Возникновение психолингвистики как самостоятельной области научных знаний

Термин «психолингвистика» впервые был предложен американским психологом Н. Пронко в 1946 г. (321). Как отдельная самостоятельная наука психолингвистика оформилась в 1953 году в результате работы межуниверситетского семинара, организованного Комитетом по лингвистике и психологии Исследовательского совета по социальным наукам при Университете штата Индиана (США, г. Блумингтон). Организаторами этого семинара были два известнейших американских психолога – Чарльз Осгуд и Джон Кэрролл и лингвист, этнограф и литературовед Томас Сибеок. В вышедшей в 1954 г. книге «Психолингвистика» были обобщены основные теоретические положения, принятые в ходе семинара, а также основные направления экспериментальных исследований, базирующиеся на этих положениях (322). Появление книги «Психолингвистика» сыграло роль своеобразного стимула к развертыванию многочисленных междисциплинарных психолингвистических исследований.
История возникновения и развития науки психолингвистики (ПЛ) достаточно подробно представлена в работах А.А Леонтьева (119, 133 и др.). На основе углубленного анализа этого вопроса АА Леонтьевым выделено несколько последовательных этапов развития психолингвистики как науки, которые он определил понятием психолингвистические «поколения». [68 - Во многом эти «поколения» соответствуют различным, существующим до сих пор научным школам зарубежной психолингвистики.] Представителями психолингвистики первого поколения являлись Ч. Осгуд, Дж. Кэрролл, Т. Сибеок, Ф. Лаунсбери и др., и наиболее яркими представителями ПЛ второго поколения – Дж. Миллер, Н. Хомский (Чамски) и Д. Слобин. Психолингвистика третьего поколения, или, как ее назвал видный американский психолог и психолингвист Дж. Верч, «новая психолингвистика», сформировалась в середине 70-х гг. XX в. Она связана в США с именами Джерома Брунера и Дж. Верч; во Франции – Жака Мелера, Жоржа Нуазе, Даниэль Дюбуа; в Норвегии – с именем талантливого психолингвиста Р. Ромметвейта.
Современный период развития психолингвистики совпадает с развитием когнитивных наук. Когнитивная психология – это область психологии, изучающая то, как люди получают информацию о мире, как эта информация воспринимается и осознается человеком, как она хранится в памяти и преобразуется в знания; как эти знания влияют на наше внимание и поведение (120, 133, 225). Когнитивный подход в психолингвистике состоит также в стремлении понять, каким образом человек воспринимает и анализирует информацию об окружающей действительности и как организует ее, чтобы принимать решения или решать насущные задачи.
Отечественная психолингвистика, в частности московская психолингвистическая школа, ориентируется, прежде всего на характеристику процессов преобразования смысловой информации – с различных позиций исследуются процессы производства речи, ее восприятия и понимания (смысловой интерпретации). Кроме того, большое внимание уделяется анализу процессов становления и функционирования языкового сознания, под которым понимается система образов действительности, получающих свое языковое отображение в речевой деятельности человека как носителя языка и субъекта речевой деятельности. В России своеобразным центром психолингвистической науки является сектор психолингвистики и теории массовой коммуникации Института языкознания РАН, основанный АА. Леонтьевым в 1958 г. С 1974 г. им руководит известный отечественный психолингвист Е.Ф. Тарасов. С 80-х гг. прошедшего столетия регулярно на базе указанного учреждения проводятся всероссийские симпозиумы по психолингвистике и издаются тематические сборники научных трудов ведущих отечественных специалистов.
В 80-е гг. была создана Международная организация прикладной психолингвистики (International Society of Applied Psycholinguistics – сокращенно ISAPL) со штаб-квартирой в г. Лиссабоне (Португалия). Международные симпозиумы ученых-психолингвистов при участии лингвистов и психологов проводятся один раз в три года. В Осаке (Япония) издается Международный журнал психолингвистики – «International Journal of Psycholinguistics» («Международный журнал человеческой коммуникации»).

5)

Свои методы психолингвистика прежде всего унаследовала из психологии. В первую очередь это экспериментальные методы. Кроме того, в психолингвистике часто используется метод наблюдения и самонаблюдения. Из общего языкознания в психолингвистику «пришел» метод лингвистического эксперимента.

Эксперимент, традиционно считающийся самым объективным исследовательским методом, в психолингвистике имеет свою специфику. В психолингвистике доля прямых экспериментальных методик (когда регистрируемые изменения непосредственно отображают исследуемый феномен), невелика. Зато распространены так называемые косвенные методики, где выводы делаются опосредованно, что снижает эффективность эксперимента.

Из «прямых» методик наиболее часто применяется методика «семантического шкалирования», при которой испытуемый должен разместить определенный объект на градуированной шкале, руководствуясь собственными представлениями.

Кроме того, в психолингвистики широко применяются разнообразные ассоциативные методики.

При использовании как прямых, так и косвенных методик возникает проблема интерпретации результата. Наиболее достоверные результаты дает применение сочетания или «батареи» методик, направленных на изучение одного и того же явления. Так, например, Л.В. Сахарный рекомендует «...использовать разные экспериментальные методики и затем сопоставлять полученные данные» [Сахарный, 1989, 89].

Лингвистический эксперимент, применяемый и в психолингвистике, разработал Л.В. Щерба. Для разграниченения лингвистического и психолингвистического экспериментов необходимо определить, какая именно модель проверяется. Если это модель языкового стандарта, то эксперимент лингвистический. Если же экспериментальным способом проверяется достоверность модели языковой способности или речевой деятельности, то это психолингвистический эксперимент.

От вышеописанных отличается формирующий эксперимент, при котором изучается не функционирование определенной языковой способности, а ее формирование.

Примечательно, что наблюдается некоторый разрыв между психолингвистическими теориями, нацеленными на описание того, как мы говорим и понимаем речь, и по необходимости упрощенными попытками экспериментальной проверки этих теорий, т.к. живой язык всегда оказывается неизмеримо сложнее и не укладывается в какие-либо строгие универсальные рамки

6)

Основные постулаты психолингвистической теории. В соответствии со сказанным выше можно выделить пять таких постулатов.

Постулат первый. Единицей психолингвистического анализа является не <элемент> в смысле Л.С.Выготского, т.е. не статический коррелят той или иной языковой единицы в психике носителя языка (и поэтому бессмысленно говорить о психологической или психо-лингвистической <реальности> языковых единиц), а элементарное речевое действие и речевая операция (в предельном случае - акт речевой деятельности). Этим наш подход (подход Московской психолингвистической школы) принципиально отличается от позиции <психолингвистики второго поколения>.

Постулат второй. Эта единица психолингвистичес-кого анализа трактуется нами в деятельностной парадигме, т.е. исходное речевое событие характеризуется деятельностным фреймом. Иначе говоря, эта единица, эта минимальная <клеточка> речевой деятельности, должна нести в себе все основные признаки деятельности. Такими признаками являются:

а) предметность деятельности (см. об этом А.Н.Леон-тьев, 1977, и другие его работы); под предметностью деятельности мы понимаем то, что она, по крылатому выражению А.Н.Леонтьева, протекает <с глазу на глаз с окружающим миром> (1974, с.8). Иначе говоря, <в деятельности происходит как бы размыкание круга внутренних психических процессов - навстречу, так сказать, объективному предметному миру, властно врывающемуся в этот круг, который, как мы видим, вовсе не замыкается> (там же, с. 10);

б) ее целенаправленность, что резко отличает деятель-ностную парадигму от бихевиоризма во всех его модификациях, включая <психолингвистику первого поколения>.

3 А. А. Леонтьев. 65

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

Другими словами, любой акт деятельности характеризуется конечной, а любое действие промежуточной целью, достижение которой, как правило, планируется субъектом заранее. Деятельность в понимании школы Выготского имеет не столько детерминистский (<почему>), сколько телеологический (<зачем>) характер, это <почему> определяет лишь постановку целей, но не сами действия, направленные на ее достижение;

в) ее мотивированность. До сих пор мы говорили об изолированном мотиве, стимулирующем деятельность: в действительности акт любой деятельности всегда поли-мотивирован, т.е. побуждается одновременно несколькими мотивами, слитыми в одно целое;

г) иерархическая (<вертикальная>) организация деятельности, включая иерархическую организацию ее-единиц или квазиединиц (поскольку единственной подлинной единицей в смысле Л.С.Выготского, как мы говорили, является акт деятельности)^. В работах психологов школы Л.С.Выготского представление об этой организации варьируется в довольно широких пределах, так как схема, предложенная в свое время А.Н.Леонтьевым, в свете дальнейших исследований потребовала коррекции. Так, В.П.Зинченко ввел в нее понятие функционального блока (Зинченко и Гордон, 1976), автор настоящей книги разделил понятия макроопераций и микроопераций и ввел понятие о трех видах системности деятельностей - Л- системе, С-систе-ме и Д- системе (Леонтьев, 1978), А.Г.Асмолов ввел понятие об уровнях установок в деятельности (1977) и совместно с В.А. Петровским разработал идею <динамической парадигмы деятельности> (Асмолов и Петровский, 1978) и т.д.;

д) фазная (<горизонтальная>) организация деятельности.

' Именно поэтому наша статья, посвященная психологической организации деятельности, была названа не <Единицы и уровни деятельности>, а <"Единицы" и уровни деятельности> {Леонтьев, 1978).

Глава 3. Основы психолингвистической теории

Постулат третий. Его можно охарактеризовать как <эвристический принцип> организации речевой деятельности. Остановимся на нем подробнее.

<Психолингвистика второго поколения>, как мы уже отмечали в Главе 2 (хотя и не употребляя этого термина), принципиально алгоритмична^ Согласно ей, стратегия речевого поведения (детерминированный выбор класса решений) жестко задана анализом конкретной ситуации; варьируется лишь конкретная тактика (детерминированный выбор и исполнение определенного решения о поведении), причем лишь в звене реализации и лишь благодаря выявившемуся несовпадению достигнутого результата с желаемым. Однако экспериментальные данные и теоретические соображения^ приводят нас к выводу, что психолингвистическая теория должна быть не алгоритмической, а эвристической, т.е.: а) предусматривать звено, в котором осуществлялся бы выбор стратегии речевого поведения; б) гибкой, т.е. допускать различные пути оперирования с высказыванием на отдельных этапах порождения (восприятия) речи; в) наконец, не противоречить экспериментальным результатам, полученным ранее на материале различных психолингвистических моделей, построенных на иной теоретической

основе.

Если рассматривать психолингвистическую теорию как частный случай или приложение к конкретному материалу общепсихологической теории деятельности, т.е. рассматривать речевые процессы как речевую деятельность или

" Напомним, что алгоритм - это <...точное предписание о выполнении в определенном порядке системы операций, позволяющее решать совокупность задач определенного класса. Алгоритм приводит от исходных данных к искомому результату через конечное число шагов (действий); при этом данные варьируются в известных границах> (Мантуров, 1965, C.11).

* См. Леонтьев, 1974. Это - сокращенный вариант большой статьи, полностью опубликованной на французском языке (1973).

У 67

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

речевые действия в строгом смысле этих терминов, то она в принципе не может не быть эвристической - эвристичность заложена уже в саму идею целенаправленной деятельности (см. Главу 5). С другой стороны, и усвоение языка (как родного, так и неродного) бесспорно предполагает выбор и дифференцированное использование различных стратегий овладения речью и в этом смысле подчиняется тому же эвристическому принципу (см. Главу 9).

Постулат четвертый. Чтобы сформулировать его, нам придется обратиться к философским основам современной психологии.

Большая часть психологических теорий XIX-XX вв. восходит к выдвинутому еще Рене Декартом принципу, согласно которому главное для психологии противопоставление - это противопоставление сознания и бытия, <внутричеловеческого> и <внечеловеческого> мира. Попытки выйти за рамки этого принципа можно найти у ряда ученых, в том числе Л.С.Выготского, М.М.Бахти-на, О.Павла Флоренского, но они не сформулировали четкой альтернативной, во всяком случае психологической, позиции. Заслуга этого принадлежит А.Н.Леонтье-ву, еще во второй половине 1930-х гг.' писавшему: <Действительная противоположность есть противоположность образа и процесса, безразлично внутреннего или внешнего, а вовсе не противоположность сознания, как внутреннего, предметному миру, как внешнему> (А.Н.Леонтьев, 1994, с.43).

Если, по определению того же А.Н.Леонтьева, <...психология имеет своим предметом деятельность субъекта по отношению к действительности, опосредствованную отображением этой действительности> (там же, с. 163), то психологическая теория должна строиться вокруг вза-^ В рукописи, при публикации названной <Мысли о сознании>. Не случайно эта публикация стала возможной только в 1988 году.

Глава 3. Основы психолингвистической теории

имоотношений отображения (=образа) и деятельности (^процесса). В таком случае и психологическая теория речи или речевой деятельности, т.е. психолингвистика, должна исследовать прежде всего взаимоотношение опосредованного языком образа мира человека (см. об этом Главу 17) и речевой деятельности как деятельности речевого общения. Язык для нее есть орудие диалога человека с миром и в то же время человека с человеком.

В структуре деятельности отображение выступает прежде всего в виде ориентировочного звена^. Соответственно и в структуре речевой деятельности (деятельности речевого общения) предметом нашего особого внимания должны быть фаза (этап) ориентировки, результатом которого как раз и является выбор соответствующей стратегии порождения или восприятия речи, а также этап планирования, предполагающий использование образов (см. Главу 5, а также известную концепцию Планов и Образов, принадлежащую Дж.Миллеру, К.Прибраму и Ю.Галантеру и изложенную в их неоднократно упоминавшейся нами книге: Миллер, Таланте?, Прибрам, 1965) и опору на предшествующий опыт субъекта, в том числе познавательный. Так как единство общения и обобщения осуществляется прежде всего в языковом знаке (см. Леонтьев, 1975), значение как содержательная сторона знака не может не быть одной из основных категорий не только психолингвистики, но и общей психологии в целом.

^ Парадоксально, но факт: в современной психологии, по крайней мере отечественной, проблема ориентировочных действий разрабатывается почти исключительно применительно к формированию, но не функционированию деятельности. Ср., например, исследования П.Я.Гальперина, в частности его монографию <Введение в психологию> (1976). Другая сторона того же феномена-интенсивная разработка в психологии учения вопроса о навыках и умениях при практическом отсутствии психологической теории знаний.

Часть 1. Теоретические и методологические вопросы

Итак, психолингвистическая теория призвана быть синтезом подхода деятельностного (процессуального) и подхода в плане образа (отображения).

Постулат пятый. Выбор того или иного способа деятельности представляет собой, по крайней мере частично, постулирование возможных исходов из наличной ситуации и последовательный перебор этих исходов под углом зрения определенных критериев выбора, т.е. <моделирование будущего>. Оно, по словам Н.А.Бернштейна, <...возможно только путем экстраполирования того, что выбирается мозгом из информации о текущей ситуации, из "свежих следов" непосредственно предшествовавших восприятий, из всего прежнего опыта индивида, наконец, из тех активных проб и прощупываний, которые относятся к классу действий, до сих пор чрезвычайно суммарно обозначаемых как "ориентировочные реакции"... В любой фазе экстраполирования мозг в состоянии лишь наметить для предстоящего момента своего рода таблицу вероятностей возможных исходов> (Бернштейн, 1966, С.290).

Такая <...преднастройка к действиям в предстоящей ситуации, опирающаяся на вероятностную структуру прошлого опыта, может быть названа вероятностным прогнозированием> (Фейгенберг, 1966, с.127-128). Несомненна важная роль вероятностного прогнозирования и в речевой деятельности.

Постулат шестой. Он - применительно к речевой деятельности - заключается в том, что в основе восприятия речи лежат процессы, по крайней мере частично воспроизводящие процессы ее порождения. В наиболее общей форме такое понимание изложил Дж. Миллер: <Слушатель начинает с предположения о сигнале на входе. На основе этого предположения он порождает внутренний сигнал, сравниваемый с воспринимаемым. Первая попытка, возможно, будет ошибочной; если так, то делается поправка и используется в качестве основы для следующих предположений, которые могут быть точнее.

Этот цикл повторяется... до тех пор, пока слушатель не сделает выбора, отвечающего соответствующим требованиям> (Миллер, 1968, с.251). Иначе говоря, этот постулат выступает в форме утверждения об активном характере процессов речевосприятия (в западной психолингвистике говорят о модели <анализ через синтез>) (см. об этом подробнее в Главе 6).

7)

Под системой понимается единое целое, доминирующее над своими частями и состоящее из элементов и связывающих их отношений. Совокупность отношений между элементами системы образует ее структуру. Совокупность структуры и элементов составляет систему.

Под структурой понимается такое сочетание элементов, в котором каждый элемент обусловлен всеми другими. Для наглядности можно провести такую аналогию. Группа экскурсантов, например, не образует структуры, так как количество и внутренние отношения в этом случае безразличны. Отделение солдат, напротив, является примером структуры: оно может существовать как целое только при определенном и неизменном (или изменяющемся только в узких пределах) количестве людей и при определенных и неизменных отношениях между ними. Каждый солдат обладает свойством солдата лишь в силу этих условий. Индивидуальные психические, физические качества, рост, цвет волос и.т.п. не играют здесь определяющей роли. В случае, если командир выбывает из строя, его место занимает следующий за ним в построении, независимо от своего роста, цвета волос и т.п. Отношение командира к подчиненным, т.е. именно то, что создает отделение солдат как боевую структуру, остаются при этом неизменными.

Элементы языка существуют не изолированно, а в тесной связи и противопоставленности друг другу, т.е. в системе, которая строится на основе определенной структуры. Взаимосвязь элементов языка заключается в том, что изменение или выпадение одного элемента отражается на других элементах языка. Например, падение редуцированных в древнерусском языке вызвало перестройку системы консонантизма, формирование категорий глухости/звонкости, твердости/мягкости.

При определении того, что представляет собой языковая система, необходимо иметь виду, что система доминирует над своими членами. Система и структура определяют элемент как принадлежность данной системы и в этом смысле доминируют над ним. Поэтому при определении системы логическое определение отношений предшествует логическому определению элементов [Степанов 1995]. В системе языка важную роль играют не жестко детерминированные, вероятностные отношения – нежесткая доминация.

Структурную сложность системы языка ученые осознавали давно. О системном характере языка говорил еще В.фон Гумбольдт, он подчеркивал, что в языке нет ничего единичного, каждый отдельный его элемент проявляет себя лишь как часть целого. Глубокое теоретическое осмысление системности языка было осуществлено в концепции Ф. де Соссюра. Язык, согласно Соссюру, есть система, все части которой могут и должны рассматриваться в их синхронической взаимообусловленности. Поэтому каждый элемент языка должен изучаться с точки зрения его роли в системе.

Термины система и структура иногда употребляются как синонимы. Однако иногда их разграничивают. Под системой понимается внутренне организованная совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом. Под структурой понимается внутренняя организация этих элементов, сеть их отношений. Нет структуры без структурной соотнесенности элементов.

Структура языка является частью его системы. Структура языка недоступна непосредственному наблюдению, она открывается посредством углубленных лингвистических исследований, с разных сторон, как бы проявляясь в различных видах.

В Пражской лингвистической школе был выдвинут тезис о языке как системе систем. Система языка стала представляться как система уровней языка, каждый из которых также является системой. Система языка понимается также как система функциональных стилей (подъязыков), каждый из которых также является системой.

Динамическая многомерная и многоуровневая система языка отличается специфическим свойством: множества составляющих эту систему элементов имеют размытый и нечеткий характер, а сами элементы имеют характер так называемых лингвистических переменных. Слово молодой совестимо с определениями 28 лет, 30 лет, 10 лет. Возможны сочетания молодой директор, молодое вино. Границы семантики лингвистической переменной молодой очень нечетки. Эти границы не только определяются множеством меняющихся факторов, таких, как социальные установки и индивидуальный опыт, культурная традиция, но и не являются застывшими. Они изменчивы, как сама лингвистическая переменная.

Размытость. нечеткость, переменчивость языковых систем и составляющих их элементов позволяет им приспосабливаться к описанию любых явлений действительности, в том числе и таких, которые раньше не описывались. С другой стороны, эти свойства языковых систем делают возможной постоянную подстройку этих систем к нуждам меняющегося мира в процессе исторической эволюции языка.

Цитированная литература

8) Единицы всех уровней языка находятся между собой в парадигматических и синтагматических отношениях. В парадигматические и синтагматические отношения друг с другом вступают единицы, принадлежащие к одному ярусу языка.

Парадигматические отношения – это отношения между единицами одного уровня, которые объединяются в классы (множества) на основе какого- то тождества (т.е. наличия какого-то сходства) и различия. Члены одной парадигмы противопоставлены друг другу, находятся в отношении оппозиции, различаются по их дифференциальным признакам. Группировки слов в классы – синонимов, антонимов, тематических групп, частей речи и т.п. - дают пример различных проявлений парадигматических отношений в лексике. Глухие согласные, например, объединяются в класс на основе их общих признаков (неучастие в артикуляции голосовых связок, отсутствие тона), по которым они отграничиваются, например, от близких к ним по признакам звонких согласных. Но внутри класса все глухие согласные противопоставлены друг другу по каким-либо признакам. Это пример фонемной парадигматики.

Под парадигматикой понимается совокупность элементов, связанных парадигматическими отношениями, например, парадигма падежных форм существительного, парадигма временных форм глагола и т.д.

Парадигматические отношения – это отношения между единицами, могущими занять место друг друга в одной и той же позиции. Парадигматические отношения сравниваются с логическими отношениями дизъюнкции (отношения «или – или»).

Синтагматические отношения – это сочетаемостные отношения, устанавливающиеся между единицами как в системе языка, так и в речевой цепи. Речевая цепь имеет протяженность во времени (в устной форме) и имеет линейный аспект (в письменной форме). Синтагматика – это сочетаемость единиц одного уровня друг с другом и последовательность единиц одного уровня в речи. Сочетание двух слов образует словосочетание. Словосочетания (как целостные блоки) могут входить в состав предложения, сочетаясь друг с другом по определенным правилам Прилежные студенты выполняют все задания. Правила сочетаемости заложены в языке, реализуются они в речи.

Совокупность элементов, связанных синтагматическими отношениями, называется синтагматикой. Например, совокупности возможных в данном языке фонем представляют фонемную синтагматику.

Синтагматические отношения сравниваются часто с логическими отношениями конъюнкции (отношения «и – и»).

Отношение между парадигматическим и синтагматическим аспектами заключается также в том, что:

- парадигматика изучает классы таких элементов, из которых каждый может выступать в данном сообщении в данный момент его развертывания, т.е. взаимозаменяемых элементов;

- синтагматика изучает элементы, которые не могут выступать в один и тот же момент высказывания, заменяя друг друга, но всегда либо предшествуют, либо следуют друг за другом во времени.

Под парадигматикой понимается в широком смысле словарь сообщения, состоящий не только из слов, но и из других элементов, например, из частей слов (морфем). Разумеется, что словарь нельзя измерить во времени, поэтому отношение ко времени и есть разграничительный признак синтагматики (синтагматического аспекта) и парадигматики (парадигматического аспекта).

Отношение парадигматики и синтагматики удобно схематизировать в виде двух осей, пересекающихся под прямым углом: вертикальная ось – парадигматика, горизонтальная ось – синтагматика (ось времени):

10)

Семантический (смысловой) анализ текста – одна из ключевых проблем как теории создания систем искусственного интеллекта, относящаяся к обработке естественного языка (Natural Language Processing, NLP), так и компьютерной лингвистики. Результаты семантического анализа могут применяться для решения задач в таких областях как, например, психиатрия (для диагностирования больных), политология (предсказание результатов выборов), торговля (анализ “востребованности” тех или иных товаров на основе комментариев к данному товару), филология (анализ авторских текстов), поисковые системы, системы автоматического перевода и т.д.

Несмотря на свою востребованность практически во всех областях жизни человека, семантический анализ является одной из сложнейших математических задач. Вся сложность заключается в том, чтобы “научить” компьютер правильно трактовать образы, которые автор текста пытается передать своим читателям/слушателям.

Способность “распознавать” образы считается основным свойством человеческих существ, как, впрочем, и других живых организмов. Образ представляет собой описание объекта. В каждое мгновение нашего бодрствования мы совершаем акты распознавания. Мы опознаем окружающие нас объекты и в соответствии с этим перемещаемся и совершаем определенные действия. Мы можем заметить в толпе друга и понять, что он говорит, можем узнать голос знакомого, прочесть рукопись и идентифицировать отпечатки пальцев, можем отличить улыбку от злобной гримасы. Человеческое существо представляет собой очень сложную информационную систему – в определенной степени это определяется чрезвычайно развитыми у человека способностями распознавать образы [5, с. 16].

Естественный язык в отличие, например, от компьютерных (алгоритмических) языков формировался во многом стихийно, не формализовано. Это обуславливает целый ряд сложностей в понимании текста, вызванных, например, неоднозначным толкованием одних и тех же слов в зависимости от контекста, который может быть и неизвлекаем, в принципе, из самого текста. Следовательно, этот контекст или знание о предметной области в систему должны быть заранее внесены. К тому же зачастую практические задачи требуют точного определения времени, места того, что описано в тексте, точной идентификации людей и т.д., в то время как подобная информация находится за пределами данного текста. В этом случае система может или не обрабатывать эту информацию, или оставить ее до выяснения контекста и даже попытаться проявить инициативу в выяснении контекста, например, в диалоге с оператором, задающим ввод текста. То, как ведет себя система в подобной ситуации, определяется стилем и схемой работы системы [3].

Промышленные системы автоматической обработки текста, в основном, сейчас используют два этапа анализа текста: морфологический и синтаксический. Однако теоретические разработки многих исследователей предполагают существование следующего за синтаксическим этапа – семантического. В отличие от предыдущих шагов семантический этап использует формальное представление смысла составляющих входной текст слов и конструкций. Суть семантического анализа понимается разными исследователями по-разному [4]. Многие ученые сходятся во мнении, что в сферу семантического анализа входит:

- Построение семантической интерпретации слов и конструкций;

- Установление "содержательных" семантических отношений между элементами текста, которые уже принципиально не ограничены размером одного слова (могут быть больше или меньше одного слова).

Некоторые ученые предлагают рассматривать не просто текст на основе его составляющих слов, предложений, абзацев, но и попытаться выявить тот смысловой образ, который автор хотел создать в сознании своих читателей, посредством этого текста. На современном этапе развития искусственного интеллекта эта задача является практически неразрешимой.

Основные проблемы понимания текста в обработке естественных языков таковы:

1. Знание системой контекста и проблемной области и обучение этому системы. Например, из предложения «мужчина вошел в дом с красным портфелем» можно извлечь как представление о мужчине с красным портфелем, так и о доме с красным портфелем, если заранее не иметь в виду, что применительно к мужчинам употребление принадлежности портфеля гораздо вероятнее, чем применительно к дому.

2. Различная форма передачи синтаксиса (т.е. структуры) предложения в разных языках. Например, если синтаксическая роль слова (подлежащее, сказуемое, определение и т.д.) в английской речи во многом определяется положением слова в предложении относительно других слов, то в русском предложении существует свободный порядок слов и для выявления синтаксической роли слова служат его морфологические признаки (например, окончания слов), служебные слова и знаки препинания.

3. Проблема равнозначности. Предложения «длинноухий грызун бросился от меня наутек» и «заяц бросился от меня наутек» могут означать одно и то же, но могут иметь и разный смысл, например, если в первом случае имелся в виду длинноухий тушканчик.

4. Наличие в тексте новых для компьютера слов, например неологизмов. Самообучаемая система должна уметь «интуитивно» определить (возможно, и неправильно, но с возможность в дальнейшем исправить себя) лексическую роль, морфологическую форму этого слова, попробовать вписать его в существующую структуру знаний, наделить его какими-то атрибутами или выяснить все это в диалоге с оператором. Система, не способная к самообучению просто потеряет какое-то количество информации.

5. Проблема совместимости новой информации с уже накопленными знаниями. Новая информация может каким-то образом противоречить уже накопленной информации. Необходимо реализовать механизм, определяющий, в каких случаях нужно отвергнуть старую информацию, а в каких – новую.

6. Проблема временных противоречий. Так в предложении «я думал, что сверну горы» глагол в прошедшей форме «думал» сочетается с глаголом будущего времени «сверну».

7. Проблема эллипсов, то есть предложений с пропущенными фактически, но существующими неявно благодаря контексту словами. Например, в предложении «я передам пакет тебе, а ты – Ивану Петровичу» во второй части опущен глагол «передашь» и существительное «пакет» [3].

Системы, направленные на извлечение знаний из текстов на естественных языках (то есть на таких языках, на которых общаются люди в отличие, например, от алгоритмических языков), а также на синтез текста на основе знаний называются лингвистическими трансляторами или лингвистическими процессорами.

Подобные системы могут интегрироваться с экспертными системами, то есть системами, служащими для того, чтобы заменять человека-эксперта в какой-либо области, например медицинская диагностика, юридическое консультирование, бизнес-планирование, диагностика различных технических неисправностей и многих других. В этом случае экспертная система с одной стороны имеет возможность высокоэффективно обучаться, накапливать новые знания, а с другой стороны, способна выдавать информацию пользователю в максимально удобной форме.

Кроме того, лингвистический процессор может быть интегрирован с системой распознавания и (или) синтеза речи, что может сделать процесс общения с компьютером максимально удобным, а, следовательно, и продуктивным.

Одной из наиболее очевидных направлений применения лингвистических процессоров является машинный перевод с одного естественного языка (ЕЯ) на другой.

Также подобные системы могут использоваться и используются для автоматического пополнения информационных баз и баз знаний (т.н. «data mining») в том числе путем сканирования Интернета.

В настоящее время существуют различные подходы к созданию систем для автоматизированного семантического анализа.

Проведя поверхностный анализ отечественной и зарубежной литературы по способам и средствам семантического анализа текста, можно сделать следующие выводы:

Системы семантического анализа не могут существовать без морфологической составляющей. В качестве морфологической составляющей выступают различные виды словарей словоформ (т.е. содержащие все варианты склонения, спряжения и т.д. того или иного слова). Самый популярный словарь (относительно русского языка) среди исследователей – грамматический словарь, предложенный Зализняком А.А. Данный словарь содержит около 100 000 словоформ, в то время как, по предварительным подсчетам, в русском языке существует более 200 000 слов. Поэтому возникает проблема «неполноты» того или иного словаря. Существует ряд подходов для решения этой проблемы.

Первый способ – это так называемое обучение с учителем, в качестве учителя выступает человек. Например, когда система сталкивается со словом, отсутствующим в словаре, она прекращает свою работу и ждет от учителя, пока он покажет ей все варианты словоформ данного слова. Этот вариант является очень трудоемким, потому что требует постоянного «обучения» со стороны человека к тому же, сильно увеличивается время выполнения анализа.

Второй способ – обучение без учителя, на основе правил. В данном случае исследователи для проведения морфологического анализа используют обратные словари или, собственноручно созданные, базы аффиксов (т.е. суффиксов, префиксов, окончаний и т.д.) с указанием морфологических признаков, которым соответствует тот или иной аффикс. Существует также подход, согласно которому нет необходимости создавать отдельную базу аффиксов, достаточно просто сравнить форму нового (отсутствующего в словаре слова) со всеми словами уже существующими в словаре и присвоение новому слову признаков, соответствующих словоформе слова из словаря с наибольшим «весом». В данном случае используются статистические методы. У этого способа главным недостатком является его вероятностная часть – в зависимости от статистического метода, используемого теми или иными учеными, «правильность» определения морфологических признаков варьировалась от 50 до 97%. Поэтому очень часто системы морфологического анализа используют гибридный метод, использующий оба этих подхода.

Следует упомянуть, что на этапе морфологического анализа некоторые системы используют также словари акронимов (аббревиатур) и словари личных имен, что существенно ускоряет сам процесс семантического анализа.

Системы семантического анализа не могут существовать без синтаксической составляющей. Основной задачей синтаксического анализа является построение синтаксического дерева предложения. Также как и морфологический анализ, синтаксический анализ является предварительным этапом перед семантическим анализом. На этом этапе отсеивается большая часть омонимов (слова разного значения, но одинаково звучащие, напр., пол, коса, ключ), выявленных на этапе морфологического анализа. Что, в свою очередь, существенно ускорит семантический анализ.

Для представления в памяти компьютера значения всех содержательных единиц рассматриваемого языка (лексических, морфологических, синтаксических и словообразовательных) и приведения их к единому, формальному виду, понятному компьютеру, используется, специально созданный для этого искусственный язык или, как его еще называют некоторые ученые, метаязык.

Реально в качестве семантического метаязыка в большинстве современных работ используется не универсальный искусственный язык, а некий упрощенный и стандартизированный подъязык описываемого языка со своим словарем и грамматикой [2].

В настоящее время под эгидой Института передовых исследований токийского университета Организации Объединенных Наций разрабатывается универсальный сетевой язык (The Universal Networking Language, UNL). По замыслу, UNL – это искусственный семантико-синтаксический язык, предназначенный для описания, хранения и распространения информации в WWW в не зависящем от какого-либо естественного языка виде, а также независимо от конкретной компьютерной платформы или операционной системы. В отличие от систем машинного перевода, призванных осуществлять перевод с одного естественного языка на другой, предполагается, что система UNL должна уметь автоматически (или полуавтоматически) преобразовывать исходный текст в его UNL-представление, а затем синтезировать из этого представления текст на нужном языке. Таким образом, о UNL можно говорить как о своеобразном языке-посреднике, удобном для хранения информации и ее восстановления на любом естественном языке из числа поддерживаемых системой

11)

Исследование функционирования значения в человеческом сознании требует рассмотрения реальных психологических процессов, в форме которых существуют как индивидуальные значения, так и личностные смыслы. Как уже отмечалось, зна­чения имеют двойственный характер: они общественны по своей природе, но могут существовать лишь в сознании от­дельных индивидов, и для психолога представляет интерес именно «присвоение» субъектом общественно выработанных значений, формы их существования в индивидуальном созна­нии. Формой существования их в индивидуальном сознании А. А. Леонтьев считает систему соотнесения и противопостав­ления слов в процессе их употребления в деятельности. «Пси­хологическая структура значения есть, в первую очередь, сис­тема дифференциальных признаков значения, соотнесения с различными видами взаимоотношений слов в процессе реаль­ной речевой деятельности, система семантических компонен­тов, рассматриваемых не как абстрактно-лингвистическое по­нятие, а в динамике коммуникации, во всей полноте лингви­стической, психологической, социальной обусловленности употребления слова»¹.

Подчеркивая ведущую роль языка как носителя обще­ственного опыта, А. Н. Леонтьев тем не менее отмечает воз­можность фиксации значений не только в форме понятий, но и в форме «умения как обобщенного образа действия», «нор­мы поведения» и т. д. Продолжая мысль А. Н. Леонтьева, мож­но предположить, что носителями значений могут выступать такие социально нормированные формы поведения, как риту­алы, выразительные движения, искусственные языки, танцы, устойчивые визуальные символы, жесты и т. д.

В последнее время наблюдается экспансия лингвистиче­ских методов и средств в широкие области человеческого зна­ния, культуры. Стало принято говорить о языке живописи и кино, балета и архитектуры, все более подразумевая не мета­форический, а прямой смысл этого выражения.

Акцент при классификации анализируемой реальности де­лается, таким образом, не на особенностях ее материального воплощения, а на характере ее системной организации (хотя первое, безусловно, во многом определяет второе). Аналогич­но, если раньше при классификации видов мышления акцент делался на форме отражения предметной ситуации, в которой протекала мыслительная деятельность, и выделялись такие виды мышления, как наглядно-действенное, наглядно-образ­ное, дискурсивное (Рубинштейн, 1946), то В. В. Давыдов, ис­следуя различные формы обобщения, противопоставляет на­учное и эмпирическое мышление не по характеру материала, которым они оперируют, — протекает ли мышление в поня­тиях или в форме оперирования схемами, символами, — а по системной организации этого материала. «Таким образом, нельзя говорить о чувственности "вообще" при определении ее отношения к разным видам мышления. Сказав: "это — чувст­венно воспринимаемый предмет", мы не определяем характе­ра его реального выражения. Если этот предмет будет рассмат­риваться сам по себе, вне некоторой системы и связи с други­ми предметами, то он станет содержанием эмпирического мышления. Если же тот же самый предмет будет проанализи­рован внутри некоторой конкретности и лишь здесь раскроет свои подлинные особенности, то он станет моментом содержа­ния теоретического мышления»¹.

Как видно из цитируемых выше работ, более широкая трак­товка языка, чем принято в лингвистике, понимание значения как формы обобщения, являющейся дериватом действитель­ности, репрезентированной не только в форме понятий, но и в системно-организованном образном плане, требуют и анализа психических процессов, на языке которых «записаны» эти значения, — анализа формы существования невербальных значе­ний в, человеческом сознании. По аналогии с вербальными зна­чениями, где психологической структурой значения признает­ся система соотношения и противопоставления слов в речевой деятельности, можно предположить, что и образы, символы могут быть организованы в устойчивую систему отношений, которая функционирует как категориальная система, дублиру­ющая или замещающая в некоторых ситуациях категориаль­ную систему естественного языка. При этом возникает есте­ственный вопрос о характере расчленений этой семантической системы. Вопрос был сформулирован так: «Отличается ли се­мантика образов, предметов и явлений от семантики языковых выражений, означающих те или иные предметы или явления, или перцептивная семантика принципиально ничем не отлича­ется от языковой, и в образе предмета не присутствует никако­го другого содержания, кроме того, которое потенциально со­держится в языковом выражении?» (Столин, Петренко, 1973).

Далее, как языковые значения имеют различные уровни организации, так, очевидно, и невербальные значения, являясь элементами различных семиотических систем, имеют различ­ные уровни категоризации. Априори, однако, можно полагать следующее: образы, символы сохраняют отношение подобия с отражаемыми объектами. В силу этого, входя в некоторую се­миотическую систему как носители определенных значений и личностных смыслов, они выступают как иконические знаки, где часть информации раскрывается через отношения с други­ми символами (через интенсиональные связи), а часть опреде­ляется через «субстрат», «тело» иконического знака. Возмож­ность синонимических трансформаций, перифраз, произволь­ных путей движения мысли от одного значения к другому, выступающей, согласно Л. С. Выготскому, коррелятом осо­знанности, для таких систем заведомо ниже, чем для вербаль­ных; отсюда и ниже их уровень осознания.

С другой стороны, в отличие от естественного языка, име­ющего в структуре предложения как пропозицию (часть вы­сказывания, несущую основную информацию), так и модаль­ный компонент (отражающий временные и коннотативные аспекты содержания), в иконической (символической) семи­отике эти два аспекта семантики оказываются более тесно вза­имосвязанными. Экспрессивная окраска образов позволяет точнее передать содержание, но одновременно несет в себе и отношение к нему. Иначе говоря, для иконической семиотики оппозиции «значение—личностный смысл», «познание—искус­ство" оказываются снятыми.

Для естественного языка соотношение плана выражения и плана содержания конвенционально, и нет однозначной связи между звуковым или графическим образом знака и его содер­жанием. Так, в русском языке стол называется «столом», в ан­глийском — table, в немецком — tisch и т. д. Исключением из этого правила являются случаи звукового символизма (Жу­равлев, 1981;Узнадзе, 1961), когда звуковой образ слова соот­ветствует по эмоционально-экспрессивным характеристикам содержанию, которое оно обозначает, или случаи графическо­го символизма, как, например, иероглифическая письмен­ность Древнего Египта, где сохраняется некоторое отношение подобия образов означаемого и означающего. Феномен звуко­вого символизма проявляется, например, в первых словах ре­бенка (ср. «мама» — в русском языке, mother — в английском, «мадар» (в русской транскрипции) на фарси и т. п.), где соот­ветствие образа слова и его содержания облегчает ребенку его понимание и дает дополнительную опору в его овладении. Широко используется звуковой символизм в поэзии: «Пол­ночной порой в болотной глуши чуть слышно, бесшумно шур­шат камыши» (Бальмонт). Шуршащие звуковые образы слов хорошо передают шелест самой природы. Естественность свя­зи звукового образа слова с его содержанием не подвергается сомнению в детском сознании или сознании человека «дет­ства» нашей культуры (ср.«...давать имена нужно так, как в соответствии с природой следует давать и получать имена, а не так, как нам заблагорассудится...»¹). Только в XVI в. в связи с дискуссией номиналистов и реалистов была четко осознана конвенциональная природа языкового знака (ср. «...Имя есть слово, произвольно выбранное в качестве метки с целью воз­буждения в нашем уме мыслей...»²). Для исследования есте­ственного языка в логическом пределе (вынося за скобки фе­номен звукового символизма, обусловленный механизмами синестезии), очевидно, справедливо развитое Ельмслевым по­нимание языка как системы отношений. Именно благодаря развитию структурных методов анализа лингвистика оказа­лась в числе динамически развивающихся наук и «языковой» (лингвистический) подход становится эвристической моде­лью, переносимой в целый ряд родственных наук. Например, структурные, лингвистические методы используются в этно­графии (Леви-Стросс, 1972), в психоанализе (сб.: Психоана­лиз и науки о человеке, 1996; Лакан, 1995) и т. д. Структурные методы исследования языка, оставаясь в плоскости самой зна­ковой системы, являются объективными методами, так как ре­зультаты их применения не зависят от субъекта (личности исследователя). Иконические семиотические системы, к кото­рым мы относим невербальную коммуникацию, живопись, архитектуру, балет, музыку и т. п., характеризуются тем, что план выражения и план содержания оказываются взаимосвя­занными, и чисто структурные методы не могут полностью раскрыть содержание иконического знака. Например, анализ невербального поведения как специфического языка (иссле­дования в духе Бодвистела [Birdwhistell, 1966,1971]) оказыва­ется затрудненным тем, что содержание жеста раскрывается не только в контексте других жестов, но и тем, что жест значим сам по себе как редуцированное движение (отсюда бихевио-ральный, натуралистический подход к «значению» жеста в работах Экмана (Ekman, 1955)). Именно в силу насыщенности иконической семиотики эмоциональными, образными компо­нентами, включенными непосредственно в «тело» знака, для ее исследования требуются не только объективные (структур­ные) методы исследования. Необходимость эмоционального «проигрывания», эмпатии требует активного моделирования субъектом (исследователем) эмоций и образов коммуникатоpa — пусть не присутствующего персонально — и является не­обходимым звеном в понимании иконической семиотики. Применение «объективных математических методов при по­строении семантических пространств не должно заслонять для нас того факта, что вся эта мощная операциональная тех­ника применяется к результатам оценки, шкалирования — тому, что пионер в области построения семантических про­странств Ч. Осгуд назвал «поддержанной интроспекцией». Симбиоз объективных и субъективных методов анализа есть, очевидно, необходимое условие развития исследований ико­нической семиотики — области непосредственного интереса психолога, работающего не с печатными текстами, а с реаль­ным вербальным и невербальным поведением человека.

12)

Субъективное семантическое пространство (от лат. subjectum — подлежащее и греч. semantikos — обозначающий) — модель категориальной (см. Категоризация) структуры индивидуального сознания, на основе которой осуществляется классификация каких-либо объектов, понятий и т. п. путем анализа их значений. Размещение в семантическом пространстве тех или иных значений позволяет проводить их анализ, судить об их сходстве и различии. Математически субъективное семантическое пространство выражается с помощью координатных осей и точек и вычисления расстояния между ними. Построение субъективное семантическое пространство как метода исследования и как модельного представления категориальных структур получило широкое распространение в области психологии памяти (семантические модели долговременной памяти), психологии мышления и теории принятия решения. Этот метод находит также применение в дифференциальной психологии, в исследовании когнитивных (познавательных) аспектов сознания и самосознания личности.

13)

В современных условиях процесс обучения иностранным языкам складывается в рамках социокультурной модели обучения, которая рассматривается как основа осуществления межкультурной коммуникации, т.е. общение языковых личностей, принадлежащих лингвокультурным сообществам [2]. Поэтому говорящий на иностранном языке должен не только правильно формулировать мысли на иностранном языке, но и соблюдать культурные нормы, принятые у носителей изучаемого языка. Обучение иностранному языку неизбежно должно быть обучением межкультурной коммуникации, т. к., осваивая язык, обучающийся должен проникнуть и в иную систему ценностей и жизненных ориентиров и интегрировать ее в собственную картину мира. В этой связи методика преподавания иностранных языков обратилась к концепту языковой личности, как сквозной идеи, «которая, как подсказывает опыт ее анализа и описания, пронизывает все аспекты изучения языка, и одновременно разрушает границы между дисциплинами, изучающими человека, поскольку нельзя изучать человека вне его языка» [4]. Так, целью обучения иностранным языкам становится формирование такой языковой личности, которой иностранный язык нужен будет «для жизни», «для общения в реальных ситуациях» и которая будет в состоянии осуществлять эффективное общение с представителями других культур [3].

В языковой личности преломляются философские, социологические и психо-логические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека. В лингвистической традиции под «языковой личностью» прежде всего, понимается человек как носитель языка, взятый со стороны его способности к речевой деятельности, т.е. комплекс психофизиологических свойств индивида, позволяющий ему производить и воспринимать речевые произведения, - личность речевая [1, с. 3].

Под «языковой личностью» понимается также совокупность особенностей вербального поведения человека, использующего язык как средство общения, - личность коммуникативная [7, с. 64].

И, наконец, «языковая личность» - это закрепленный преимущественно в лексической системе базовый национально-культурный прототип носителя определенного языка, своего рода «семантический фоторобот», составляемый на основе мировоззренческих установок, ценностных приоритетов и поведенческих реакций, отраженных в словаре, - личность словарная, этносемантическая [5, с. 2-4].

Языковая личность рассматривается с позиций языкового сознания и речевого поведения. Языковая личность является носителем языкового сознания. Сознание человека оказывается во многом детерминированным культурой того сообщества, к которому он принадлежит. Языковое сознание - это опосредованный языком образ мира той или иной культуры. Трудности межкультурного общения обусловлены различным содержанием образов сознания. Языковое сознание личности реализуется в речевом поведении, которое определяется коммуникативной ситуацией, языковым и культурным статусом, социальной принадлежностью, мировоззрением и т. д.

Составляющими языковой личности являются языковая способность и коммуникативная компетенция. Языковая способность рассматривается, как возможность научиться вести речевое общение. Успешность речевого общения зависит от способности общающихся организовывать свое речевое и неречевое поведение согласно задачам общения, т. е. речь идет о коммуникативной компетенции. Коммуникативная компетенция выступает проявлением языкового сознания в выборе средств общения.

В содержание языковой личности включаются следующие компоненты:

1. Ценностный, где язык образует языковой образ мира и иерархию духовных представлений, которые лежат в основе формирования национального характера и реализуются в процессе языкового диалогового общения.
2. Культурологический компонент представлен фактами культуры изучаемого языка, связанных с правилами речевого и неречевого поведения, знание которых способствует формированию навыков адекватного употребления и эффективного воздействия на партнера по коммуникации.
3. Личностный компонент, т. е. то индивидуальное, глубинное, что есть в каждом человеке [5].

Языковая личность характеризуется уровневым строением [4; 1]. Так, Богин Г. И. [1] представил модель языковой личности в качестве структуры, включающей упорядоченный перечень уровней развитости языковой личности. Таких уровней пять:

1. уровень - уровень правильности, который следует требованию: «Пользуясь языком, надо пользоваться именно данным языком с его элементарными правилами».
2. уровень - уровень интериоризации, на котором прослеживается замедление в передаче информации, «т.е. плохая скорость», связанная с недостаточно интериоризованным планом речевого поступка, с недостаточной цельностью о предстоящем частном высказывании.
3. уровень - уровень насыщенности предполагает широкое использование «богатства языка».
4. уровень - уровень адекватного выбора. В этом случае предметом оценок адекватности выбора единиц речевой цепи бывает, как правило, не целый текст, а одно предложение.
5. уровень - уровень адекватного синтеза. Этот уровень развития языковой личности включает достижения и недостатки в производстве или в синтетическом восприятии целого текста со всем сложнейшим комплексом присущих ему средств коммуникации предметного содержания и средств выражения духовного содержания личности самого коммуниканта.

Развитие языковой личности происходит от уровня к уровню, т.е. «языковая личность, (I) овладев на I уровне принятыми в обществе высокочастотными средствами прямой номинации, переходит ко II уровню интериоризации речи, что открывает ей путь к (III) лексико-грамматическому многознанию и, далее, к (IV) своеобразной свободе в выборе средств выражения из множества потенциальных субституентов» [1, с. 7-9].

Автор теории русской языковой личности Ю.Н. Караулов ввел понятие языковой личности в широкий научный обиход и дал определение языковой личности; «Языковая личность - это человек, обладающий способностью создавать и воспринимать тексты, различающиеся а) степенью структурно-языковой сложности; б) глубиной и точностью отражения действительности; в) определенной целевой направленностью» [4, с. 5].

В своем представлении языковой картины мира Ю. Н. Караулов исходит из понятия языковой картины мира и представления о личности, которая сначала через язык осваивает языковую картину мира, а затем с помощью того же языка проецирует себя в этот мир, обогащая тем самым себя и общественное сознание.

По Караулову Ю. Н. [4] языковая личность имеет три структурных уровня: нулевой (вербально-семантический), когнитивный (тезаурусный) и мотивационный.

1 уровень - вербально-семантический (семантико-строевой, инвариантный) отражает степень владения обыденным языком. Он представлен отдельными словами, стандартными словосочетаниями, простыми формульными фразами: «пойти в кино», «выучить уроки», и т.д. Этот уровень нейтрализации языковой личности представляет интерес для методики, т.к. он создает предпосылку становления и функционирования личности и является условием освоения системы языковых средств иностранного языка, который должен закладываться как «вторичный» вербально-семантический пласт [9, с. 60].

2 уровень - тезаурусный представлен обобщенными понятиями, крупными концептами, находящими выражение в генерализованных высказываниях, дефинициях, афоризмах, пословицах и поговорках, из которых каждая языковая личность выбирает те, которые отражают и определяют ее жизненное кредо. Собственно языковая личность начинается именно с этого уровня, т.к. именно на этом уровне оказывается возможным индивидуальный выбор, личностное предпочтение. Этот уровень предполагает отражение языковой модели мира личности, ее тезауруса, культуры.

3 уровень - высший, мотивационный уровень устройства языковой личности представлен коммуникативно-деятельностными потребностями личности. Мотивационный уровень включает в себя выявление, характеристику мотивов и целей, движущих развитием личности.

Такая структура языковой личности представляет собой иерархическую систему, т. к. тезаурусный уровень является более поздним образованием, и, надстраиваясь над вербально-семантическим, он качественно изменяет его, включая его единицы в качестве строевых элементов. Позднее на основе тезаурусного уровня развивается высший уровень - мотивационный уровень, интегрируя составляющие предыдущих уровней и становясь определяющим для всего речевого поведения личности.

Концепция Ю.Н. Караулова [4] имеет непосредственное отношение к обучению иностранному языку, межкультурной коммуникации в частности.

Представляется возможным, ориентируя обучаемых на когнитивный уровень, уровень иерархии смыслов, сформировать инофонную картину мира посредством освоения единиц иностранного языка:

1. Когнитивный уровень, надстраиваясь над вербально-семантическим, включает его в себя, наделяя новым качеством. Значит то, что усваивается на когнитивном уровне может быть спроецировано на вербально-семантический.
2. В естественном языке как носителе сознания говорящего на нем народа значение и смысл неразделимы, и бессмысленно осваивать только значения, не понимая смыслов.
3. Именно с этого уровня начинается собственно языковая личность с присущей ей картиной мира.

Тарасов Е. Ф. считает, что один из способов познания чужой культуры состоит в поиске различий в сопоставляемых образах своей и чужой культур и в рефлексии над этими образами: образ своей культуры не должен заслонять образ чужой культуры. Только на когнитивном уровне возможно установление соответствий и различий между двумя языковыми картинами мира в результате сопоставления образов сознания своей и чужой культур. В этом случае обучение иностранному языку по сути, а не по форме приобретает характер диалога культур, которые Тарасов Е.Ф. описывает как «общение образов разных культур в рамках одного сознания» [8, с. 6-7].

14)

Речь — это психофизиологическая функция человека, обеспечивающая воз­можность общения посредством звуков, знаков и символов.

Выделяют три функции речи: коммуникативную, регулирующую и про­граммирующую.

Коммуникативная функция речи предполагает это воздействие одного организма па другой, при котором происходит установление контакта между ними, приводящее к изменению поведения одного из участников коммуни­кации либо к неизменности поведения при возможности изменения ситуа­ции. Коммуникация па основе речи осуществляется на базе специфических систем связи. Выделяют несколько функций речевой коммуникативной сис­темы: информационная, императивная и запрещающая. Информационная функция коммуникации — это передача информации о состоянии самого ис­точника сообщения. Императивная функция состоит в передаче сигналов, позволяющих координировать действия участников коммуникации. Запре­щающая функция коммуникации направлена на передачу сигналов, которые поддерживают неизменным поведение участников коммуникации.

При общении в ходе передачи речевого сообщения человек указывает на предмет и высказывает свое суждение о нем. Императивная и запрещающая функции речевой коммуникации определяют процесс влияния (побуждения) другого индивида к изменению поведения. Побудительная сила речи зави­сит от ее эмоциональной выразительности.

Регулирующая функция речи реализуется в осознанных формах психи­ческой деятельности. Отличительной ее чертой является произвольная на­правленность. Речь формирует произвольное, волевое поведение человека. Сначала с помощью речи человек обучается регулировать поведение другого индивида, затем эти же приемы он использует для регуляции собственного поведения. В результате преобразования внешней речи во внутреннюю по­следняя становится тем механизмом, посредством которого человек овладе­вает собственными произвольными действиями.

Программирующая функция речи состоит в построении смысловых схем речевого высказывания, грамматических структур предложений. При этом происходит переход от замысла речевого высказывания к внешней развер­нутой речевой реакции.

В основе этого процесса лежат механизмы программирования речевого высказывания, которые реализуются с помощью внутренней речи. Эти меха­низмы сходны с теми, что используются и при организации двигательных актов.

15)

Речь – это форма существования языка, его воплощение, реализация. Под речью понимают использование человеком языковых богатств в жизненных ситуациях, результат процесса формулирования и передачи мысли средствами языка. Речь отдельного говорящего обладает особенностями произношения, лексики, структуры предложений.

Таким образом, речь конкретна и индивидуальна. Выделяют следующие Формы речи:

Внутренняя --------------------------- Внешняя

/ \

Письменная -------------- Устная

/ \