2015-08-21
797
В процессе перехода российской системы образования на компетентностную модель преподаватели и студенты высших учебных заведений оказались одновременно и действующими агентами и объектами воздействия. В рамках прежней, квалификационной модели, ставилась задача «внедрить» в умы студентов некоторые знания, «привить» умения и сформировать профессиональные навыки. В стремительно меняющемся постиндустриальном обществе такой подход к образованию себя не оправдывал: предъявляя «на выходе» устаревшие знания и умения, демонстрируя никому не нужные навыки, вчерашний почти студент не имел шансов найти достойную работу. Новая модель исходит из необходимости перманентного обучения: чтобы быть компетентным следует научиться учиться (поэтому компетентный человек, оставаясь в ситуации «вечного студента», вне зависимости от возраста принадлежит молодежи).
Компетенция — термин латинского происхождения (competens — подходящий, соответствующий, надлежащий, способный), вошел в русский язык из англоязычного словоупотребления, сохранив характерные англо-саксонской модели образования коннотации. Неявной предпосылкой новых стандартов образования поколения является возможность приобретения компетентности через освоение ряда компетенций, одна часть которых именуется общекультурными, другая — профессиональными. Например, в федеральном государственном образовательном стандарте направления подготовки бакалавров 081100.62 «Государственное и муниципальное управление» к компетенциям первого рода относится «стремление работать на благо общества» (ОК-1), а вот «умение правильно применять нормы права» (ПК-10) или «способность принимать решения в условиях неопределенности и рисков (ПК-4) — это компетенции второго рода.
Предполагается, что набор профессиональных компетенций подобран в соответствии со спецификой каждого направления подготовки бакалавров и магистров. Но почему при этом различаются по количеству и формулировкам общекультурных блок компетенций? Не свидетельствует ли это об отсутствии единого образца (идеала, если угодно) который можно было бы обозначить как культурную компетентность, стремление к которой является одной из целей высшего образования? Подобно другим идеалам культурная компетенция в полной мере недостижима. Но асимптотическое приближение к идеалу является императивом культуры, и отсутствие такового следует рассматривать как симптом культурного кризиса.
Термин «культурная компетентность» являет собой пример эвристической тавтологии, поскольку в контексте той культурной традиции, которая восходит к Греко-римской античности (и к которой принадлежим и мы), «cultura» изначально мыслилась как присущая каждому образованному человеку способность надлежащим образом соответствовать миссии политика или воина, философа или жреца, ремесленника или земледельца. Собственно возделывание почвы земледельцем — агрикультура, превратилась благодаря Марку Цицерону в метафорическое возделывание души — то есть в культуру в привычном для нас понимании. По словам Аристотеля, философ в принципе знает всё, хотя может оказаться неосведомленным в деталях и частностях. Точно так же, принадлежащий культуре человек по определению компетентен во всем, хотя и не владеет всеми профессиональными компетенциями. Такого рода компетентность не может быть собрана из некоторого набора компетенций — искомое органическое единство равно сумме составляющих ее элементов. В отечественное словоупотребление вошли еще два понятия, состоящих в сходном смысловом отношении — интеллигентность и интеллигенция. Нельзя не заметить, что наличие интеллигенции как социальной группы вовсе не означает интеллигентности составляющих её индивидуумов — не поэтому ли оба термина столь легко поддаются дискредитации?
Понятие «культурная компетентность» вновь оказалось востребованным в научном сообществе США в 60-х годах ХХ века, когда анализ неуспеха вьетнамской кампании привел аналитиков военного ведомства к неожиданному заключению: два десятка культурологов, прикомандированных к действующей армии, могли бы оказаться полезнее сотен тонн напалма, сброшенных на джунгли (вероятно, та же логика подтолкнула нынешнего министра обороны России к созданию в своем ведомстве Управления культуры). Затем обнаружилось, что культурная компетентность офицеров полиции является гораздо более действенным средством наведения порядка в негритянских, латиноамериканских и китайских кварталах, нежели самые жесткие карательные меры. Когда менеджеры крупных корпораций обнаружили, что внимание к национально-культурным особенностям позволяет значительно повысить эффективность управления персоналом, в бизнес-школ появились курсы «cultural competence», затем адоптированные университетскими образовательными программами.Таким образом, потребовалось лишь несколько десятилетий для возвращения слов culture и competence к их первоначальной смысловой близости. Человек культуры — это компетентный человек — таков пафос книги Берта де Кутере «Homo competens» [1]. Хотелось бы надеяться, что понимание этой новой реальности со временем произойдет и в недрах отечественной системы образования, в противном случае любые «компетентностные модели» останутся для нее чужыми элементами, механически внедряемыми извне.
Следует с должным вниманием отнестись к еще одному существенному затруднению, связанному с новой образовательной моделью. Как оценить степень освоения общекультурных компетенций? Традиционные формы проведения зачетов, экзаменов, итоговых аттестаций оказываются слишком грубым инструментом для оценки качества освоения учебной программы. Всевозможные тестовые задания позволяют обнаружить «умение правильно применять нормы права», но как измерить «стремление работать на благо общества»?
Литература
1. De Coutere B. Homo competens, 2010. — Beta Book, 2009.
В. П. Евланников
д.ф.н., профессор ГУМРФ им. адмирала С.О. Макарова
