатор этого острова по повелению его величества, а моясупруга не знает, что я могу быть занят, -- она полагает, что у меня многосвободного времени! Это же просто невообразимо! Однако подойди сюда,Эрнанда, подойди сюда! -- В голосе его зазвучали хвастливые нотки. --Взгляни, какой чести удостоил король своего ничтожного слугу. Быть может,хотя бы это поможет тебе понять то, что уже понял его величество, воздав мнедолжное, в то время как моя супруга оказалась не в состоянии этого сделать,-- король оценил по заслугам усердие, с коим несу я бремя моего поста. Донья Эрнанда робко приблизилась, повинуясь его зову. -- Что это, дон Хайме? -- "Что это"! -- насмешливо передразнил дон Хайме свою супругу. -- Давсего-навсего вот что! -- Он раскрыл перед ней футляр. -- Его величествонаграждает меня крестом святого Якова Компостельского! Донья Эрнанда чувствовала, что над ней смеются. Ее бледные, нежные щекислегка порозовели. Но не радость, нет, породила этот румянец, и тоскующийвзгляд больших темных глаз не заискрился от удовольствия при виде ордена.Скорее, подумалось дону Педро, донья Эрнанда покраснела от негодования истыда за своего грубияна мужа, так презрительно и неучтиво обошедшегося сней в присутствии незнакомца. -- Я очень рада, дон Хайме, -- сказала она мягко. Голос ее прозвучалустало. -- Поздравляю вас. Я очень рада. -- Ах, вот как! Вы рады? Фрей Алонсо, прошу вас отметить, что доньяЭрнанда рада. -- В своих насмешках над женой дон Хайме даже не давал себетруда проявлять остроумие. -- Кстати, этот господин, доставивший сюда орден,какой-то твой родственник, Эрнанда. Донья Эрнанда обернулась, снова взглянула на элегантного незнакомца --взглянула как на чужого. Однако она как будто не решалась заявить, что незнает его. Отказаться признать посланца короля, принесшего весть о высокойнаграде, да еще в присутствии такого супруга, как дон Хайме, -- на эторешиться нелегко. К тому же род их был очень многочислен, и могли ведьоказаться у нее и такие родственники, с которыми она не была знакома лично. Незнакомец низко поклонился; локоны парика почти закрыли его лицо. -- Вы едва ли помните меня, донья Эрнанда. Тем не менее, я ваш кузен, ивы, без сомнения, слышали обо мне от другого вашего кузена -- Родриго. Я --Педро де Кейрос. -- Вы Педро? Вот как... -- Она вгляделась в него более пристально ипринужденно рассмеялась. -- Я помню Педро. Мы играли вместе, когда былидетьми, Педро и я. В ее голосе прозвучал оттенок недоверия. Но Педро невозмутимо произнес,глядя ей в глаза: -- Вероятно, это было в Сантарене? -- Да, в Сантарене. -- Его уверенность, казалось, поколебала ее. -- Новы тогда были толстый, маленький крепыш с золотистыми кудрями. Дон Педро рассмеялся: -- Я немного отощал, пока рос, и мне пришелся по вкусу черный парик. -- Вероятно, от этого глаза у вас неожиданно стали синими. Я что-то непомню, чтобы у вас были синие глаза... -- О боже праведный, ну не дурочка ли! -- не выдержал ее супруг. -- Выже никогда ничего не помните! Она повернулась к нему, губы ее задрожали, но глаза твердо встретилиего насмешливый взгляд. Резкое слово вот-вот готово было слететь с ее губ,но она сдержалась и промолвила очень тихо: -- О нет. Есть вещи, которых женщины не забывают. -- Что касается памяти, -- с холодным достоинством произнес дон Педро,обращаясь к губернатору, -- то я, со своей стороны, тоже что-то не припомню,чтобы в нашем роду встречались дурочки. -- Значит, черт побери, вам нужно было попасть в Пуэрто-Рико, чтобысделать это открытие, -- хрипло расхохотавшись, отпарировал егопревосходительство. -- О! -- со вздохом произнес дон Педро. -- Мои открытия могут неограничиться только этим. Что-то в его тоне не понравилось дону Хайме. Большая голова егозаносчиво откинулась назад, брови нахмурились. -- Что вы имеете в виду? -- вопросил он. Дон Педро уловил мольбу в темном, влажном взгляде маленькой, хрупкойженщины, стоявшей перед ним. Снисходя к этой мольбе, он рассмеялся и сказал: -- Мне еще, по-видимому, предстоит открыть, где ваше превосходительствособлаговолит поместить меня на то время, пока я вынужден пользоваться вашимгостеприимством. Если мне позволено будет сейчас удалиться... Губернатор резко обернулся к донье Эрнанде: -- Вы слышали? Ваш родственник вынужден напомнить нам о нашихобязанностях по отношению к гостю. А вам даже в голову не пришло, что выдолжны позаботиться о нем. -- Но я же не знала... Мне никто не сказал, что у нас гость... -- Прекрасно. Теперь вы знаете. Обедать мы будем через полчаса. За обедом дон Хайме пребывал в преотличнейшем расположении духа, иначеговоря, был попеременно то невероятно важен, то невероятно шумлив, и стеныстоловой то и дело дрожали от его громового хохота. Дон Педро почти не давал себе труда скрывать неприязнь к нему. Ондержался с ним все более холодно и надменно и почти полностью перенес своевнимание на подвергавшуюся насмешкам супругу. -- У меня есть весточка для вас, -- сообщил он ей, когда подали десерт.-- От кузена Родриго. -- Вот как? -- язвительно заметил дон Хайме. -- Она будет рада получитьот него весть. Моя супруга всегда проявляла необычайный интерес к своемукузену Родриго, а он -- к ней. Донья Эрнанда вспыхнула, но не подняла глаз. Дон Педро легко,непринужденно тотчас пришел ей на выручку. -- В нашей семье все привыкли проявлять интерес друг к другу. Все, ктоносит фамилию Кейрос, считают своим долгом заботиться друг о друге и готовыв любую минуту этот долг исполнить. -- Говоря это, дон Педро в упорпосмотрел на дона Хайме, как бы призывая губернатора получше вникнуть вскрытый смысл его слов. -- И это имеет прямое отношение к тому, о чем ясобираюсь поведать вам, кузина Эрнанда. Как я уже имел честь сообщить егопревосходительству, корабль, на котором мы с доном Родриго отплыли вместе изИспании, подвергся нападению этого ужасного пирата капитана Блада и былпотоплен. Пираты захватили в плен нас обоих, однако мне посчастливилосьбежать... -- Но вы не поведали нам, как вам это удалось, -- прервал егогубернатор. -- Вот теперь расскажите. Однако дон Педро пренебрежительно махнул рукой. -- Это не столь уж интересно, и я не люблю говорить о себе -- мнестановится скучно. Но если вы так настаиваете... Нет, как-нибудь в другойраз. Сейчас я лучше расскажу вам о Родриго. Он узник капитана Блада. Но неподдавайтесь чрезмерной тревоге. Слова ободрения пришлись как нельзя более кстати. Донья Эрнанда,слушавшая его затаив дыхание, смертельно побледнела. -- Не тревожьтесь. Родриго здоров, и жизни его ничто не угрожает. Мнеиз личного опыта известно, что этот страшный человек, этот Блад, не чуждпонятия рыцарственности. Он человек чести, хотя и пират. -- Пират -- человек чести? -- Дон Хайме так и покатился со смеху. --Вот это здорово, клянусь жизнью! Вы мастер говорить парадоксами, дон Педро.А что скажете вы, Фрей Алонсо? Тощий монах угодливо улыбнулся. Донья Эрканда, побледневшая,испуганная, терпеливо ждала, когда дон Педро сможет продолжать. Дон Педросдвинул брови. -- Парадокс не во мне, парадоксален сам капитан Блад. Этот грабитель,этот сатана в облике человека никогда не проявляет бессмысленной жестокостии всегда держит слово. Вот почему я повторяю, что вы можете не опасаться засудьбу дона Родриго. Вопрос о его выкупе уже согласован между ним икапитаном Бладом, и я взялся этот выкуп добыть. А пока что Родриго чувствуетсебя совсем неплохо, с ним обращаются почтительно, и, пожалуй, можно дажесказать, что у них с капитаном Бладом завязалось нечто вроде дружбы. -- Вот этому я охотно могу поверить, черт побери! -- вскричалгубернатор, а донья Эрнанда со вздохом облегчения откинулась на спинкустула. -- Родриго всегда готов был водить дружбу с мошенниками. Верно,Эрнанда? -- На мой взгляд... -- негодующе начала донья Эрнанда, но внезапноумолкла и добавила другим тоном: -- Я никогда этого не замечала. -- Вы никогда этого не замечали! А вы вообще когда-нибудь что-нибудьзамечали, позвольте вас спросить? Так-так, значит, Родриго ждет выкупа.Какой же назначен выкуп? -- Вы хотите внести свою долю? -- обрадованно и уже почти дружелюбновоскликнул дон Педро. Губернатор подскочил так, словно его ужалили. Лицо его сразу сталохмурым. -- Я? Нет, клянусь святой девой Марией! И не подумаю. Это дело касаетсятолько семейства Кейрос. Улыбка сбежала с лица дона Педро. Он вздохнул. -- Разумеется, разумеется! Тем не менее... Мне все же думается, что высо своей стороны еще внесете кое-какую лепту. -- Напрасно вам это думается, -- со смехом возразил дон Хайме, -- ибовас постигнет горькое разочарование. Обед закончился, все встали из-за стола и, как повелось в часыполуденного зноя, разошлись по своим комнатам отдыхать. Они встретились снова за ужином в той же комнате, уже в приятнойвечерней прохладе, при зажженных свечах в тяжелых серебряных подсвечниках,привезенных из Испании. Самодовольство губернатора, радость его по поводу полученной имнеобычайно высокой награды не знали границ; весь свой послеобеденный отдыхон провел в созерцании драгоценного ордена. Он был чрезвычайно весел, шутливи шумен, но и тут не обошел донью Эрнанду своими насмешками. Вернее, именноее-то он и избрал мишенью своих грубых шуток. Он высмеивал свою супругу навсе лады и призывал дона Педро и монаха посмеяться вместе с ним. Дон Педро,однако, не смеялся. Он оставался странно серьезен: пожалуй, даже в еговзгляде, устремленном на бледное, страдальческое, трагически-терпеливое лицодоньи Эрнанды, мелькало сочувствие. В тяжелом черном шелковом платье, резко оттенявшем ослепительнуюбелизну ее шеи и плеч, она казалась особенно стройной и хрупкой, а гладкопричесанные, блестящие черные волосы подчеркивали бледность ее нежного лица.Она была похожа на изваяние из слоновой кости и черного дерева и казаласьдону Педро безжизненной, как изваяние, пока после ужина он не остался с нейнаедине в одной из оплетенных жасмином, овеваемых прохладным ночным бризом сморя лоджий. Его превосходительство удалился сочинять благодарственное посланиекоролю и для подмоги взял с собой монаха. Гостя он оставил на попечениисвоей супруги, не забыв посочувствовать ему по этому случаю. Донья Эрнандапредложила дону Педро выйти на воздух, и, когда теплая тропическая ночьповеяла на них своим ароматом, супруга губернатора внезапно пробудилась кжизни и, задыхаясь от волнения, обратилась с вопросом к гостю: -- Все это правда -- то, что рассказали вы нам сегодня о доне Родриго?Его действительно захватил и держит в плену капитан Блад? И он в самом делецел и невредим и ожидает выкупа? -- Все истинная правда, от слова до слова. -- И вы... вы можете поручиться в этом? Поручиться честным словомджентльмена? Я не могу не считать вас джентльменом, раз вы посланец короля. -- Единственно по этой причине? -- Дон Педро был несколько задет. -- Можете вы поручиться мне честным словом? -- настойчиво повторилаона. -- Без малейшего колебания. Даю вам честное слово. Почему высомневаетесь? -- Вы дали мне повод. Вы не слишком правдивы. Зачем, например, выдаетевы себя за моего кузена? -- Значит, вы не помните меня? -- Я помню Педро де Кейроса. Годы могли прибавить ему роста истройности, солнце могло покрыть бронзовым загаром его лицо, а волосы подэтим черным париком могут быть по-прежнему белокуры, хотя я позволю себеусомниться в этом, -- но каким образом, разрешите вас спросить, могизмениться цвет его глаз? Ведь у вас глаза синие, а у Педро были карие. С минуту он молчал, словно обдумывая что-то, а она глядела на егокрасивое, суровое лицо, отчетливо выступавшее из мрака в резком луче света,падавшем из окна. Он не смотрел на нее. Его взгляд был обращен вдаль, кморю, которое серебрилось под усыпанным звездами небом, отражая мерцающиеогни стоявших на рейде судов. Потом его глаза проследили полет светлячка,преследующего мотылька в кустах... Дон Педро глядел по сторонам, избегаявзгляда хрупкой, маленькой женщины, стоявшей возле него. Наконец он заговорил спокойно, с легкой усмешкой признаваясь в обмане: -- Мы надеялись, что вы забудете эту маленькую подробность. -- Мы? -- переспросила она. -- Да, мы с Родриго. Мы с ним в самом деле подружились. Он спешил квам, когда все это произошло. Вот почему мы оказались на одном корабле. -- И он сам пожелал, чтобы вы явились сюда самозванцем? -- Он подтвердит вам это, когда прибудет сюда. А он будет здесь черезнесколько дней, не сомневайтесь. Он явится к вам, как только я смогу еговыкупить, что произойдет тотчас после моего отъезда. Когда я бежал -- яведь, в отличие от него, не был связан словом, -- он попросил меня явитьсясюда и назваться вашим кузеном, чтобы до его прибытия служить вам, если этопотребуется. Она задумалась. В молчании они сделали несколько шагов по лоджии. -- Вы подвергали себя непростительному риску, -- сказала она, даваяпонять, что верит его словам. -- Джентльмен, -- произнес он сентенциозно, -- всегда готов рискнутьради дамы. -- Вы рискуете ради меня? -- А вам кажется, что я рискую для собственного удовольствия? -- Нет. Едва ли. -- Так зачем понапрасну ломать себе голову? Я поступаю так, как пожелалРодриго. Он явится и сам объяснит вам, зачем ему это понадобилось. А пока я-- ваш кузен и прибыл сюда вместо него. Если этот мужлан, ваш супруг, будетвам слишком докучать... -- Зачем вы это говорите? -- В ее голосе прозвенело смущение. -- Ведь я здесь вместо Родриго. Не забывайте об этом, больше я вас ни очем не прошу. -- Благодарю вас, кузен, -- сказала она и оставила его одного. Прошло трое суток. Дон Педро продолжал быть гостем губернатораПуэрто-Рико, и каждый последующий день был похож на предыдущий, если несчитать того, что дон Хайме день ото дня все сильнее проникался сознаниемсвоего величия, вследствие чего становился все более невыносим. Однако донПедро с завидной стойкостью терпел его общество, и порой ему словно бы даженравилось разжигать чудовищное тщеславие губернатора. Так, на третьи суткиза ужином дон Педро предложил его превосходительству отметить оказанную емувысокую монаршью милость каким-либо событием, которое запечатлелось бы увсех в памяти и нашло бы свое место в анналах острова Пуэрто-Рико. Дон Хайме жадно ухватился за это предложение. -- Да, да. Это великолепная мысль. Что бы вы мне посоветовалипредпринять? Дон Педро, улыбаясь, запротестовал: -- Как могу я давать советы дону Хайме де Вилламарга? Но, во всякомслучае, это должно быть нечто такое, что было бы под стать стользначительному и торжественному событию. -- Да, разумеется... Это верно. (Однако мозг этого тупицы был неспособен родить какую-либо идею.) Вопрос в том, что именно можно считатьприличествующим случаю? Фрей Алонсо предложил устроить большой бал в доме губернатора, и доньяЭрнанда зааплодировала. Но дон Педро позволил себе не согласиться с ней: поего мнению, бал останется в памяти только у тех, кто будет на него --приглашен. Надо придумать нечто такое, что произведет неизгладимоевпечатление на всех жителей острова. -- Почему бы вам не объявить амнистию? -- предложил он наконец. -- Амнистию? -- Три пары удивленных глаз вопросительно уставились нанего. -- Именно. Почему бы нет? Вот это был бы поистине королевский жест. Аразве губернатор не является в какой-то мере королем -- вице-королем,наместником монарха, -- и разве народ не ждет от него поступков, достойныхкороля? В честь полученной вами высокой награды откройте ваши тюрьмы, донХайме, как делают это короли в день своей коронации! Дон Хайме, ошеломленный величием этой идеи, не сразу вышел изстолбняка. Наконец он стукнул по столу кулаком и заявил, что это блестящаямысль. Завтра он обнародует свое решение, отменит судебные приговоры ивыпустит на волю всех преступников. -- Кроме, -- добавил он, -- шестерых пиратов. Населению не понравится,если я их освобожу тоже. -- Мне кажется, -- сказал дон Педро, -- что любое исключение сведет нанет значение всего акта. Исключений не должно быть. -- Но эти преступники сами исключение. Разве вы не помните -- ярассказал вам, как захватил шестерых пиратов из тех, что имели наглостьвысадиться на Пуэрто-Рико? Дон Педро нахмурился, припоминая. -- Да, да! -- воскликнул он. -- Вы что-то рассказывали. -- А говорил ли я вам, сэр, что один из этих пиратов не кто иной, какэта собака Волверстон. -- Волверстон? -- повторил дон Педро. -- Вы схватили Волверстона? -- Немогло быть сомнений в том, что это сообщение глубоко его поразило, да инеудивительно: ведь Волверстон считался правой рукой капитана Блада.Испанцам он был так же хорошо известен, как сам капитан Блад, и ненавиделиони его, пожалуй, не меньше. -- Вы схватили Волверстона? -- повторил донПедро и в первый раз за все время поглядел на дона Хайме с явным уважением.-- Вы мне этого не говорили. Ну, в таком случае, друг мой, вы подрезаликапитану Бладу крылья. Без Волверстона он уже наполовину не так страшен.Теперь недолго ждать, чтобы погиб и он, и своим избавлением от него Испаниябудет обязана вам. Дон Хайме с притворным смирением развел руками. -- Быть может, этим я хоть немного заслужу ту великую честь, которойудостоил меня король. -- Хоть немного! -- повторил дон Педро. -- Будь его величество оповещеноб этом, он, быть может, почел бы даже орден святого Якова Компостельскогонедостаточно почетным для вас. Донья Эрнанда бросила на него быстрый взгляд, полагая, что он шутит. Нодон Педро, казалось, говорил вполне искренне и серьезно. И даже обычное еговысокомерие сейчас не так бросалось в глаза. Помолчав, он добавил: -- Да, разумеется, разумеется, этих преступников вы ни в коем случае недолжны амнистировать. Это же не заурядные злодеи, это заклятые врагиИспании. -- Внезапно, словно придя к какому-то решению, он спросил: -- Каквы намерены с ними поступить? Дон Хайме задумчиво выпятил нижнюю губу. -- Я еще до сих пор не решил, отправить ли мне их на виселицу илиотдать Фрею Алонсо для предания огню как еретиков. По-моему, я уже говорилвам об этом. -- Да, конечно, но я не знал тогда, что один из них -- Волверстон. Этоменяет дело. -- Почему же? -- Ну как же, судите сами! Подумайте хорошенько. По некоторомразмышлении вы сами поймете, что вам следует сделать. Это же совершенноясно. Дон Хайме начал размышлять, как ему было предложено. Потом пожалплечами. -- Черт побери, сеньор, это может быть ясно для вас, но я, по правдеговоря, не вижу, что тут еще можно придумать, кроме костра или веревки. -- В конечном счете так оно и будет. Либо то, либо другое. Но не здесь,не на Пуэрто-Рико. Это было бы недостаточно эффектным завершением вашихславных дел. Отправьте этих преступников в Испанию, дон Хайме. Пошлите ихего величеству в знак вашего усердия, за которое он удостоил вас своейнаграды. Пусть это послужит доказательством, что вы действительнозаслуживаете награды и даже еще более высоких наград в будущем. Так выпроявите свою благодарность монарху. С минуту дон Хайме безмолвствовал, выпучив от удивления и восторгаглаза. Щеки его пылали. -- Видит бог, я бы никогда до этого не додумался, -- промолвил оннаконец. -- Ваша скромность единственно тому причиной. -- Все может быть, -- согласился дон Хайме. -- Но теперь вам уже самому все ясно? -- О да, теперь мне ясно. Король, конечно, будет поражен. Но Фрей Алонсо огорчился. Он очень мечтал об аутодафе. А донью Эрнандуболее всего поразила внезапная перемена, происшедшая в ее кузене: кудадевалось его презрительное высокомерие, почему он вдруг стал так мягок иобходителен? Дон Педро же тем временем все подливал масла в огонь. -- Его величество сразу увидит, что таланты вашего превосходительстварастрачиваются впустую в таком незначительном поселении, как здесь, на этомПуэрто-Рико. Я уже вижу вас губернатором куда более обширной колонии. Бытьможет, даже вицекоролем, как знать... Вы проявили столько рвения, как ниодин из наместников Испании в ее заокеанских владениях. -- Но как же я переправлю их в Испанию? -- заволновался дон Хайме, ужене сомневавшийся более в целесообразности самого мероприятия. -- А вот тут я могу оказать услугу вашему превосходительству. Я возьмуих на борт "Сент-Томаса", который должен прийти за мной с минуты на минуту.Вы напишете еще одно письмо его величеству о том, что препровождаете ему этоживое свидетельство вашего усердия, а я доставлю ваше послание вместе сзаключенными. Общую амнистию вы повремените объявлять, пока мой корабль неотвалит от пристани, и тогда это торжество ничем не будет омрачено. Онобудет совершенным, полным и весьма внушительным. Дон Хайме был в восторге и, рассыпаясь в благодарностях перед гостем,дошел даже до такой крайности, что позволил себе назвать его кузеном. Решение было принято как раз вовремя, ибо на следующее утро на зарежители Сантьяго были потревожены пушечным выстрелом и, пожелав узнатьпричину этой тревоги, увидели, что желтый испанский корабль, доставивший кберегам острова дона Педро, снова входит в бухту. Дон Педро немедленно разыскал губернатора и, сообщив ему, что то былсигнал к отплытию, учтиво выразил сожаление, что его обязанности непозволяют ему злоупотреблять долее великодушным гостеприимством дона Хайме. Пока негр-лакей укладывал его саквояж, дон Педро пошел попрощаться сдоньей Эрнандой и еще раз заверил эту миниатюрную задумчивую женщину в том,что у нее нет оснований тревожиться за судьбу своего кузена Родриго, которыйв самом непродолжительном времени предстанет перед ней. После этого дон Хайме в сопровождении адъютанта повез дона Педро вгородскую тюрьму, где содержались пираты. В полутемной камере, освещавшейся только маленьким незастекленнымокошком с толстой решеткой под самым потолком, они лежали на голом каменномполу вместе с двумя-тремя десятками разного рода преступников. В этомтесном, грязном помещении стояло такое зловоние, что дон Педро отшатнулся,словно от удара в грудь, и дон Хайме громко расхохотался над егочувствительностью. Однако сам он вытащил из кармана носовой платок,благоухавший вербеной, и поднес его к носу, после чего время от времениповторял эту операцию снова и снова. Волверстон и его пятеро товарищей, закованные в тяжелые цепи,образовали небольшую группу немного поодаль от остальных заключенных. Однилежали, другие сидели на корточках у стены, где на пол было брошено немногогнилой соломы, заменявшей им постель. Грязные, нечесаные и небритые, так каквсе туалетные принадлежности были у них отобраны, они жались друг к другу,словно стремясь обрести в своем союзе силу и защиту против окружавших ихжуликов и бандитов. Гиганта Волверстона по одежде можно было бы принять закупца. Дайк, в прошлом младший офицер королевского военноморского флота,имел вид почтенного добропорядочного горожанина. Остальные четверо были вбумажных рубашках и кожаных штанах -- обычной одежде всех флибустьеров -- ис цветными повязками на головах. Никто из них не шелохнулся, когда скрипнула на чугунных петлях дверь ис полдюжины закованных в латы испанцев с пиками в руках -- почетный эскорт иохрана его превосходительства -- вошли и стали у порога. Когда же сиявысокая персона в сопровождении адъютанта и благородного гостя самоличновступила в камеру и все остальные заключенные вскочили и в почтительномиспуге выстроились по стенам, корсары равнодушно продолжали сидеть на своейсоломе. Однако они не были вовсе безразличны к происходящему. Когда донПедро небрежно шагнул вперед, лениво опираясь на увитую лентами трость ипохлопывая по губам носовым платком, который он тоже почел не лишним извлечьиз кармана, Волверстон приподнялся на своем вонючем ложе, и его единственныйглаз (второй он, как известно, потерял в битве при Сегморе) округлился отярости. Дон Хайме жестом указал на корсаров. -- Вот они, эти проклятые пираты, дон Педро. Глядите -- сбились в кучу,словно воронье, слетевшееся на падаль. -- Эти? -- надменно спросил дон Педро, ткнув в сторону корсаровтростью. -- Клянусь небом, вид их вполне под стать их ремеслу. Единственный глаз Волверстона сверкнул еще более грозно, однако корсарпродолжал хранить презрительное молчание. Сразу было видно, что этот негодяйупрям, как буйвол. Дон Педро, безукоризненно изящный в своем черном с серебром костюме --живое олицетворение гордости и величия Испании, -- приблизился к корсарам.Коренастый, неуклюжий губернатор, облаченный в травянисто-зеленую тафту,шагнул вместе с ним, нога в ногу, и обратился к пленным со следующей речью: -- Ну вы, английские собаки! Почувствовали теперь, что значит бросатьвызов могуществу Испании? Ничего, успеете почувствовать еще не раз, покудавас не прикончат. Я вынужден отказать себе в удовольствии отправить вас нависелицу, как намеревался, потому что хочу дать вам возможность отплыть вМадрид, где по вас скучает костер. Волверстон ухмыльнулся, оскалив зубы. -- Вы благородный человек, -- произнес он на скверном, но все жевразумительном испанском языке. -- Благородный, как все испанцы. Выоскорбляете людей, пользуясь их беспомощностью. Взбешенный губернатор обозвал его всеми непечатными словами, которыемгновенно приходят на язык любому испанцу, и еще долго продолжал бысквернословить, если бы дон Педро не остановил его, положив руку ему наплечо. -- Стоит ли зря тратить порох? -- презрительно сказал он. -- Вы лишьпопусту задерживаете нас в этой зловонной дыре. Корсары в каком-то изумлении уставились на него. Дон Педро резкоповернулся на каблуках. -- Идемте, дон Хайме. -- Голос его звучал повелительно. -- Выведите ихотсюда. "Сент-Томас" нас ожидает, и скоро начнется прилив. Губернатор, казалось, был в нерешительности; затем, выпустив в корсаровеще один заряд сквернословия, он отдал распоряжение своему адъютанту и пошелследом за гостем, который уже направлялся к двери. Адъютант отдал приказсолдатам. Солдаты с бранью принялись поднимать корсаров, подталкивая ихдревками пик. Подгоняемые солдатами, корсары, пошатываясь, звеня кандалами инаручниками, выбрались на свежий воздух и солнечный простор. Оборванные,грязные, измученные, эти обреченные виселице люди устало побрели черезплощадь, мимо высоких, чуть колеблемых морским ветром пальм, мимоостановившихся поглазеть на них жителей, -- побрели к молу, где покачивалсяна причале восьмивесельный барк. Губернатор и его гость дожидались, пока корсары в сопровождении своихвооруженных конвоиров спустятся в барк. Затем дон Хайме и дон Педро занялиместа на носу; за ними последовал негр-слуга дона Педро с его саквояжем.Барк отчалил, и гребцы, рассекая голубые волны, повели его к величавомукораблю, на мачте которого развевался испанский флаг. Барк приблизился к желтому корпусу корабля возле трапа, и дежуривший наборту матрос приготовил отпорный крюк. Дон Педро, стоя на носу барка, повелительно отдал приказ мушкетерампостроиться на шкафуте. Над фальшбортом появилась голова в остроконечномшлеме, и последовало сообщение, что мушкетеры уже построены, после чего,неуклюже переступая ногами в кандалах, корсары, подгоняемые конвоирами,начали медленно взбираться по трапу и переваливаться один за другим черезборт. Дон Педро сделал знак своему черному слуге следовать за ним и жестомпредложил дону Хайме первым подняться на борт. Сам дон Педро началподниматься сейчас же вслед за ним, и когда наверху трапа дон Хайме внезапноостановился, дон Педро, продолжая подниматься, подтолкнул его вперед, ипритом так сильно, что дон Хайме едва не полетел головой вниз на шкафут. Нодюжина проворных рук подхватила его и поставила на ноги под громкий смех иприветственные крики. Однако руки, оказавшие ему помощь, принадлежали некому иному, как корсарам, а приветствия были произнесены на английскомязыке. Весь шкафут был заполнен корсарами, и некоторые из них уже спешилиснять кандалы с Волверстона и его товарищей. Разинув от удивления рот и побледнев как мертвец, испуганный дон Хаймеде Вилламарга повернулся к дону Педро. Этот испанский гранд остановился напоследней ступеньке трапа и, держась рукой за трос, наблюдал происходящее.На губах его играла улыбка. -- Вам совершенно нечего опасаться, дон Хайме. Даю вам слово. А словомое крепко. Я -- капитан Блад. И он спрыгнул на палубу, а губернатор продолжал молча таращить на негоглаза -- он все еще ничего не понимал. Когда же слова капитана Бладапроникли в его сознание, в потрясенном мозгу этого тупицы все мыслиспутались окончательно. Высокий, стройный мужчина, элегантно одетый, выступил вперед навстречукапитану, и губернатор с возрастающим изумлением узнал в нем кузена своейжены -- дона Родриго. Капитан Блад дружески его приветствовал. -- Как видите, я доставил сюда ваш выкуп, дон Родриго, -- сказал он,указывая на закованных в кандалы пленников. -- Вы теперь свободны и можетепокинуть этот корабль вместе с доном Хайме. Наше прощание, к сожалению,должно быть кратким, так как мы уже поднимаем якорь. Хагторп, распорядись! Дону Хайме показалось, что он начинает кое-что понимать. Взбешенный, онповернулся к кузену своей жены: -- Черт побери, так вы с ними заодно? Вы были в сговоре с этими врагамиИспании с целью... Чья-то крепкая рука стиснула его плечо, откудато донесся резкий свистокбоцмана. -- Мы поднимаем якорь, -- произнес капитан Блад. -- Вам лучше покинутьэтот корабль, поверьте мне. Для меня было большой честью познакомиться свами. Отправляйтесь с богом, дон Хайме, и постарайтесь оказывать большеуважения вашей супруге. Губернатор, подталкиваемый сзади, шагнул, словно во сне, к трапу иначал спускаться в барк. Дон Родриго, любезно распрощавшись с капитаномБладом, последовал за губернатором. Дон Хайме, как мешок с трухой, повалился на корму барка. Но черезнесколько мгновений он вскочил и вне себя от ярости принялся угрожать донуРодриго, требуя у него объяснений. Дон Родриго старался сохранить хладнокровие: -- Постарайтесь выслушать меня спокойно. Я плыл на этом корабле, на"Сент-Томасе", и направлялся в Санто-Доминго, когда капитан Блад напал накорабль и захватил его. Всю нашу команду он высадил на берег на одном изВиргинских островов. Но меня, в соответствии с моим рангом, оставилзаложником. -- И, чтобы спасти свою шкуру и свой кошелек, вы вступили с ним в этубесстыдную сделку?.. -- Я предложил вам выслушать меня. Все это было совсем не так. Онобращался со мной в высшей степени почтительно, и мы с ним в какой-то мередаже подружились. Он весьма обаятельный человек, как вы сами могли заметить.Мы много беседовали, и он мало-помалу узнал кое-что о моей личной жизни, атакже и о вашей, так как между нами существует некоторая связь, посколькумоя кузина Эрнанда стала вашей женой. Неделю спустя, после того как вызахватили в плен Волверстона и еще кое-кого из тех корсаров, что сошли наберег, Блад решил воспользоваться полученными от меня сведениями, а такжемоими бумагами, которыми он, разумеется, завладел. Он сообщил мне о своихнамерениях и пообещал, что не будет требовать за меня выкупа, если емуудастся, использовав мое имя и мои бумаги, освободить захваченных вамилюдей. -- А вы что же? Согласились? -- Согласился? Порой вы, в самом деле, бываете на редкость тупы. Никтои не спрашивал моего согласия. Я был просто поставлен в известность. Вашеглупое тщеславие и орден святого Якова Компостельского довершили остальное.Вероятно, он вручил его вам и так вас этим ослепил, что вы уже готовы былиповерить каждому его слову. -- Так это вы везли мне орден? И пират захватил его вместе с вашимибумагами? -- промолвил дон Хайме, решив, что теперь наконец он что-тоуразумел. На худом загорелом лице дона Родриго появилась угрюмая усмешка. -- Я его вез губернатору Эспаньолы, дону Хайме де Гусман. Ему же былоадресовано и письмо. Дон Хайме де Вилламарга разинул рот. Потом он побледнел. -- Как! И это тоже обман? Орден предназначался не мне? Это тоже былаего дьявольская выдумка? -- Вам следовало получше рассмотреть послание короля. -- Но письмо было испорчено морской водой! -- в полном отчаяниивскричал губернатор. -- Тогда вам следовало получше спросить свою совесть. Она бы подсказалавам, что вы еще не сделали решительно ничего, чтобы заслужить такую высокуюнаграду. Дон Хайме был слишком ошеломлен, чтобы достойно ответить на этунасмешку. Однако, добравшись до дому, он успел несколько оправиться, и унего достало силы обрушиться на жену, упрекая ее за то, что его такодурачили. Впрочем, действуя подобным образом, он лишь навлек на себя ещебольшее унижение. -- Как это могло случиться, сударыня, -- вопросил он, -- что вы принялиего за своего кузена? -- Я не принимала его за кузена, -- ответила донья Эрнанда ирассмеялась в отместку за все нанесенные ей обиды. -- Вы не принимали его за кузена? Так вам было известно, что это не вашкузен? Вы это хотите сказать? -- Да, именно это. -- И вы не сообщили об этом мне? -- Все завертелось перед глазами донаХайме, ему показалось, что мир рушится. -- Вы сами не позволили мне. Когда я сказала, что не могу припомнить,чтобы у моего кузена Педро были синие глаза, вы заявили, что я никогданичего не помню, и назвали меня дурочкой. Мне не хотелось, чтобы меня ещераз назвали дурочкой в присутствии посторонних, и поэтому я больше невмешивалась. Дон Хайме вытер вспотевший лоб и в бессильной ярости обратился к донуРодриго: -- А вы что скажете? -- Мне нечего сказать. Могу только напомнить вам, как напутствовал васкапитан Блад при прощанье. Мне помнится, он советовал вам оказывать впредьбольше уважения вашей супруге.