Текст и проблема «адресант-адресат»

В процессе культурной коммуникации особое значение приобретает проблема «грамматики говорящего» и «грамматики слушающего». Как отдельные тексты могут создаваться с ориентацией на «позицию говорящего» или «позицию слушающего», так подобная направленность может быть присуща и определенным культурам в целом. Примером культуры, ориентированной на слушателя, будет такая, в которой аксиологическая иерархия текстов располагается так, что понятия «наиболее ценный» и «самый понятный» совпадают. В этом случае специфика вторичных надязыковых систем будет в наименьшей степени выражена - тексты будут стремиться к минимальной условности, имитировать «непостроенность», сознательно ориентируясь на тип «голого» сообщения на естественном языке. Летопись, проза (в особенности очерк), газетная хроника, документальный фильм, телевидение будут занимать высшие ценностные ступени. «Достоверное», «истинное», «простое» будут рассматриваться как высшие аксиологические характеристики.

При этом приходится различать следующие случаи:

а) Воспринимающий и передающий пользуются одним общим кодом - общность художественного языка, безусловно, подразумевается, новым является лишь сообщение. Таковы все художественные системы «эстетики тождества». Каждый раз ситуация исполнения, тематика и другие внетекстовые условия безошибочно подсказывают слушателю, читателю, зрителю единственно возможный художественный язык данного текста.

Разновидностью этого случая будет восприятие современных массовых штампованных текстов. Здесь также действует общий код для передающего и принимающего текст. Но если в первом случае - это условие художественной коммуникации и в качестве такового подчеркивается всеми средствами, то во втором случае автор стремится замаскировать этот факт -он придает тексту ложные признаки другого штампа или сменяет один штамп другим. В этом случае читателю, прежде чем получить сообщение, предстоит выбрать из имеющихся в его распоряжении художественных языков тот, которым кодирован текст или его часть. Сам выбор одного из известных кодов создает дополнительную информацию. Однако величина ее незначительна, поскольку список, из которого делается выбор, всегда сравнительно невелик.

б) Слушающий пытается расшифровывать текст, пользуясь иным кодом, чем его создатель. Здесь также возможны два типа отношений:

- воспринимающий навязывает тексту свой художественный язык. При этом текст подвергается перекодировке (иногда даже разрушению структуры передающего). Информация, которую стремится получить воспринимающий, - это еще одно сообщение на уже известном ему языке. В этом случае с художественным текстом обращаются как с нехудожественным;

- воспринимающий пытается воспринять текст по уже знакомым ему канонам, но методом проб и ошибок убеждается в необходимости создания нового, ему еще неизвестного кода. При этом происходит ряд интересных процессов. Воспринимающий вступает в борьбу с языком передающего и может быть в этой борьбе побежден: писатель навязывает свой язык читателю, который усваивает его себе, делает его своим средством моделирования жизни. Однако практически, видимо, чаще в процессе усвоения язык писателя деформируется, подвергается креолизации с языками, уже имеющимися в арсенале сознания читателя. Тут возникает существенный вопрос: у этой креолизации, видимо, есть свои избирательные законы. Вообще теория смешения языков, существенная для лингвистики, видимо, должна сыграть огромную роль при изучении читательского восприятия.

В условиях массовой коммуникации возникает проблема текста и аудитории, а не автора и текста, к которой тяготеет стандартная семиотика. По общепринятому мнению тексты массовой коммуникации в большой степени создаются их «читателями» и поэтому вопрос авторства здесь не играет роли.

Фиске вводит понятие «дискурс» и считает его весьма существенным в изучении процесса производства текста. Дискурс определяется как «язык или система репрезентации, которая развилась в ходе социальных процессов и которая создает и поддерживает когерентный набор смыслов относительно какого-то важного предмета» [95]. Определенное таким образом понятие дискурса весьма близко понятию «смысловой структуры» Холла.

Чем «реалистичней» материал, тем более ограничены смыслы, которые могут быть сконструированы аудиторией. Чем более он «полисемичен», тем более он «открыт», тем меньше он содержит «предпочтительных» смыслов, тем больше разных текстов и альтернативных смыслов может быть сконструировано зрителями, слушателями, читателями на его основе. По Фиске, множественность смыслов (полисемия) медиа-текстов – не просто демонстрируемый факт, но существенная характеристика средств медиа, делающая их популярными среди самых широких социальных слоев, в разных социальных ситуациях, среди людей с самыми разными рамками понимания, применяемыми к одному и тому же медиа-содержанию.

Компромиссная (negotiated) позиция/альтернативное чтение признает легитимность доминирующих определений реальности, но делает это с оговорками и поправками на тот непосредственный социокультурный контекст, в котором находится индивид. Индивид, применяющий эту стратегию чтения, пользуется собственными, укорененными в его субкультуре кодами, позволяющими видеть в событиях исключения из правил доминантной картины мира. Альтернативное чтение, таким образом, создает картину мира, пронизанную противоречиями. По Холлу, именно в несовпадении доминантного кодирования и альтернативного декодирования заключена причина неудавшихся коммуникативных актов.

Наконец в случае оппозиционного/подрывного (subversive) чтения, зритель, читатель, слушатель может верно воспринимать и буквальное и коннотативное содержание медиа-послания, но декодировать его с точностью до наоборот и извлекать из него смысл прямо противоположный закодированному. Это тот случай, когда, выслушав сообщение о срочных мерах правительства по сохранению вкладов граждан, зритель делает вывод о начале очередного санкционированного государством грабежа и спешит изъять свои деньги из банка. В период политических кризисов, отмечает Холл, вместо альтернативного чтения начинает превалировать оппозиционное, и дискурс более чем когда либо превращается в арену политической борьбы.

Несомненно, существует множество способов, с помощью которых текст может интерпретироваться разными группами читателей в соответствии с их возрастом, тендером, классом, этнической принадлежностью, уровнем образования и всеми видами других социальных факторов. Более того, полностью определяющим не будет ни один фактор. В текстах нет раз и навсегда утвержденных идей, но они содержат в себе согласованность людей и их реакцию на социальную значимость. По этой самой причине правилом, возможно, становится согласованное чтение. Поскольку знакам присуща полисемия, у значения текстов нет единого источника или конечной цели. Оно всегда включает согласование, решаемое разными социальными группами читателей по-разному. Можно прийти к выводу, что создание текстов и их прочтение - всегда социальные действия: «значение не появляется изолированно, отдельно от всего, оно появляется в мире, где значения всегда являются способами делать вещи».