Сопоставление взглядов Дж. Пристли и Э. Бёрка на революции

В чем же состояли различия взглядов Э. Бёрка и Дж. Пристли на революции? Пожалуй, стоит начать с рассмотрения их взглядов на Славную революцию 1688-1689 гг.

Славная революция глазами Дж. Пристли и Э. Бёрка

«…Невозможно рассматривать недавнюю революцию во Франции, не имея перед глазами того, что произошло в Англии в 1688 г…» - пишет Дж. Пристли. С его точки зрения, нет различия между принципами, «…из которых исходили великие деятели, участвовавшие в памятном событии [т.е. Славной революции], и принципами, от которых отправляется Национальное собрание во Франции…». В основе этих двух событий лежит естественное, с точки зрения Дж. Пристли, право народа «…выбирать своих собственных правителей или увольнять их за их дурное поведение…»[17]. И факт возведения на трон Вильгельма Оранского был, по его мнению, прецедентом, дающим в дальнейшем «…право нашему народу не только вносить какие-либо изменения в права наследования короны, но и делать любое лицо королем, а также предпринимать все то, что он сочтет необходимым для устранения несправедливости…»[18]. Кроме того, по мнению Дж. Пристли, если бы у народа возникла потребность не просто сменить короля-католика на короля-протестанта, он сделал бы это, и был бы в своем полном праве. «…Если бы народ нуждался в чем-либо большем, он сделал бы больше…»[19] - пишет Дж. Пристли.

Позиция Э. Бёрка по этому вопросу принципиально иная. Он считал, что люди, рассуждающие как Дж. Пристли «…в своих рассуждениях о Революции 1688 года путают ее с Английской революцией, которая произошла на 40 лет раньше, и с недавней Французской революцией, которая так запала в их сердца, что они постоянно смешивают между собой все три…»[20]. По его мнению, в период Славной революции англичане хотели и осуществили свое желание сохранить все, чем они обладали как наследством своих предков. Они не руководствовались абстрактным правом народа самому создавать свое правительство – «…принципы Революции 1688 года изложены в законодательном акте парламента, носящим название "Декларация прав". В этом мудром документе, созданном крупными юристами и государственными деятелями, а не пылкими и неопытными энтузиастами, нет ни единого слова, ни единого намека на всеобщее право "выбирать наших представителей, низлагать их в случае дурного правления и самим создавать правительство"…»[21]. Таким образом, в глазах Э. Бёрка Славная революция 1688 года и Французская революция – явления разного порядка. Если Славная революция была разумным и уместным преобразованием, призванным защитить существовавший порядок, то Французская революция была попыткой разрушить старый государственный строй и создать новый, без ориентации на прошлое. И в том, что Франция пошла по революционному, а не по эволюционному пути, заключалась, по мнению Э. Бёрка, главная беда Французской революции. Дж. Пристли же не видел в этом ничего плохого.

Здесь важно взглянуть на то, как в целом Дж. Пристли и Э. Бёрк смотрят на разрушение государственного строя. Без этого трудно понять различия в их отношениях к революциям в целом и к Французской революции, вокруг которой разгорелся их основной спор, в частности.

Имеет ли общество право разрушать веками существующий государственный строй?

С точки зрения Дж. Пристли, «великий принцип» существования любого государства состоит в том, что «…вся власть в любом государстве имеет свой источник в народе и что главная цель всякого правительства — общественное благо…»[22]. Народ отказывается «…от некоторых из своих прав в пользу общего блага…» и вручает часть своей власть государству и его главе, которые должны охранять общественное благо от посягательств[23]. Но «…если народ считает форму своего правления дурной…», нарушающей принцип общего блага, «… то он поступит хорошо, если постарается заменить ее лучшей. Без сомнения, частичную перемену нужно предпочитать полному изменению, если только частичная перемена достаточна для указанной выше цели. Но если все попытки исправить старый строй окажутся тщетными и народ предпочтет новый, то его соседи не должны вменять это ему в вину…»[24].

То есть, «…именно этот принцип, предусматривающий право на сопротивление угнетению, Пристли называет фундаментом любого типа государства…“Угнетающее правительство” Пристли не считает законным и оправдывает право народа на революционный путь смены старых порядков в тех случаях, когда угнетение затрагивает “сами основы существования общества”…»[25]

Показателем того, что «частичные перемены» уже не способны изменить государство, является, по мнению Дж. Пристли, само начало революции. «…Весь народ не может восстать до тех пор, пока угнетение не достигнет крайней степени и не будет продолжаться так долго, что народ утратит веру в возможность достичь улучшения при помощи какого-либо другого средства…» - пишет Дж. Пристли в своем письме к Э. Бёрку[26].

Таким образом, Дж. Пристли считает революцию вполне приемлемым и законным способом изменения государственного устройства. Ведь если народ является источником власти в государстве, то он может эту власть как дать, так и отнять. И если существующая система государственного устройства не удовлетворяет его потребности, то он может разрушить ее разрушить и создать новую. Это – его естественное право и свобода.

«…Несомненно, народы, как и отдельные лица, могут иметь ошибочные суждения…» - пишет Дж. Пристли, - «…Они могут поступать опрометчиво и вследствие этого пострадать. Но указанное обстоятельство есть лишь основание для соблюдения осторожности, оно не лишает их права самим рассуждать и действовать тем способом, который они считают наилучшим…»[27].

Э. Бёрк же рассматривает данный вопрос совершенно с других позиций. Государство, по мнению Э. Бёрка, «…это общество, в котором должны развиваться все науки и искусства, все добродетели и совершенства. Такая цель может быть достигнута только многими сменявшими друг друга поколениями - поэтому общественный договор заключается не только между ныне живущими, но между нынешним, прошлым и будущим поколениями…»[28]. То есть, общество, создавая государство, признает его право управлять не только собой, но и своими потомками. Уже по этому, с точки зрения Э. Бёрка, выступления грядущих поколений против созданной предками много веков назад системы обретают несколько незаконный характер. И чем древнее государство и принципы государственного управления, тем сильнее их освещает «…право давности, которое один из крупнейших его правоведов квалифицировал как закон природы…»[29]. Конечно, с течением времени система государственного управления должна претерпевать изменения, но при этом она ни в коем случае не должна разрушаться на корню или подвергаться неумелому реформаторству. К недостаткам своего государства, по мнению Э. Бёрка, необходимо относиться как к «ранам отца» и лечить их, т.е. проводить постепенные благотворные изменения, а не уничтожать государство полностью. «…Он не признавал революционных преобразований, ибо они вели к разрушению социальной и политической системы, когда на политическую сцену поднимается темная сила, овладевает всеми и ведет к установлению новой тирании…» - пишет об Э. Бёрке Н. Ф. Жирнов[30]. Потому-то Э. Бёрк с ужасом смотрел на жителей Франции, которые «…которые с легкостью и быстротой рубят отца на куски и бросают их в кипящий котел в надежде, что их дикие заклинания восстановят тело и вдохнут в него новую жизнь…».

Но почему же Франция предпочла пойти именно таким путем?

Французская революция глазами Дж. Пристли и Э. Бёрка

С позиции Дж. Пристли выбор этого пути был вполне логичен. Как было сказано ранее, Д. Пристл считал, что массовое выступление людей против существующей власти возможно лишь тогда, когда критическая ситуация достигает своего пика, и шанса на ее исправление нет. Французская революция, с его точки зрения, не являлась исключением из правил. «… Не углубляясь в анализ прежней системы правления и административной деятельности…» - пишет Д. Пристли, - «…мы можем считать доказанным, что она стала крайне ненавистной для страны в целом. Это мы можем заключить из того всеобщего и искреннего участия, которое народ принимал в революции…»[31]. По его мнению, правительство Франции, как и «…большинство правительств, существовавших до сего времени…», представляло собой «…не что иное, как соединение немногих против многих, и грязным страстям и низменному коварству этих немногих слишком долгое время приносились в жертву интересы человечества…»[32]. По этим причинам ее свержение было необходимо, что в конце концов и произошло.

Э. Бёрк придерживается диаметрально противоположных взглядов. Он не отрицает, что «…правительство Франции … погрязло в злоупотреблениях, что и должно было случиться при монархическом правлении, не контролируемом народными представителями…»[33]. Однако Э. Бёрк выказывает сомнения в том, что при всех этих недостатках было «…необходимо опрокидывать все здание…» государственного устройства, «…начиная с фундамента, и выметать все обломки, чтобы на той же почве воздвигнуть новую экспериментальную постройку по абстрактному, теоретическому проекту…»[34]. В качестве аргумента Э. Бёрк приводит социально-экономическую жизнь Франции до революции. Он указывает на постоянный прирост населения в стране и на высокий уровень ее благосостояния[35]. Также Э. Бёрк отмечает, что Людовик XVI вовсе не был деспотичным правителем – это был «…государь, все царствование которого было серией уступок своим подданным, согласившийся ослабить свою власть, отказаться от преимуществ, предложить народу свободу, неизвестную доселе его предкам…»[36]. С точки зрения Э. Бёрка государственный строй и правительство Франции не были «…настолько испорчены и развращены, что не поддавались никакому реформированию. Напротив, такое правительство заслуживало похвал, а его ошибки вполне могли быть исправлены. Да и само правительство отнюдь не отвергало возможность реформ, оно было достаточно открыто для всевозможных проектов и их авторов…»[37] Но если было возможно провести реформы и улучшить государственный строй, то почему же революция во Франции все-таки произошла? Историк А. В. Чудинов пишет, что Э. Бёрк винил в ниспровержении вполне жизнеспособного государственного строя ряд субъективных факторов, главным из которых были эгоистичные стремления отдельных групп людей к собственной выгоде.

«…Берк подробно описывал, как с конца XVII в. происходило формирование вокруг французских академий целого слоя профессиональных "литераторов»… Проникнутая корпоративным духом нетерпимости данная общность, преследуя несогласных, установила собственную монополию в литературе. Стремясь к расширению своей власти над умами людей, эти вошедшие в моду писатели с ожесточением фанатиков клеймили двор, знать и особенно духовенствo, претендуя на роль единственных наставников народа… Кроме "литераторов", Берк в "Размышлениях" называл участниками "заговора" также представителей "денежного интереса", к которым относил прежде всего лиц, разбогатевших на операциях с государственными ценными бумагами. Они, по его словам, хотели, разгромив церковь, поживиться за счет ее земель и, принизив значение королевской власти и дворянства, поднять свою роль в обществе…»[38] - отмечает А. В. Чудинов. То есть, Французская революция, по мнению Э. Бёрка, состоялась не из-за объективных причин, а из-за того, что некоторой части населения было выгодно разрушить существующий строй. И если в случае крайней необходимости для общества Э. Бёрк еще признает революцию «самым последним ресурсом разума и добра», то произошедшую без действительной на то необходимости революцию во Франции он причисляет к «беззаконным бунтам». А такой бунт может привести лишь к тому, что «…люди из мира разума, порядка, спокойствия и добродетели будут изгнаны в антагонистический мир безумия, порока, разлада и бессмысленного горя…»[39].

Потому Французская революция, расцениваемая Дж. Пристли как «…переход от тьмы к свету, от суеверия к здравому знанию и от самого унизительного рабства к состоянию самой возвышенной свободы…»[40], была для Э. Бёрка «чудовищным трагикомическим спектаклем»[41]. Естественные права и свободы человека, за которые так ратовал Дж. Пристли, были для Э. Бёрка пустым звуком. «…Должен ли я сегодня поздравлять эту страну с освобождением только потому, что абстрактно свобода может быть отнесена к благу для человечества? Должен ли я всерьез поздравлять безумца, который бежал из-под защиты сумасшедшего дома и благотворного мрака своей палаты только потому, что он вновь получил возможность пользоваться светом и свободой?...»[42] - задает Э. Бёрк риторический вопрос. И ответ с его точки зрения вполне очевиден – нет. Дж. Пристли же считал, что «…выражение “метафизически истинны” может означать только строго и собственно истинны…»[43]. Для него было непонятно, каком смысле их можно было назвать ложными. А потому, «…если вышеупомянутые права истинны, т. е. справедливы, и если они являются разумными правами человека, то нужно их обеспечить гражданам во всех государствах и при всех формах правления…» - делал вывод Дж. Пристли[44].

На этом основании Дж. Пристли считал, что Французская революция подает прекрасный пример для всего человеческого общества, и рассчитывал, что в скором времени весь мир увидит «…как государственная власть не только в теории и в книгах, но и в настоящей жизни предназначенная для общего блага будет брать на себя только те обязательства, какие требует это общее благо. Она будет обеспечивать всем людям возможность пользоваться их естественными правами и будет вмешиваться в дела религии и в представления людей относительно бога и будущей жизни не больше, чем она вмешивается в философию или в медицину…»[45]. Э. Бёрк же со скепсисом выражал сомнения в том, что «…что та система, которая возникла на развалинах старой монархии (если ее вообще позволительно называть системой) окажется способной обеспечить лучший прирост населения и благосостояния страны. Должен будет пройти долгий ряд лет, прежде чем она сумеет изжить последствия этой философской революции и прежде чем жизнь науки достигнет прежнего уровня…»[46]. Более того, Э. Бёрк мрачно предсказывает, что «…оправдание злодейств и убийств, совершенных во имя общественного блага, скоро приведет к тому, что общественное благо станет предлогом, а злодейство и убийство целью; и с этого момента разбой, обман, мщение и страх, более отвратительный, чем мщение, потребуются для удовлетворения ненасытных аппетитов правителей. Таковы будут неизбежные последствия великолепного триумфа прав человека, которые смешают все естественные представления о добре и зле…»[47]

Таким образом, можно сказать, что взгляды Дж. Пристли и Э. Бёрка были в корне противоположными. Дж. Пристли был уверен в том, что общество имеет полное право уничтожать неугодную ему систему государственного управления. Э. Бёрк же отрицал это право. И если для Дж. Пристли Славная революция 1688 г. и Французская революция являлись практическим приложением теории «сопротивления», то для Э. Бёрка в основе этих событий лежали иные принципы: принцип восстановления освещенного прошлым порядка в первом случае и стремление определенных представителей общества получить свою выгоду во втором. Теория же «сопротивления» была для Э. Бёрка неким абстрактным правом народа, которое при своем воплощении в действительность могло вести к ужасным последствиям.

Почему же взгляды Э. Бёрка и Дж. Пристли, людей, казалось бы, принадлежавших к одному просветительскому движению и живших в одно время, в одной стране, различались столь сильно?

Возможно, ответ на данный вопрос кроется в биографии этих английских просветителей.

Причины различия во взглядах Дж. Пристли и Э. Бёрка

Э. Бёрк родился и вырос в Ирландии, в семье, члены которой были людьми разных вероисповеданий. Его отец и он сам принадлежали к англиканской церкви, а его мать, сестра и жена принадлежали к церкви католической и влияние католических взглядов было на Э. Бёрка весьма велико. Как пишет Коннор О’Брайен, «…происхождение его [Э. Бёрка] семьи и ее убеждения были таковы, что он не мог отнестись к нападкам на Римскую церковь…»[48], происходившим в ходе Французской революции, «…с чувствами настоящего англичанина - независимостью и снисходительным или откровенным одобрением. Все это, несомненно, повлияло на то, сколь быстро и эмоционально Берк воспринял события во Франции…». То есть, возможно, что Э. Бёрк так негативно относился к Французской революции и революциям в целом именно из-за своих религиозных взглядов. Дж. Пристли же не питал никаких теплых чувств к католической церкви.

Кроме того, есть вероятность, что на его осторожный и достаточно консервативный подход к вопросу революции повлияла его политическая практика. Э. Бёрк, в отличие от Дж. Пристли, никогда не участвовавшего в реальной политической деятельности, был членом парламента. Потому его взгляды более осмотрительны и взвешены, чем взгляды его оппонента. Дж. Пристли же никогда не участвовал в государственном управлении, и возможно, именно по этой причине проявлял такую любовь к возвышенным, но несколько абстрактным теориям.