Проблемная область порождения текста - первичного/ вторичного

Как отмечает А.Г. Баранов, в течение нескольких десятилетий «лингвистика с логической неизбежностью шла к включению текста в предмет своего анализа и разработке методов его исследования» [1]. Этому во многом способствовали достижения смежных наук – психологии, социологии, философии, риторики, прагматики, семиотики, герменевтики, а также данные, полученные в ходе пограничных исследований, осуществляющих «стыковку» различных областей знания. « Лингвистика инкорпорировала в себя теорию речевых актов, теорию референции, вообще прагматику и тем самым получила в своё распоряжение аппарат, позволяющий описывать смыслы таких единиц, которые раньше были ей не под силу, – частиц, междометий, дейктических слов, иллокутивных функций».

Результатом непрекращающейся работы по исследованию природы феномена текста стало изменение самой лингвистической науки и перераспределение приоритетов в её проблематике. В настоящее время наука о тексте – лингвистика текста (лингвистическая теория текста) – представляет собой «самый передовой фронт плодотворных языковых исследований. Становление лингвистики текста в качестве отдельной области филологии отражает весь ход развития современной лингвистики, так как, по мысли выдающего советского учёного М.М. Бахтина, «текст есть первичная данность всего гуманитарно-философского мышления и является той непосредственной действительностью, из которой только и могут исходить эти дисциплины». [2] Именно текст, а не предложение является высшим и независимым языковым единством.

По утверждению выдающегося советского и российского психолога и социолога Т.М. Дридзе, текстовая деятельность через удовлетворение важнейшей потребности общественного человека в самовыражении, в организации взаимоотношений и взаимодействий с другими людьми опосредованно служит удовлетворению его насущных материальных потребностей. «… в ходе текстовой деятельности в знаковой форме материализуется (объективируется) мотивированная интеллектуально-мыслительная активность социальных субъектов. Порождая и интерпретируя тексты, социальные субъекты […] моделируют и модифицируют в них уже бытующие нормы и образцы поведения и деятельности и создают новые, вплоть до новых способов осмысления бытия». И далее: «Имеющиеся в распоряжении людей средства, необходимые для создания текстов, должны обладать чрезвычайной гибкостью, позволяя реализовать с их помощью самые сложные коммуникативно-познавательные замыслы».[3]

Поскольку заключённая в тексте речемыслительная деятельность пишущего/говорящего субъекта непременно рассчитана на ответную деятельность читателя/слушателя (на его восприятие), в методике анализа текста важное место занимает соотношение «автор – текст – читатель» (или «говорящий – текст – слушающий»). Как отмечает Н.С. Валгина, на чьё-либо восприятие рассчитан любой текст: «летописец пишет для потомков, специалист-учёный – для коллег, с целью передать свои наблюдения и выводы; даже такой вид текста, как дневник, тоже создаётся для кого-то – пусть только «для себя». Но «для себя» – тоже определённый адрес».[4] Следовательно, мы имеем основания говорить о двунаправленном характере текста: на автора-создателя и на воспринимающего читателя. Эта двунаправленность текста таит в себе секреты его конструирования и функционирования – текстообразования и текстовосприятия.

Порождение высказывания подразумевает его восприятие (понимание). Сходство процессов порождения и понимания речи указывает на то, что искажения, вызванные перекодировкой информации, присутствуют также в восприятии высказывания (или текста) адресатом. A.A. Потебня писал об этом: «Так при понимании мысль говорящего не передается слушающему, но последний, понимая слово, создает свою мысль, занимающую в системе, установленной языком, место, сходное с местом мысли говорящего. Думать при слове то, что думает другой, значило бы перестать быть самим собою. Поэтому понимание в смысле тождества мысли в говорящем и слушающем есть такая же иллюзия, как и та, в силу коей мы принимаем собственные ощущения за внешние предметы».[5]

Несмотря на индивидуализированность когнитивной составляющей коммуникативного акта, понимание между коммуникантами оказывается возможным. Базу для понимания составляют интерсубъектные знания, фиксирующиеся мышлением в виде фреймов и пресуппозиций. На основании фреймового и прессуппозитивного фонда коммуникантов, отвечающего условиям истинности (логической или прагматической), а также социальной ситуации, личностного фактора и пр. осуществляется успешная коммуникация – достигаются понимание субъектами друг друга и перлокутивный эффект, если он предполагался изначально. Однако количество и качество составляющих, обеспечивающих эффективность общения, варьируется от субъекта к субъекту.

Таким образом, текст является речевым элементом коммуникативного акта в частности и коммуникативной ситуации в целом. Будучи, с одной стороны, продуктом деятельности адресанта, а с другой стороны – объектом деятельности адресата, текст объединяет две стороны коммуникативного процесса – конструкцию и реконструкцию. Текст, представляя собой сознательно организованный результат речетворческого процесса, подчиняется определённым для него закономерностям организации. Основной категорией, характеризующей текст в системе «говорящий – текст – слушающий», является категория коммуникативности, которая понимается как степень его обращённости к слушающему.