Философский смысл социобиологии

Социобиология продолжает иную традицию анализа телесности, не патристическую, а гностическую, за которой стоическая традиция. Здесь перед нами внутреннее единство двух, так сказать, «старческих» воззрений эпохи упадка. Это взгляд на человеческое тело на завершающей фазе развития античной и новоевропейской культур. В социобиологии есть в связи с этим настроение нигилизма.

Шпенглер говорит, что каждый культурный организм переживает предзакатную эпоху, которую характеризует рассудочность, трезвый практицизм, сенсуалистически-материалистический подход к миру и человеку, вытеснение трагического восприятия механистическим, естественнонаучным. Это и есть нигилистическое мировосприятие. В различных формах культуры нигилизм выступал как, соответственно, буддизм, (индийская культура) стоицизм (античная культура) и социализм (новоевропейская культура). «Перед нами три формы нигилизма. Вчерашние идеалы, великие религиозные, художественные, государственные формы изжиты, и только этот последний акт культуры - ее самоотрицание – еще раз служит выражением пра-символа ее всего ее существования».[32]

Эти три идейных движения различаются в зависимости от того, какая форма культуры находит в них свое старческое воплощение. Стоицизм, о котором говорит Шпенглер, тесно связан с гностицизмом, является одним из его духовных, философских оснований. «Стоицизм имеет в виду способ держать себя, отдельного человека, его статуеобразное, сосредоточенное в одном настоящем, существование без всякого отношения к будущему или прошедшему. Социализм есть динамическое трактование той же темы, та же пессимистическая тенденция не к величию, а к практическим потребностям жизни, но отмеченная мощным стремлением в даль…».[33]

Шпенглер характеризует здесь, как мы видим, и социализм. В самом деле, социалистический и гностический идеалы, по сути, имеют много общего. Нигилизм является и симптомом и физиологического декаданса. Нет высшего типа человека, того редкого явления в прошлом, творческая мощь которого и неисчерпаемая плодотворность поддерживали в человечестве веру в человека; низший же тип (“ стадо ”, “ масса ”, “ общество ”) разучился скромности и раздувает свои потребности до размеров космических и метафизических ценностей.[34] Это общее и обнаруживается в социобиологии. Человек редуцируется к его телу (см. выше высказывание Дж. Пристли о теле), и в этой редукции – безысходная человеческая трагедия.

Понятие социобиологии, ввел, как известно, Эдвард Уилсон в 70-х гг. 20 в. Однако социобиологические идеи витали в воздухе новоевропейской цивилизации, особенно в период надлома, и раньше. Их отличает более или менее сильно выраженный пессимистический настрой. Именно этот пессимизм и позволяет видеть в социобиологии продолжение гностической традиции.

Мы укажем в связи с этим на два примера:

Пример первый. В 20-х гг. 20 в. в России появилась книга, переведенная на все европейские языки, но сейчас благополучно забытая.[35] «Биологическая трагедия женщины» по мнению автора, врача по профессии, состоит в следующем: обладая мощными яичниками, соответствующими самке гиппопотама, выбрасывающими в кровь фонтан гормонов, женщина имеет очень хрупкую телесную организацию; так сказать, нежный цветок под мощными дионисийными потоками Эроса.

Второй пример. Артур Кестлер известен сегодня нам как автор романа «Слепящая тьма», посвященный террору сталинского тоталитаризма. Однако при осмыслении этого романа остается в тени тот факт, что сталинский террор выводится Кестлером из глубин человеческой природы.[36] Когда врач укладывает на психоаналитическую кушетку больного, он кладет рядом с человеком лошадь и крокодила. Человек – это больная обезьяна, ошибка эволюции.[37]

Социобиология синтезирует социальный дарвинизм, генетический детерминизм и этологизм и в качестве естественнонаучных предпосылок опирается на теорию естественного отбора Ч. Дарвина, экспериментальные исследования Н. Тинбергена, исследования агрессивности К. Лоренца и ряд других естественнонаучных концепций.[38] Существенно в данном случае, что не философия выступает в качестве методологии для естествознания, а, напротив, естествознание на определенном уровне своего развития выступает в качестве методологии для философии.

Основная постановка вопроса в социобиологии звучит так: в какой мере поведение человека обусловливается генетическими факторами, в какой мере он независим от своей телесной конституции? Это так называемая проблема «генно-культурной коэволюции». Ответ на вопрос вкратце таков: Гены и культура «держат друг друга на привязи», но ведущую роль все-таки играют гены. Культурное воздействие лишь проявляет и закрепляет предзаданные генетикой свойства человека.

В русской мысли также была сильно выраженная натуралистическая традиция. Эта традиция оказалась вовсе небезразличной для практики большевизма. Кроме Н.Г. Чернышевского и Д.И. Писарева необходимо напомнить имена В.М. Бехтерева и И.П. Павлова, которые вели к социобиологии в «советском варианте». Показательна здесь фигура Н. Амосова, который со своих позиций объяснят провал коммунистического проекта в СССР. Дело, по его мнению, в том, что советская идеология переоценила природу человека, предположив ее слишком «хорошей».

Перед человечеством существует постоянная и всевозрастающая угроза. Биологическая природа человека, с одной стороны, и «наука», с другой, ведут смертельный поединок. «Наука подвела мир к смертельной черте. Она же может и отвести…Кто же виноват? Правительства? Нет, биологическая природа человека. Прежде чем наука через гены кастрирует нашу жадность и агрессивность, нужно, чтобы она прояснила природу человека и разрешила идеологические споры. Это, возможно, и… позволит продержаться человечеству до золотого века разумности».[39]