Глава 11 Мнемосфера Вирта

С друзьями Мила рассталась возле главного входа Менгира. Они спешили в Думгрот на уроки, а Миле предстояло еще несколько часов провести в обществе Вирта. Не дав ей даже возможности возразить, ее Защитник заявил, что у них есть неотложные темы для обсуждения, после чего предложил наведаться к нему в контору.

Контора «Титул и Нобиль» находилась недалеко от Центральной площади на почти безлюдной улице Акаций. Чистая, вымощенная гладким булыжником мостовая, аккуратные, выкрашенные под цвет красного кирпича двухэтажные здания по обе стороны дороги и деревья белой акации — все это буквально обволакивало обещанием тишины и комфорта. Акация, конечно же, в это время года не цвела, но Мила с легкостью представила, как красиво и волшебно здесь бывает весной, когда улица утопает в запахе белых цветов.

— Эту контору основали еще двести лет назад мой отец и его друг Гораций Титул, — говорил Вирт, когда они с Милой поднимались по лестнице, застланной ковровой дорожкой бордового цвета. — Гораций не эльф, но это не помешало им с моим отцом в студенческие годы сдружиться. Восемь лет бок о бок в Золотом глазе, потом служба в Менгире, и наконец — вот эта контора. Они до сих пор лучшие друзья, но за полтора века им несколько поднадоело заниматься одним делом, так что это дело вместе с конторой вручили мне — по наследству. А я решил быть почтительным сыном и не стал менять название. И им приятно, и мне не пришлось ломать голову над переименованием.

Они поднялись на небольшую площадку. Пол здесь был укрыт мягким темно-красным ковром, возле стены стояла удобная с покатой спинкой скамья для посетителей. Пока Вирт открывал ключом дверь под цвет ковра, Мила разглядывала изящные резные столбики перил.

Наконец Вирт распахнул перед Милой дверь и пропустил ее вперед. Мила послушно зашла в помещение. Пока она осматривалась, Вирт снял свой ярко-желтый плащ и повесил на вешалку у двери. Сложенный зонт, того же немыслимо яркого цвета, что и плащ, отправился в подставку для зонтов, вырезанную из темного дерева и по форме напоминающую искореженную фигуру кикиморы.

— Проходи, располагайся, — гостеприимно сказал Вирт, направляясь к большому дубовому столу, который сразу напомнил Миле учительский стол Альбины. — Куртку можешь повесить на вешалку.

Последовав его совету, Мила сняла верхнюю одежду и только после этого прошла на середину комнаты.

— Присаживайся, — улыбнулся Вирт. — У тебя на выбор два кресла, но, предупреждаю, они абсолютно одинаковые.

Кресла, обтянутые кожей цвета молочного шоколада, были широкие и удобные на вид. Пожав плечами, Мила села в ближайшее из них. Сняв пиджак и повесив его на спинку стула, Вирт тоже сел. Он зачем-то полез в стол, а Мила тем временем продолжала озираться вокруг, изучая мебель в кабинете. Красноватый цвет древесины показался Миле похожим на ее волшебную палочку.

— Эта мебель из секвойи? — спросила она, поворачивая голову к Вирту.

— Да, — ответил он и одновременно положил что-то на край стола со стороны Милы, после чего поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Мой перстень! — не сдержав радости, воскликнула Мила.

Прямо перед ней лежало золотое кольцо с красно-малиновым камнем. Ее кольцо. Мила никогда и ни с чем не спутала бы свой карбункул — он был единственным в своем роде. А еще она явственно ощущала свою связь с ним — невидимую глазу, нематериальную.

— Я могу его взять? — спросила она, неуверенно переводя взгляд с перстня на улыбающееся лицо Вирта.

Он усмехнулся.

— Конечно, можешь. Он же твой.

Мила протянула руку и взяла перстень со стола, но, вместо того чтобы надеть, растерянно повертела в пальцах.

— А как мне…

— Пароль? — догадался Вирт. — Он не нужен. Твой перстень побывал в руках у наших заклинателей… Я говорю об эльфах… Они сделали то, чего не умеют ваши маги, — теперь этот камень будет служить первому, кто его наденет, и никогда никому другому. В этом есть свои минусы и свои плюсы.

— Как это? — озадаченно спросила Мила.

— Ну, к примеру, так как никто, кроме тебя, им пользоваться не сможет, то этот перстень уже нельзя будет проверить Попятным Кругом. Если тебя еще когда-нибудь обвинят в убийстве, ты не сможешь с помощью проверки перстня доказать, что не делала этого — придется искать другой способ.

Вирт прищурил глаза и лукаво улыбнулся:

— Но зато, если ты и правда захочешь кого-нибудь убить, то твой перстень тебя не выдаст.

Мила нахмурилась, но не сдержала ответную улыбку.

— Не смешно.

Вирт с тихим смехом покачал головой, словно соглашаясь, потом снова кивнул на перстень в ее руках и добавил:

— Как бы то ни было, это значит, что этот перстень теперь твой навсегда. Так что, если ты готова смириться с минусами ради плюсов, то надевай его и пользуйся. — Вирт пожал плечами. — В любом случае, это была единственная возможность вернуть тебе твой карбункул, потому что наложить пароль на один и тот же камень дважды невозможно. Даже эльфы не могут этого сделать.

Мила несколько секунд смотрела на него, потом глубоко вздохнула и решительно надела перстень на указательный палец правой руки. Ободок кольца тотчас мягко обхватил основание пальца, уменьшившись до идеально подходящего размера.

— Если хочешь — проверь, — сказал с улыбкой Вирт.

Мила приподняла руку, на секунду задумалась, потом произнесла:

— Флорис!

На столе перед Виртом тотчас возник маленький букет ярко-желтых ноготков в прозрачной вазочке. Мила с довольным видом заулыбалась, а Вирт посмотрел на цветы, и уголки его рта едва заметно приподнялись. Он выглядел слегка смущенным.

— Кажется, это твой любимый цвет, — жизнерадостно сказала Мила своему Защитнику; она чувствовала себя непривычно оживленной, радуясь возвращению карбункула так, как радовалась бы возвращению друга. — Спасибо.

Вирт озадаченно хмыкнул.

— Ты удивишься, но цветы мои клиенты дарят мне не часто, — слегка растерянно сказал он, потом оторвал взгляд от вазочки и посмотрел на Милу. — Не за что. Я чувствовал себя обязанным вернуть тебе перстень, потому что речь шла не о рядовом камне. Было бы очень плохо, если бы Карбункул Белого Единорога потерял своего хозяина. Перстень был выбран для тебя, значит, он и должен быть у тебя. Я сделал это, потому что так должно быть. Так что можешь не благодарить.

Мила покачала головой.

— Не понимаю, о чем ты, но все равно спасибо. — Она не стала спрашивать, откуда Вирт знает, что в ее перстне Карбункул Белого Единорога. Ясно откуда, ведь кольцо держал в руках кто-то из эльфийских заклинателей — уж они-то в камнях разбираются.

Вирт улыбнулся.

— Ладно, этот вопрос закрыли, — сказал он и, тотчас посерьезнев, откинулся на спинку стула. — Переходим к делам насущным. Первое судебное заседание позади.

— И как все прошло, по-твоему? — спросила Мила.

— Пока неплохо, — ответил он. — Нельзя убить двух зайцев одним выстрелом. Сегодня у нас была задача заставить Добролюба усомниться в том, что ты совершила нападение на своего учителя.

— И как? Удалось? — Серьезность Вирта передалась Миле — восторг от возвращения карбункула стремительно утихал.

Вирт покивал.

— Мой опыт подсказывает, что цель была достигнута. Противоречия слишком очевидны, чтобы Добролюб отказался их замечать.

Мила вспомнила лицо Добролюба. На протяжении всего заседания он выглядел задумчивым и заинтересованным, но сказать, какие выводы он сделал из всего услышанного и увиденного, Мила не смогла бы.

— Ты уверен? — спросила она.

Вирт посмотрел на Милу.

— Добролюб молод, но не глуп, — ответил он. — К тому же у него репутация человека вдумчивого, не поверхностного. Он примет к сведению каждую, даже самую мелкую, подробность дела. Примет — и не оставит без внимания.

— Вирт, насчет перстней Некропулоса… — Мила нахмурилась.

— Да?

— Не может быть такого, чтобы он их не использовал в тот день. То есть… он пришел туда, что бы они там ни говорили, не с дружескими намерениями. И если не он, то кто тогда напал на Гурия? Ведь есть след некромантии…

— Я уже подумал об этом, — отозвался Вирт. — Я подам прошение о проверке перстней Некропулоса непосредственно на заседании суда. Они не смогут отказать Защите в этой просьбе.

— А если это ничего не даст? — задумчиво качая головой, спросила она. — Что если проверка в суде покажет, что перстни Некропулоса и правда не использовались?

— Значит, нужно подумать, какие еще могут быть варианты, — развел руками Вирт.

Мила сделала глубокий вздох. До сих пор ей казалось, что все просто: Некропулос пытался убить Гурия, а Гурий ответил защитным заклинанием, в итоге они оба пострадали от чар друг друга. Гурию удалось убить Некропулоса, защищаясь, но Некропулос успел поразить Гурия каким-то непонятным заклинанием, отчего тот впал в беспробудный сон. Но после сегодняшнего дня в суде, слушая все, что говорили свидетели, Мила поняла, что на самом деле все сложнее, чем ей казалось поначалу.

Внезапно в голову ей пришла одна мысль.

— Вирт, я тут вспомнила… — сказала она. — До того, как я отсекла Некропулосу руку, он пользовался не четырьмя морионами, а восьмью. Интересно, где сейчас еще четыре перстня?

Вирт живо вскинул брови.

— А вот это важно. Попытаемся выяснить. Возможно, эти четыре перстня могут стать зацепкой. Молодец, что подумала об этом. Если еще какие-нибудь мысли придут в голову — говори мне. Любая мелочь может решить дело.

Мила несколько секунд колебалась, но все-таки кивнула. Она не могла решить, стоит ли говорить Вирту о ее подозрениях насчет того, что Мстислав находится под влиянием Многолика. Что-то сдерживало ее, и Мила промолчала.

Вирт тем временем внимательно вглядывался в ее лицо.

— Ты чересчур спокойна, — вдруг сказал он. — То есть я вижу, что ты волнуешься из-за суда, но не слишком. Как будто есть вещи, которые беспокоят тебя сильнее.

Несколько секунд Мила растерянно молчала — его наблюдение, высказанное вслух, прозвучало для нее немного неожиданно.

Он не ошибся. После смерти Гарика мало что могло по-настоящему заставить ее нервничать — способность чувствовать притупилась, повседневные переживания потеряли смысл, да и вообще… очень немногое теперь казалось ей достойным переживаний. Разве что… Она вдруг вспомнила о своих видениях. Да, это беспокоило ее. Существа, которых показывало ей Северное Око, пугали Милу. Пугали по-настоящему. Этот страх был сильнее ее — глубинный страх, которому было совершенно наплевать даже на ее атрофированное болью утраты чувство самосохранения.

— Так что тебя беспокоит по-настоящему, Аримаспу? — почти нараспев, с улыбкой в голосе, тихо и ненавязчиво спросил Вирт.

Мила посмотрела на него, встретилась взглядом с веселыми угольками его глаз и вдруг, неожиданно для самой себя, ответила:

— Именно это. — Потом повторила, но так, словно говорила с самой собой: — Именно это меня и беспокоит.

Вирт некоторое время просто смотрел на нее и молчал.

— Аримаспу… — наконец произнес он. — Видения? Тебя беспокоят твои видения?

Он так легко все понял, что Мила сдалась — она кивнула и выпустила из груди тяжелый вздох. Она не привыкла делиться своими проблемами с чужими людьми, часто она даже друзьям не говорила обо всем, что происходит в ее жизни… Но когда Вирт вот так легко все понял, с одного слова… Это было… Как будто внутри нее кто-то опустил рычаг — и беспокойство вылилось наружу вместе со словами. Удивляя саму себя, Мила рассказала Вирту о своих последних видениях, о жутких существах из этих видений и о том, что они пугали ее до смерти.

Когда Мила замолчала, Вирт, не говоря ни слова, встал из-за стола и подошел к одному из шкафов. Сотворил указательным пальцем в воздухе перед замком какой-то знак — последовал крохотный сноп зеленых искр, щелчок, и дверца шкафа открылась. Мила подумала, что Вирт достанет что-то оттуда, но он сделал странный жест рукой, словно выманивал кого-то из шкафа наружу.

Мила слегка округлила глаза, когда из темного углубления выплыл по воздуху прозрачный шар. Не касаясь шара руками, Вирт «принес» его к столу. Шар неподвижно замер в пяди над столешницей.

— Мнемосфера? — уточнила Мила, хотя и так знала, что здесь не может быть ошибки; впрочем, Вирт и не ответил, видимо, сочтя вопрос риторическим.

Шар напоминал идеально круглый мыльный пузырь — настолько тонкими казались его стенки. Вирт достал из стола тоненькую дощечку, положил возле шара и коснулся ее кончиками длинных пальцев. По поверхности дощечки поползли, словно наносимые черными чернилами, буквы. Когда они сложились в слово, Мила прочла:

«Ордалии».

Мнемосфера в тот же миг наполнилась клубящимся туманом, в котором словно заискрились яркими вспышками звезды.

— Вирт? — Мила подняла на него вопросительный взгляд.

В ответ он только покачал головой и коротко сказал:

— Смотри.

Взгляд Милы вернулся к шару как раз в тот момент, когда клубы тумана в нем стали рассеиваться. Вот он совсем растаял, и Мила увидела странную каменную комнату без окон. Она не сразу поняла, в чем заключается странность, пока не заметила, что стены занавешены тонкой белой материей. Она колыхалась под порывами непонятно откуда возникающего сквозняка. Иногда высоко взлетала в воздух, обнажая гладкие серые камни, из которых были выложены стены.

Посреди комнаты стоял человек. Это был высокий, богато одетый молодой мужчина. Даже смертельная бледность и лихорадочно блестевшие глаза, глядящие вокруг с ужасом, не могли скрыть красоты и холодного благородства его лица.

Вдруг рядом с ним промелькнул какой-то силуэт — настолько быстро, что мнемосфера показала лишь смазанные очертания. Человек в каменной комнате тоже заметил это движение и, сдавленно охнув, дернулся в сторону. Тотчас за его спиной пронесся еще один неясный силуэт. В этот раз молодой мужчина рванулся вперед и, покачнувшись, с криком упал на четвереньки. И тогда появились они…

Словно просочившиеся сквозь каменные стены и белые занавеси существа были одновременно призрачными и материальными. Их тела были призрачны, а их руки с неправдоподобно тонкими и длинными пальцами — материальны. Материальными были черные провалы вместо глаз и широко раскрытые рты, сшитые белыми нитями, но овалы их лиц были призрачными. Однако самым реальным в этих существах были их голоса.

Мила видела, как человек в мнемосфере, все еще стоя на четвереньках, поднял голову и издал странный звук: то ли плач, то ли сдавленный вопль. Его лицо исказилось паническим отчаянием. И как раз в этот момент комната наполнилась стонами ужасных существ, словно они ответили на крик окруженного ими человека.

Испытание адской мукой, обещание адской муки — Мила уже слышала эти жуткие звуки, когда Северное Око показало ей ее последнее видение. С ног до головы она покрылась гусиной кожей, тело словно обдало холодом. А человек в сфере памяти вдруг пронзительно завопил, с силой зажмурив веки и обхватив руками голову.

Мила видела — жуткие существа даже не приближались к нему, но человек все кричал и кричал, уже корчась на полу, словно он испытывал непереносимую боль. А они стонали, обступив его плотным кольцом, и нити, которыми были сшиты края их безгубых ртов, натягивались до предела…

Мила почувствовала облегчение, когда каменная комната вместе со всеми, кто находился в ней, исчезла и мнемосфера вновь наполнилась клубящимся туманом. Это было так, словно Мила только что сама находилась в той комнате и ей каким-то чудом удалось выбраться оттуда.

— Что это такое? — хриплым шепотом спросила она Вирта, не отрывая потрясенного взгляда от его рук, прячущих мнемосферу обратно в шкаф.

— В твоих видениях были эти существа? — вопросом на вопрос отозвался Вирт.

Мила кивнула, не в силах сказать простое «да».

— Кто они? — спустя мгновение все же спросила она.

Вирт вернулся к столу, опустился на стул и откинулся на высокую спинку.

— Ордалии, — тихо сказал он. — Этих существ называют ордалии.

Мила сглотнула тугой комок, застрявший в горле, и сделала глубокий вздох.

— Что они такое?

Вирт посмотрел ей в глаза.

— Люди считают, что ордалии — это нечисть. Но эльфы видят лучше людей.

— Они не нечисть? — тщетно пытаясь избавиться от застывшей в сознании, словно наваждение, картинки, спросила Мила.

— Нет, — твердо качнул головой Вирт. — Этих существ создали люди. Ордалии — наполовину души, наполовину монстры. Они появились во времена охоты на ведьм. Тех, кого подозревали в колдовстве, истязали чудовищными пытками и сжигали на кострах… Как ты думаешь, что происходит с душой человека после смерти?

Мила покачала головой, словно говоря: «Откуда мне знать?».

— Есть два пути: светлый и темный. Светлые души уходят светлым путем, темные — темным. Среди тех, кто прошел тогда, во время охоты на ведьм, через страшные пытки, были люди, не совершившие в своей жизни никакого зла. Но после смерти они не пошли светлым путем.

— Почему?

Вирт задумчиво потер переносицу.

— Существует мнение, что страдания очищают душу… Но это неправда. Страдания погружают душу во мрак. Невинные души во мраке… Они просто не видели никакого пути после смерти, поэтому они не ушли — они остались. А так как среди сожженных на кострах были настоящие колдуны, то магия, освободившаяся после их смерти, витала в воздухе. А еще в воздухе было много зла. Пропитавшись им, эта магия и создала чудовищ — ордалий.

В голове Милы, словно поднятые на поверхность сознания безжалостной памятью, прозвучали стоны ордалий — стоны, в которых ощущалась непереносимая мука и обещание того же. Никогда Мила не слышала ничего более жуткого.

— Их создали люди, — продолжал Вирт. — Своей жестокостью.

— Почему эти существа так меня пугают? — спросила Мила. — В своих видениях я иногда видела страшные вещи, но страха при этом не испытывала. А когда я увидела их… ордалий… Мне стало жутко.

Вирт помолчал.

— Было время, когда ордалии не просто наводили ужас на людей — они погружали мир в пучину безумия. Там, где они обитали, целые деревни сходили с ума.

— Как они это делали?! — испытывая шок, спросила Мила.

— Они могут проникать в сознание и насылать видения. Но если твои видения — это реальные события, которые должны произойти в будущем, то видения ордалий — это их собственное прошлое.

— То есть…

— Пытки. Человеку, одержимому видением ордалий, будет мерещиться, что его тело рвут на части, что ему под ногти вонзают иглы, что он горит на костре. И он будет чувствовать все так, как если бы это происходило в действительности. Ордалии были созданы страданиями — страданиями, которых было слишком много для одной души. После того как они стали тем, чем стали, ордалии одержимы только одним желанием — вернуть свои муки. Но душа, обитающая во мраке, не различает добра и зла — она наказывает всех подряд.

— Ты сказал «было время». А сейчас?

— Никто до сих пор не знает, как уничтожить ордалий, но маги нашли способ держать их под контролем и…

— Что?

— Пользоваться их услугами. — В голосе Вирта промелькнула горькая насмешка. — Преступников, чья вина доказана судом магов, отдают на суд ордалий. Не всех, только тех, кто совершил особо тяжкие преступления.

— Вроде убийства? — шепотом догадалась Мила.

Вирт кивнул.

Мила уставилась вперед пустым взглядом, вспоминая жутких существ, которых показывало ей Северное Око, вспоминая человека в мнемосфере, который корчился, словно от боли, и кричал, дико и страшно.

— О Боже, — еще тише прошептала она.

— Мила, я выиграю дело, — твердо сказал Вирт. — Я знаю, что выиграю. Тебя не осудят.

Мила смотрела на него, не в силах скрыть свой ужас, не в силах бороться с этим ужасом, потому что он был сильнее ее, сильнее всего, с чем она когда-либо сталкивалась в своей жизни!

— Ты не понимаешь, Вирт, — с трудом заставляя себя шевелить губами, шепотом произнесла она. — Я же их видела! Ты знаешь, что это значит? Все — абсолютно все! — что показывают мне видения, непременно сбывается!

Совсем не мигая, Мила продолжала смотреть на Вирта, а он смотрел на нее и ничего больше не говорил. В темных угольках глаз не было и тени уже привычной веселости.