Место стихотворных повестей “Граф Нулин” и “Домик в Коломне” в творчестве А.С.Пушкина

«Граф Нулин» (1825)

Серьёзный смысл шутливой повести.

Некий помещик Лидин уезжает на охоту, оставив дома скучающую за чтением молодую жену Наташу. Случайно проезжавщая мимо коляска опрокидывается и путник — граф Нулин — остаётся ночевать в доме Натальи Павловны. Вечером за ужином графу кажется, что хозяйка заигрывает с ним. Ночью граф Нулин вспоминает страстные взгляды Натальи Павловны, её рукопожатием за чаем и решается идти к ней в спальню. Однако получает звонкую пощечину. Утром, стыдясь и злясь, граф из вежливости вынужден выйти к чаю. В это время возвращается с охоты муж, сообщает гостю, что его коляска уже налажена. Граф Нулин уезжает. Наташа рассказывает мужу ночную историю, муж гневается. Однако над этой историей вместе с Наташей посмеялся ещё один человек:

«Но кто же более всего

С Натальей Павловной смеялся?

Не угадать вам. — Почему ж?

Муж? — Как не так. Совсем не муж.

Он очень этим оскорблялся <…>

Смеялся Лидин, их сосед,

Помещик двадцати трёх лет. <…>» (IV, 179)

Короткая стихотворная повесть, весьма похожая на анекдот, ироническая, на первый взгляд, представляется непонятной, случайной для Пушкина, недавно завершившего «Бориса Годунова». Однако при внимательном рассмотрении «Графа Нулина» повесть обнаруживает свой серьёзный смысл и оказывается вполне закономерным этапом творческой эволюции Пушкина.

Повесть была написана в ночь с 13 на 14 декабря 1825 года и первоначально называлась «Новый Тарквиний». Первые 30 стихов повести были напечатаны в «Московском вестнике» в 1827 г., а полностью она была опубликована в «Северных цветах» на 1828 год. В декабре 1828 г. «Граф Нулин» и «Бал» Баратынского вышли вместе отдельной книжкой под названием «Две повести в стихах».

О поводе, натолкнувшем Пушкина на этот сюжет, он сам написал в «Заметке о «Графе Нулине» (6): «…Перечитывая “Лукрецию”, довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощёчину Тарквинию? <…> Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история были бы не те <…> Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть. Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения» (VII, 156).

По легенде, изгнание царей из Рима и основание республики вызвано тем, что сын последнего царя Тарквиния Гордого Секст Тарквиний совершил насилие над супругой Коллатина (его Пушкин по ошибке назвал Публиколой) Лукрецией. Обесчещенная Лукреция рассказала обо всем мужу и убила себя. Коллатин и друг его Люций-Юний Брут подняли восстание. У Шекспира на этот сюжет была написана поэма «Лукреция».

Таким образом, шутливая повесть Пушкина прямо связана с его серьёзными историческими размышлениями о роли случая в истории, о роли «пустяков» (исторических «нулей») в большой истории. На исторический смысл указывают и заключительная фраза Пушкина в его заметке: «Бывают странные сближенья». Вероятно имеется в виду случайное совпадение дня завершения повести «Граф Нулин» и свершения декабрьского восстания в Петербурге.

Своеобразие поэтической формы «Графа Нулина»

Работая над «Борисом Годуновым» Пушкин не мог не думать о принципах обработки исторического материала, так как не мог не видеть развницы между архивными документами и описанием тех же событий в «Истории…» Карамзина. Как следует писать историческое сочинение: быть археологически-документально достоверным или субъективно излагать историю, собирая события в единый сюжет? Ответ, казалось бы, был найден Пушкиным в образе летописца Пимена — он, «душой в минувшем погруженный», сопереживает участникам исторических событий, не скрывает собственных суждений, и в то же время ради передачи правды своим потомкам всегда достоверен, вынужден говорить правду «не мудрствуя лукаво».

Однако неожиданно работа Пушкина над историческим материалом привела его к «Графу Нулину» — пародии на такой тип историзма. Повествователь в «Графе Нулину» — пародийный образ историка: он и субъективен (не скрывает своего сентиментально-поэтического отношения к героям, своих догадок, своей логики), и в то же время старается быть документально достоверным (описывает все детали, даже ненужные):

Меж тем печально, под окном,

Индейки с криком выступали

Вослед за мокрым петухом;

Три утки полоскали в луже;

Шла баба через грязный двор

Бельё повесить на забор;

Погода становилась хуже:

Казалось, снег идти хотел…

Вдруг колокольчик зазвенел. (IV, 171-172)

Повествователь строго последовательно и внимательно выстраивает свой сюжет, но в итоге приходит к нулевому результату: истинной причины произошедшего не понял не только муж Наташи, не только раздосадованный граф Нулин, но и повествователь, который вынужден сделать совершенно ложный вывод:

Теперь мы можем справедливо

Сказать, что в наши времена

Супругу верная жена,

Друзья, совсем не диво.

В самом деле: сильной пощёчиной Наташа недвусмысленно отвергла притязания Нулина и, более того, всё честно рассказала мужу. Однако незаметно истина ускользнула от историка:

Но кто же более всего

С Наташей Павловной смеялся?

Не угадать вам. <…>

Смеялся Лидин, их сосед,

Помещик двадцати трёх лет.

Таким образом, Пушкин вышел в своих размышлениях к интереснейшему выводу: в «Борисе Годунове» — историческая сила не есть простая сумма действий отдельных лиц (добрые намерения каждого персонажа в «Борисе Годунове» в сумме оказались безликим злом), в «Графе Нулине» — историческое событие иррационально нелогично, случайно, непонятно. Наташа должна была соблазниться, недаром было её теплое рукопожатие и взгляды, недаром двери были незаперты и «лампа чуть горела», но она дала слишком громкую пощечину, отчего проснулась собака, от лая которой проснулась служанка Параша, отчего граф срочно бежал из спальни Наташи — всё шло по сюжету, но вмешался пустяк, совершенный «нуль», бессмысленная случайность. Безликое и иррациональное начало в жизни. В историческом процессе всерьез беспокоит Пушкина, переживающего драму с отцом и поражение декабристов, а также своё случайное отсутствие в Петербурге.

«Домик в Коломне» (1830)

Написана после «Евгения Онегина». Следующий этап развития стихотворного повествования, дальнейшее развитие жанра стихотворной повести, этап движения Пушкина к эпосу. В «Домике в Коломне» он испытывает октаву, традиционную для эпоса строфу (Т.Тассо): восьмистишие abababcc, чередование мужских и женских рифм (альтернанс), тройные созвучия, афористическое итоговое двустишие. Соревнование онегинской строфы и октавы.

«Домик в Коломне» — поэма-травести, переделка «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо с переодеванием героев, с травестийным снижением героя до кухарки. Сам сюжет повести обыгрывает собственную поэтическую форму (чередование мужских и женских рифм, необходимость выводов в конце строфы). Первые 8 строф повести полностью посвящены рассуждениям автора о преимуществах и особенностях октавы (цитировать IV, С.234-236), последние 2 строфы посвящены необходимости сделать вывод, но вывода никакого нет (IV, С.243-244).

Выводы:

Движение Пушкина к эпосу происходило от «Цыган» к «Борису Годунову» и далее через жанр стихотворной повести. Освоение новых форм у Пушкина принимает вид пародии над существующими формами.