Свобода и ответственность

Теория

Æ Свобода – одна из основополагающих для европейской культуры идей, отражающая такое отношение субъекта к своим актам, при котором он является их определяющей причиной и они, стало быть, непосредственно не обусловлены природными, социальными, межличностно-коммуникативными, индивидуально-внутренними или индивидуально-родовыми факторами. Культурно-исторически варьирующееся понимание меры независимости субъекта от внешнего воздействия зависит от конкретного социально-политического опыта народа, страны, времени. В живом русском языке слово «свобода» в самом общем смысле означает отсутствие ограничений и принуждения, а в соотнесенности с идеей воли – возможность поступать, как самому хочется.

Формально свобода человека обнаруживается в свободе выбора (лат. liberum arbitrium); но выбор реален при наличии альтернатив, также доступных познанию.

В классической философии свобода – это характеристика действия, совершенного: а) со знанием и пониманием объективных ограничений, б) по собственному произволению (не по принуждению), в) в условиях выбора возможностей, г) в результате правильного (должного) решения: благодаря разуму человек способен совершать свой выбор, отклоняясь от зла и склоняясь к добру.

Понятие свободы можно трактовать как политико-правовую автономию гражданина. В таком понимании свобода противопоставляется разнузданности и беспредельной самостийности воления. Одно дело, когда воля обнаруживает себя как самость, само-волие, а другое – как свое-волие; в первом случае она удостоверяет себя как могущая быть неподотчетной волей, во втором – как не подчиняющаяся порядку. Свобода, понимание которой ограничено только представлением о личной независимости, самовольности, неподзаконности легко («свободно») проявляет себя в безответственности, равнодушии, эгоизме,чреватыми анархическим бунтарством – отменой всякого закона, стоящего над индивидом, а в перспективе и тиранией, т.е. самочинным возведением единичной воли в ранг закона для других.

В автономии как гражданской независимости свобода обнаруживается отрицательно – как «свобода от». Но успех в решении проблемы гражданского раскрепощения человека зависит от последовательности в установлении правового порядка – общественной дисциплины, в рамках которой не только государственные и общественные институты гарантируют свободу граждан (а свобода людей как граждан закреплена в системе прав как политических свобод), но и сами граждане гарантируют свободу друг друга исправным соблюдением своих гражданских обязанностей. Утверждение же формальных свобод вне атмосферы и духа свободы, вне соответствующего социально-правового порядка ведет к пониманию свободы как анархии и торжества своевольной силы.

Таким образом, автономия выражается в: а) неподопечности, т.е. свободе от патерналистской опеки и тем более диктата с чьей-либо стороны, в т.ч. со стороны государства; б) действиях на основании норм и принципов, которые люди признают как рациональные и приемлемые, т.е. отвечающие их представлению о благе; в) возможности влиять на формирование этих норм и принципов, действие которых гарантируется общественными и государственными институтами. Автономная воля обнаруживается как свободная через обуздание своеволия. В сфере праваэто – подчинение личной воли общей воле, выраженной в общественной дисциплине. В сфере моралиэто – сообразование личной воли с долгом. Понимание свободы как самообладания вырабатывается в рамках морально-правового воззрения на мир: каждый, стремясь к достижению частных целей, должен оставаться в рамках легитимности, т.е. в рамках признанных и практически принятых норм. В психологическом плане автономия выражается в том, что индивид действует в уверенности, что другие признают его свободу и из уважения не препятствуют ей, а также в том, что он утверждает свою уверенность в действиях, демонстрирующих уважение к свободе других.

В морали максима «свобода одного человека ограничена свободой другого» переосмысливается как личная задача и получает строгую форму императива: человек должен ограничивать собственное своеволие, подчиняя его соблюдению прав других, не позволяя себе несправедливости в отношении других и содействуя их благу.

В постклассической философии складывается понимание того, что возможность разума воздействовать на страсти (аффекты) в значительной степени опосредствована действием воли, иррационального воображения и вдохновения как важного момента одухотворения. Свобода как таковая уже не ограничивается выбором между данными возможностями, но представляется выходом из круга данностей и творческим прорывом к новому (посредством импровизации, рационального планирования или чистого воображения). При этом в положительной свободе, в «свободе для» вполне сохраняется жизненная энергия своеволия в виде настроенности на самостоятельность, самоутверждение, созидание себя вовне.

Человек в сознательном и творческом усилии предотвращается от зла и определяется по отношению к добру. Внутренняя свобода, то есть добровольное и сознательное предпочтение человеком добра злу, есть главное, принципиальное условие совершенства, или полного добра. È

Из Новой философской энциклопедии. Электронный ресурс Института философии РАН http://iph.ras.ru/elib/2670.html, режим доступа свободный.

Æ Ответственность – отношение зависимости человека от чего-то (от иного), воспринимаемого им (ретроспективно или перспективно) в качестве определяющего основания для принятия решений и совершения действий, прямо или косвенно направленных на сохранение иного или содействие ему. Объектом ответственности (т.е. иным) могут быть другие люди, в т.ч. будущие поколения, общности, а также животные, окружающая среда, материальные, социальные и духовные ценности и т.д. В праве объектом ответственности является закон. Ответственность может быть обусловлена: а) ненамеренно (естественно или случайно) обретенным человеком статусом (напр., ответственность родителей), б) сознательно принятым им социальном статусом (напр., ответственность должностного лица) или заключенными соглашениями (напр., ответственность перед контрагентом, ответственность наемного работника).

Свобода – одно из условий ответственности, ответственность – одно из проявлений свободы. Человек вправе принимать решения и совершать действия согласно своим мнениям и предпочтениям, но он должен отвечать за их последствия и не может перекладывать вину за негативные результаты своих решений и действий на других.

Мера свободы человека удостоверяется мерой его ответственности. По мере расширения круга тех, перед которыми и за которых человек считает себя ответственным в своей свободе, он преодолевает тесные пределы условности, или частичности своего существования. Потенциально ответственность человека безмерна. Человек ответствен за себя, за окружающих и перед всем человечеством.È

Из Новой философской энциклопедии. Электронный ресурс Института философии РАН http://iph.ras.ru/elib/2217.html, режим доступа свободный.

Æ Мы гордимся тем, что нас не гнетет никакая внешняя власть, что мы свободны выражать свои мысли и чувства, и уверены, что эта свобода почти автоматически обеспечивает нам проявление индивидуальности. Но право выражать свои мысли имеет смысл только в том случае, если мы способны иметь собственные мысли; свобода от внешней власти становится прочным достоянием только в том случае, если внутренние психологические условия позволяют нам утвердить свою индивидуальность. Достигли ли мы этой цели? Или хотя бы приближаемся ли к ней?

<…> Позитивная свобода как реализация личности подразумевает безоговорочное признание уникальности индивида. Люди рождаются равными, но разными. Основу этого различия составляют врожденные физиологические и психические качества людей, с которыми они начинают жизнь; затем накладывается влияние тех обстоятельств и переживаний, с которыми пришлось столкнуться каждому из них. Индивидуальная основа личности так же не может быть тождественна ни одной другой, как не могут быть физически тождественны два разных организма. Подлинное развитие личности всегда состоит в развитии именно данной индивидуальной основы; это органический рост, развитие того зародыша, который характерен именно для данного человека, и только для него. Противоестественное развитие человека-робота втискивает индивидуальную основу в форму псевдоличности, которая, по сути, состоит из внешних шаблонов мышления и чувствования. Органическое развитие возможно лишь при условии наивысшего уважения к особенностям личности – как чужой, так и своей собственной. Уважение к уникальности, культивирование уникальности каждого человека – это ценнейшее достижение человеческой культуры.

Позитивная свобода предполагает и тот постулат, что человек является центром и целью своей жизни; что развитие его индивидуальности, реализация его личности – это высшая цель, которая не может быть подчинена другим, якобы более достойным целям.

<…> Мы знаем, что нищета, запуганность, изоляция направлены против жизни, а за жизнь все то, что служит свободе и развивает способность и мужество быть самим собой.

<…> Важно, чтобы индивиду была предоставлена возможность подлинной активности, чтобы единство целей общества и индивида превратилось из лозунга в реальность, чтобы индивид активно применял в работе свои способности, чтобы он мог ощутить ответственность за свой труд, потому что этот труд имеет смысл и цель в плане его человеческих задач.È

Э. Фромм. Бегство от свободы. Электронный ресурс http://philosophy.ru/library/fromm/02/0.htm, режим доступа свободный

К обсуждению

Æ Свободный человек сознает свое право принимать определенное участие в решениях социальной группы или нации, которые его затрагивают; он актуализирует сознание этого, поддерживая решения, или, если он не согласен, озвучивает свой протест ради того, чтобы в будущем было найдено лучшее решение. Свободный человек имеет уважение к рациональному авторитету, как в истории, так и среди своих товарищей, убеждения которых могут отличаться от его собственных. Свободный человек ответственен, в том смысле, что он может мыслить и действовать ради долгосрочного благополучия группы. Он считает себя человеком достоинства и чести – причем не последним источником его чувства собственного достоинства является его сознание себя свободным человеком. Он способен, если нужно, остаться один – желая быть меньшинством из одного человека, когда на карту поставлены основополагающие принципы. И – что, возможно, самое важное сегодня – свободный человек способен принять ту тревогу, которая неизбежна в нашем сотрясающемся мире, и обратить ее в направлении конструктивного использования в качестве мотива для достижения большего «сознавания свободы». È

Р.Мэй. Новый взгляд на свободу и ответственность. Электронный ресурс http://psylib.org.ua/books/_meyro05.htm, режим доступа свободный

Æ Второго декабря 1959 года профессор Ленинградской Духовной Академии протоиерей Александр Александрович Осипов зашел в кабинет ректора и объявил, что стал атеистом и не желает больше заниматься преподаванием библеистики. Ректор сказал, что насильно никого не держит, и подписал заявление об увольнении. На выходе к уже бывшему профессору подошли двое его студентов и спросили, куда он направляется. Осипов ответил, что навсегда уходит из Академии, приподнял рясу и радостно пнул дверь учебного корпуса.

Через три дня газета «Правда» опубликовала письмо Осипова о его отказе верить в бога и решении полностью порвать с религией. Помимо всего прочего там было сказано, что к пониманию ошибочности веры Осипов пришел через подробный, историко-культурный анализ библейских текстов. По словам профессора, этот самый анализ убедил его и в истинности марксизма-ленинизма, и в правильности линии партии.

В ответ на это письмо преподаватели Ленинградской Академии написали статью из двенадцати пунктов. Советская цензура запретила его публикацию, и богословы распространили её среди семинаристов полулегально. Резкий и неожиданный уход Осипова они объясняли его двоедушием, алчностью и легкомыслием. За несколько месяцев до увольнения Академия серьезно урезала его жалованье, и преподаватели решили, что это – главная причина произошедшего.

С 1960 по 1967 годы Александр Осипов активно занимался антирелигиозной пропагандой. За это время он объехал сорок две области, прочитал тысячу лекций, более трехсот раз выступал по радио и телевидению, издал тридцать пять книг и брошюр, написал триста статей и двести рецензий, провел более шестисот консультаций. За книги по атеизму ему была присуждена ученая степень кандидата философских наук. В январе 1967-го Александр Осипов смертельно заболел и осенью того же года скончался.

Весной 1999 года в Центральном Государственном архиве Санкт-Петербурга были обнаружены документы, из которых следовало, что еще в конце сороковых годов Александр Осипов был завербован КГБ в качестве осведомителя. В одной из своих докладных записок от 1951 года он подробно, с именами описывает положение дел в семинарии, академии и епархии и дает несколько советов о том, что нужно сделать, чтобы церковь как можно скорее утратила свое влияние в обществе.

А в домашнем архиве Осипова нашли его личные дневники. Судя по записям, отход от Церкви мало что значил для самого Осипова. Всю свою жизнь он мечтал о простой человеческой теплоте и ласке, а прожил под жесточайшим диктатом матери, которая криками и скандалами вынуждала его оставаться священником. В свое время от этой женщины ушел ее муж, и маленький Александр остался с ней один на один. Она очень быстро сломила волю мальчика и навсегда привязала его к себе. Именно по её указанию он пошел на богословское отделение Тартуского университета, с отличием его закончил и принял сан священника. Она же вынуждала его к безбрачию, когда его первая жена бежала с детьми заграницу. Осипов настолько боялся матери, что даже после того, как ему перевалило за сорок, он аккуратно знакомил её со всеми своими сослуживицами, чтобы получить одобрение на дружбу с ними. В противном случае его ждали долгие разговоры о христианской морали и нравственности. В дневнике он упоминает о целой серии её истерик, приключившихся из-за того, что он без разрешения матери встретился со вдовой одного из своих друзей. Они тогда просто пили чай и играли на пианино.

Согласие на сотрудничество с советской властью, показной атеизм и вообще все творчество Осипова после ухода из Церкви было его своеобразной местью давно умершей матери за свою странную, перекошенную жизнь.È

С.Фирсов. Атеист Александр Осипов. Электронный ресурс в режиме свободного доступа http://www.liberty.ru/post/Firsov-S.-Apostasiya-Ateist-Aleksandr-Osipov-i-epoha-gonenij-na-Russkuyu-Pravoslavnuyu-Cerkov

Нравственныеоснования права

Теория

ÆЗаконы свободы в отличие от законов природы называются моральными. Поскольку они касаются лишь внешних поступков и их законосообразности, они называются юридическими законами; если же ими выдвигается требование, чтобы они (законы) сами были определяющими основаниями поступков, они называются этическими.

Свобода, к которой имеют отношение юридические законы, может быть лишь свободой во внешнем применении; а та свобода, к которой имеют отношение вторые, может быть свободой и во внешнем и во внутреннем применении произвола, поскольку он определяется законами разума.

Согласно правовому законодательству, обязанности могут быть только внешними, ибо это законодательство не требует, чтобы идея внутреннего долга сама по себе была определяющим основанием произвола действующего лица, и так как правовое законодательство все же нуждается в подходящем для закона мотиве, то оно может связать с законом лишь внешние обязанности. Наоборот, этическое законодательство делает и внутренние поступки обязанностями, не исключая при этом, однако, и внешние поступки: это законодательство касается вообще всего, что есть долг. Но именно потому, что этическое законодательство включает в свой закон внутренние мотивы поступка (идею долга) – условие, которое никак не может быть включено во внешнее законодательство, – именно поэтому этическое законодательство (даже законодательство воли божьей) не может быть внешним, хотя как обязанности оно принимает в себя в качестве мотивов обязанности, основывающиеся на другом, а именно внешнем, законодательстве.

Отсюда явствует, что все обязанности лишь потому, что они обязанности, принадлежат этике; но касающееся их законодательство не всегда поэтому содержится в этике; законодательство многих обязанностей находится за ее пределами. Так, этика повелевает мне выполнить взятое на себя обещание при заключении договора, даже если бы другая сторона не могла меня принудить к этому; но из учения о праве этика берет закон (pacta sunt servanda) и соответствующий этому закону долг как нечто данное. Следовательно, не в этике, а в праве содержится законодательство о том, что принятое обещание должно быть выполнено. Этика вслед за этим учит только, что, даже если мотив, который юридическое законодательство связывает с этим долгом, а именно внешнее принуждение, устраняется, уже сама лишь идея долга достаточна в качестве мотива. Действительно, если бы это и само законодательство не были юридическими, стало быть, вытекающий из него долг не был бы собственно правовым долгом (в отличие от долга добродетели), то сохранение верности (согласно обещанию, данному при заключении договора) должно было бы быть отнесено, в один разряд с поступками из благоволения и с обязательством совершить их, а это ни в коем случае не должно иметь места. Выполнять обещание – это не долг добродетели, а долг правовой, к исполнению которого можно принудить. Однако сдержать свое обещание и тогда, когда нечего опасаться принуждения, – это добродетельный поступок (доказательство добродетельности). Таким образом, учение о праве и учение о добродетели отличаются друг от друга не столько своими разными обязанностями, сколько характером законодательства, связывающего с законом различные мотивы.

Этическое законодательство (обязанности могут быть во всяком случае и внешними) – это такое законодательство, которое не может быть внешним; юридическое же может быть и внешним. Так, выполнять договорное обещание—это внешний долг; но веление выполнять его только потому, что это долг, не принимая во внимание другие мотивы, относится лишь к внутреннему законодательству. Итак, обязательность причисляется к этике не как особый вид долга (особый вид поступков, к которым человек обязывается), ибо это и в этике, и в праве внешний долг, а потому, что в приведенном случае мы имеем дело с внутренним законодательством, которое не может иметь никаких внешних законодателей. По этой же причине обязанности благоволения, хотя они внешние обязанности (обязательства к внешним поступкам), все же относятся к этике, так как их законодательство может быть только внутренним. Этика, конечно, имеет и свои особые обязанности (например, обязанности по отношению к самому себе), но все же у нее имеются и обязанности, общие с правом; у нее нет только общего с ним способа обязывания. В самом деле, отличительное свойство этического законодательства – это совершение поступков лишь потому, что этого требует долг, и превращение самого принципа долга, каков бы ни был его источник, в достаточный мотив произвола. Так, существует, правда, много непосредственно этических обязанностей, но внутреннее законодательство делает и все прочие обязанности вместе косвенно этическими.È

Иммануил Кант. Метафизика нравов. Электронный ресурс http://krotov.info/lib_sec/11_k/kan/t_4b_107.htm, режим доступа свободный

Æ Правовые нормы отличаются от норм морали, во-первых, по тому авторитету, который устанавливает правило (в морали – внутренний авторитет: голос совести; в праве – внешний авторитет: другие люди, строго определенные и особо уполномоченные); во-вторых, по тому порядку, в котором правило устанавливается (в морали – самостоятельное восприятие и формулирование голоса совести, данного каждому особо; в праве – последовательное прохождение правила через все строго установленные этапы рассмотрения, в котором участвуют многие люди); в-третьих, по тому, кто получает предписание (в морали – добровольно признавший требование совести; в праве – всякий член союза, указанный в норме, независимо от его согласия и признания); в-четвертых, по тому поведению, которое предписывается в норме (в морали – внутреннее поведение, выражающееся и во внешних поступках; в праве – внешнее поведение, которое может, однако, привести и к рассмотрению душевного состояния; и, наконец, в-пятых, по санкции (в морали – укор совести и чувство вины; в праве – угроза неприятными последствиями и внешние принудительные меры).

Отношение между правом и моралью может слагаться правильно и неправильно. Правильное отношение между ними существует тогда, когда право, не выходя из своих пределов, согласуется по существу с требованиями морали и является для нее подготовительной ступенью и поддержкою; а мораль, с своей стороны, служа для права высшим мерилом и руководителем, придает правовым велениям то глубокое значение и ту обязательную силу, которая присуща нормам морали. Это бывает, следовательно, тогда, когда право, с одной стороны, предписывает людям такое внешнее поведение, которое может быть одобрено и совестью (напр., служение общему благу, ненарушение чужой свободы, неподкупность, защиту родины, исполнение обязательств, принятых на себя добровольно, и т.д.); когда оно, с другой стороны, воспрещает людям те внешние уступки, которых и совесть не одобряет (напр., нарушение данного слова, обман, причинение вреда, насилие, притеснение, убийство и т.д.); и когда, наконец, право, не разрешая людям никаких нравственно предосудительных деяний, устанавливает в людских отношениях справедливый порядок.

<…> люди, несмотря на все свое несходство и неодинаковость, сохраняют равенство в известном отношении, так что если бы право упустило из вида это равенство, то оно впало бы в явную несправедливость. Все люди как разумные, живые существа, носящие в себе влечение к счастью и к полноте духовного бытия, скрывающие в себе голос совести и способность к нравственному совершенствованию, – имеют одинаковое, по справедливости равное притязание на жизнь, на удовлетворение, на развитие своих благих способностей и на свободу добрых проявлений. Это равенство не состоит, разумеется, в том, что все имеют безграничную свободу, или что никто никому не обязан подчиняться, или что всякий волен делать, что ему угодно. Нет, свобода каждого человека простирается лишь до тех пределов, у которых начинается свобода других людей. Совместная жизнь людей ставит их в такое положение, что каждый оказывается помещенным как бы в клеточку, окруженную такими же клеточками других людей. И вот справедливость требует, чтобы эти клеточки не вытесняли взаимно друг друга, но предоставляли друг другу свободу существования. Согласно этому справедливость требует, чтобы право поддерживало равенство и равновесие между людьми, поскольку это необходимо для того, чтобы каждый мог вести достойное существование. Здесь право должно избегнуть другой опасности: оно не должно упускать из вида, что каждый человек, кто бы он ни был, как бы ни был он ограничен в своих силах и способностях, имеет безусловное духовное достоинство и что в этом своем человеческом достоинстве каждый человек равен другому. Если люди различны по своим реальным свойствам, то они равны по своему человеческому достоинству. Поэтому справедливое право не поддерживает естественного неравенства людей, если от этого может пострадать их духовное равенство. Справедливое право есть право, которое верно разрешает столкновение между естественным неравенством и духовным равенством людей, учитывая первое, но отправляясь всегда от последнего.

Правовые нормы, стоящие в согласии с моралью и справедливостью, называются естественным правом (т.е. правом, соответствующим самому «естеству» человека как духовно-нравственного существа). Когда человек имеет дело с такими нормами, то он получает возможность повиноваться им не только за страх, но и за совесть. Тогда оказывается, что каждый человек имеет не только правовую, но и моральную обязанность повиноваться праву, потому что тогда право предписывает во внешнем поведении то самое, что голос совести одобряет как нравственное и справедливое. При таком положении дел право требует от человека как бы известного минимума морального и справедливого поведения, именно – моральной корректности во внешних поступках, и этим оно содействует нравственному воспитанию человека, начиная это воспитание с «внешнего». Тогда и мораль находит в праве могучую и достойную опору и между обеими сторонами устанавливается живое и творческое взаимодействие. В естественном праве обе стороны соединяются и согласуются: право остается правом, но получает значение моральной верности и становится естественным правом; мораль не вытесняется и не нарушается правом, но руководит его предписаниями и придает ему характер «естественности».

<…> Человеку невозможно не иметь правосознания; его имеет каждый, кто сознает, что кроме него на свете есть другие люди. Человек имеет правосознание независимо от того, знает он об этом или не знает, дорожит этим достоянием или относится к нему с пренебрежением. Вся жизнь человека и вся судьба его слагаются при участии правосознания и под его руководством; мало того, жить значит для человека жить правосознанием, в его функции и в его терминах: ибо оно остается всегда одною из великих и необходимых форм человеческой жизни. Оно живет в душе и тогда, когда еще отсутствует положительное право, когда нет еще нет ни «закона», ни «обычая», когда никакой «авторитет» еще не высказался о «правом», верном поведении. Наивное, полусознательное, посредственное убеждение в том, что не все внешние деяния людей одинаково допустимы и «верны», что есть совсем «невыносимые» поступки и есть «справедливые» исходы и решения, – это убеждение, еще не знающее различия «права» и «морали», лежит в основании всякого «закона» и «обычая» и генетически предшествует всякому правотворчеству.

<…> Аксиоматические корни правосознания: чувство собственного духовного достоинства, способность к автономной жизни и искусство признавать духовное начало в других людях.È

И.А.Ильин. Теория права и государства. Издание 2-е, дополненное (под редакцией и с биографическим очерком В.А. Томсинова). - «Зерцало», 2008. Цит. по: Справочная правовая система «Гарант», версия «Максимум».

К обсуждению

Æ Конституция – это высший закон, это высшая квинтэссенция права как меры свободы, выраженной в равенстве всех перед законом и судом. И к кому бы мы ни обратились – к Канту с его категорическим императивом, к Гегелю с правовой заповедью «будь лицом и уважай других как лиц» или к Монтескье с его «духом законов», – мы убедимся, что этот самый дух (правовых законов вообще, Конституции в частности) является духом умеренности.

Любое подлинное право взыскует умеренности. То есть меры. «Семь раз отмерь, один раз отрежь».

Судья блюдет меру. Он призван к этому. В этом его долг. В этом дух, а не буква его профессии. И кто бы ни хотел нарушить меру, судья должен этому противодействовать. Потому что когда мера исчезнет, начнется в лучшем случае революция, в худшем – смута.

И потому судья говорит всем, кто к нему обращается: «Вот здесь вы только подошли к черте, и я вас предостерегаю. А здесь вы уже переступили черту. И я с прискорбием это фиксирую. Фиксирую, чтобы остановить вас. Чтобы другим неповадно было».È

В.Д.Зорькин. Дух закона. Электронный ресурс в режиме свободного доступа http://www.rg.ru/2011/12/11/zorkin-site.html

Æ Русские пословицы:

Хоть бы все законы пропали, только бы люди правдой жили.

Судия праведный – ограда каменна.

За правду бог и добрые люди.

Кто правду хранит, того бог наградит.

Суд правый кривого дела не выправит, а кривой суд правое скривит.È

Даль В.И. Пословицы и поговорки русского народа. Электронный ресурс в режиме свободного доступа http://www.megabook.ru/DictionariesPages.asp?AID=20.