Глава 36. «Ананасовые Валентиновые Парочки». Часть 2

BPOV

Я смотрела в его полуприкрытые зеленые глаза, сидя на его коленях только в юбке и бюстгальтере, а мои пальцы перебирали его спутанные бронзовые волосы, которые были похожи на шелк. Тыльной стороной руки я поглаживала его гладкий лоб.

Он провел языком по красной, набухшей верхней губе. Я чуть подвинулась, не в силах справиться с собой. Моя юбка распласталась на его коленях, между ним и мной была только ткань трусиков, и воздух вокруг трещал и светился от непостижимого электричества. Я не могла понять это, и осознание сего факта причиняло мне боль. Чувство, что мне что-то необходимо… непонятно, что… было настолько ошеломляющим, что я втянула в рот нижнюю губу и прикусила ее. Тяжело. Я не могу остановиться и не ерзать на нем.

Я должна была понять, что он сам… творит себе единорогов, но на самом деле это просто не приходило мне в голову. И, если у меня осталась хоть капля здравого смысла… то, наверное, мне и не стоит думать об этом. Особенно прямо сейчас, когда я оседлала его, сняв блузку и невероятно возбужденная. И без единого шанса получить единорога себе.

Конечно, должна признать, что я пыталась. Один раз. И не получила ничего, кроме ощущения нелепости и разочарованности. И, если я признаюсь Эдварду в этом, то почувствую себя еще более ужасно. И я все еще безнадежно возбуждаюсь, когда думаю, что не должна чувствовать себя ужасно, потому что он тоже делает это.

Это был просто порочный круг – сидеть на его коленях, в цепочке с симпатичной лошадкой, которую он подарил мне, скудно одетой, пристроившись между его скрещенными ногами. Это была сладкая пытка - смотреть в его глаза, чувствовать влагу между бедер, гладить его волосы и кусать свою губу, напоминая себе про нежелательность движений. Он не представлял, что делает, когда смотрит на меня подобным образом. Полуприкрыв глаза. С похотью. С желанием. И да, конечно… с заботой и любовью.

Он вперился взглядом в мою нижнюю губу, а его теплые пальцы шевельнулись на моих обнаженных боках.

- Ты хочешь, чтобы я сделал это для тебя? – спокойно прошептал он, не отводя взгляда от моей прикушенной губы.

Некоторое время я пялилась на него, страстно желая понять, что он предлагает. Потому что в моей голове тут же появились нежелательные образы того, как он касается себя. И касается меня. И растирает меня. Что, собственно, и подразумевал его вопрос.

Я болезненно вырвала губу из зубов, с шипением глотнув воздуха, и стиснула зубы.

- Пожалуйста, - простонала я, борясь с желанием сжать его волосы в кулаках, массируя его голову. Я жалко выглядела, умоляя об этом, но не могла с собой справиться. Потому что мысли о его руках на мне побеждали все, что я могла чувствовать по этому поводу.

Его пальцы вжались в мою кожу. Он встретился со мной взглядом. Это было нужно и ему, хотя он пытался скрыть это от меня. Я видела это в его зеленых глазах и том, как легко сжалась его челюсть. Он глубоко вдохнул носом, словно успокаивая себя. И все, что я могла сделать – это умолять его взглядом и движением моих бедер. Я силой закрыла глаза и грубо провела пальцами по его голове.

Он еще крепче сжал меня.

- Сверху или снизу? – плохо контролируемым голосом спросил он. Я почувствовала, как его пальцы вновь шевельнулись.

Я открыла глаза, уговаривая себя спокойно дышать носом. И его взгляд был устремлен на мои колени. Я проследила его, остановившись на моей красной юбке, лежавшей между нами. И мне захотелось застонать, засмеяться и обнять его. Потому что я была настолько благодарна тому, что «снизу» было выбором.

- Снизу, - выдохнула я. Определенно снизу.

Его рука скользнула по моему боку, а под кожей на лице шевельнулись мускулы. Я была обрадована еще и от мысли, что смогу снова коснуться его. И, с этой мыслью, я убрала руку из его волос и положила на его голый живот, нежно проводя рукой по покрытой шрамами коже к его пупку и тому месту, где у парней растут волосы. Его взгляд смещался от моих коленей к моему голому животу, к моему красному бюстгальтеру, где он ненадолго приостановился, затем поднялся дальше, к кулону на моей груди, горлу, губам и, наконец, остановился на моих глазах.

- Это трах не для меня, - тоном, не признающим возражений, сказал он. Словно бы убеждал нас обоих. Это был взгляд и тон, который мне предстояло довольно скоро хорошо узнать. Я чуть сникла, осознав, что он не разрешает мне трогать его. А мне так хотелось это сделать. Но я была подчиняющейся, и мне нужно было срочно искать место, где живет отчаяние. Так что я неохотно кивнула, вернула руку в его волосы и приготовилась следовать его приказаниям. Сила была у него.

Его лицо оставалось превосходно спокойным, когда одна его рука начала опускаться по моему боку, оставляя за собой теплый след. Добравшись до моего бедра, она мгновенно остановилась, встретив колючий материал красной юбки. Я смотрела в его зеленые глаза, мой желудок сводило от предвкушения, а подушечки пальцев ласкали его голову. Его рука продолжила опускаться по моему бедру, остановившись, когда добралась до колена, упиравшегося в матрас рядом с его бедром, и сменила направление, лаская голую кожу икры.

Я стиснула зубы, когда он пробрался рукой под юбку, а другая продолжала медленно ласкать мою ногу. Я чувствовала, как изменилось его дыхание вместе с моим, когда его горячая, гладкая ладонь скользила по моему бедру. Мои пальцы в его волосах дернулись и ускорили свои движения, темно-зеленые глаза слегка остекленели, а его большой палец впился в меня.

Краем глаза я видела, как движется его грудь, как утяжеляется его дыхание, становясь глубже и чаще. Я хотела прижаться грудью к нему, чтобы мы могли дышать одновременно. Его ладонь медленно двинулась вверх. Я чувствовала, как холодный воздух забирается под мою юбку, гофрированная ткань комкается на его предплечье, обнажая мое колено. Я стиснула кулаки, почти причиняя ему боль. Он действовал так гребано медленно, и мои глаза, должно быть, выражали нетерпение. Потому что он прекратил ласкать внутреннюю часть бедра, и я, наконец, ощутила, как его большой палец коснулся эластика красных кружевных трусиков между моих ног.

Элис, спасибо тебе за подходящее белье.

Мой живот свело от нетерпения. Мы смотрели в глаза друг другу. Он отчаянно пытался сохранить спокойное выражение, пока его палец ласкал чувствительную кожу там, где он сейчас находился, посылая нервную дрожь по моему телу.

В комнате было тихо, слышалось лишь наше учащенное дыхание да звук начавшегося дождя, стучащего по крыше.

Я видела, как дернулся кадык Эдварда, когда он сглотнул, не отводя от меня глаз. И прямо перед тем, как я подумала, что сейчас закричу, что уже готова, большой палец на моем бедре внезапно соскользнул с моего бедра и проник под трусики.

Я резко выдохнула, бедра непроизвольно дернулись, и я теснее сжала его волосы.

- Печенье, - выдохнула я сквозь стиснутые зубы. И я не напрягалась не потому, что в моей груди росла паника, а потому, что ждала, что она там появится.

Его выражение не изменилось. Он убрал палец туда, где он и был, нежно поглаживая кожу бедра, а я отчаянно пыталась успокоить участившееся дыхание.

Его внимательный взгляд не отпускал меня ни на минуту, пока я расслаблялась настолько, насколько физически могла, учитывая влияние моего желания, и пальцами ласкала его волосы и лоб. Я сама не осознавала, что делаю, но ощущение его волос расслабляло меня больше.

Я видела, как наступает второй раз, потому что его кадык вторично дернулся, когда он сглотнул, и это непредумышленно предупредило меня. И я была вознаграждена, когда его большой палец опять соскользнул с моего бедра и еще раз коснулся нежной, прикрытой плоти.

Лицо Эдварда омылось моим дыханием, губы приоткрылись от внезапного выдоха, а мои плечи расслабились. В глубине моего горла родилось резкое, смущающее воркование. Я дернулась вперед, к его пальцу, и глубже запустила руки в его волосы, не произнеся безопасного слова.

Я видела, как сформировалась чудесная морщинка между его бровями, веки сомкнулись, и он, наконец, прижал ко мне всю ладонь.

Глубокий, грудной стон сорвался с моих губ, когда я ощутила его жар на мне. Мои кудри упали на голые плечи, а от щекотки в животе я задрожала. Все, что я могла – это прислониться лбом к нему и при каждом глубоком вдохе почти касаться его своей грудью. Мои пальцы у него в волосах лениво шевелились, пока я дышала и ерзала на его ладони.

Меня удивило, когда я услышала его тихий стон, и он дернулся навстречу моим движениям. Я надеялась, что влага между моих ног не просочится сквозь тонкую ткань, и подалась навстречу ему еще раз, прикусив губу и видя, как медленно двигаются его глаза под веками.

Я хотела ощутить свое тело на нем, ощутить его сердцебиение и убедиться, что оно колотится так же, как и мое. Так что я попыталась придвинуться ближе к нему. Достаточно близко, чтобы почти прижаться к нему грудью, но так, чтобы ему хватило места работать ладонью. Внутри меня росло желание, росло до умопомрачительной величины. Я хотела раствориться в Эдварде и его запахе. Отчаянный, высокий шепот сорвался с моих губ, когда он пошевелился, и я жадно наблюдала за его веками. Желая, чтобы он посмотрел на меня. Желая, чтобы он наслаждался этим хотя бы наполовину так же, как я.

Желая, чтобы мои трусики были тоньше, чтобы я могла почувствовать на себе его руку.

Он резко выдохнул мне в лицо, и его ладонь начала двигаться быстрее. Я не дергала его за волосы и не кусала его шею, ломая бережно выстроенный им контроль. Я не могла, потому что боялась, что он остановится, так что просто продолжала ерзать на его ладони и наблюдать, как его глаза танцуют под веками. Обдавать его лицо своими стонами и вздохами. Он продолжал оставаться абсолютно спокойным, продолжая движения своей руки. Я была точно уверена, что он чувствует мою влагу.

Вдруг движения его руки изменились – его большой палец нажал на мое самое чувствительное местечко. Я громко простонала, откидываясь назад и болезненно прикусывая губу.

Без предупреждения он внезапно открыл глаза. Они как-то по-особенному сияли, и я застонала еще раз. Его веки были тяжелыми и полуприкрытыми, а его зеленые сияющие глаза необычно темными. И, словно бы понимая, что означает этот стон, Эдвард вернулся к жизни. Его жаркое дыхание встретилось с моим, а рука, лежащая на мне, медленно заскользила вверх и схватила мой бюстгальтер под моими волосами.

Прежде чем я отреагировала, он прижался ко мне губами, вынуждая отпустить губу из зубов, поскольку втянул ее в свой рот, одновременно лаская большим пальцем сосок.

Я простонала ему в губы, наконец, сжав руками его волосы, и яростно метнулась своим языком в его рот. Он наклонил голову, тихо прорычав, и толкнул свой язык глубже. Его ладонь с удвоенной силой начала двигаться между моими ногами.

Его руки тряслись, и я разогревалась, чувствуя это. Он отклонился назад, позволяя идти. Я не знала, насколько далеко он позволит зайти, но этого было достаточно, чтобы растаять еще больше под его прикосновениями, пока наши языки яростно сражались друг с другом.

Его вкус у меня во рту одурманивал. Мы толкались и тянули, и дергали, и хватали. Это было тепло и мокро, и смущало, особенно когда я против своего желания простонала ему в рот. Это отличалось от луга, потому что я чувствовала, как он сжимает мою грудь и дышит в мой рот. Он не издавал звуков, которые я до смерти хотела услышать. Но он позволял идти дальше. Он мог остановиться и замереть, и отстраниться, и мы оба останемся невероятно возбужденными под моей колючей гофрированной юбкой.

Как он всегда делал.

Но не в этот раз.

И все поцелуи и прикосновения становились еще более страстными, он хрипло дышал, боролся с моим языком и дрожащими руками исследовал меня.

Но я хотела большего, и ничто не могло остановить нас от того, что мы, очевидно, хотели. Ничто, кроме Эдварда. Я хотела взять инициативу на себя. Он никогда не позволял этого, утверждая, что я еще не готова, по его мнению.

Что делало его сладким, заботливым и любящим. А иногда то же самое делало его упрямым ослом.

Я бы никогда не смогла спросить это вербально и знала, что есть только один способ получить разрешение на дальнейшие действия. Так что я отпустила его волосы, скользнула ладонью по его напряженным и странно застывшим плечам, пока он дышал мне в лицо, и грубо ласкал мою грудь и центр. Мышцы на его руке были сжатыми и жесткими, когда я опустила руку к его талии.

Я ухватилась за пояс его темных джинсов, запустила внутрь пальцы и подтащила его к себе, простонав ему в рот и приблизившись к нему. Похоже, это еще сильнее возбудило его, поскольку из его горла вырвалось глухое рычание, и он еще сильнее сжал мою грудь.

Я нажала большим пальцем на пуговицу его джинсов, туго обхватив ее, и одним движением расстегнула их.

Мои пальцы застыли на металле его молнии, когда он резко убрал свое лицо от меня и замер. Открыв глаза, я нерешительно посмотрела на него.

Выражение его лица, его заполненные похотью глаза, когда мы дышали в сантиметрах друг от друга, были зеркальным отражением моих. Его глаза были невероятно темными, а несколько спутанных, капризных бронзовых локонов рассыпались по его лбу.

Я опять втянула свою набухшую губу в рот, глядя в его темные глаза, и неуверенно потянула вниз молнию. Его веки опустились ниже, джинсы полностью раскрылись под моими пальцами, я ощутила, как его рука, лежащая на моей груди, расслабилась.

Я осторожно наблюдала за его глазами. Наши груди вздымались. Его рука при каждом вдохе касалась его собственной груди. Пальцы, лежащие у меня между ног, гладили меня, но в его глазах не было никакого возражения, когда моя рука заползла за пояс его боксеров и осторожно проникла внутрь между горячей израненной кожей его живота и резинкой трусов, когда я совершала подобные ему действия.

Он, должно быть, понял мои намерения, потому что уменьшил давление ладони между моих ног и проник пальцем под край ткани, отодвигая ее в сторону и добираясь до чувствительной кожи, где мои бедра соединялись с моим центром. Мое дыхание ускорилось еще больше, так же, как и его. Мы смотрели друг на друга, тяжело дышали, и моя рука, наконец, проникла в его расстегнутые штаны.

Там были волоски, и тепло, и гладко, и моя рука неуверенно проникала все глубже. Пальцы, наконец, нашли его, и нежно коснулись горячей кожи его эрекции. И я сопротивлялась желанию улыбнуться от ощущения того, как он возбужден. Он резко взглянул на меня.

Его лицо слегка дернулось, рука, лежащая на моей груди, схватилась за простыню рядом с ним.

- Дерьмо, - выдохнул он, озираясь. Я нахмурилась, пытаясь прочитать выражение его лица, и кончиками пальцев гладила его, попутно удивляясь ощущению под ними. Я в первый раз настолько близко чувствовала это.

Простыня под моими коленями дернулась, поскольку он крепко сжал ее в кулаке. Я продолжала ласкать его кожу пальцами, а его темно-зеленые глаза оглядывали комнату над моим плечом, отказываясь встречаться с моим взглядом. Челюсть его сжалась и напряглась.

Не уверена, надо ли мне паниковать от того, что он хочет отстраниться, но было слишком поздно отступать. Так что я заерзала на его ладони, давая понять, что ему пора продолжить, и моя рука ласкала его под темными джинсами.

Его взгляд, наконец, вернулся ко мне. И он выглядел… страдающим. Его брови сошлись вместе, образуя глубокую складку между глаз. Я ждала от него хоть что-нибудь, так что нежно ласкала его и внимательно смотрела в темную зелень, полную разногласий.

Наконец, он вздохнул, длинно и глубоко. Его лицо выражало невероятное смущение, а его палец отодвинул эластик моих трусиков, вызвав тем самым легкую дрожь между моих ног. Я почти видела, как в его голове происходит битва, и он борется с тем, что сейчас беспокоило его.

EPOV

Я дошел до ручки. Я устал. Я действительно, действительно устал. Я закрыл глаза и повторял периодическую таблицу элементов в моей голове. Но это только напоминало мне о науке, которая напоминала о биологии, которая напоминала о Белле, которая напоминала мне о моей руке между ее ног, пока она качалась на моих коленях и стонала.

Я чувствовал, как ее влага сочится сквозь тонкий материал, и ничего не мог с этим сделать. Так что я решил чуть поддаться. Ей не причинит вреда небольшой поцелуй… и если я сожму ее грудь. Ей, блять, нравилось это. Она быстрее кончит. И я смогу пойти в ванную и пять минут, пока она успокаивается, погладить себя. Потом мы сможем пойти спать, и нет проблем.

Но все стало еще хуже. Невыносимо. Вместо того, чтобы чувствовать доказательство ее похоти на моей руке, оно оказалось на моем лице, на моей груди и в моем рте, и влезло в мою дрожащую ладонь. Я пытался не отодвинуться и не сдаться. То, как все это возбудило мой член, было весьма, блять, достойно осуждения.

Не знаю, почему я позволил ей все это. Может быть, я сам так сильно хотел этого, что убедил себя – это все для нее. Но я позволил ей расстегнуть мои джинсы и залезть в них. Потому что это было прекрасным поводом.

Я показывал ей себя, потому что хотел почувствовать ее. Или, может быть, это было только долбанным предлогом. На самом деле не имело значения, потому что я в любом случае позволил бы ей это.

И, когда я наконец ощутил на себе ее пальцы, я почувствовал себя дерьмом. Потому что это было настолько чертовски хорошо, и я хотел, чтобы она сжала их сильнее. Я обыскивал взглядом комнату в поисках того, к чему я мог бы привлечь внимание, отвлекаясь от того, что чувствую. Потому что чувствовать ее на моем члене – это было жестоко и неприлично непристойно.

Но потом она начала двигаться на мне. Напоминая мне о том, что хочет, и напоминая мне о том, что я хотел. В моей голове разыгралась бойня между гормонально озабоченным ублюдком и мной. Я смотрел в ее карие глаза, купаясь в ее желании, похоти, любви и внимании. Я мог остановить ее и вытащить ее руку из моих джинсов. Она все равно получила бы то, что хочет. Я мог продолжать чувствовать ее без ограничения этого тонкого кружева. Я мог сделать это без ее руки на моем члене.

Или я мог, блять, получить от всего этого удовольствие.

Нет, здесь больше не было Эдварда Каллена. Я официально стал гормонально озабоченным ублюдком.

Я засунул палец под эластик и провел им к другой стороне, вынуждая ее всхлипнуть, пока я скользил им вниз, ощущая ее скользкое возбуждение на костяшке.

Она простонала. Гребано громко, раскрыв губы и вновь прижавшись ко мне лбом. Я все еще тяжело дышал, чувствуя, как ее пальцы исследуют мой член сверху вниз, и повторил движение своего пальца. Она выдохнула и нажала на мой палец, заставляя меня простонать, и тогда я, блять, отодвинул трусики в сторону и всеми пальцами коснулся ее плоти.

Кулаки в моих волосах сжались. Я, закатив глаза, проводил пальцами по ее скользким складочкам. Было горячо, влажно и нежно, и ее сладкое дыхание обдавало мое лицо, пока я ласкал ее. И она была… так гребано влажна…

- Ты так гребано влажна, - невольно простонал я, чувствуя ее возбуждение на моих пальцах. Это всегда было высказыванием гормонально озабоченного ублюдка. Который не фильтрует высказывания. Я осторожно посмотрел на нее, прижимающуюся лбом ко мне.

Это было грязно и весьма обольстительно, если такого рода дерьмо можно сказать про мою девочку. Да, конечно, она стонала и ласкала своими пальцами мою эрекцию, пока мы смотрели в глаза друг другу. Я сильнее сжал челюсть, растирая ее складочки так же сильно, как она меня, так же, как в тот день на лугу, потому что мы оба были слишком большими трусами, чтобы признаться в том, что нам надо.

И, когда мои пальцы добрались до ее чувствительного комочка, я коснулся его большим пальцем. Она задохнулась и дернулась на моей руке. Я был вознагражден, когда она провела пальцем по головке, и еще сильнее сжал зубы.

Я хотел сказать ей, что она неправильно делает это. Что ей надо обхватить меня рукой, а не проводить тыльной стороной пальцев. Но я не мог сделать нечто такое дерьмовое и неуважительное. Так что я продолжал проводить пальцами по ней, а она ласкала меня, держа рот закрытым и наслаждаясь тем, как она дышит в мое лицо.

Конечно, я недооценил свою девочку!

Потому что она, блять, знала, как это делать. Она просто спасла это дерьмо.

Когда мои пальцы еще раз подобрались к ее входу, ее ладонь забралась в мои штаны. Она изучающе посмотрела на меня, облизнув губы, схватила рукой мою эрекцию и туго обернула вокруг свои маленькие пальчики. Мои плечи гребано затряслись.

Мои пальцы застыли возле ее входа, живот напрягся, и я схватил простыню рядом с собой. Она была такой, блять, горячей на моем члене, что мои глаза закрылись. Она нежно провела рукой вдоль моего члена.

В большинстве случаев намерение довольно субъективная штука. Но не сейчас. Она хотела, чтобы я ввел в нее пальцы. И одна мысль об этом вкупе с ощущениями ее ладони на мне заставила меня простонать, а мой палец – описать круг на скользком сосредоточении желания.

Моя девочка знала, как заставить меня понять. Потому что ее хватка на члене усилилась с еще одним толчком на меня. Я прорычал, мое лицо искривилось и затвердело. Она понятия, блять, не имела, что делает со мной. Или, может быть, имела. В любом случае это сломало меня.

Я открыл глаза и чуть ввел кончик пальца в нее, наблюдая за ее взглядом, настраивая себя на печенье или вскрик, или плач, или еще что-нибудь.

Ее челюсть оставалась расслабленной, глаза закрылись. Я воспринял это как возможность продолжать, так что осторожно скользнул пальцем глубже, проникая в нее настолько далеко, насколько мне позволяла моя паранойя. Она была такой скользкой, и горячей, и тесной, что я остановился и ждал ее реакции.

Она тяжело дышала, и чуть расслабила свои кулаки в моих волосах, сжав меня еще раз. Это было все, в чем нуждался гормонально озабоченный ублюдок. Я начал вводить и выводить из нее пальцы, пока она задыхалась и накачивала мою эрекцию своей маленькой ладонью.

Это было так, блять,…горячо, и влажно, и цветы и печенья, и еще больше тепла, так что я, наконец, вжался в нее губами и глотал каждый стон, исходивший из ее рта, а мой большой палец вновь нашел ее клитор.

Она была везде, и я не знаю, как это произошло, но мои руки вновь затряслись, я толкнулся языком в ее рот, пытаясь быть нежным, толкаясь в нее пальцем, пока она двигалась в унисон со мной.

Рука, сжимающая покрывало, переместилась на ее шею, и я прижал ее лицо ближе к себе. Какие-то гребаные мысли поселились в моей голове. Я грубо целовал ее, но в то же время думал обо всем том дерьме, которое сейчас происходит. Джас спит с Брендон, Роуз с Эмметом, и уверен, что даже папочка К лежит сейчас где-нибудь с Эсме. Никто не занимается работой в День Святого Валентина.

А я был с моей девочкой! Все были по парам и наслаждались этим дерьмом. Я даже не осознавал, пока не встретил мою девочку, как приятно иметь рядом с собой кого-нибудь.

Она стонала в мой рот, пока мой палец ласкал ее. Ее язык был безжалостен, и звуки, которые я издавал, все больше и больше становились гортаннее, я сильнее прижимался к ней своим лицом, ощущая, как она ласкает меня.

Я хотел толкнуть ее на спину, лечь на нее и оттрахать, благодаря бога за то, что могу войти в нее без безопасного слова. Потом она опять начала раскачиваться, толкая мой палец глубже и постанывая, а ее зубы кусали мою губу.

Я добавил еще один палец в надежде на то, что это удовлетворит ее желание, и начал входить в нее уже двумя. Она вновь дернула меня за волосы. Я тяжело дышал, грудь болела от нехватки воздуха, так что я выдернул свою губу и зарылся лицом в изгиб ее шеи. Мы продолжали яростно работать друг над другом.

Я зарывался в ее шею, чувствовал, как она задыхается рядом со мной, и добавление второго пальца напомнило мне, насколько тесной она была. Она была тесной, скользкой и горячей… и я не мог, блять, дождаться, когда почувствую ее своим членом.

- Я не могу, блять, дождаться, пока не окажусь внутри тебя, - выдохнул я в ее шею, желая, чтобы этот гормонально озабоченный ублюдок заткнулся нахрен. Ее рука теснее обхватила мою эрекцию. Я боролся с желанием вонзить зубы в ее шею, чтобы держать рот закрытым. Я не мог так дерьмово разговаривать со своей девочкой.

Она дышала в мою шею. Моя рука дрожала и запутывалась в ее кудрях, рассыпавшихся по ее спине.

- Сделай это, - прошептала она, сильнее лаская меня. Я поднес ее сияющие пряди к своему носу. Мне нужно было вдохнуть ее запах, чтобы обрести своего рода связность. Потому что эти слова не спасали меня.

Я продолжал быстро двигать своими пальцами, так же быстро, как она ласкала меня, и перед моим внутренним взором горел яркий, обжигающий сигнальный огонь. Он тянул меня к тумбочке на противоположном конце комнаты. Во втором ящике, под третьим слоем футболок и неудобных дядюшкиных носков, которые я никогда не носил. К коробочке с презервативами, положенной туда, чтобы убедить меня, что все хорошо, и я смогу воспользоваться ими. Они говорили мне, что я должен действовать решительно, и она этого хочет. Они, блять, дразнили меня. Они были всем, о чем я мог сейчас подумать, и я закрыл глаза, чувствуя, как ее зубы впиваются в мою шею. Они толкали меня на то, что она хотела, но к чему еще не была готова.

Я глубже зарылся в ее кудри, вбирая в себя ее цветы и печенья, напомнившие мне о том, что является важным. Сейчас это слишком рано и продиктовано одной похотью. Это будет больно, и у нее пойдет кровь, и я, блять, понятия не имею, на что это будет похоже для девочки. Для моей девочки. И я не вынесу ее сожаления утром, когда она будет лежать рядом со мной, чувствуя боль, дефлорированная и измученная гормонально озабоченным ублюдком.

Я потряс головой. Уперся ею в ее плечо. И в этот момент я прекратил наслаждаться этим. Я напомнил себе, что это не для меня. Сначала я доведу до оргазма мою девочку, а уже потом себя. Сам.

Она захныкала от моего отказа, качаясь на моем пальце и, наконец, отпуская кожу моей шеи. Я вновь надавил на ее чувствительный комочек. Мне необходимо было быстрее довести ее до оргазма. Так, чтобы она не могла и дальше соблазнять меня, пока я не выдержу.

- Пожалуйста, - отчаянно попросила она, грубо дернув меня за волосы. Умоляя, блять, почувствовать ее на своем члене. Я стиснул зубы и еще быстрее задвигал пальцами, вновь тряхнул головой, тяжело дыша через нос и скручивая ее кудри дрожащим кулаком. Пытаясь сфокусироваться на чем-то еще, кроме ее ладони на мне, яростно работающей и этой коробочки с презервативами в моем ящике.

Она застонала, разочарованно и невыносимо отчаянно, толкнув себя на мои колени так, чтобы я вошел в нее глубже. Я понимал, что ее разочарование растет с каждой секундой, с которой она не достигает кульминации, и мое время истекает. Тумбочка внезапно оказалась слишком близко расположенной к кровати.

Она тряхнула своей головой, упираясь в мою шею, прекращая покачивания и ерзания, тяжело дыша мне в кожу. Ее тело и руки застыли, а мои пальцы продолжали работать.

Она еще раз хриплым шепотом попросила меня. Это разозлило меня. Потому что она замерла, чтобы убедить меня трахнуть ее. Это одно чертово слово сломает меня, если она не кончит в ближайшее время.

Я был благодарен, что она прекратила ласкать мой член, но это не остановило мои пальцы, и они продолжали свои яростные действия. Я тяжело дышал в ее шею и вновь покачал головой, толкаясь в нее и ускоряя движения большого пальца. Но она не двигалась со мной, и я чувствовал, как она напрягается вместо того, чтобы чувствовать удовольствие от моей руки, наталкивался на молчаливое сопротивление.

- Давай же, - хрипло простонал я ей в кожу, пока мои пальцы продолжали свои движения, а кулак сжимал ее мягкие волосы. Она опять захныкала, качнула головой и сильно дернула меня за волосы, чтобы сломать мою решимость.

Я крепко сжал челюсть, поднося губы к ее уху, разозлившись и, блять, расстроившись.

- Черт возьми, Белла, - прошипел я сквозь зубы, чувствуя ее сиськи на своей груди и ее маленькую ладонь на моем члене, и нарастающее раздражение, и крепко сжал ее волосы. – Кончи для меня, блять, - прорычал я, вводя пальцы глубже, поворачивая их там и одновременно жестко растирая ее клитор.

Это сработало. Я чувствовал, как она сжалась на моих пальцах, ее тело застыло, а кулак больно дернул меня за волосы. Жаль, что я не мог видеть ее лица – она зарылась в мою шею. Я чувствовал ее язык на моей коже, и слышал самый сексуальный крик, который вышел из ее горячего и влажного ротика. Может быть, это было какое-то слово, не могу сказать. Ее тело дрожало и истекало на мои пальцы. Еще одно, последнее движение, еще один стон, и она, задыхаясь, рухнула на мои колени.

И я выжил. Я выпутался из ее кудрей и вынул из нее пальцы. Она лежала на мне, полностью расслабленная, с рукой, все еще не вынутой из моих штанов. Так что я поднес руку и осторожно вытянул ее запястье подальше от моей эрекции. И я был рад, что победил гормонально озабоченного ублюдка.

Я уложил нас, позволяя ей полностью вытянуться на моей груди и распрямить ноги, игнорируя то, что чувствовал ее грудь. Обняв ее, я ласково поглаживал кудрявые волосы. Она все еще тяжело дышала, опустив щеку на мое плечо, оставаясь безжизненной и… возможно, достаточно, блядь, удовлетворенной. Это был не двойной оргазм, как в прошлый раз, но я смог заставить ее кончить против ее желания. Наверное, это было немного самодовольно.

Конечно, на самом деле я не думал ни о чем таком, потому что все еще боролся с желанием толкнуться в нее, лежащую на мне, своими бедрами. Я нежно целовал ее голову, закрыв глаза, и боролся с гормонами. И… испытывал нечто вроде гребаного нетерпения позаботиться о себе, потому что никоим образом мне не удастся до утра сделать это.

Вдруг Белла привстала с моей груди, стряхивая мои руки со своей спины, и сердито уставилась на меня. Ее лицо было красным и румяным, кудри, разбросанные по плечам, спутались и частично упали на вздымающуюся грудь, где в ложбинке лежала ее цепочка. Я пялился на нее несколько дольше, чем, блять, было необходимо, прежде чем удивленно приподнял бровь.

Она резко толкнула меня в плечи, так, что я даже подпрыгнул на кровати и удивленно свел брови.

- Какого черта с тобой происходит? – недоверчиво спросила она, и я инстинктивно взял ее за талию. Она выглядела немного расстроенной, и, может быть, поскольку я видел ее глаза снизу, немного, блять… ей больно?

Мои глаза расширились, я сел и обнял ее, ужаснувшись – может быть, я причинил ей боль своими действиями. Я понимал, что это вернется и укусит меня за задницу, так что я обнял голову Беллы и уложил ее щеку на свое плечо.

Она фыркнула, уперлась руками в мое плечо и слегка оттолкнула меня. Что, мать вашу, вызвало во мне приступ паники. Я отпустил ее и нервно провел руками по ее обнаженным бокам.

Она, нахмурившись, смотрела на меня, нежно проводя рукой вверх-вниз по моей щеке.

- Чего мы ждем? – прошептала она, втягивая нижнюю губу в рот и прикусывая ее. При этом Белла все еще была разрумянившейся, что совершенно не помогало справиться с эрекцией.

Но, когда я осознал, из-за чего она расстроена, то закатил глаза, опять хлопнулся на кровать и попытался успокоить свое сердцебиение. У нее не вызвало отвращение то, насколько далеко я зашел. Вместо этого она расстроилась, что я не пошел дальше.

Я вздохнул. Она нахмурилась, пытаясь удержать мой взгляд на своих больших карих глазах, а не на ее груди.

- Правильного момента? – нерешительно спросил я. Она пожала одним плечом, и мне пришлось стиснуть зубы, учитывая, как она сидела не мне. Это была не самое хорошее положение для того, чтобы справиться с гормонально озабоченным ублюдком. Особенно, если учесть направление, в котором двигалась беседа.

Она закатила глаза, опустив руки на мой живот.

- Правильный момент не наступит никогда, - раздраженно заявила она. Ее брови сошлись вместе, выказывая ее разочарование. – Особенно если ты будешь очень занят, убеждая себя, что это неправильный момент. – Она выжидающе подняла бровь.

Я огляделся, подбирая более важный довод. Она пристально смотрела на меня.

- Ты еще не готова, блять, - безапелляционно заявил я. И это не означало, что она не готова для секса, потому что не мое дело делать такие выводы, хотя я был точно, блять, уверен, что Белла не подозревает о сопутствующей боли. Но она определенно не готова для гормонально озабоченного ублюдка.

Мой комментарий, похоже, подогрел ее возбуждение. Я видел, как сжалась ее челюсть и сузились глаза. На меня нападал рассерженный котенок. Только не засмейся, блять…

Она подняла подбородок и расправила плечи. Ее грудь оказалась прямо перед моими глазами, и я невольно уставился на нее. Она забросила назад свои сияющие кудри, и сейчас ее бледная, розоватая плоть отличалась от раскрасневшегося лица. Под ее грудью был один кривой шрам, длиннее и глубже, чем остальные, проходивший от ее живота по ложбинке и оказавшийся как раз в поле моего зрения. Это бесконечно мучило меня. Мои гребаные пальцы сжались.

- Я слишком устала для этого дерьма, - прорычала она, заставляя меня перевести взгляд от ее сисек и шрама к ее лицу. Белла сердито смотрела на меня. Я опять озадаченно поднял бровь. Для того, кто только что получил хорошенького единорога после месяца постоянного сексуального неудовлетворения, у нее было слишком дерьмовое настроение.

Она прошипела, отбрасывая несколько прядей волос от лица.

- Все обращаются со мной, как с чертовым ребенком. – Она расстроенно воздела руки вверх. Рассерженный котенок…

Она продолжила, устремив взгляд в стену за моей кроватью и чуть успокоившись.

- Все считают меня маленькой бедненькой Беллой, которая не выросла для того, чтобы самой принимать решения, - проговорила она сквозь стиснутые зубы и сжав кулаки. – Я ненавижу, когда со мной обращаются, как с ребенком, - прорычала она опять, сузив глаза. Ее ярость росла и выплескивалась наружу.

Я вздохнул. Длинно, глубоко и, скорее, устало. Поднес руку ко лбу и отвел назад упавшие на него волосы. Эти слова поедали мое долбаное сердце.

- Вот почему ты так страстно хотела сделать это, - угрюмо прошептал я, массируя свой болевший скальп. – Ты хочешь доказать всем, что они ошибаются? – обвинил я ее, чувствуя гребаное опустошение от этой мысли, но зная мою девочку достаточно хорошо, чтобы предположить это. Она всегда хотела, чтобы с ней обращались, как с нормальной, и способы, которыми она хотела этого добиться, зачастую были нелепы.

После этой фразы у нее отвисла челюсть, расширились глаза, и она, приоткрыв губы, в шоке уставилась на меня. Скорее, потому, что я попал в точку, чем потому, что я ошибался. Она приуныла, потупила голову, руки начали гладить мой живот, длинные темные кудри щекотали шрамы на моей коже, а плечи опустились. Я сжал кулак в своих волосах, ужасаясь, что я задел ее и молясь, чтобы она просто солгала мне, если это правда.

Она вздохнула, бросив на меня взгляд из-под ресниц, на лице ее появилась боль, но я не отпустил свои волосы, пока она медленно не опустилась на мою грудь, прижавшись ко мне горячей грудью и опустив щеку на мое плечо. От холода ее цепочки, попавшей между нами, мое перегретое тело вздрогнуло.

Ее маленькая ручка попыталась разжать мой кулак. Я тупо пялился в потолок.

- Это не так, - прошептала она, продолжая пытаться. Я отпустил мои волосы, опять уронив руку рядом с собой, а она начала нежно гладить мои волосы. И я реально хотел поверить ей, но ничего больше не могло объяснить ее постоянное стремление к несуществующей финишной линии. То, что она всегда, блять, толкала меня вперед вместо того, чтобы медленно двигаться.

В комнате на долгое время воцарилась тишина, и я так дерьмово себя чувствовал, уставясь в потолок, и чувствуя, как бьется рядом со мной ее сердце. Потому что, даже если от одной мысли о возможности моя грудь болезненно сжималась, мой напряженный член продолжал пульсировать и умолять меня войти в нее.

Я опять почувствовал ее вздох. Она поднесла палец к моей руке, чертя им линию на моей коже.

- Je manque toujours de temps, - тихо прошептала она что-то, сильно напоминающее французский. И простите меня, но этот иностранный язык звучал так сексуально…

Но в голосе Беллы звучала грусть, так что я повернул голову к ее щеке на моем плече и вопросительно поднял бровь.

Она не встречалась со мной взглядом, ее палец водил вверх и вниз по моей руке, а кудри поднимались вместе с моей грудью.

- Моя мама часто делала глупости, - вздохнула она. На ее губах заиграла маленькая флиртующая улыбка, а палец пощекотал мою руку. – Она брала всякие идиотские уроки, типа китайской кухни или гончарного дела. – Она чуть закатила глаза, но все еще улыбалась. Очевидно, это были хорошие воспоминания. И я никогда не слышал о ее матери что-то, кроме ее смерти. Так что я внимательно слушал, пока она говорила.

- Она всегда пыталась затащить меня на эти уроки. – Она качнула головой, а палец ласкал мою кожу. – Особенно на французский, - тихо хихикнула она. И я тоже гребано хихикнул, заставляя ее немного подпрыгнуть на моей груди. Я не понял шутки, но уже инстинктивно смеялся вместе с моей девочкой. Рукой я погладил ее волосы, рассыпавшиеся по покрывалу и моей груди.

Ее взгляд метнулся ко мне.

- Она думала, что для нас будет «клево» разговаривать так, чтобы никто не понимал, - с тихим смешком пояснила она, вернув свой взгляд к пальцу, описывающему круги на моем плече.

Ее смешок быстро умер, а палец замер.

- Я отказалась ходить, - дрожащим голосом прошептала она, скривившись. Я нахмурился и обнял ее за талию, пока она щекотала мое плечо. – Она была так разочарована, посещая эти уроки одна, и я плохо себя из-за этого чувствовала, - продолжала она, все еще дрожа. Я обнимал ее крепче, поскольку мне не нравилось это дерьмо.

Хотя после этого она улыбнулась. Скрытно, смущенно, и посмотрела на меня.

- Я все равно стала изучать французский, – улыбнулась она, и ее рука, наконец, легла на мое предплечье. – Я провела несколько месяцев, копаясь в книгах и Интернете, чтобы могла удивить ее. – Она хихикнула, и блеск ее карих глаз заставил улыбнуться и меня. Это звучало как какое-то дерьмо, которое я должен сделать. То есть копаться в книгах и учить всякую дрянь ради человека, которого я любил. Опять око за око.

Она закатила глаза и посмотрела на меня.

- Я планировала что-то большое и публичное, когда, наконец, соберусь продемонстрировать это, - с печальной улыбкой произнесла она. – Может быть, оскорбить баристу, который всегда приносит неправильный заказ… и надеяться, что она не знает французский, - Белла засмеялась. Засмеялась, блять. И я хихикнул вместе с ней. Как я мог не сделать этого?

Ее смешок умер, и она вздохнула. Грустно. Опять. Мои руки прижали ее ко мне крепче. Взгляд Беллы ушел в сторону, а ее палец вновь начал рисовать странный узор на моем предплечье.

- Я ждала правильного момента, чтобы показать ей, Эдвард, - прошептала она таким тревожным тоном, что мое сердце сжалось. – Но я слишком долго ждала его, - грустно улыбнулась она. Ее взгляд вернулся ко мне, и ее расширенные глаза были заполнены грустью. – Теперь она никогда не узнает, что я могу говорить по-французски. – Она опять опустила взгляд, и ее палец провел по моей ключице, посылая дрожь по шее.

- Je manque toujours de temps, - эти слова слетели с ее красных губ тихим, благоговейным шепотом. Словно эти слова были слоганом ее жизни. Ее взгляд вновь вернулся ко мне, и она ответила на вопрос, который горел на кончике моего языка.

- Мое время всегда убегает, - выдохнула она по-английски. Ее палец замер, а глаза внимательно всматривались в меня. – Счастье мимолетно, - прошептала она с отчаянной мольбой в грустных глазах.

И я сдался. Если кто-то в этом чертовом городе и сможет сделать это – так это я. Моя девочка была счастлива, впервые за долгое время, а еще недавно она была перепуганной до смерти. И она никогда не получит шанса пересечь эту несуществующую линию, если будет продолжать себя так чувствовать.

Я понимал это, потому что, на самом деле, сам себя так чувствовал. Просто ждал, блять, чтобы кто-нибудь пришел и разрушил все это. Потому что я слишком привык к дерьму, случившемуся со мной. Счастье мимолетно.

Мне немного помогало, что ее мотивация была не частью нескончаемого квеста к нормальности. Я не понимал, было ли это поводом сделать все правильно, или сделать ее готовой. Было слишком много дерьма, которого я не понимал. Слишком много. Но факты были здесь, глядели мне в глаза, лежали на моем плече и не сводили с меня взгляд. Любовь. Желание. Счастье. И страх, что наше время убежит.

Гормонально озабоченный ублюдок плевать хотел на это.

- Окей, - вздохнул я. Затем, когда ее глаза расширились, я опомнился. - Не сегодня, - поспешно уточнил я и закатил глаза. Моя эрекция еще отплатит мне за это позже, но мне нужно было больше времени. – Через несколько дней, возможно, - пожал я плечами, нахмурив брови в раздумье. Мне не хотелось специально планировать время для этого.

И слава гребаному богу, она поняла мою дилемму.

Она улыбнулась, скрестила на моей груди руки и уперлась в них подбородком.

- Если это будет чувствоваться правильным, - кивнула она, широко улыбаясь. Ее глаза просияли, опять создавая вокруг нас электричество. Я улыбнулся в ответ, запуская руки в волосы на ее спине, и был гребано счастлив, видя ее улыбающейся.

Она внезапно пошевелилась на мне, словно ей было неудобно. И я прошипел, опуская руки на ее талию и хватая ее за бедра. Мои зубы звучно щелкнули друг о друга. Я хотел, чтобы она оставалась спокойной. Или… возможно, сделала это еще раз. И еще. И еще.

Ее голова внезапно сместилась, а глаза засияли непонятным возбуждением.

- Ты доверяешь мне? – хриплым шепотом произнесла она, упираясь ладонями в матрас за моими плечами.

Я нахмурился и теснее сжал ее бедра, поскольку ее новое положение давило на меня еще больше.

- Конечно, - пожал я плечами, стиснув зубы и нетерпеливо желая, чтобы она слезла с меня, и я мог бы раствориться в ванной на десять минут.

В уголке ее рта заиграла маленькая улыбка. Она начала опускать свое лицо к моей груди, все ниже и ниже, и ее кудри вновь защекотали мой живот. Она искрящимися глазами посмотрела на меня, нежно прижимаясь губами к моему телу. Она могла бы целовать сторону, не покрытую шрамами, но не стала. Она начала оставлять нежные поцелуи на мраморной коже моей груди. Мои глаза закрылись, а руки отпустили ее бедра, чтобы она могла свободно перемещаться по моему животу.

Моя девочка не считала, что это отвратительно. Она любила мои шрамы, потому что они были частью меня. И я понимал это, потому что чувствовал то же самое, когда чуть раньше смотрел на ее живот и грудь. Желая расцеловать каждый крошечный шрамик, и тогда горечь, которую они приносили, блять, растворится. Я вздохнул, когда она добралась до моего пупка, положив руку ей на макушку. Ее горячие поцелуи прокладывали дорожку по моему животу. Проходя по моему пупку, к моей талии, и я чувствовал, что ее пальцы опять залезают в мои боксеры.

Я раскрыл глаза и оперся на локти. Наконец, осознав, что джинсы все еще расстегнуты, и она вновь пытается запустить в них пальцы.

Я смотрел, как ее пальцы застыли на поясе моих боксеров. Она медленно подняла голову от моего живота, чтобы встретиться со мной взглядом. Медленно и робко. И… гребано краснея. Я пялился на нее.

- Какого хрена ты делаешь? – поинтересовался я, сожалея, что чуть раньше, когда она спрашивала меня про доверие, не уточнил подробностей.

Она скривилась, закрыв один глаз и осторожно взглянув на меня оттуда, где сидела, оседлав мои бедра.

- Минет? – тихо спросила она, неопределенно пожав одним плечом.

Мои глаза расширились. Я уставился на нее, гребано удивившись и желая, чтобы мой член не дернулся, когда это слово слетело с ее губ.

- Я, блять, так не думаю, - сказал я самым уверенным тоном, означающим конец. Потому что, на самом деле, какой финал мог быть, когда все это превращалось в отсасывание? И, как только я подумал, насколько отвратительным будет позволение моей девочке делать что-нибудь вроде этого, то решил, что это окончательно.

Ее улыбка пропала, она наклонилась надо мной и села на бедра. Сначала она выглядела грустной. Но потом разозлилась. Она задрала подбородок, сузила глаза и опять вытащила наружу рассерженного котенка. Я не засмеялся, блять.

Она сердито смотрела на меня, подцепив пальцем резинку трусов, и вцепившись другой рукой в мое бедро. О себе вновь напомнили весьма раздетые груди, поднимающиеся и опускающиеся под красным кружевным бюстгальтером.

- Ты позволил Джессике Стенли сделать это, - отрывисто повторила она. Мой взгляд оторвался от ее груди, глаза расширились от неверия.

Я не знал, что она проинформирована о моей сексуальной жизни. Но, когда наши взгляды встретились, я захотел простонать и закричать, и удариться головой о чертову стену. Она пыталась замаскировать свою обиду злостью и раздражением, но я видел ее. Потому что горечь была пропитана болью от того, что Стенли сосала мой член, а не Белла. Ее взгляд начал обшаривать комнату.

Это было похоже на… оральную взятку или похожее дерьмо. И даже не ей. У меня появилась возможность удовлетворить гормонально озабоченного ублюдка. Неохотно…

В основном…

Я простонал, откинулся на спину и запустил пальцы в волосы, уставясь в потолок. Я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Потому что я чувствовал вину за ее второстепенность и огорчение, и, мать ее, должен буду чувствовать боль за то, что засуну свой член в ее рот на несколько минут. По крайней мере, я надеялся на это, так что со вздохом закрыл рукой свое лицо.

Другую руку я поднес к животу и неохотно махнул над промежностью.

- Если ты на самом деле это хочешь… - скованным шепотом предложил я. Моя рука тяжело упала рядом со мной. Я ждал ее реакции. Пытаясь не чувствовать от этого чертового возбуждения. И, наконец, ощутил, как ее пальцы исследуют эластичный пояс боксеров.

Она несколько раз провела по моему животу, прежде чем я ощутил, как ее пальцы забираются за пояс, слегка нажимая на каждое бедро. Я резко выдохнул, сильнее прижимая руку к глазам, и приподнял бедра, чтобы помочь ей стащить мои джинсы.

Я не мог, блять, смотреть, как она осторожно тащит их вниз. Мое дыхание ускорилось, я чувствовал, как холодный воздух встречается с моей обнажившейся эрекцией. Я опустил бедра, заметив тишину, царившую в комнате, когда она пристально рассматривала меня. И мой член, словно бы действительно чувствуя на себе ее взгляд, заболел, невыносимо желая ее прикосновений. Я продолжал тяжело дышать, закрывая рукой глаза. Время проходило, и ничего не происходило.

Я типа гребано надеялся, что она изменила свое мнение. И в тот момент, когда я уже убедился в этом и готовился натянуть штаны назад, ее маленькая нежная ручка обхватила меня.

Я дернулся, мои ноги напряглись под Беллой, а челюсть автоматически сжалась. Она продолжала молчать, один раз проведя по мне и вновь убрав руку на мою ногу. Моя грудь от предвкушения начала вздыматься, рука вцепилась в покрывало.

Не знаю, чего я ожидал. Может быть, что она просто оближет меня или подобное дерьмо, чтобы облегчить себе это. Но она не сделала этого. В одну секунду моя эрекция обдувалась холодным воздухом комнаты, а в следующую - она уже оказалась в горячем, влажном рте.

Я задохнулся, опять дернулся, и мой кулак схватился за простыню.

- Гребаный боже, - прорычал я сквозь стиснутые зубы, вдавил руку в лицо и попытался выйти из полного шока от того, как она просто… поглотила меня. Буквально.

Мои вздохи превратились в шипение сквозь зубы от ощущения ее губ, обхватывающих меня. Она начала скользить ими по всей длине, и это было настолько горячо, что я болезненно цеплялся за простыню, чтобы не дернуть грубо ее за волосы. Если бы я не знал лучше, то даже не подумал бы, что она применит зубы.

Когда она добралась до кончика, то сделала что-то такое своим языком, от чего я захныкал и чуть приподнял свои бедра. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не стонать и не дергать в стороны головой.

Ее не волновало это. Она тихо простонала, еще раз вбирая в свой рот всю длину. Низкое рычание вырвалось из моего горла, я дернул простыню и запрокинул голову. Борясь с желанием посмотреть, как ее губы работают надо мной. Они вобрали меня настолько, блять, глубоко, что я зарычал, почувствовав ее горло.

И, вновь поднявшись наверх, она повторила то самое движение языка, от которого я застонал, дернулся и потянул простыню. Я хотел забеспокоиться, что моя девочка так чертовски хороша в этом деле, но ее губы и язык эффективно убрали все связные мысли из моей головы, опять опускаясь вниз по моему члену.

Ее ладонь обнимала основание, крепко сжимая его, ее попка сидела на моих напряженных ногах. Она подбирала скорость. Гребано, мучительно, божественно, ее губы скользили по мне, а она нежно и ласково посасывала меня. Словно это была чертова наука или еще какое дерьмо.

Она выбрала постоянный ритм под мое шипение, редкие хныкания и рычание. Я крепко цеплялся за покрывало и вжимал руку в глаза. Мои пальцы на ногах начали сжиматься, и я знал, блядь, что не продержусь долго. Моя голова опять начала метаться по кровати.

Я был прав. Ее ритм стал быстрее, и она продолжала стонать на моей эрекции, под аккомпанемент моих стонов и утробного рычания. Я отпустил простыню, опустил дрожащую руку на ее макушку, качающуюся вверх и вниз, и вцепился в ее волосы, извиняя себя тем, что так смогу дать ей знать, когда соберусь кончить.

Но ощущение ее сияющих гребаных кудрей, то, что моя эрекция вновь коснулась ее горла, хриплое рычание, вырывающееся через стиснутые зубы только усилили ментальный образ. И я чувствовал, как это приходит, нарастает во мне и превращается в одного гребано восхитительного единорога. Моя трясущаяся рука нашарила ее ушко под волосами и нежно потянула за него.

Но она не прекратила движений своих губ, скользивших по моей длине, еще раз коснулась головки, заставив меня громко простонать, и вогнала член в свой рот опять.

Моя голова опять дернулась.

- Все, - выдохнул я сквозь зубы, потянув ее еще раз. Пальцы на ногах сжались, брови сошлись от концентрации, борясь со своими ощущениями, пока это еще безопасно… но фотонные торпеды уже готовы к бою…

Два ее резких, быстрых возражающих рыка были всем, что я получил в ответ. Она продолжала свою деятельность. Я оторвал от лица руку, раскрыл глаза и с неверием уставился на нее.

Конечно, вот тут я облажался. Потому что это было тяжело вынести. Ее сияющие кудри, спадающие на мои голые бедра, спутывающиеся с моими волосками, и она, сжимающая меня рукой. Моя рука все еще была на ее ушке, отчаянно сжимая его, но мой взгляд заблокировался на месте, где ее набухшие губы встречались с моей эрекцией. Скользкой и сияющей от ее слюны. Она взглянула на меня сквозь ресницы. И ее взгляд был таким, блять, чувственным, что мое лицо искривилось от очередного рычания. Она опустилась на меня, полностью вбирая в рот. Я сжал зубы сильнее, шипя при каждом дыхании, и отчаянно, блять, возбудившись от вида моей девочки, сосущей мой член.

Я потянул еще раз, пытаясь оторвать ее от меня нахрен, пока этот вид не заставит меня взорваться. Она на секунду вопросительно посмотрела на меня, после чего вновь вернулась к своим действиям. Но на этот раз я ощутил ее зубы. Они слегка покусывали и царапали головку, заставляя меня дрожать и вытягиваться, особенно когда она делала что-то чертовски непристойное и чувственное. Она знала, что я люблю зубы.

Я не смог сдержаться, когда в игру опять вступил ее язык. Моя рука вцепилась в ее волосы на затылке, плечи застыли, брови выгнулись вниз. Против моего желания рука надавила на нее, я запрокинул голову в подушку и зарычал, низко и гортанно, сквозь стиснутые зубы. По моему телу прошла неукротимая дрожь, когда все взорвалось.

Я кончил в рот моей девочки, задыхаясь и стоная, чувствуя, как ее горло глотает сперму. Я дрожал под ней, и мои глаза закатились. Это продолжалось, пока она еще раз всасывала мою длину и начисто вылизывала меня. Я дрожал при каждом прикосновении ее горячего языка.

Когда я, наконец, пришел в себя от слепящего экстаза, то был, блять, бездыханным. Моя рука соскользнула с ее головы, мягко упав рядом со мной, моя грудь тяжело поднималась и опускалась. Она убрала свой рот последним всасывающим движением, наконец, освободив меня от своей руки. Я все еще держал глаза закрытыми. Она села на мои бедра, я восстановил дыхание, и мы оба какое-то время, чувствующееся часами, молчали.

Но потом я ощутил, как ее маленькая ручка нежно поглаживает мое голое бедро. Но я не мог, блять, двинуться, или открыть глаза, так что просто продолжал размеренно дышать.

Ее рука скользнула вниз и потом, по внутренней стороне бедра, поднялась к поясу моих штанов. Она подцепила его и потянула вверх, а я боролся с весом своего усталого тела, чтобы приподнять бедра и помочь ей одеть меня.

Когда джинсы, наконец, оказались на моей талии, я хлопнулся назад, позволяя глазам открыться и уставиться на нее. Мне было немного страшно, блять, что я кончил ей в рот. Это было отвратительно и унизительно. И ее выбором, поскольку она отказалась отпустить мой член. Я не мог точно понять, была это горечь или что-то еще, но мне было не по себе от этого.

Я пристально смотрел на нее, стараясь дать понять это взглядом, но она не глядела на меня.

Она с самодовольной гребаной улыбкой смотрела на будильник на тумбочке. Я уже видел раньше эту улыбку. И я узнал ее. Такая же была чуть раньше на моем лице.

Я почувствовал необходимость защитить себя, полностью осознав, что она сделала. Она, блять, засекла время. Не уверен, насколько быстро я кончил, но полностью убежден, что это не показывает мою выдержанность в положительном свете. Я хотел сказать ей, что это честная игра, и не кастрировать себя, поклявшись, что у меня не бывает преждевременной эякуляции.

Но я захлопнул свою челюсть, когда ее самодовольный взгляд, наконец, встретился с моим. Она, блять, светилась от гордости, я не мог испортить это дерьмо. Так что я лениво ухмыльнулся, возможно, немного светясь сам, потому что, хотя для сравнения у меня была только Стенли, у меня было полное убеждение, что это лучший минет.

Она наклонилась надо мной, все еще сияя, нежно поцеловала в щеку, сползла с кровати, подхватила сумку и ушла в ванную готовиться ко сну. Я был благодарен, потому что мне на самом деле требовалось поспать после этого дерьма.

Я глубоко вздохнул, сонно проводя рукой по волосам, пока она готовилась в ванной. Я отказывался ругать себя за то, что заставляло мою девочку вот так улыбаться. И весь остаток ночи, после того, как я затащил свою усталую задницу в постель, прежде чем выключить свет и лечь, я поймал последний отблеск этого. Я подтянул ее вверх, тесно прижал к груди, зарылся носом в волосы, глубоко вдохнув. Она начала мурлыкать мою песню и гладить мои волосы. Она напевала тоном выше, чем обычно, заставляя меня улыбаться в ее кудри, пока мои глаза не закрылись.

Прежде чем темнота забрала меня в глубокий удовлетворенный сон, на фоне мурлыкания Беллы ко мне вернулись ее слова. Этот тихий благоговейный шепот, сорвавшийся с ее красных губ, эхом отразился в моих ушах и укрепил мое существование, как хрупкая подпорка моего усталого тела.

- Je manque toujours de temps…


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: