Примечания

Глава первая. ПОБЕДА, СТАВШАЯ ПОРАЖЕНИЕМ 1. См.: А. Князев. Пророки, с. 30. Об израильской концепции монархиисм.: R. dе Vаих. Аncient Israel, Its life and Institutions, 1968, р. 91 ff. 2. Сказания о Елисее (3 Цар 19, 19-21; 4 Цар 2, 1-25; 3, 4-27; 4-8, 22;9, 1-4; 13, 14 сл.), по мнению исследователей Библии, первоначальносоставляли отдельный сборник. См.: R.Н. Рfeiffer, Introduction to the OldTestament, 1941, р. 406. 3. См.: 4 Цар, гл. 9. То, что впоследствии Елисей отстранился отобщественных дел, показывает, что, замышляя переворот, он не преследовалличных целей. Он был убежден, что ведет священную войну во славу Ягве изаботится об установлении истинной теократии. Пророк не скрывал своейнеприязни к царю, при всех называя его "сыном убийцы". Иорам же фактическибыл бессилен против непокорного прорицателя, окруженного стеной народногопочитания. Лишь один раз он попытался арестовать его, но безуспешно.Вероятно, Иезавель, вспоминая прежние дни, когда она казнила пророков Ягве,советовала сыну быть смелее, но Иораму мешали военные неудачи, голод встране и собственная нерешительность. 4. Первое упоминание о Дне Ягве мы встречаем в VIII в.(Ам 5,18), нопоявилось оно, вероятно, раньше. См.: X. Leon Dufoir. Dictionary of Biblical Theology, 1967, р. 89. 5. См.: 3. Рагозина. История Ассирии. СПб., 1902, с 178; J. Klima.Gesellschaft, 1964, S. 50. 6. См.: G.Е. Wright. Вiblical Аrchaeologу, 1957, р. 156. 7. 4 Цар 14, 25. Ренан приписывает Ионе речи против Моава, помещенные вКниге Исайи (гл. 15-16). См.: Э. Ренан. История Израильского народа. СПб., 1909, т.1, с. 375. Глава вторая ПАСТУХ АМОС Северное Израильское царство, 760-755 гг. Бог мыслится и познается тогда, когда Сам свободно делает Себя постижимым. К. Барт Цепочка угловатых ломаных букв ложится на пергамент. Историческоемгновение Ветхого Завета: впервые израильский пророк заносит в книгу своислова. Маленький кожаный свиток становится орудием борьбы и знаменует началоновой, высшей ступени библейского профетизма. С появлением Амоса судьбы религии Израиля уже не будут больше зависетьот Сынов Пророческих, этих фанатичных дервишей, поборников священной войны.И хотя некоторое время мы еще будем слышать их речи и предсказания, ноотныне это лишь тень невозвратного прошлого. Пастух из Текои вынес имприговор, отвергнув звание профессионального пророка. Истинное слово Божиеотнято у старых "наби", и поток Откровения вливается в новое русло. Впрочем, Амос и его преемники не порвут целиком с традициями СыновПророческих. Они сохранят их своеобразную манеру выражаться, будут говоритьна площадях перед алтарями и разыгрывать странные пантомимы, как это былопринято у глашатаев воли Ягве. Юродство, которое впоследствии давало ВасилиюБлаженному или Франциску Ассизскому свободу от условностей мира сего,останется привычным спутником пророческой проповеди. Эта ее особенностьпроистекала из двух причин: с одной стороны, человеку, которым овладеваловдохновение, порой не хватало слов и он прибегал к знакам, жестам,символическим действиям; с другой стороны, народ привык к такому языку пророков и для него онбыл естественной формой передачи слова Божия. Поэтому необходимоподчеркнуть, что Амоса от Сынов Пророческих отличало не то, как онпроповедовал, а прежде всего что он возвешал людям. Мы не знаем, были ли учители у Амоса, не знаем ни его единомышленников,ни близких, ни прямых последователей. Вообще облик этого великогореформатора едва различим в истории. Он необъяснимая загадочная личность,явившаяся, подобно грозной комете, на небосклоне и исчезнувшая столь жебыстро и внезапно, как появилась. И только маленькая Книга Амоса осталасьнам, как бы упавшая с неба. По отдельным штрихам и намекам мы можем попытаться представить себежизнь Амоса до его призвания. Он был родом из Текои, небольшого городка вИудее, находившегося в нескольких километрах от Вифлеема. Городок этотрасполагался на самом востоке населенной части страны. "Далее,-говорилблаженный Иероним, живший в тех местах,-нет ни одного селения и даже грубых,похожих на печи лачуг, которые африканцы называют "мапалиа". Это стольобширная пустыня, что она простирается до Красного моря и пределов Персии,Эфиопии и Индии. На этой сухой песчаной земле совсем не родится никакихплодов. Поэтому вся она наполняется пастухами, так что бесплодие земливознаграждается обилием скота" (1). В этой пустыне прошла большая часть жизни Амоса; там водил он среди горстада овец и сидел на холмах в молчании звездных ночей. Он был свободен иимел уединение-эту школу великих душ. Небо, камни и овцы были постоянноперед его глазами. Но если греческие козопасы, блуждая по Аркадии, научилисьслышать голоса нимф и Пана, то иудейского пастуха одиночество готовило ксовсем иному познанию. Во внешнем отношении жизнь Амоса вряд ли отличалась большимразнообразием. Днем он загонял стадо в укрытие от зноя и отдыхал в шатре поднавесом скалы, а с заходом солнца находил пастбище и разводил костер. Надтемными горами зажигались созвездия, воцарялась тишина, и лишь изредкадалекий рев льва нарушал покой ночи, заставляя овец испуганно жаться кчеловеку. Тогда пастух вооружался пращой и подбрасывал сухих веток в огонь. Весной Амос обычно спускался в долину и нанимался работать в садах,которые и до сих пор окружают Текою. За несколько дней до созревания плодовсикомор их нужно было надрезать, чтобы вытекал горький сок. Этим, какправило, занимались батраки. Но если Амос и был в полном смысле слова "человеком из народа", беднымпастухом-наемником, работавшим в чужих садах, то мы ошиблись бы,предположив, что он был неграмотен и невежествен. Напротив, сколь нистранным это может показаться на первый взгляд, этот "простолюдин" обладалшироким кругозором, был начитан в отеческих писаниях и хорошо знал жизньсвоих современников. То, что большую часть своего времени он проводил вне города, непревратило его в отшельника, оторванного от людей с их тревогами и заботами.Через его родные места пролегали караванные пути в Сирию. С вершины холмов,на которых Амос пас стада, он мог видеть колесницы сановников, толпыбогомольцев, караваны купцов, которые на ослах и верблюдах везли товары спобережья. Переходя с места на место, он мог беседовать с путниками,пастухами, странствующими ремесленниками. Несомненно, он бывал и вИерусалиме, и в Самарии, видел их дворцы, украшенные слоновой костью,роскошный "Летний дом" Иеровоама, наблюдал беззаботную жизнь знати. Емуприходилось слышать о том, как у крестьян силой и обманом урезывают иотбирают земли, он мог присутствовать на судах, когда исход тяжбы решалсявзяткой. Пастух присматривался на базарах к людям, прислушивался кразговорам, и очень возможно, что его стала преследовать мысль о том, чтонарод Божий бесконечно далеко ушел от священных заветов своей веры. Нам не дано проникнуть в тайну пророческого призвания, но естьоснования думать, что вся жизнь избранника, весь мир его переживаний имыслей был как бы готовой почвой для принятия слова Божия. Эта готовность,как и в истории обращения апостола Павла, могла внешне ничем не заявлять осебе, но трудно сомневаться в том, что она зрела постепенно в тайниках душибудущего пророка

X x x

Неизвестно, сколько лет прожил Амос в Текое, оставаясь в глазахземляков обычным крестьянином. Эти его годы походили на тот период жизниМоисея, когда он был скотоводом среди мадианитян, и могут служить прообразомназаретской безвестности Иисуса Христа. Но однажды, около 760 года, Амос покинул своих овец, покинул Иудейскуюземлю и ушел на север. С ним произошло нечто, что вынудило его внезапнооставить тихую жизнь в горах и появиться в шумных городах Эфраима. Сам Амос говорит о потрясшем его внутреннем перевороте как оцентральном событии своей жизни. Свет озарял его не постепенно, но вспыхнулв одно мгновение: как буря, как гудящее пламя пожара пришло к нему словоГосподне. Амос сравнивал его со звуком трубы или грозным рыком льва,заставляющим невольно трепетать человека. Все его существо было захваченобожественной силой, вторгшейся в душу... "Я не пророк и не Сын Пророческий", - говорил Амос Он не учился упрорицателей, не принимал посвящения от людей. Он мог бы сказать, чтопророком его сделал только Бог. В этом проявилась одна из существенных чертбиблейского Откровения, которая становится яснее при сравнении его с другимирелигиями. Когда человек задумывался над мировыми загадками или искал помощи всвоих земных делах, он издавна обращал свои взоры к Божеству. Вопрошанияоракула и аскетические подвиги, философские искания и совершение ритуальныхцеремоний - все это в первую очередь говорило о самом человеке, о егозаботах, трудностях, недоумениях и устремлениях. И результаты его усилийтоже не выходили обычно за рамки человеческих запросов. Удачнаяумозрительная концепция, успех в войне или хороший урожай, духовноесостояние просветленности, достигнутое упражнениями,-все это хотя имыслилось проистекающим из контакта с высшими силами, но служило толькочеловеку. Благосклонность богов покупалась жертвами, и это было, в сущности,единственное, что могло привлечь их внимание к людям (для этого и былисозданы люди, как гласили восточные мифы). Что же касается верховногоНачала, как оно представлялось мистикам и философам, то и здесь активностьпочти целиком принадлежала человеку. Было бы полной бессмыслицей утверждать,будто Нус Анаксагора или Нирвана буддистов как-то "заинтересованы" вчеловеческом роде. Совершенно иной религиозный мир раскрывается в Библии. Ягве - Незримый, овитый пламенем и созидающий миры- ни на мгновение неостается равнодушным к Своему творению, особенно же к человеку, в которомзапечатлен Его образ. Здесь речь идет о каких-то прочных узах, обезграничной "заинтересованности", о пристальном, напряженном внимании, опостоянной "заботе", которую обычно называют Божественным Промыслом. Амосзнает, что через него возникла связь Бога с человеком не потому, что человекдобился ее, а потому, что Сам Сущий нарушил молчание. Начало диалогапринадлежит Богу. Менее всего тут следует видеть грубый антропоморфизм или умалениеТворца. В этом вся парадоксальность Откровения: оно звучит как голосЛичности, Которая может вступать в контакт с человеком, но тем не менеебесконечно превосходит все человеческие измерения. Богу подвластны всекосмические силы: звезды, океан, солнце. Он пребывает всюду во Вселенной, неведая границ Своей творческой мощи. Он есть Тот, Кто создал Орион и Плеяды, Кто превращает тьму в утро и день-в непроглядную ночь... Строит Он в небесах чертоги Свои, и своды Свои утверждает на земле, Созывает воды морские и разливает их по лицу земли. Ягве - имя Ему! (Ам 5,8; 9,6) Амос даже избегает называть Сущего "Богом Израилевым". Это имя слишкомсвязано для него с границами национальной веры. Он предпочитает именоватьЕго Саваофом, Богом Воинств, что означало "Властитель звездных миров","Господь Вселенной", Ибо Он образует гром, и создает ветер и возвещает человеку замыслы Свои*. Творит Он зарю и сумрак и шествует над высями земными. Ягве, Бог Воинств, - имя Ему! (Ам 4, 13) -------------------------------------------------- * В масоретском тексте стоит не "гром" (хараам), а "горы" (харим);однако, в древнейших рукописях, вероятно, стоял "гром" (так в Септуагинте..............). Гром и ветер в библейской символике - обычные атрибутыТеофании. То, что Бог "возвещает человеку Свои замыслы", означало вовлечениелюдей в процесс всемирного созидания. Ягве властвует над историей, нооткрывает людям, ее участникам, Свою волю через пророков. Амос идет ещедальше, утверждая, что Он "не делает ничего, не открыв Своей тайныслужителям Своим, пророкам". Этим Творец освобождает мир от слепоты иоткрывает для него возможность участвовать в исполнении божественных планов. Слово Божие горит в сердце вестника, удержать его невозможно, онорвется наружу. Вместе с пророческим озарением к Амосу приходит и вдохновениепоэта. Быть может, и прежде у своего шатра он, как Давид, слагал псалмы ипесни, но теперь он должен облечь в слова уже волю Самого Ягве. Дух Божийведет Амоса в Северное царство, ибо там должно прозвучать его слово и там онвпервые заговорит перед народом. "Пророчество" Амоса-это не слово народного проповедника, неполитическая речь, не поэма, в нем сочетается все Этот неповторимый жанрсоединил в себе песнь с пламенным речитативом и страстными обличениямитрибуна. Вот пророк, приняв горестную позу, поет погребальную элегию над "павшейдевой Израиля", вот он обращается с вопросом к толпе, рассказывает притчу,бросает краткие афоризмы, разящие как стрелы. В Бетэле Амос собирает толпы слушателей, вызывает панику средидуховенства, приводит в смятение весь город. Но после столкновения с главнымсвященником Бетэля мы уже больше ничего о нем не слышим. Скорее всего онвернулся на родину. Однако его пророчества собраны в книгу, и теперь уже онасама делает свое дело: ее переписывают, читают, о ней спорят. Вероятно,самарийские власти рассматривали ее как опасную и препятствовали еераспространению. Но книга пережила всех своих врагов (2).

X x x

Что же могло вызвать такое резкое противодействие проповеди Амоса?Угрозы против царского дома? Несомненно. Но это-то мало. Такие угрозы вообщенередко произносились пророками. Нафан, Ахия, Илия и Елисей не считались нис саном, ни с короной, когда выступали против власть имущих. Самое большоенегодование, видимо, вызвало пророчество о гибели Израиля. Как можетслучиться, чтобы Богом избранный народ был отведен в плен, изгнан из страны,которую Ягве определил для него? Этим, казалось, подрывались все основынациональной веры, ни во что ставились Избрание и Обетование. Слушателям Амоса и читателям его книги трудно было свыкнуться с новойперспективой, открытой пророком перед народами мира. Один сирийскийвоеначальник, обращенный Елисеем, увез с собой в Дамаск землю Палестины,полагая, что Ягве есть Владыка лишь этой страны и приносить жертвы Ему можнолишь на палестинской почве. Это было, как мы видели, распространеннымубеждением. Весь мир за пределами Израиля представлялся мрачным царствомдемонов, а единственной богоуправляемой областью земли считалась СтранаОбетованная. Амосу же Ягве Открылся как Создатель, Отец и Судия всех племен. Впервые в библейской истории слово пророка было обращено не только кнароду Божию. Чтобы оттенить это, Амос сначала произносит речи, касающиеся Дамаска,Финикии, филистимлян, амонитян, идумеев, моавитян и лишь потом-Иудеи иЭфраима. Обращения Амоса к народам полны горечи и гнева. В чем же Господьобвиняет через него язычников? Отнюдь не в том, что они исповедуют ложныерелигии. Их грех заключается прежде всего в попрании человечности. Пусть онизаблуждаются относительно Бога, но они не чужды различению добра от зла. Этото, что апостол Павел назовет "законом совести" у язычников. Пророкнапоминает о резне, учиненной в захваченных городах, о жестоком обращении спленными, об издевательствах над беззащитными женщинами и детьми. Все это неостанется без возмездия, Бог - Судия мира, и все люди ответственны передНим. Никогда еще человечество не ставилось так высоко, ибо ответственностьозначала его высокое достоинство и причастность замыслам и делам Творца.Преступления народов есть не просто нарушение земного порядка, но преждевсего есть противление воле Божией относительно мира и человека. Амосу открылись деяния Творца там, где проще всего обнаружить толькоскопище бессмыслицы,-в истории народов Он увидел то, чего мы не умеемвидеть: метаисторическую драму, совершающуюся между Небом и землей, Богом ичеловеком. Но при этом Амос сознавал, что Тот, Кто призвал его, СоздательВселенной, Бог народов, говорящий и действующий в истории, не есть неведомоедоселе Божество. Он есть тот Бог, Который говорил "к Аврааму" в Месопотамии,"к Моисею" на Синае, Тот, Который благословил род Давида и обещал ему вечноецарство. И именно Он, Ягве, Господь Израиля, есть Бог человечества. В свете этого Откровения меняются привычные ориентиры и масштабы. Дажетакое знаменательное событие, как Исход, в котором Ягве явил Своеблаговоление Израилю, не может отныне представляться чем-то совершенноисключительным. Не подобны ли сынам эфиопов для Меня вы, сыны Израиля? - говорит Ягве, Не вывел ли Я Израиль из Египта, как филистимлян из Кафтора и сирийцев из Кира? (Ам 9,7) С такой предельной ясностью до Амоса не говорил ни один пророк, этомуне учил еще ни один мудрец мира. ЛЮДИ РАВНЫ ПЕРЕД ЛИЦОМ БОЖИИМ - вотблагочестие иудейского пастуха. Стоит вспомнить, что в те времена египтяне ииндийцы называли иноплеменников "сынами дьявола", а греки считали варваров"прирожденными рабами", чтобы осознать всю новизну и смелость его проповеди(3). Но что говорить о древности, когда и сейчас, через двадцать восемьвеков после Амоса, ненависть, презрение и отчужденность продолжают разделятьнароды. В том немногом, что дошло до нас от писаний Амоса, мы не находим ещепроповеди мировой религии, но его универсализм явился важным шагом внаправлении к ней. Можно ли видеть в этом универсализме отказ пророка от веры визбранность Израиля? Безусловно, нет, ибо именно эту веру он положил воснову требований, предъявленных к своему народу. В ту эпоху, когдаизраильтяне колебались между надеждами и разочарованиями, когда они спорилиоб избранничестве и пытались по-разному истолковать его. Сам Господь черезпророка дал ответ недоумевающим: избрание-это не привилегия, а великаяответственность, заключенная в духовном призвании. Не потому Израиль сталнародом Божиим, что он лучше или выше других, но потому, что ему былопредназначено принять Откровение, быть его сосудом и носителем. Только вас возлюбил Я из всех племен земли, ПОТОМУ И ВЗЫЩУ С ВАС ЗА ВСЕ ЗЛО ВАШЕ. (Ам 3,2) Слово "возлюбил" в подлиннике звучит как "познал", т.е приблизил кСебе, вступил в тесное общение. Это означало, что особый дар богопознания,который получил Израиль, требовал от него полного напряжения нравственнойволи, всецелой преданости Богу и Его заповедям. Представитель всегочеловечества, он должен был воспитать в себе готовность восприниматьОткровение и быть достойным его. Это не имеет ничего общего с вульгарнымнациональным мессианизмом, ибо по природе своей Израиль ничем не отличаетсяот эфиопов и филистимлян? Амос отсекает веру от внешнего благоденствия нации Божия. Правда стоитнадо всем, и если народ, призванный исполнить ее, окажется несостоятелен, онне должен рассчитывать на попустительство и ждать снисхождения. Это та жемысль, которую Христос выразит в притче о талантах "Кому много дано, с тогомного спросится". Горькое разочарование ждет тех, кто говорит - "мы лучшедругих", "мы избранные", "мы особенные". Правда Божия нелицеприятна. Так рушились представления воинствующих ягвистов и утверждались иныепринципы в отношениях между Богом и человеком. Самого Амоса это новоевидение потрясло до глубины души. Быть может, и сам он когда-то не былсвободен от общепринятых иллюзий. И с тем большей силой отдался он теперьпроповеди суда Господня. Вавилонские поэты прославляли богатырей,египетские-богов, фараонов и женщин, Гомер воспевал доблесть своих героев иих оружие; Амос же-великий поэт Востока- отворачивается от всего этого, ибоим владеет одно: мысль о Божественной справедливости. Правда - вот егоединственная царица и героиня, только о ней его вдохновенное слово. Ницше видел в этом извращение простой инстинктивной религии. "Богсправедливости",-говорил он с негодованием,- более не составляет единства сИзраилем, он не служит выражением народного самосознания". На самом же делеэто был не упадок, а величайший взлет еврейской веры. В лице Амоса онаотвергла ложную религию, которая действительно стала лишь проекцией дум ичаяний нации.

X x x

Будду, выступившего через полтора века после Амоса, потрясло царящее вмире физическое зло: болезни, старение, смерть. Иудейского же пастуха,взвесившего мир на весах Правды, ужасало зло нравственное, ужаснула низостьи греховность человека. Когда он смотрел на жизнь своего народа глазамирыцаря справедливости, он не мог не прийти к заключению, что Израильобрекает себя на тяжкую расплату. Ягве призвал его быть "народом святым",быть единой общиной братьев, связанных верой в Моисеев Завет. Как далекоотошел он теперь от этого идеала. В речах пророка возникают интонации гневного обличителя социальнойнеправды. Он бесстрашно высмеивает ненасытных стяжателей, живо, в лицах,изображает их в момент, когда они любуются награбленным добром, похваляясьдруг перед другом. "Не своей ли силой мы добыли могущество?" А вот торговцы,с нетерпением ожидающие окончания праздников, чтобы приняться за своипривычные дела вздувать цены, обмеривать, обвешивать, "покупать неимущих засеребро и бедняков за пару сандалий". С сарказмом говорит пророк опресыщенных столичных матронах, которые требуют от мужей изысканных вин ислушают музыку, развалясь на драгоценных ложах. Эти картины не являлисьчем-то необыкновенным для любой страны, где было имущественное неравенство.Но пророк видит в этом глубокое искажение природы человека, поруганиеправды, греховное падение народа Божия. По словам Амоса, благополучие власть имущих зиждется на угнетениислабых, лживости, бесчеловечности и продажности: Они не умеют творить справедливость,- говорит Ягве, Во дворцах своих собирают добытое грабежом и насилием. (Ам 3, 10) Пророк обращается к самодовольным и беспечным царедворцам, которые неподозревают, как скоро они пожнут плоды своих преступлений: Вы, что пьете вино из кубков, головы елеем умащаете и не страждете о бедах Иосифа, Пойдете за то во главе изгнанников, и кончится пир развращенных. (Ам 6,6-7) "В это скверное время, - говорил Амос, - благоразумные помалкивают. Онпрекрасно сознавал, какую ненависть возбуждают его речи, но молчать не могдаже перед лицом обвинений и угроз. Внешняя набожность ни на йоту не оправдывала израильтян в глазахпророка. Напротив, чем больше рвения проявляли они в исполнении обрядов, всоблюдении праздников и священных церемоний, тем отчетливее обнаруживаласьих неверность Богу. Дым, поднимающийся от алтаря, горы хлеба, плодов, мяса,гимны и фимиам не могут заменить жизни по заповедям Божиим. Религия, вкоторой ощущается оттенок сделки и вымогательства, есть оскорбление Неба.Люди должны навсегда расстаться с надеждой, будто от Бога можно откупиться. То, что происходило в дни торжеств у жертвенников Ягве, он заклеймилкак кощунство. Обряды без истинного благочестия, проявляющегося в делах ипоступках, становятся глумлением над верой. За восемь веков до ЕвангелияАмос первый сорвал маску с фарисеев и заговорил о том, что впоследствиистоль часто предавалось забвению и в Византии, и на Руси, и в Европе. Ниторжественные процессии, ни паломничества, ни золото окладов не спасут тех,кто творит зло. Их богослужение превращается в богооскорбление. Ненавижу Я, презираю праздники ваши, не приемлю каждений на торжествах ваших. Если принесете Мне всесожжения и дары ваши, Я отвергну их и не взгляну на жертвенных тельцов. Удали от Меня шум песен твоих, звукам арфы твоей Я не стану внимать, Но пусть, как вода, потечет правосудье и праведность, как могучийпоток. (Ам 5, 21-24) С горькой иронией обращается пророк к тем, кто гордится своейизбранностью, правоверием и дарами Богу. Пусть они ходят на богомолье ипытаются умилостивить Ягве щедрыми пожертвованиями и праздничными пирами.Это им не поможет. Ступайте в Бетэль и грешите, в Гилгал - умножайте беззаконие! Приносите утром жертвы ваши, и каждые три дня - десятины ваши! Тащите хлебы, благодарственные дары, кричите повсюду о ваших щедрых даяниях, ибо вы так любите это, сыны Израиля! (Ам 4,4-5) Это был призыв к полной и бескомпромиссной перестройке религиозногосознания, и не случайно первомученик Церкви Стефан, выступая противприверженцев обрядового закона, будет ссылаться на пророка Амоса. Но тем не менее сам иудейский пастух не считал свое учение новшеством,он нигде не говорил, будто учит чему-то совершенно неизвестному. Пророкнапоминал Израилю, что некогда в пустыне он обходился без пышных ритуалов и"хлебных даров" (Ам 5, 25). Эта ссылка перекидывает мост между проповедьюАмоса и Декалогом-скрижалями этического монотеизма. Вне всякого сомнения,нравственные понятия Амос почерпнул из синайского Предания, но действовал онуже в совсем иных условиях, нежели Моисей. В пустыне перед Израилем нестояли еще те религиозные и социальные проблемы, которые породила эпохаАмоса. Простота обряда и патриархальный уклад жизни были чуждызлоупотреблениям, возникшим в царское время. Потребовалось новое действиеДуха Божия для того, чтобы возродить и обновить Моисееву веру. Главнымпафосом новой проповеди явилось изобличение магического понимания культа ипротест против общественной несправедливости. Нередко пытались толковать дело Амоса как создание своего рода"этической религии" и видели в нем лишь социального реформатора, боровшегосяс угнетателями с помощью религиозной фразеологии (4). Но эти попытки лишенывсякого основания. Существует радикальное различие между пророком и темипоборниками справедливости, которые исходили из отрицания веры и культанауки. Они забывали, что наука сама по себе не может защищать свободу, ибосвобода-духовная категория. С позиций науки так же мало оснований осуждатьчеловека-угнетателя, как хищника, пожирающего добычу. И если отрицатели Духаговорят о недопустимости подавления человека человеком, то к этому побуждаетих не наука, а смутный нравственный инстинкт. Амоса нельзя обвинить в такого рода безотчетной непоследовательности.Он не проповедовал отвлеченного социального идеала. Он-мистик и боговидец,для которого служение Правде есть прежде всего исполнение Божьих велений. Онзнает надмирный, сверхчеловеческий источник добра, и для него Бог и Правдаедины. В проповеди Амоса социальный протест есть не основное, а вторичное,производное от веры пророка. В сознании древних мысль о грехе чаще всего сливалась с понятиемсакральной скверны, нарушения внешнего табу. Для Амоса же грех есть зло,внесенное в отношения между Богом и человеком. Грех есть прежде всегооскорбление Творца, отказ следовать Его путем. Здесь нет "этическойфилософии", а есть изобличение религиозной измены, которая влечет за собойутрату богообщения, дарованного Израилю. Без Бога человек-ничто, удаляясь от своего Создателя, человек ввергаетсебя во тьму. Пророк говорит о неистребимой тоске мира, потерявшего Господне Слово.Это, быть может, лучшее место в его книге: Вот придут дни, говорит Владыка Ягве, когда пошлю Я на землю голод. Не голод хлеба, не жажду воды, но голод слышания слов Ягве. И будут блуждать от моря до моря, от севера и до востока скитаться В поисках слова Ягве, но не найдут его. (Ам 8, 11-12) В этих строках, которые так живо звучат в наши дни, заключена все кредоАмоса. Не просто "совесть", не просто "гуманизм" необходимы человеку, ноживое познание Бога, слышание Его слова. И в то же время принятие небесногослова невозможно без исполнения заповедей. Израильтяне ждут Дня Ягве. Что ж,он наступит. Сущий явит Свою славу грешному народу. Но если бы они знали,как непохож будет этот День на мечты, которыми они себя убаюкивали! Деньтот, говорит Амос, будет грозным Днем Суда, он будет мраком, а не светом.Правда Божия встретится с неправдой человеческой, а это трагическоестолкновение породит бурю, именуемую "Гневом Божиим". Бог долготерпелив, Он ждал раскаяния. Он посылал пророков, чтобы людипомнили о своем долге. Но они гнали посланцев Ягве и насмехались над ними,ведь сильные мира "ненавидят обличающих в воротах и гнушаются говорящихправду" (Ам 5, 10). Пророкам закрывали рот, а посвященных Богу назореевспаивали вином, чтобы они отрекались от своих обетов. Израиль постепеннопревращался в Содом, и его ждет участь Содома: Вы не обратились ко Мне, говорит Ягве, Теперь приготовься встретить Бога своего, Израиль. (Ам 4, 11-12) Вероятно, еще до выступления на проповедь Амоса посетили видения, вкоторых предчувствие Суда облекалось в зримые образы тучи жадной саранчи,огонь, поглощающий землю. Быть может, пророк догадывался, что за этимиустрашающими картинами стоит Ассур. Он не упоминает ассирийцев, но,несомненно, знает, что именно от них идет окончательная гибель. В одномместе он говорит от лица Судии: Вот подниму Я, говорит Ягве, против вас, дом Израилев, полчища народа, И будут теснить вас от входа в Эмат до Потока пустыни. (Ам 6, 14) Это страшнее саранчи и хуже любого голода. От голода еще можнооправиться. Но приход Ассура - это бесповоротный конец. И вот Амос, этот неподкупный обличитель и громовержец вдруг чуть неплачет от жалости: "Господи Боже, пощади! Как устоит Иаков? Ведь он такмал!". В самом деле, как легко раздавить Израиль, который, несмотря на своюгреховность, все-таки дорог пророку. Но как это ни горько, Амос в концеконцов вынужден смириться перед высшим предначертанием. Слепота Эфраима неисцелима, как неисцелимо безумие Дамаска, Финикии,Моава, Эдома. Они враждуют между собой, натравливают друг на друга врагов,соперничают, погрязают во зле. А между тем Ягве уже опустил Свой "отвес",показав меру беззакония. Пророк видит корзину спелых плодов. Это видение означает, что времясозрело: палица занесена над бетэльским алтарем; он разделит участь "Летнегодома", самаринских дворцов и "аши-мат Шомрон", под которым пророк разумеетсвятилище богини Ашимы в столице*. Дома из тесаных камней вы построили, но жить в них не будете! Виноградники прекрасные развели, но вина от них пить не будете, Ибо знаю Я, каково множество преступлений ваших и как тяжки грехи ваши. (Ам 5, 11) -------------------------------------------- * В синодальном переводе - "грех Самарийский" (Ам 8,14) Израиль будет изгнан из своей земли, которой он оказался недостоин. Но значит ли это, что Бог решил истребить его целиком? Нет, Он сохранитдля грядущего Иудею, ибо там-ядро народа Божия. В самом конце сборника речей Амоса говорится об отдаленном будущем,когда пошатнувшийся шатер Давида будет укреплен, когда грешники получатпрощение, Израиль возвратится из изгнания и на нем почиет благословение. ЭтоЦарство Божие рисуется пророку еще смутно. Он говорит о нем в терминахземного плодородия: горы будут источать виноградный сок, и земля будетродить непрерывно круглый год. Многие толкователи считали, что этот эпилог книги не мог быть написансамим Амосом. Слишком резким диссонансом звучит он на фоне его мрачных угроз(5). Между тем не следует забывать, что если бы для Амоса все кончалосьгибелью и разорением, то это вступило бы в противоречие с верой всехпророков в сэдэк-справедливость Бога. Она не тождественна человеческойсправедливости, а есть нечто, связанное с верностью Творца своимобетованиям. Сэдэк - не автоматический закон, не "кармическая" связь, аглубоко личностное проявление святости Бога (6). Веря в Завет с Авраамом, в Обетование, данное через Моисея и Нафана,Амос, как и его собратья-пророки, должен был видеть впереди не только казнь,но и торжество Царства Ягве, которому поклонятся многие народы. То, что онсвязывает это возрождение с именем Давида, вполне соответствует библейскойтрадиции и воззрениям самого Амоса.Он, который с негодованием говорит осеверных святилищах, верит в особое предназначение Иерусалима и Сионскойгоры. Как мы увидим далее, на этом основывалась вера Пророка Исайи-одного извеликих продолжателей Амоса. И все же темы Суда и Воздаяния остаются основными у Амоса, ибо он былпризван пробудить людей ото сна, разрушить оплот суеверий и самодовольства.Тем самым он проложил путь к новому духовному движению в Израиле. Подобнотому как история Нового Завета начинается призывом Крестителя к покаянию,так и провозвестие великих пророков открывается выступлением грозногообличителя-пастуха Амоса. Его проповедь поразила многих современников. Когдачерез два года после первого появления Амоса в Палестине произошлоземлетрясение, оно было воспринято как начало предсказанных пророкомбедствий. Но гораздо страшнее этой стихийной катастрофы была надвигающаясякатастрофа политическая.

X x x

Вряд ли Амос мог знать подробности событий, происходивших далеко насевере, на берегах Тигра. Тем более удивляет его историческое предвидение.Вскоре после того, как он произнес свои речи в Бетэле, военный мятеж привелна престол Ассирии Тиглатпаласара III (745-727). Его руками была создананевиданная доселе военная машина, подчиненная строгой дисциплине исодержавшаяся на средства государства. Если прежде ассирийское войско было скорее народным ополчением, тоновый царь впервые создал регулярную армию, которая не занималась ничем,кроме войны. В ней был предусмотрен строгий порядок родов войск, разработанаиерархия военных званий. Тяжелые колесницы, кавалерия, копейщики, лучники,щитоносцы-каждый знал свое место. Армию постоянно сопровождали саперныеотряды, которые прокладывали дороги, наводили мосты, вырубали рощи и делалиподкопы. Такая армия была практически непобедимой, и после почти Столетнегоперерыва Ассур начал новую серию походов. Тиглатпаласар в это время ввел ещеодно новшество: он понял, что прежняя политика взимания дани приносит малопользы, и предпринял уже настоящую оккупацию завоеванных земель, увода изних местных жителей и поселял там чужеземцев. Такой перетасовкой населенияцарь хотел исключить возможность возникновения национальных очаговсопротивления. Оторванные от родины люди быстро ассимилировались ипревращались просто в "подданных царя". О размахе этих операцийсвидетельствует хотя бы такой факт: после одной успешной кампанииТиглатпаласар переселил 154 тысячи человек. Первый удар Ассирия направила против Кавказа. Несколько раз царьсовершал трудные экспедиции в горы и грабил урартов, обитавших у озера Ван.После этого он начал продвигаться по Сирии, подавляя сопротивление небольшихарамейских государств. Каннибальские расправы, учинявшиеся над непокорными,сеяли такую панику, что многие цари торопились навстречу ассирийцам сзаверениями в верноподданничестве. Недалек был день, когда очередь должна бьыа дойти до Израиля.