2015-07-14
372
Когда наступил юлианский 45 г. до н.э., на Боспоре по лунно-солнечному календарю продолжался 46 г. до н.э., завершившийся в сентябре, а когда убили Цезаря, на Боспоре по македонскому календарю шел 45 г. до н.э. Все это время, начиная еще с переворота 47 г. до н.э., Асандр безуспешно добивался признания Цезарем своей власти, однако диктатор всячески подчеркивая враждебность Асандра Риму и себе лично, послал против него Митридата Пергамского, а до этого даже своего бывшего врага Фарнака, предварительно заключив с ним мир».[2613] С. Ю. Сапрыкин полагает, что «это толкало Асандра в стан противников Цезаря. Асандр мог поддержать Кассия и Брута, как и фракийский царь Рескупорид I. Впоследствии оба царя стали союзниками Марка Антония. После прихода к власти Октавиана Асандр сумел заручиться и его, Августа, расположением, став «другом кесаря и римлян».
С. Ю. Сапрыкин: «После 20 г. до н.э. Август и Агриппа пытались сместить Асандра с престола с помощью Динамии и Скрибония. Во Фракии в 16–11 гг. до н.э. произошло восстание бессов. После подавления его, царем всей Фракии становится Реметалк I, помогший Цецине Северу подавить панноно-далматинское восстание 6–9 гг. н.э. и вплоть до своей смерти в 13 г. помещавший голову Августа на своих монетах». Боспор, однако, так никогда и стал провинцией Рима.[2614] Если бы Овидий решился бежать на Восток, ему было бы достаточно совершить путешествие, как из нынешних Одессы в Керчь.
Орозий пишет просто:
«Боспорские же народы одолел Агриппа[2615] и, вернув в бою римские знаки, которые те некогда захватили при Митридате, принудил побежденных сдаться»[2616].[2617]
Пантеистическая чеканка в землях невозвращенцев монет с изображением самых разнообразных богов, начинается одновременно со строительством Пантеона Агриппой в Риме.
«Пантеон[2618] — храм всех богов в Риме, памятник центрическо-купольной архитектуры периода расцвета архитектуры Древнего Рима, построенный во II веке н.э. при императоре Адриане на месте предыдущего Пантеона, выстроенного за два века до того Марком Випсанием Агриппой. Латинская надпись на фронтоне: М. AGRIPPA L F COS TERTIUM FECIT (Марк Агриппа, сын Луция, избранный консулом в третий раз, воздвиг). Невиданное до того инженерное достижение античности. Располагается на площади Пьяцца-делла-Ротонда (Piazza della Rotonda)».[2619]
Дион Кассий: Агриппа в Риме «воздвиг храм, названный Пантеоном (храм всех богов). Называется этот храм так, быть может, благодаря изображениям многих богов на пьедесталах статуй Марса и Венеры. Я же думаю, что название происходит оттого, что храм имеет вид фолоса (или толос) — древнегреческое купольное погребальное сооружение), напоминающего небо. Агриппа хотел там водрузить статую Августа и присвоить зданию его имя. Но так как Август не разрешил ни того, ни другого, Агриппа поставил там статую первого Цезаря, а в преддверии храма — статую Августа и свою собственную». В 80 г. н.э. Пантеон сгорел и был заново выстроен в первой половине II в.[2620]
Примечательно, что в пожаре Рима 64 года, в устройстве которого Нерон обвинил христиан (евреев), Пантеон не пострадал.
Замечательна размером громадная дверь Пантеона.[2621]
На Востоке пантеон, фолос, мы можем видеть в каждой буддийской ступе. Название ступа[2622] характерно только для Индии и Непала; в Шри-Ланке применяется название дагоба, в Мьянме — зеди и пато, в Таиланде — чеди и пранн, в Лаосе — тхат, в Тибете и Бутане — чортен, в Монголии — суварга; в России (Бурятия, Калмыкия, Тыва, Алтай) — субурган, в Китае и Вьетнаме — бао та, пагода[2623] и т.д.:
«Профессор объяснил нам, что в Индии, где много буддийских храмов, такие сооружения называются «ступа», хотя некоторые из них внутри стен содержат большую статую Будды.
Вне городских стен, с восточной стороны, мы увидели несколько лучше сохранившиеся сооружения, при виде которых Лобсын воскликнул: «Это субурганы, такие же, как в наших монастырях!»
Я перевел профессору эти слова, и тот сказал, что индийская ступа представляет то же, что субурган у монголов, и является или надмогильным памятником или сооружением для установки статуй божеств и каких-нибудь реликвий.
Эти субурганы состояли из квадратного основания в 6 футов высоты, увенчанного плоским куполом такой же высоты. Мы насчитали их более двадцати. Некоторые были разрушены, и оказалось, что внутри они представляли круглую камеру со сводом и остатками штукатурки, прежде, вероятно, покрытой фресками.
Осмотр развалин показал профессору, что предстоит большая работа по раскопкам и гораздо меньшая по срисовке и фотографированию остатков статуй и фресок на стенах и в нишах».[2624]
«Мотив капители (буддийских зданий. — Д. Н.) с акантами и бюстом среди них перекликается с капителями из Рима и римских провинций».[2625]
Обычай сжигать тела после смерти привел к тому, что захоронений в обычном понимании не было, было возможным лишь сохранить пепел или несгоревшие останки. В ступы помещались то, что осталось после кремации. Постепенно, ступы превратились в реликварии, содержащие в себе останки выдающихся в духовном плане личностей.
Лат. stuppa — пакля, конопля. В славянском фольклоре ступа является одним из непременных атрибутов Бабы Яги. В. И. Даль: «Ступа, сосуд, в котором толкут, мельчат что, ударяя пестом. Но ступа одновременно нечто прямо противоположное, стар. стенобитное орудие, таран, баран, тяжелая колотушка, кий, трамбовка, ручная баба, для убиванья земли: здесь ступа принимает значенье песта. Ступа, ступь ж. самая тихая походка, едва переступая, шаг за шагом, волоча ноги».
Одновременно пагода, она же ступа — сооружение, где хранится пепел погребального костра одного из будд. «В Лотосовой сутре в главе XI пагода, украшенная всеми драгоценностями, появляется в небе над Орлиной горой, где проповедует Будда Шакьямуни. В пагоде восседает будда древних времён по имени Многочисленные Сокровища, Прабхутаратна. Он подтверждает, что Шакьямуни всегда был Буддой, а не стал им в нынешней своей жизни. Шакьямуни поднимается в пагоду и садится там рядом с Прабхутаратной. На мандалах двое будд восседают внутри пагоды, а со всех сторон их окружают разные существа — защитники сутры и её почитателей».[2626]
Позже в Риме Пантеон также используется почти по назначению: в нем погребены некоторые известные люди Италии, в частности, Рафаэль и короли Виктор Эммануил II и Умберто I. Византийский император Фока отдал Пантеон папе Бонифацию IV. 1 ноября 609 года языческий Пантеон был освящён как христианская церковь Святой Марии и Мучеников (Santa Maria ad Martires). С того времени дата 1 ноября у католиков и протестантов празднуется как День всех святых.[2627]
За шестьсот лет до этого, в 29 г. до н.э., Октавиан советовался с Агриппой и Меценатом о том, следует ли ему отказаться от власти или сохранить ее. Совет Агриппы Гаю выдает в советчике не только умелого ритора, но и глубокого философа, стоического скептика:
«Не удивляйся, Цезарь, что я буду советовать тебе отказаться от единовластия, хотя лично я извлек из него множество благ, пока ты им владел. Я считаю, что надо заранее подумать не о моем личном благе, о котором я вообще не забочусь, а о твоем и об общем благе. Рассмотрим спокойно все, что связано с единовластием, и пойдем тем путем, какой укажет нам разум. Ведь никто не скажет, что нам надо любым способом схватить власть, даже в том случае, если она невыгодна. Если же мы поступим иначе, то есть будем держаться за власть во что бы то ни стало, то будет казаться, что мы или не смогли вынести счастливой судьбы и рехнулись от успехов, или что мы, давно пользуясь властью, прикрываемся именем народа и сената не для того, чтобы избавить их от злоумышленников, а чтобы обратить их в своих рабов. Кто не вознегодовал бы, видя, что мы говорим одно, а думаем другое?! Разве не стали бы нас ненавидеть еще больше, если бы мы сразу обнаружили свое истинное намерение и прямо устремились бы к единовластию?! Раз это так, то нас будут обвинять ничуть не менее, даже если вначале у нас и мыслей подобных не было, а только потом мы стали стремиться к власти. Быть рабом обстоятельств, не уметь владеть собой, не уметь использовать на благо дары счастья — все это гораздо хуже, чем причинить кому-либо несправедливость по причине несчастья. Ведь одни люди часто под влиянием обстоятельств бывают вынуждены совершать несправедливости ради своей выгоды, но вопреки своей воле, а другие люди, не владеющие собой, жаждут совершить зло, и в результате оказывается, что они поступают вопреки своей выгоде. Если мы не обладаем трезвым рассудком, если мы не можем обуздать себя в счастье, выпавшем на нашу долю, то кто поверит, что мы будем хорошо управлять другими или сумеем достойно перенести несчастья? Так как мы не принадлежим ни к тому, ни к другому сорту людей и так как мы не хотим ничего совершать безрассудно, а хотим делать только то, что сочтем наилучшим в результате обдумывания, поэтому давайте примем определенное решение по этому вопросу. Я буду говорить откровенно. Ведь сам я не могу говорить иначе и знаю, что тебе не будет приятно слушать ложь и лесть. Равноправие хорошо звучит на словах и является в высшей степени справедливым на деле. Разве не справедливо, чтобы решительно все было общим у тех людей, которые имеют общую натуру, общее происхождение, выросли в одних и тех же нравах, воспитаны в одних и тех же законах и отдали на благо родины все силы души и тела?! Быть почитаемым ни за что иное, кроме как за превосходные личные качества — разве это не самое лучшее?! Если люди управляются таким образом, то они, считая, что и блага и беды для всех одинаковы, не желают, чтобы с кем-либо из граждан приключилось несчастье, и сообща молятся о том, чтобы всем им выпало на долю самое лучшее. Если человек обладает каким-либо выдающимся качеством, то он легко проявляет его, активно развивает и с очень большой радостью демонстрирует перед всеми. А если он замечает хорошее качество в другом, то он охотно его поощряет, усердно поддерживает и в высшей степени высоко чтит. Но если кто-нибудь поступает плохо, то всякий его ненавидит, а если случится несчастье, то всякий сочувствует, считая, что проистекающие от этого урон и бесславие являются общими для всего государства. Так обстоит дело при республиканском строе. При единовластии все обстоит иначе.
Сущность заключается в том, что никто не хочет ни видеть, ни иметь никаких достойных качеств (ибо имеющий высшую власть является врагом для всех остальных). Большинство людей думает только о себе, и все ненавидят друг друга, считая, что в благоденствии одного заключается ущерб для другого, а в несчастье одного — выгода для другого. Поскольку все это обстоит так, то я не вижу, что могло бы склонить тебя к жажде единовластия. Кроме того, ведь такой государственный строй для народов тягостен, а для тебя самого он был бы еще более неприятен. Или ты не видишь, что наш город и государственные дела еще и теперь находятся в состоянии хаоса (ή οὐχ ὁρᾴς ὅπως ἥ τε πόλις καὶ τὰ πράγματα αὐτῆς ἔτι καὶ νῦν ταράττεται;)? Трудно сокрушить нашу народную массу, столь много лет прожившую при свободе, трудно снова обратить в рабство наших союзников, наших данников, одни из которых издавна жили при демократическом строе, а других освободили мы. Трудно это сделать, в то время как мы со всех сторон окружены врагами».[2628]
Взгляды раба-воспитателя Гая Фурина грека Арея и друга Октавиана Агриппы не совпали по вопросу многоцезарства.
Зато историк христианской церкви Орозий через полтысячи лет Августа одобряет:
«Когда ворота Януса были затворены, Август, стремясь государство, которое он обрел войной, взлелеять и укрепить миром, установил многие законы, чтобы через них род человеческий с искренним благоговением обрел привычку к порядку.
Он отверг, будучи человеком, имя государя [domini]: ведь когда во время сценического представления мимом было произнесено: «О, милостивый и благой государь» — и все возликовали, словно бы это было сказано о нем, он тотчас же жестом и вглядом остановил постыдное низкопоклонство и на следующий день наистрожайшим эдиктом выразил свое порицание. И впредь ни в шутку, ни всерьез, ни детям своим, ни внукам он не позволял именовать себя государем.[2629] Итак, в то время, то есть в тот год, когда по определению Божьему Цезарь установил прочнейший и самый что ни на есть истинный мир, был рожден Христос, для появления Которого и послужил тот самый мир, и по пришествии Которого восторженные ангелы возвестили людям, способным услышать: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение».[2630] И в то же самое время, когда среди людей был рожден истинный Государь всего рода человеческого, тот, кому покорилась высшая власть над всеми, не позволил себя, человека, именовать государем, и даже не желал того.
В том же самом году тот же Цезарь, которого теми столь многими таинствами предопределил Бог, впервые приказал провести ценз каждой провинции в отдельности и провести перепись всех людей,[2631] в которой Бог соблаговолил предстать и оказаться человеком. Тогда, стало быть, был рожден Христос, внесенный тотчас, как был рожден, в римский цензорский список. Это есть то первое и весьма ясное указание [имени], которое во время проведения переписи всех людей засвидетельствовало Цезаря как первого среди всех, а римлян — хозяевами мира, указание, через которое Тот, Кто сотворил всех людей, захотел открыть Себя [в образе] человека и быть внесенным в списки среди людей, чего никогда от сотворения мира и от начала рода человеческого не было позволено ни Вавилонскому, ни Македонскому царству, я уж не говорю о царствах менее значительных. И нет сомнения, ибо это открыто для знания, веры и размышления всем, что Господь наш Иисус Христос возвел на эту вершину власти тот город, укрепив и защитив его волей Своей, в чьей власти хотел бы находиться, когда придет, имея по реестрам римского ценза имя римского гражданина.[2632]
И вот, поскольку [повествование] дошло до того времени, когда Господь Христос в первый раз озарил этот мир пришествием Своим, и отдал Цезарю безмятежнейшее царство, я этим и завершу сию шестую книжечку, чтобы в седьмой книге открыть, да поможет мне Господь, возникновение христианских времен и их развитие среди противоборства их противников, времена, которые до сих пор страдают от нападок тех, кому мы принуждены это говорить в ответ, и чтобы, — поскольку я не оставил без внимания того, что люди изначально как грешили, так и претерпевали за прегрешения, – рассказать теперь, какие гонения были совершены в отношении христиан, и какие за ними последовали кары, упуская то, что вообще все люди склонны к греху, и потому наказываются каждый в отдельности».[2633]
Октавиан не последовал совету Агриппы. В этом он схож с греческим царем из Вопросов Мелинды. С Буддой Август оказался не схож, ему пришелся по нраву Аполлон. Поведение же Агриппы было совершенно буддистским: «Агриппа, хотя и держался иного мнения, очень охотно помогал ему во всем, как если бы он сам был инициатором».[2634]
Агриппа родился и вырос в богатой провинциальной семье и принадлежал к всадническому сословию, сословию воинов, квиритов. Римскую дисциплину он понимал хорошо.
В том же 29 г. до н.э. после многих предварительных работ Вергилий приступил к Энеиде и пишет строки, ставшие знаменитыми:
Смогут другие создать изваянья живые из бронзы,
Или обличье мужей повторить во мраморе лучше,
Тяжбы лучше вести и движенья неба искусней
Вычислят иль назовут восходящие звезды, — не спорю:
Римлянин! Ты научись народами править державно —
В этом искусство твое! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных! [2635]
Агриппа не хуже Цезаря понимал то, что является азбучным для любого офицера штаба и дошло до нас в эпитоме (кратком извлечении. — Д. Н.) О военном искусстве Вегеция IV века:
«Надо, чтобы полководец имел достаточное количество письменных итинерариев (perscripta itineraria) всех тех областей, где он ведет войну, так чтобы он мог извлечь из данных о расстоянии между пунктами не только число шагов, но и качество пути, мог бы изучить достоверное описание кратчайших путей, стоянок, гор, рек; более того, утверждают, что опытнейшие полководцы имели раньше не только писанные (adnotata) итинерарии провинций, в которых была нужда, но и рисованные (picta), чтобы можно было в начале марша избрать путь, руководствуясь не только разумом, но и зрением».[2636]
Воевать без карт трудно. Военные карты всегда секретны.
«На каждой советской топографической карте стоит гриф секретности. Карта секретна уже до того, как попала в руки командира, секретна независимо от того, нанес командир на нее положение своих войск, соседей и противника или не нанес. Карта секретна просто потому, что на ней нанесены леса и реки, мосты и поля. И это понятно: карта должна оставаться секретным документом, и работа военных топографов всегда должна быть окутана чернотой государственной тайны. Проникнуть в тайны топографической службы — мечта разведки противника».[2637]
Август рассекретил хорографию-карту Агриппы[2638] лишь после его смерти в 12 до н.э., велев построить Випсаниев портик с ней на Марсовом поле. Строили долго, еще в 7 г. до н.э. он не был закончен. Портик не сохранился, однако кусочки писем Агриппы после правки Октавианом до нас дошли:[2639]
«Агриппа сообщил, что Каспийское море, окружающие его племена и с ними Армения, граничащие на востоке с Серским океаном, на западе — с хребтами Кавказа, на юге Тавра, на севере — со скифским океаном, простираются, насколько известно, на 480 миль в длину и 290 миль в ширину.
Агриппа рассказывает о том, что весь берег [весь берег Каспийского моря в Албании] от [реки] Каз [до реки Кир] на расстоянии 425 миль не дает возможности пристать к нему из-за очень высоких скал.
Агриппа сообщает, что длина [Индии] равна 3300, ширина же — 2300 милям».[2640]
Выходит, что Агриппа был в Индии.
«Если идентификация Фуэнеса верна, Агриппа на палестринской мозаике носит светло-голубую тунику и мускульный панцирь, изготовленный из металла, а то даже из кожи или льна. Небесно-голубой цвет ассоциировался с военно-морскими силами и особенно с таким великими адмиралами, как Агриппа».[2641]
Светоний: Марка Агриппу после морской победы в Сицилии Октавиан пожаловал лазоревым знаменем.[2642] Ливий: Марк Агриппа награжден от Цезаря морским венцом: такая почесть прежде не оказывалась никому.[2643]
Почти через четыреста лет Сервий упоминает в заметках к Энеиде «победу над Гангаридами, которые живут возле Ганга» как общеизвестную. Филолог уже испытывает затруднение, толкуя тёмное место в тексте:[2644]
«Стих 292. I. Седая Верность и Веста.
Подразумевается «будет». Он назвал Весту седой либо потому, что верность встречается [только] среди седых людей, либо потому, что ей приносят жертвы рукою, обмотанной белой тканью, что означает, что верность должна быть сокрытой (secreta). Отсюда и Гораций говорит: «Редкая верность, укутанная белым покрывалом». Называя же Весту, он [Вергилий] помнит про религиозный обряд. Ибо ни одно священнодействие не совершается без огня. Поэтому и она сама, и Янус вызываются во всех жертвоприношениях. Веста же названа таким образом или от греческого слова Гестия [gestia, очаг] присоединением дигаммы [знака лабиализации], как например: Энеты — Венеты;[2645] либо потому что она облачена (vestita) в пестрые одежды. Говорят, что она есть сама Земля, которая, несомненно, владеет Огнем, как это можно понять на примере Этны и Вулкана, и других жарких мест на земле.
II. С братом Ремом Квирин… людям законы дадут. [292–293]
Здесь он хочет скрыть братоубийство, поскольку объединяет их [братьев], и называет одного не Ромулом, а Квирином, потому что не может совершить братоубийство тот, кто удостоился сделаться богом.
Многие стремятся понять это так, как мы сказали выше, а именно: что для того, чтобы после мора умилостивить манов брата, Ромул во всем пользовался двойными предметами… Кроме того, известно, что храм Януса был открыт при Ромуле, потому что он никогда не прекращал войн. Другие же хотят понять это так, что под этими словами он имеет в виду Римлян. Однако же истинное толкование таково: Квирин — это Август, Рем же назван вместо Агриппы, который женился на дочери Августа и наравне с ним командовал на войне. Отсюда и: «А на другой стороне Агриппа, которому благоволят боги и ветры» [8, 682] (parte alia dis et ventis Agrippa secundis). Римский народ, чтобы польстить Октавиану, предложил ему называться одним из трех имен на выбор, как он пожелает: Квирин, или Цезарь, или Август. Тот же, выбрав одно из имен, дабы не оскорбить тех, кто предлагал иные имена, в разное время использовал все эти имена и сначала назывался Квирином, потом Цезарем, а потом тем именем, которое он и закрепил за собой — Августом, как это утверждает Светоний и указывает в Георгиках Вергилий. Ибо когда он рассказывает о победе над Гангаридами, которые живут возле Ганга и которые были побеждены Августом, он [Вергилий] говорит: «Оружие победоносного Квирина» (victorisque arma Quirini), — а то, что он вместо Агриппы употребил имя Рема, это объясняется поэтическими приемами, потому что он употребил это имя ассоциативно. Следовательно, он говорит, что когда, по завершении всех войн, Юлий Цезарь будет вознесен на небо, то Август и Агриппа установят правопорядок. Ромул же назван Квирином потому, что он был всегда вооружен копьем, которое на языке Сабинян называется курис. Ведь копье, то есть курис, это длинная заостренная палка… Отсюда и секурис [securis] как бы семикурис [semi — половина]; от слова койранос, которое по-гречески означает царь. А ведь известно, что римляне были греками. Либо он называется так из-за знатности своего рода, ведь Марс, когда он в гневе, называется Градив, а когда он спокоен, называется Квирин. И, наконец, в городе существует два храма: один — храм Квирина, внутри города, как бы храм стража спокойствия, а другой — на Аппиевой дороге, вне города, возле ворот, как бы храм воителя, то есть Градива».[2646]
Вот и русские, подобно римлянам Сервия, через века после принятия христианства считают свою государственность и религию унаследованными от греков. Во многом это так, но все же разница между римлянами и греками есть.
В указанном Сервием месте Вергилия описывается битва при Акции, а Антоний и Клеопатра связаны с Бактрией:
Цезарь Август ведет на врага италийское войско,
Римский народ, и отцов, и великих богов, и пенатов;
Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойное
Пламя объемлет чело, звездой осененное отчей.
Здесь и Агриппа — к нему благосклонны и ветры и боги —
Радостно рати ведет, и вокруг висков его гордо
Блещет ростральный венок — за морские сраженья награда.
Bарварской мощью силен и оружьем пестрым Антоний,
Берега алой Зари и далеких племен победитель:
В битву привел он Египет, Восток и от края вселенной
Бактров; с ним приплыла — о нечестье! — жена-египтянка. [2647]
В Индии есть легенда, называемая Сошествие Ганги:
«Много веков прошло с той поры, как Агастья совершил свой великий подвиг и помог богам победить асуров. В городе Айодхья сменилось несколько поколений царей. Но все они были алчными и жестокими. Многих Вишну покарал, обратив в пепел. Но вот на трон взошел Бхагиратха, прекрасный обликом, могучий и преданный закону царь. Подданные были счастливы, но сердце царя терзала печаль. Он помнил об участи своих грешных предков и решил искупить их вину.
Бхагиратха оставил трон и ушел к подножию гор Хималая. Он возложил на себя суровые обеты и стал отшельником. Тысячу лет он провел в пещере, лишая себя пищи и сна. И наконец к нему явилась Ганга в виде прекрасной девы. А в то время великая священная река текла по небесному руслу. Ганга спросила:
— Ради чего ты тысячу лет подвергаешь жестоким истязаниям свою плоть? Назови свои желания, благочестивый подвижник, и я их выполню.
— О великая Ганга! — воскликнул подвижник. — Мои предки прогневали Вишну, который обратил их в пепел своим взглядом. А пепел этот на сухом дне океана. Лишь твои воды могут смыть их грехи.
— Я готова помочь тебе. Но если я направлю свои воды с небес на землю, они обрушатся с такой силой, что земля не выдержит удара. Во всей Вселенной только один Шива знает, как уберечь землю от сокрушающей силы моих вод.
Бхагиратха почтительно поклонился Ганге и пошел к обители Шивы. Там он вновь предался жестоким истязаниям плоти, чтобы снискать милость великого владыки. Наконец явился многоликий и многорукий Шива. Руки и ноги его украшали браслеты-змеи, шея была синего цвета от когда-то выпитого яда, нечесаные вьющиеся волосы растрепанны и густы, как непроходимые джунгли.
Шива пообещал, что поможет Ганге сойти на землю. Бог и царь-подвижник поднялись высоко в горы и призвали Гангу. Ганга направила свои воды с небес на землю. А Шива, чтобы падение их не повредило земле, подставил свою голову. Ганга запуталась в волосах Шивы и спокойно стекла по его телу в земное русло. Воды священной реки текли все дальше и дальше по земле, наконец достигли океана, наполнили его, коснулись пепла грешных предков Вхагиратхи и очистили их. А счастливый Бхагиратха вернулся в свое царство и правил там много лет.
С тех пор священная река Ганга течет по своему земному руслу и впадает в океан, которому она вернула воду».[2648]
Ага́стья[2649] — один из сапта риши-семи мудрецов, которым боги снизпослали Веды, сыновей бога Брахмы, рождённые из его ума. Семеро риши считаются творцами Вселенной и прародителями всех ныне живущих. По именам сапта-риши в индийской астрономии называются семь основных звёзд созвездия Большой медведицы.[2650] Ранний список семерых риши даётся в Джайминия-брахмане:[2651] Васиштха, Бхарадваджа, Джамадагни, Готама, Атри, Вишвамитра и Агастья. В Брихадараньяка-упанишаде[2652] Агастья заменяется Атри. В более поздней Гопатха-брахмане[2653] говорится о восьми риши: Васиштха, Бхарадваджа, Джамадагни, Готама, Атри, Вишвамитра, Гунгу, Агастья и Кашьяпа. Агастья-Мала — гора, высотой 1868 м. в штате Керала у границы с Тамил-Наду южнее Кардамомских холмов. Название вершины означает холм (гора) Агастьи, который, по местным поверьям, и принёс оттуда тамилам их язык. Гора священна у местных индуистов.[2654]
«В Ригведе слово brahman (среднего рода) означает молитву или магическое заклинание; этот термин употребляется затем как общее обозначение религиозных текстов, составляющих четыре (или первоначально три) Веды: гимнов, заклинаний, обрядовых формул и т.п. Уже в Ригведе это слово употребляется и в другом, более отвлеченном значении — как обозначение магической силы, заключенной в слове, некоей таинственной сущности, проникающей вселенную».[2655]
О том, как римляне создавали и осушали моря пишет в перечне своих деяний Август, имя которого напоминает имя Агастья:
«Зрелище морского боя я представил народу за Тибром, где теперь священная роща Цезарей, выкопав для этого землю на тысячу восемьсот футов в длину и тысячу двести в ширину. Здесь вступили в сражение тридцать трирем и бирем, снабженных рострами, и большое количество меньших кораблей. На этих кораблях сражалось, кроме гребцов, около трех тысяч человек».[2656]
На ранних из дошедших изображений этот Агастья имеет явный военно-морской вид: он с трезубцем Нептуна.[2657] В Риме трезубец (tridens, tridentis) оружие гладиаторов ретиариев (retiarius), сражавшихся им и сетью. В Индии похожая на трезубец тришула является оружием индуистского бога Шивы и знаком его мощи (творец, хранитель, разрушитель). Трезубец изображается в виде отметки на лбах его последователей. Трезубец-ваджра: оружие Индры, бога бури, и Дурги-разрушительницы. Он знак огня, отражающий три сущности Агни. В буддизме трезубец означет Три Драгоценности Будды, знак Небес чистого пламени, а также разрушения трёх ядов: гнева, желания и лени. Трезубец был личным знаком Рюриковичей[2658] и тамгой Чингисхана, как родовой знак (тамга) потомков старшего сына Чингисхана хана Джучи, чеканился на монетах хана Батыя.[2659] На серебряниках Ярослава Мудрого изображался знак, в котором можно увидеть и трезубец, и падающего орла.[2660]
Называть в Индии Августом в это время могли и его коллегу-соправителя Агриппу, которого Сервий в своем толковании сравнивает с Ремом, но не с Квирином-Янусом:
«В то время, когда благочестивый Агастья пребывал в южных странах, возмутились асуры, загнанные богами на дно моря. Выходя по ночам на берег, они наводили ужас на людей, не щадя ни детей, ни женщин, безжалостно разрушали обители праведников. Люди в ужасе покидали города и селения, искали убежища в горных пещерах. И вновь погасли священные огни на алтарях, и боги остались без жертвенного дыма. Причин же этого бедствия никто не знал, так как асуры, совершая свои черные дела, не оставляли никаких следов и еще до рассвета уходили в море.
И вновь обратились боги к всеведущему Творцу за помощью. А он им сказал:
— Это асуры выходят со дна океана для тайных убийств, а затем снова прячутся на дне. Чтобы их там настигнуть, надо обнажить дно. В этом вам может помочь только Агастья,[2661] рожденный в воде.
И боги отправились к Агастье. Почтительно склонившись перед ним и пожелав ему вечного блага, они поведали о своих бедах и тревогах, напомнили ему о победе над горой Виндхьей и попросили обнажить морское дно.
