2015-09-06
189
– Гаврилов вызывает Фомина! Гаврилов вызывает Фомина! – устало шептал в микрофон Гаврилов.
– Все, товарищ майор, – сказал ему младший лейтенант, которого Гаврилов когда-то застал целующимся с медсестрой из госпиталя.
– Что значит все?
– Батареи сдохли.
– Что, совсем?
– Совсем.
– Достань.
Младший лейтенант снял панель и вынул две массивные батареи.
– В детстве лучше фонарика подарка не было. Когда, как ты говоришь, батарейка сдыхала – на теплую печь их… Погреются и ничего… Погреются и… еще вечерок светить можно.
Гаврилов протянул одну из батарей младшему лейтенанту:
– Засунь к телу под гимнастерку…
Младший лейтенант послушно засунул батарейку под гимнастерку и прижал ее к сердцу.
– Лучше к животу, – заправляя свою батарейку, сказал Гаврилов. – Чем ниже, тем теплее…
Младший лейтенант переместил под гимнастеркой батарейку.
– Давай поспим. – предложил младшему лейтенанту Гаврилов.
Когда на крепость опустилась темнота, вся группа Фомина и Зубачева пошла на прорыв. Вернее поползла на прорыв.
– Ползем до тех пор, пока не обнаружат… – шепотом сказал Фомин Зубачеву.
Ползли, ползли, ползли…
Когда их заметили и открыли огонь, Фомин и Зубачев встали в полный рост:
– Впере-е-ед!!!
И была жестокая рукопашная.
Гаврилов лежал с открытыми глазами.
Младший лейтенант проснулся.
– Я вспотел, – ощупал он батарею на животе. – Это ничего?
– Ничего.
– Знаете, кого я во сне сейчас видел?
– Знаю. Медсестричку. В белом халатике.
– Как вы угадали?
– Ее как зовут?
– Эра.
– Еврейка что ли?
– Нет. Вообще-то ее зовут Дитнэра… Родилась 30 декабря 22-го года. Когда образовали Советский Союз. Родители и решили ее назвать – дитя новой эры. Сокращено Дитнэра.
– Понятно. Она ласковая девчонка. Найди ее после войны. Тебе с ней будет хорошо.
– Найду.
Петька очнулся среди ночи от треска мотоцикла.
Вспарывая темноту фарой по дороге, ехал немецкий мотоциклист. Один.
Он остановился возле того места, где лежал Петька и пошел в кювет справлять нужду.
Снял ремень, брюки, присел.
Петькина рука сжала камень.
Он оглушил солдата этим камнем и потом продолжал бить его по голове до тех, пока она не превратилась в кровавое месиво.
Кровь после каждого удара брызгала подростку в лицо и на разорванную нательную рубашку Гаврилова, которая служила белым флагом при сдаче в плен женщин, детей и раненых.
Часть группы Фомина была прижата к Мухавцу и расстреляна в упор.
Бойцов, которые пытались спастись вплавь, расстреливали из автоматов в воде.
Последнему всадили пулю в спину, когда он уже достиг противоположного берега и выбирался на сушу.
Красноармеец упал спиной в воду.
Тихий Мухавец принял бойца в свои объятья.
Из крепости, от Холмских ворот послышалась яростная стрельба и глухое «ура».
– Слышите? Слышите, товарищ майор? Стреляют.
– Как ты нес ее? – рассматривая отверстие от пули в корпусе рации, кричал на лейтенанта Басте Фомин.
– На плечах! Эта пуля и в меня могла попасть.
Фомин вздохнул:
– Ты знаешь, лучше бы в тебя. Извини.
– Что мне по этому поводу застрелиться – закричал комвзвода.
– Я же сказал – извини! – закричал Фомин.
Помолчали.
– Ну посмотри, – виновато попросил Фомин. – Может что-нибудь можно сделать?
Басте снял панель, достал разбитую пулей радиолампу.
– Ничего не сделаешь. В сердце!
– Товарищ полковой комиссар! – закричал один из бойцов. – Немцы!!!
