Глава 17. Несчастные семьи

Как любой европейский город начала двадцатого века, Вена относиласьснисходительно к мужчинам среднего класса, желающим "поразвлечься". Строгиезаконы морали существовали, но в основном применительно к женщинам, да и вэтом случае их тоже можно было обойти. В эту игру играли в закрытых купе,маленьких гостиницах, холостяцких квартирах и комнатах в ресторанах, кудапары могли удалиться после ужина. Состоятельным мужчинам в летах было несложно найти нуждающихся вденьгах молодых продавщиц, швей или актрис. Они жили в стране АртураШницлера. В одном из своих рассказов он описывает бедную Катарину("перчаточный магазин Кляймана, Вильгельмштрассе, 24"), которая даетвременное утешение герою, врачу средних лет, но не может рассчитывать напостоянную связь, потому что "у него только одно желание - быть счастливым,и он был готов брать это счастье везде, где его предлагают". Половые отношения до брака между постоянными партнерами среднего классабыли в то время менее распространены. Порядочные девушки боялисьбеременности и скандала. Часто они выходили замуж за мужчин на годы, а то идесятки лет старше себя. Для одиноких женщин добродетель была так жеестественна, как воздержание считалось неестественным для одиноких мужчин.Иногда молодой человек мог найти женщину даже в своем собственном доме илидоме отца. В домах буржуа были служанки, которые заранее знали, чтосовращение встречается очень часто, и почти ожидали, что молодей хозяинбудет этим заниматься. Фрейд тоже передает рассказ одного пациента (Эрнста Ланцера, КрысиногоЧеловека, которому тогда, в 1907 году, было двадцать девять лет) о подобномслучае. История связана со служанкой, которая "не была ни молодой, никрасивой... Он не может объяснить зачем, но внезапно он поцеловал ее и началдомогаться близости. Хотя, несомненно, ее сопротивление было притворным, онпришел в себя и убежал в свою комнату". Фрейд, скорее всего, прав:сопротивление едва ли могло быть серьезным. Говорили, что здоровых ипривлекательных молодых женщин брали в дом в качестве прислуги специальнодля того, чтобы сыновья в безопасности узнавали, что такое секс. Практическито же практиковалось в Лондоне. Что до обычной проституции, с ней в европейских городах проблем небыло. Американский исследователь Абрахам Флекснер, побывав в Европе передпервой мировой войной для изучения проституции, с огорчением обнаружил, что"ни традиции, ни общественное мнение не требуют мужского воздержания", хотяВеликобританию он счел несколько менее развращенной. Как оказалось, великиестолицы Европы гордятся своей репутацией городов страсти, в то время какболее мелкие города, например Женева, "сгорают от зависти" и безнадежностараются догнать Берлин или Вену. Венцы радовались, что живут в городе удовольствий, который был в то жевремя центром культуры и сердцем империи. Для того времени вообще характернаскрытая за внешними приличиями чувственность. Лондонский Вест-Энд кишелборделями, на которые полиция закрывала глаза, но лицензий не выдавала,потому что это означало бы признание их существования. В Вене, как и вбольшей части городов континента, была система лицензирования, хотя онаохватывала лишь часть уличных женщин (Флекснер считал, что в Вене тридцатьтысяч проституток - не подкрепленное фактами предположение). Их дома иногдастроились на месте средневековых кладбищ или виселиц, где многие годы никтоне хотел жить. Над мужчинами витал страх заболеть сифилисом - это считалосьединственным недостатком половой распущенности. Несмотря на это, прелюбодеяние процветало. Серьезные скандалы былималовероятны, хотя связь с замужней женщиной могла стать причиной дуэли(Шницлера это очень беспокоило). В редких случаях, когда были замешаныинтересы государства или высокопоставленное лицо хотело отомстить, адюльтермог иметь очень неприятные последствия. Когда обнаружилось, что у графиниЛуизы фон Кобург роман с лейтенантом, венские психиатры, в том числеКрафт-Эбинг, объявили ее умалишенной и отправили в сумасшедший дом, потомучто так было нужно правительству. К опасным симптомам этой женщины отнеслиантипатию по отношению к суду. Журналист Карл Краус защищал ее в 1904 году в ходе своей сатирическойкампании против правительства в журнале "Факел", которым он владел иосновным автором которого являлся. В этом журнале длинные очерки, состоявшиеиз фактов вперемешку с фантазиями, создавали образ Вены как темной столицыразлагающейся империи Габсбургов, пребывающей во власти ложных идеалов илицемерия. "У полиции и армии появилась новая обязанность, - пишет он вочерке, посвященном фон Кобург, - направлять сексуальное желание в новоерусло". "Факел" то и дело высмеивал психиатрию, но психоанализа это сначала некасалось. Краус и Фрейд видели достоинства друг друга, поскольку обасчитали, что ищут истину за фальшью и обманом. Большая часть этого обмана(большая, по мнению Фрейда) касалась сексуального поведения. Впервые эти двачеловека встретились, когда Краус освещал еще один скандал 1904 года, делоХервея. Женитьба мелкого австрийского чиновника на экзотическойеврейке-иностранке стала достоянием общественности, после того как газетныесплетни довели его до самоубийства, а жена попала в тюрьму за двоемужие. Эдвард Тиммс, историк, занимающийся деятельностью Крауса и егоокружения, считает, что основной темой статей Крауса в "Факеле" об этомскандале является "столкновение двух несовместимых миров - провинциальностинесчастного Хервея и космополитизма его жены". Фрейд послал Краусу запискуна своей визитной карточке, поздравляя его с тем, что тот увидел болееважные вещи, стоящие за незначительным событием". Год спустя Краус писал в"Факеле" о смелом заявлении Фрейда о том, что гомосексуалисты не сумасшедшиеи не преступники. Эти люди имели много общего, хотя Крауса интересовалообщество в целом, а Фрейд смотрел на человека изнутри. Странная история Фрейда о Доре, датируемая 1900 годом, ноопубликованная лишь в 1905 году, была связана с некоторыми частнымисобытиями в богатой буржуазной семье, которые могли бы заинтересоватьКрауса, если бы стали частью публичного скандала. Поскольку этого непроизошло, внешний мир был к ним равнодушен. Мы знаем о них лишь потому, чтонекая девушка доставляла неприятности семье и ее отвели к Фрейду дняпсихоанализа. "Фрагмент анализа случая истерии" объемом в пятьдесят тысяч слов -единственное крупное психоаналитическое описание из пяти опубликованныхФрейдом, которое касалось женщины. Это очень отличается от ситуации с раннейработой "Этюды по истерии", написанной еще до создания теории психоанализа иимевшей дело только с женщинами. Возможно, Фрейд, у которого, какпредполагают, было в два раза больше пациенток, чем пациентов (по крайнеймере, до 1914 года), не хотел, чтобы его считали врачом, специализирующимсяна женщинах, то есть на менее важной области. Дора, настоящее имя которой было Ида, впервые попала на Берггассе вначале лета 1898 года, куда ее привел отец, Филипп Бауэр, преуспевающийпромышленник чуть моложе пятидесяти лет*. За несколько лет до того Бауэр ужеобращался к Фрейду - как к невропатологу, а не аналитику - и лечился отугрожающих симптомов, напоминающих рецидив сифилиса, которым он заразился добрака. Дора родилась 1 ноября 1882 года, и, таким образом, летом 1898 годаей было пятнадцать. Она страдала от постоянных головных болей и потериголоса. Когда Фрейд увидел ее, она кашляла и хрипела. Он решил, что девушкастрадает от истерии, и предложил психоанализ, но та отказалась, потому чтоее уже водили от врача к врачу и подвергали гидротерапии (ваннами и душем) иэлектротерапии. * Как обычно, в тексте Фрейда все имена скрыты. Фамилия и прошлоеБауэров были названы исследователями лишь в 1980-х годах. Через два года ее состояние ухудшилось. Она стала подавленной ивраждебной по отношению к отцу, отказывалась помогать своей чрезмернодомовитой матери Кэт и начала посещать "лекции для женщин", скорее всего,посвященные женской эмансипации. Когда родители обнаружили черновик запискио самоубийстве - оставленной на письменном столе, где они не могли ее незаметить, - они настояли, чтобы Ида отправилась к Фрейду дляпсихологического лечения. Та неохотно повиновалась, и в октябре 1900 года,незадолго до того, как ей исполнилось восемнадцать лет, анализ начался. Этоо ней Фрейд писан Флису, что случай "легко открылся" его отмычками. Фрейд быстро узнал многое о Бауэрах и скелетах в их семейном шкафу -кое-что от самого Бауэра еще до анализа, - что, как можно было быпредположить со стороны, помогло ему объяснить проблемы Доры. Бауэры и ихблизкие друзья, тоже еврейская пара, Ганс и Пеппина Зелленка (Фрейд изменяетих фамилию на "К."), были похожи на героев рассказа о несчастливых семьях,вышедшего из-под пера какого-нибудь меланхоличного русского писателя. В этомрассказе Дора, главная героиня с белым как мел лицом, находится напересечении главных и побочных сюжетных линий, причем все они связаны ссексом. Во время приступа сифилиса, из-за которого Бауэр и попал к Фрейду,за ним ухаживала госпожа Зелленка, а не его жена, и у них начался роман,немного ограниченный состоянием его здоровья. Дора, которая была для детей семьи Зелленка "почти матерью", знала обэтой связи. Она была в близких отношениях с госпожой Зелленка и являласьповеренной ее сердечных тайн, спала с ней в одной спальне (муж был "размещенгде-то в другом месте") и восхищалась, как она сказала Фрейду, "великолепнымбелым телом" женщины. Пеппина выглядит в этой истории не менее странной, чеммать Доры, хотя, возможно, дело просто в манере Фрейда описывать женщин. Почти все эти события произошли в Мерано (в книге Фрейд называет его"Б-"), австрийском южном курорте, где была Минна в 1900 году. Бауэрыотправились туда в связи с ухудшением здоровья Филиппа, и именно там онипознакомились с семьей Зелленка. Ганс тоже занимался бизнесом, хотя и вменьших масштабах. Роман Филиппа Бауэра и Пеппины Зелленка начался в 1894году. Два года спустя, по всей видимости, в конце весны 1896 года, Зелленкаустроил так, чтобы оказаться наедине с Дорой в своем магазине на главнойулице Мерано. В тот день был церковный праздник, и он пригласил ее якобы длятого, чтобы посмотреть на процессию. Там он схватил ее и поцеловал. Фрейд,восстанавливая события после рассказа Доры, решил, что "во время страстногообъятия мужчины она чувствовала не только поцелуй на своих губах, но идавление его эрегированного члена". Как бы там ни было, Дора почувствовалаотвращение и убежала. В истории Фрейда ей четырнадцать лет. На самом делеей, скорее всего, было тринадцать. Фрейд добавляет ей год, и это объясняетсятем, что день рождения Доры приходится на конец года. Два года спустя, летом 1898 года, когда Доре было пятнадцать, Зелленкаповторяет свою попытку. На этот раз они были у альпийского озера, гдесупруги Зелленка, Дора и ее отец проводили летний отдых. Зелленка "сделализвестное предложение" Доре, добавив, что не может "ничего получить от своейжены". Она дала ему пощечину, а потом рассказала обо всем матери. Тапередала все отцу, а он обвинил Зелленка. Ганс же не только отрицал всеобвинения, но сказал, что слышал от жены о нездоровом интересе Доры к сексуи о том, что девочка читает книгу "Физиология любви". Бауэр поверил ему - или сказал, что поверил. Он решил, что у его дочерибыла сексуальная фантазия о Зелленка. Когда в 1900 году с ней началисьпроблемы, Бауэр сказал Фрейду, что считает ее фантазии причиной "депрессии,раздражительности и мыслей о самоубийстве". (Кроме того, он тоже говорил:"Вы уже знаете, что я ничего не могу добиться от своей собственной жены".)Задачей Фрейда было сделать Дору более сносной. В истории есть и скрытые течения. Одно время у Бауэров работалагувернантка, которая пыталась настроить Дору против госпожи Зелленка и, какподозревали, была влюблена в Бауэра. Зелленка тоже держали гувернантку, иГанс ухитрился заполучить ее в постель незадолго до того неприличногопредложения Доре у озера. Дора уже знала обо всем от гувернантки, котораядобавила, что частью обольщения Зелленка была все та же универсальная жалобао том, что он "ничего не может добиться от жены". Неудивительно, что Дорадала ему пощечину. Такие сложные сексуальные перипетии не слишком удивляли Фрейда. Он несомневался в их правдивости и своей "реконструкцией" событий еще большеусложнял историю. Предположение Бауэра о том, что его дочь фантазирует оЗелленка, было отметено. Здесь были задействованы реальные поцелуи и,несомненно, настоящие пенисы, но Фрейд отнюдь не видел в Доре жертвунеестественных и унизительных условий - как и большинство его современников.Разве что Карл Краус, возможно, не принадлежал к этому большинству. Фрейда не волновала и проблема несчастливых семей. Это было слишкомраспространенным явлением. Дора считала, что ее "отдали господину К. вкачестве платы за то, что он закрывал глаза на отношения между своей женой иее отцом", но Фрейд не придавал значения этим горьким чувствам. Она была длянего всего лишь невротичкой, истеричной молодой девушкой, судьба которой ужедавно была предопределена, причем не поцелуями господина Зелленка. Целью метода Фрейда было исследовать, как произошло этопредопределение, с помощью искусства или ремесла психоанализа. Как-то онговорил, что "Случай истерии" - это "скрупулезно точный и художественныйрассказ". В "скрупулезной точности" можно усомниться, но "художественность"едва ли кто-то станет отрицать. В очерке нет ни одного реального события, непропущенного сквозь призму воображения автора и не измененного им. Этаработа - великолепная смесь фактов и догадок, выходящих за пределы реальнойжизни. Он исследует жизнь Доры и находит в ней все нужные ему подтверждения,но выводы, к которым он приходит, фантастичны. Фрейд уподобляется писателю,который не только убежден в том, что за его рассказом стоят реальные факты,но и утверждает, что все произведение - чистая правда. Дора - героиня особого рассказа, и Фрейд не скрывает своего удивленияее поведением с преследовавшим ее господином Зелленка. Когда он обнял ее впустом магазине - продавцы ушли, девушка была у двери на лестницу, - это"чувство сильного отвращения", по мнению Фрейда, было нездоровым. Унормальной девушки это объятие вызвало бы сексуальное возбуждение,сопровождающееся "ощущением в гениталиях". Фрейду нужно было доказать, чтодевушка страдает от истерии, и это стало готовым доказательством. Еслитринадцатилетняя девочка чувствует отвращение от поцелуя, не говоря уже обэрегированном члене господина Зелленка, который, видимо, должен был ещеболее увеличить ее удовольствие, это "несомненная и бесспорная истерия".Возможно, такое уверенное предположение было частично связано своспоминаниями о Гизеле Флюс. Ей тоже было тринадцать, когда Фрейд былвлюблен в нее во Фрейбурге. В очерке "четырнадцать" смотрелось лучше, чем "тринадцать". В Вене этотвозраст считался брачным, и Фрейд не хотел обвинить уважаемого господинаЗелленка в противоправных действиях. Тринадцать лет в 1900 году было истаршему ребенку Фрейда, Матильде. Анализ Доры начался или непосредственноперед ее днем рождения 16 октября, или после него. Интересно, Фрейд думал,что и Матильда должна испытывать приятные "ощущения в гениталиях", если бы кней стал приставать друг семьи? Но Матильда была его дочерью, а не героинейкниги. В этом очерке Фрейд впервые подробно и открыто описывает процесспсихоанализа. В "Этюдах по истерии" в 1895 году этот метод все еще находилсяна стадии разработки, и ему приходилось скрывать моменты, связанные ссексом, чтобы не испугать Брейера и коллег, поставлявших ему пациентов. К1900 году Фрейд стал старше и смелее. Анализ перешел к нервическому кашлю Доры. Девушка рассказала Фрейду,что госпожа Зелленка любит ее отца только потому, что он "человек сосредствами". Фрейд решил, что за этой фразой кроется обратное. Ее отец -"мужчина без средств". Это могло означать только одну вещь, очевидно,связанную с сексом, - он был импотентом. Дора согласилась с Фрейдом. Как мог импотент иметь связь с любовницей? Фрейд в результате анализапришел, как это часто бывало, к идее орального секса, о котором Дора былахорошо осведомлена. Фрейд заявил, что зуд в горле и кашель - этобессознательные продукты фантазии Доры об оральном сексе между ее отцом иего любовницей. Впрочем, позволяла ли импотенция совершать фелляцию и какэто происходило, осталось невыясненным. Фрейд объяснил Доре, в чем заключается ее проблема. Всему виной любовь,которую она испытывает к господину Зелленка (бессмысленно это отрицать);эдипова любовь по отношению к отцу, вызванная ею из прошлого, чтобы отец могзащитить ее от последствий любви к господину К.; гомосексуальная любовь кгоспоже Зелленка (ключом к этому стали слова о "великолепном белом теле"). Как все это сложно! Доре приснился горящий дом, отец у кровати,шкатулка с драгоценностями, которую ее мать хотела спасти от пожара. Фрейднашел во сне связь с ночным недержанием мочи и гениталиями Доры (шкатулка),а также детской мастурбацией, которая и вызвала недержание. За сномскрывалось желание, чтобы отец спас ее от искушения в ситуации с господиномЗелленка, как когда-то в детстве он спас ее от мочеиспускания в постель. Воснове ее истерии была детская мастурбация, связанная с ночным недержанием,влагалищными выделениями и отвращением к самой себе. Фрейд писал: Если Дора чувствовала, что не может отдаться любви к [Зелленка], если,в конце концов, она подавляла это чувство вместо того, чтобы подчинитьсяему, ее решение зависело в первую очередь от преждевременного сексуальногоудовольствия и его последствий. 31 декабря 1900 года Дора отказалась от анализа. Она попрощалась сФрейдом, пожелала ему счастливого Нового года и навсегда покинула егокабинет. Какие бы секреты он ни раскрыл, он выслушивал то, что она ему говорила.Но, с ее точки зрения, Фрейд тоже был частью подавляющего ее мира мужчин. Онполучал деньги от ее отца, чтобы сделать ее более послушной, и мог сказатьей - что он и сделал во время последнего сеанса, когда она уже объявила отом, что прекращает лечение, - что она совершенно серьезно хочет, чтобыЗелленка развелся со своей женой и женился на ней. Поколения аналитиков считали "Случай истерии" святой правдой. Толькосаму Дору Фрейду не удалось убедить. Даже тогда Фрейд признавал, что анализне дал, да и по сути своей не мог дать полных ответов на вопросы. Впрочем,теперь ее история - всего лишь музейный экспонат. В этой истории есть и неразгаданные тайны самого Фрейда, в частности,его отношение к героине (причем сам он был таким же участником истории, каки она). Позже перенос эмоций и желаний, или "трансфер", между пациентом ианалитиком стали считать взаимным процессом, но сначала придавалось значениетолько эмоциональной реакции пациента по отношению к аналитику. Фрейд всееще осваивал в то время метод анализа, в котором пациент наделяет аналитикакачествами (хорошими и плохими) людей, с которыми у него сложилисьвзаимоотношения до того. Дора, как считал Фрейд, видела в нем сначала отца,а потом Зелленка. Но (как он говорил) он заметил это изменение отношенияслишком поздно, чтобы убедить ее не прекращать анализ и не мстить тем самымобразу Зелленка в его лице. Обратная передача - эмоциональное отношение Фрейда к пациентке - врассказ не входит. Она просто раздражала его, в первую очередь потому, чтоушла именно в тот момент, когда он считал (а как же иначе?), что вот-вотвылечит ее. Невозможно выйти необожженным, выразительно пишет он, из борьбысо "злейшими полудикими демонами, населяющими человеческую душу". Но чувстваФрейда по отношению к Доре, вероятно, были не менее сложными, чем ее чувствак нему. Его вопросы касались мельчайших подробностей ее половой жизни, и,хотя этот допрос совершался ради лечения, трудно представить, что мужчинамог изо дня в день говорить об этом с молодой женщиной, по сообщениям,привлекательной и, без сомнения, интересующейся половыми проблемами, иоставаться совершенно равнодушным к неизбежному напряжению между ними. Фрейд не забывал заранее защищаться от возможной критики по поводусвоей откровенности. Он понимал, что многое врачи, "по крайней мере, в этомгороде", читают истории болезни, подобные этой, "каким отвратительным это никажется", как "roman a clef*, предназначенный для личного удовольствия".Возможно, он имел в виду и истории Крафта-Эбинга, но те были болеебесстрастны и сухи, в них не было той полноты и яркости, усиленныххудожественным даром Фрейда, благодаря которым Дора и окружающие ее люди такреалистичны и чувственны. * Роман о реальных лицах и событиях, изображаемых с некоторымихудожественными изменениями (фр.). В другом месте Фрейд оправдывает свой подход к подобным вопросам,утверждая, что он общался с Дорой "сухо и прямо", о приятном возбуждении небыло и речи. Он пишет, что "менее отталкивающие" сексуальные извращения"широко распространены среди всех людей, как известно всем, кромеспециалистов, пишущих статьи на эту тему". Это скорее усиливает подозрение, что Дора интересовала Фрейда какженщина больше, чем он себе в этом признавался. Психоанализ впоследствиистал принимать это явление как должное. В случае Доры постоянноприсутствующая сексуальность чувствовалась в рассказе и, возможно,способствовала тому, что девушка увидела во Фрейде еще одного мужчину,усложняющего ей жизнь. Не казалось ли ей, когда она уходила от него, что,несмотря на всю оригинальность и яркость, его захватывающая теория - всеголишь выдумка? Некоторое время Фрейд поддерживал с ней связь. Больше года спустя, в1902 году, она побывала у него, чтобы сообщить, что чувствует себя лучше. Заэто время она повидала госпожу Зелленка и насладилась небольшой местью,сказав ей, что знает о ее романе. В конце 1903 года она вышла замуж зачеловека на девять лет старше себя, родила ребенка, приняла протестантство иисчезла из поля зрения Фрейда. Ее брак оказался несчастливым, и она посвятила себя игре в бридж. В1920-х годах в возрасте сорока лет она обратилась к другому психоаналитику,Феликсу Дейчу, личному врачу Фрейда, и тот услышал от нее горестную историюо мужчинах, сексе и запорах. Кроме того, она вела себя, как решил он,кокетливо. Но Дейч, приближенное лицо Фрейда, знал все нелестные вещи оДоре, причем самым плохим было то, что она демонстративно ушла от Фрейда. В1957 году он цитировал замечание Фрейда о том, что она была "одной из самыхотвратительных истеричек", каких он когда-либо встречал. Эти слова были ееэпитафией до тех пор, пока уже совсем недавно ее не реабилитировалисторонники феминизма и пересмотра теорий Фрейда. Одна из внучек Фрейда, доктор Софи Фрейд (дочь Мартина, родившаяся в1924 году, гражданка США), писала в 1993 году языком, который очень удивилбы ее деда, о том, что история Доры - это история "талантливой, умнойеврейской женщины среднего класса, которая провела подростковый возраст вдисфункциональной семье в женоненавистнической и антисемитской Вене, подэмоциональным гнетом враждебного окружения, сформировавшего ее жизнь". Хотькакую-то награду она все же получила: другого такого рассказа, как о ней,Фрейд не написал. К моменту выхода очерка в свет в 1905 году Фрейд начал постепенноопределять, какой тип пациентов его интересует. Они должны бытьинтеллигентными и воспитанными: "Если врачу приходится иметь дело сникудышным характером, он вскоре теряет к нему интерес, который необходимдля глубокого проникновения в психическую жизнь пациента". Ненадежные инеобразованные люди, "никчемные", не подходили для его лечения. Фрейдподразумевал, что пациент должен быть польщен, если он соглашается егоанализировать. Эта процедура не для грубых и глупых людей, не для простогонарода, от которого Фрейд отгораживался еще десятки лет до того, когда писалМарте о "толстой шкуре и легкомысленных привычках" толпы на ярмарке. Своим коллегам из кружка он говорил (в 1906 году), что от неврозапрактически свободны две группы людей: пролетарии и принцы. После первоймировой войны это стало вызывать сомнения, когда стало ясно, что этикатегории просто не обращаются к врачам. Тем не менее психоанализ продолжалоставаться привилегией образованных, цивилизованных и богатых. Уже к 1904году предполагаемый курс лечения должен был составлять "от шести месяцев дотрех лет". Это требует большой решимости и не меньших средств. Операция намозге стоила дешевле. В отличие от демократичного Альфреда Адлера, которыйсидел по одну его руку на встречах кружка (а Штекель - по другую), Фрейд невладел лексикой, которую можно было использовать в разговорах с водителямитрамваев и дворниками, и счел бы непрактичными попытки ее освоить. Он отдалился от остальных и создал метод психотерапии себе под стать,хотя применение его собственных приемов к нему самому - дело неблагодарное.Среди требовательных клиентов-буржуа, тени которых по сей день проносятся потротуару возле его квартиры, попадались и более легкие случаи. Однажды кФрейду где-то в 1905 году пришел студент психологии из Швейцарии, Бруно Гец,с жалобами на головную боль и проблемы со зрением. Геца прислал егопрофессор, который сначала удостоверился, что Фрейд прочитал несколькостихотворений студента. Гец, который впоследствии стал писателем, обнаружил,что свободно беседует с Фрейдом, и тот произносит: Что ж, мой студент Гец, яне буду вас анализировать. Живите счастливо со своими комплексами". Фрейдвыписал ему рецепт для глаз, спросил, когда тот последний раз ел отбивные, иотправил его, дав конверт с "небольшой платой за то удовольствие, которое выдоставили мне своими стихами и рассказом о своей молодости". Вернувшись ксебе, Гец нашел в конверте двести крон и расплакался. Чтобы заработать этиденьги, Фрейду нужно было не раз принять пациента. Но напоминание омолодости того стоило. Гораздо чаще он подчеркивал, как серьезны случаи, которыми онзанимается. Психоанализ, писал он, создан "для лечения пациентов, навсегдаисключенных из нормального существования". Он даже утверждал (в 1905 году),что пока использовал психоанализ только "в самых тяжелых случаях" и все егоранние пациенты проводили "многие годы в санаториях". Это не может бытьправдой (разве Эмма Экштейн находилась в больнице годы?), но Фрейду былонеобходимо подчеркнуть, что в мире столько несчастных людей, которых нужновылечить, и что он может преуспеть там, где другим, особенно традиционнымпсихиатрам, это не удается. Со своими коллегами он теперь обращается болеетонко: на медицинском собрании в Вене в декабре 1904 года он говорит, что"мы, врачи" все занимаемся психотерапией того или иного рода, и иначе бытьне может, раз этого требуют пациенты. Он становится все более известной фигурой на венской сцене, почтизнаменитостью - с дурной славой. Австрийские и немецкие психиатры наперебойосуждали его. В. Шпильмейер выражал сарказм по поводу Доры. А. А. Фридландерв рецензии на "Случай истерии" говорил о "джунглях странных фантазий, вкоторых задыхается интеллектуальная работа автора". Секс, лежавший в основетеорий Фрейда, был и причиной всех возражений. Его критики и в то время, исегодня замечали странный полет фантазии Фрейда, но главное, что вызывало ихотвращение, имело более глубокие культурные корни. Они были голосом прошлоговека, считавшего, что половое поведение не имеет значения для серьезноймедицины, и возмущались тем, что теории Фрейда делают отрицательнымтрадиционный образ человека, представляют его иррациональным и управляемымтайными желаниями, о которых мужчины не говорят вслух, а женщины не должны идумать. С Фрейдом или без него подобное отношение было так или иначе обречено.Над проблемами сексуальности работали Крафт-Эбинг и Мориц Бенедикт в Вене,Флис в Берлине, Гавелок Эллис в Англии и многие другие. Эллис,непрактикующий врач, который черпал свой материал из книг и личного опыта, ане от пациентов, был первым английским автором, написавшим на эту темучто-то разумное и четкое. Первый том своего новаторского "Исследованияпсихологии секса" он опубликовал в Германии в 1895 году. Эта работанаходилась в типографии как раз в момент выхода в свет "Этюдов по истерии"Фрейда и Брейера. Первый том был посвящен гомосексуализму, запретной теме вЛондоне, столице европейского ханжества как в то время, так и сейчас. Именнопоэтому он вышел сначала на немецком языке. После опубликования книги наанглийском языке в 1897 году (это сделал немецкий издатель порнографическойлитературы, которому для того, чтобы скрыть свою деятельность, пришлосьорганизовывать в Англии подставное университетское издательство) она былазапрещена и оставалась под запретом много лет. Если бы некоторые работы Фрейда, например "Дора", были переведены такрано, их, возможно, ждала бы та же участь: рецензент "Британскогомедицинского журнала" без колебаний назвал работу Крафта-Эбинга в 1902 году"отвратительной" и посоветовал врачам не читать ее. Однако в конце концовдаже англичане поняли, что Эллис, Крафт-Эбинг, Фрейд и иже с ними не причинаразвития событий, а их следствие. Фрейд становился все более уверенным в своей правоте, но так и не сталтолстокожим. Он никогда не забывал плохих рецензий, обидных слов, насмешекколлег. Теперь настоящий профессор, он продолжал читать лекции студентам иаспирантам, распространять свои идеи по субботним вечерам небольшимаудиториям, которые насчитывали иногда меньше десятка людей, но тем не менеепомогали расходиться кругам от камня, брошенного в стоячую воду. Егорасстраивало, что некоторые студенты ищут в его лекциях порнографию. "Есливы пришли сюда за сенсациями или непристойностями, - по некоторым сведениям,говорил он, - будьте спокойны, я позабочусь о том, чтобы ваши усилия ни кчему не привели". У него была преподавательская слегка сутулая осанка, голос твердый,хоть и не звонкий" лекции он читал практически без конспекта. Когда егоспрашивали, как он готовится к лекциям, ом отвечал: "Я оставляю это моемубессознательному". У него всегда были в запасе истории и отступления дляиллюстрации материала. Подчеркивая, что некоторые психологи не хотят принятьего концепцию бессознательного, "первичного процесса", скрывающегося под"вторичным процессом" сознательного, он утверждал, что это напоминает емувеликана из поэмы Ариосто, которому в битве отрубили голову, но тот былслишком занят, чтобы заметить это, и продолжал сражаться. "Не сможет непоявиться мысль, - сказал Фрейд, - что старая психология убита моей теориейснов. Но она не осознает этого и продолжает по-прежнему учить других". Зимний вечер; морозный воздух, пахнущий дымом угля и дров; задернутыезанавески в доме в Девятом округе, куда Фрейд приехал в экипаже с Берггассе.Он читает лекцию в старой психиатрической клинике общей больницы. Рядомнаходится "Наррентурм", "Башня глупцов", где до Фрейда сумасшедшихприковывали к стенам и всегда держали наготове плети и смирительные рубашки.У Фанни Мозер, Эмми из "Этюдов по истерии", были фантазии о сумасшедшихдомах, где пациентов погружали в холодную воду и закрепляли в механизме,который крутил их до тех пор, пока они не успокаивались. Десять лет спустядушевнобольные по-прежнему оставались загадкой, и поэтому они вызывали такойгнев у психиатров. "Башня глупцов" опустела. Сумасшедшие бедняки быливывезены за пределы города, в другое здание, где их заперли и снова забыли. Некоторые прохожие сворачивают с соседних улиц к больнице и заходят влекционный зал. Он освещен электрическими лампами, висящими над кафедрой, аярусы скамей, в основном пустые, остаются в тени. Фрейда не оскорбляет такоенебольшое количество слушателей - во всяком случае, он этого не показывает.Он предлагает горсточке заинтересованных пересесть поближе к свету, идвухчасовая лекция начинается. Ганс Закс, молодой юрист, впоследствии доверенное лицо и тоже аналитик,впервые увидел Фрейда именно там, на этих субботних лекциях, куда пришел,как и остальные, под влиянием книга "Толкование сновидений". Фрейд с тепломговорил о Либо и Шарко. Он раскрывал веред ним тайны сновидений и неврозов,и Закс увидел в нем пророка, но без свойственной пророкам претенциозности.Подчеркивая важность сложных приемов психоанализа, Фрейд показал слушателямюмористическую открытку, где был изображен деревенщина в гостиничном номере,пытающийся задуть электрическую лампу как свечу. "Если вы боретесь ссимптомами прямым путем, - сказал Фрейд, - вы поступаете так же, как и он.Нужно искать выключатель". Большинство людей отождествляло имя Фрейда с жестокой полемикой. Как онни старался казаться обычным ученым и защитником истины, они качали головамии мололи языками. В 1904 году Фрейд стал участником дела Вейнингера,небольшого скандала, связанного с плагиатом, отказавшей памятью инеудавшейся дружбой с Вильгельмом Флисом. В какой-то момент Фрейд застигнутврасплох, и он уже не полностью владеет собой. Отто Вейнингер - психически неуравновешенный молодой философ(родившийся в 1880 году), человек с мягким взглядом за очками без оправы,пессимист с мрачными взглядами на женщин и евреев, - опубликовал в 1903 годуумную и опасную книгу под названием "Пол и характер". Она произвела в Вененастоящий фурор, особенно когда вскоре после этого Вейнингер застрелился (вдоме, где умер Бетховен). Явный гений со свойственными некоторым гениальным людям проблемами,Вейнингер осудил половое сношение, провозглашая его отвратительным ипризывая человечество от него отказаться. И женщины, и евреи, по его мнению,испорчены женским принципом", который оказывает разрушительное воздействиена "мужской принцип" мужчин и арийской расы. Вейнингер подробно рассматривалвопрос бисексуальности и использовал алгебраические формулы, чтобыпродемонстрировать силу "мужского" и "женского" начал, присутствующих влюбом человека в различной пропорции. "Закон бисексуальнойкомплементарности" был призван объяснить сексуальное притяжение: мужчина сдвадцатью пятью процентами женственности притягивается к женщине ссемьюдесятью пятью процентами женственности, и так далее. Эта территорияпринадлежала Флису. Жемчужина его теоретической короны, "периодическийзакон" двадцати восьми дней женского цикла и двадцати трех дней мужского,основывался на бисексуальности. Летом 1904 года эта опасная книга попала в руки Флиса. Он знал (илиразузнал впоследствии), что Вейнингер был близким другом молодого венскогопсихолога Германа Свободы. Свобода знал Фрейда. Флис решил: заговор. В то время Флис как раз был в Вене. Фрейд тогда уже уехал отдыхать вгоры, но даже если бы он остался на Берггассе, едва ли они захотели бывстретиться. Вместо этого они пишут друг другу расстроенные письма. Флис начал (20 июля) с описания своего "ужаса" от того, что он нашел вкниге "Пол и характер" собственные идеи о бисексуальности и о вытекающей изнее природе сексуального притяжения ("женственные мужчины привлекаютмужественных женщин и наоборот"). Он "не сомневался, что Вейнингер узнал омоих идеях от тебя", и требовал "откровенного ответа". Сначала Фрейд оказался неспособен на откровенность. Снова предметомспора стала бисексуальность. Когда они встретились, как позже оказалось, впоследний раз, у Ахензее в 1900 году, он заметил, что для того, чтобы решитьпроблемы неврозов, нужно исходить из предпосылки, что все люди изначальнобисексуальны. Вильгельм тут же напомнил ему, что говорил об этом Зигмундуеще пару лет назад, в Бреслау. Тогда Зигмунд отмахнулся от этой идеи,сказав, что не склонен ее обсуждать. А в 1900 году он уже выражал ее каксвою собственную. Фрейд признал, что ему удобно было забыть это. Он даже написал об этомв "Психопатологии обыденной жизни", не называя имени Флиса, и назвал этотпровал в памяти частью "всеобщей" склонности "забывать неприятное". Три дня спустя после того, как Флис написал ему из своей гостиницы вВене, Фрейд ответил с гор, что Свобода мог узнать от него о бисексуальноститолько то, что мог понять любой во время психоанализа - "в каждом невротикеесть мощное гомосексуальное течение". Он добавил: "Я не читал книгуВейнингера до публикации" - странное заявление, ведь Флис не поднимал этоговопроса. Прочитав это письмо Зигмунда, Вильгельм незамедлительно парировал: Так значит, то, что сообщил мне Оскар Рие его шурин в Вене, ничего неподозревая, коска я упомянул о Вейнингере, неправда. Он сказал мне, чтоВейнингер отправился к тебе с рукописью и ты, просмотрев ее, посоветовал непубликовать, поскольку содержание - бессмыслица. Мне кажется, в таком случаетебе следовало обратить его и мое внимание на "воровство". Фрейд ответил (27 июля) наполовину извиняющимся, наполовину гневнымтоном. Верно, признался он, он видел рукопись Вейнингера. Должно быть, в то время я уже пожалел, что через Свободу, как я ужепонял, твоя идея перешла от меня к нему. Учитывая мои собственные попыткиукрасть у тебя оригинальные мысли, я теперь лучше понимаю свое поведение поотношению к Вейнингеру и последовавшее за всем этим забывание. Бессознательное Фрейда снова подводит его, вмешивается в процессыпамяти. Зигмунд как будто сам сдается на милость Вильгельма, егобессознательное создает ситуацию, где ему приходится признаваться в новом иболее серьезном расстройстве репродукции. Жалкий жест, который мог бы - ктознает, что он думал на самом деле? - тронуть бывшего друга, любви которого,возможно, все еще не хватало какой-то части Фрейда. Письмо от 27 июля довольно бессвязное. Признав свою ошибку, Фрейд тутже пишет, что Вейнингер не принес особого вреда. Потом он набрасывается наФлиса. Это не моя вина... если ты находишь время и желание переписываться сомной лишь по поводу таких мелких инцидентов. За последние несколько лет -как раз после того, как вышла "Психопатология обыденной жизни", - ты большене интересуешься ни мной, ни моей семьей, ни моей работой. Теперь я смирилсяс этим и больше мне это не нужно. Я не упрекаю тебя и прошу тебя на этислова не отвечать. Очевидно, Флис не ответил ни на эти слова, ни на какие-либо другие.Семнадцатилетняя переписка закончилась. В 1906 году друг Флиса библиотекарь опубликовал статью, где обвинялСвободу и Вейнингера, уличив в посредничестве и Фрейда. Свобода пригрозилсудом. Газеты заинтересовались этой историей. Фрейд попытался заручитьсяподдержкой Карла Крауса в "Факеле", но в остальном не делал никакихсерьезных шагов и ждал, пока скандал утихнет. Так в конце концов ипроизошло. Без сомнения, оба бывших друга решили, что их предали, и этот разрыв непрошел для Фрейда бесследно. С годами он начал говорить всем, что Флисстрадал от паранойи. Но он возвращался к Фрейду в снах. По поводу "Трех очерков по теории сексуальности", завершенных в 1904году и опубликованных на следующий год, возникли более серьезные споры.Фрейд наконец приводит в одном труде все свои взгляды на сексуальноепроисхождение невроза, которые он развивал с 1890-х годов. Он ценил этукнигу не ниже, чем "Толкование сновидений", и постоянно переделывал ее.Непривычное содержание, которое вначале немало ругали, помогло изменитьпредставление о сексуальном поведении на Западе. Фрейд решительно отметаетмиф о детской невинности в понимании большинства людей. Он предоставляет очень мало доказательств. Фрейд полагается наинформацию, полученную от современных ему наблюдателей, в том числеКрафта-Эбинга, Гавелока Эллиса и Магнуса Хиршфельда*. Его собственныйсамоанализ и работа с пациентами, очень немногие из которых были детьми(если таковые были вообще), играл очень большую роль. Но это нельзя считатьклиническим исследованием. Фрейд конструирует сценарий: с колыбелисексуальные желания управляют нашей судьбой. Некоторые из его смелыхзаявлений, в то время возмутительных, сегодня считаются прописными истинами,другие стали историческими курьезами. К женщинам, части человечества, скоторой Фрейду было сложно справиться, в книге уделено мало места. Ихприрода скрытна и неискренна, их эротическая жизнь "скрыта за непроницаемойзавесой". Невольно удивляешься, как ему удавалось лечить стольких из них. * Магнус Хиршфельд (1868-1935), немецкий сексолог, знакомый Фрейда,который терпел его, но считал "неаппетитным". Хиршфельд был основателем ируководителем Института сексуальной науки в Берлине, пока тот не был закрыт"непорочными" нацистами, пришедшими к власти в 1933 году В очерках содержатся смелые и всеобъемлющие идеи. Первый представляетсобой обзор "сексуальных отклонений" у взрослых. В нем Фрейд выражаетпредположение, что извращение - это всего лишь склонности нормальногоребенка, сохранившиеся у человека во взрослом состоянии. Это было неприятнойновостью для борцов за сексуальную мораль и шагом по направлению кутопической цели избавить людей от чувства вины за свое поведение. Висследованиях Фрейда грань между "нормой" и "извращением" становитсяразмытой. Гомосексуалисты - это не "дегенераты". Их сексуальный инстинктоказался направлен по другому пути, возможно, в связи с бисексуальнойнаправленностью, свойственной всем людям. Фрейд не утверждал, что полностьюуверен в этом. Опять же, контакт между губами одного человека и гениталиямивторого считался извращением. Но если два человека касаются друг другаслизистой оболочкой губ (а это отнюдь не часть сексуального аппарата,отмечает Фрейд, а "вход в пищеварительный тракт"), это хорошо. Здесь Фрейдвидел "точку соприкосновения извращений с нормальной половой жизнью". Фрейд считал, что все эротическое поведение имеет общую структуру, иотносился к нему как к части человеческого поведения вообще. Такоебесстрастное исследование дало ему право стать основоположником новогоотношения к человеку. Необязательно оспаривать или даже изучать идеи,изложенные в этих трех очерках, чтобы понять, как важна была эта работа.Гавелок Эллис признавал приоритет Фрейда в том, что он назвал вещи своимиименами. По его словам, Фрейд описал сексуальное поведение спокойным инеизвиняющимся тоном - так, как никто никогда до него не делал в медицинскойлитературе. Второй и третий очерк посвящены детской сексуальности и изменениям впубертатный период. "Секс" для маленького ребенка - это сначала осязательноеудовольствие, которое он получает от любой части кожи. Гениталии приобретаютзначение позднее. Этот личный мир аутоэротического, в конце концовсвязанного с мастурбацией удовольствия, теряется в потоке детской амнезии,которая "превращает детство каждого человека в некое подобие доисторическойэпохи и скрывает от него начало его собственной сексуальной жизни". Фрейд строит гипотезу за гипотезой. В подростковом возрасте, когдачеловек достигает половой зрелости, возрождаются забытые фантазии раннегодетства. В это время в бессознательном могут проявиться детские эдиповыфантазии о любви к одному из родителей и ненависти к другому. Если человекне перерастает эти фантазии, в результате может возникнуть серьезный невроз.В несколько искаженной форме подобная идея давно существует в народнойпсихологии: мужчины женятся на женщинах, напоминающих мать. В этой же работе Фрейд вскользь упоминает, что "переоценил важностьсовращения по сравнению с факторами сексуальной конституции и развития". Онвпервые и с неохотой начинает публично говорить о том, что его точка зренияо совращении в детстве изменилась. Прошло достаточно много времени. Фрейдотказался в личном письме от теории совращения менее чем через два годапосле того, как выдвинул ее, но с сентября 1897 года, когда у него открылисьглаза, до 1905 года он молчал. И даже в этой работе он отрицает, что"преувеличил частоту случаев или важность совращения". Фрейд кривил душой. Год спустя, в статье под названием "Сексуальность вневрозах", он признал то, что отрицал в 1905 году, и сказал, что "переоценилчастоту подобных случаев". Кроме того, он наконец обозначил четкую связь сфантазиями, скрывающимися за рассказами пациентов о совращении. Он объяснил,что пациенты вводили его в заблуждение, бессознательно используя фантазиидля того, чтобы скрыть воспоминания о своей детской мастурбации, а онпринимая фантазии за реальные события. Сначала медицинские обозреватели практически игнорировали "Три очерка",что, впрочем, не мешало психиатрам ругать работу между собой. Краус, в товремя еще не разочаровавшийся в психоанализе, послал свой экземплярроманисту Отто Сойке. Тот в "Факеле" дал книге высокую оценку, хотя ивыразил смущение. Он назвал работу "первым исчерпывающим объяснением чистойфизики любви". Первый тираж в тысячу экземпляров продавался на протяжениичетырех лет. Фрейду заплатали около трехсот современных фунтов. В замечании в конце "Трех очерков" Фрейд говорит о взаимоотношенияхмежду цивилизацией и "свободным развитием сексуальности" и выражаетпредположение, что одно может процветать лишь за счет другого. К этой темеФрейд постоянно возвращался на протяжении многих лет, рассуждая о тяжелыхпоследствиях для человека, ведущего ограниченную половую жизнь, и дляобщества, если человек ведет слишком свободную половую жизнь. Сам Фрейд иногда колебался в своих выводах. У некоторых смельчаков,которые вскоре увлеклись психоанализом, было меньше сомнений или большеаппетитов. В широком смысле, именно сексуальная основа психоанализапривлекла к нему многих практически заочно, потому что это отвечало ихсобственным приоритетам. От этого они не становились сексуальными хищниками,равно как и Фрейд, но все же психоанализ был особенно привлекателен длялюдей с хищническими наклонностями. Возможно, таких аналитиков притягивали и намеки на сексуальныевольности. Они надеялись, что процесс передачи эротической информации илипросто физическая близость и природа обсуждаемых предметов сделают пациентокболее доступными. О таких вещах редко говорили вслух, но в те времена онипридавали психоанализу оттенок опасности и пикантности.

Глава 18. Доктор "Радость" и доктор "Молодой"

День встречи Фрейда с Юнгом - не красный день в психоаналитическомкалендаре. Он связан слишком со многими неприятными моментами, хотя в товремя это было счастливое событие, знак прогресса. Когда доктор "Радость" идоктор "Молодой" встретились в Вене воскресным утром марта 1907 года, ихсоюз казался очень многообещающим. Доктор Карл Густав Юнг, швейцарский психиатр тридцати одного года отроду, на протяжении предыдущих двенадцати месяцев восхищался Фрейдом(которому тогда было пятьдесят) на расстоянии. Вечером 2 марта он приехал вВену на поезде из Цюриха со своей двадцатипятилетней женой Эммой, дочерьюбогатого промышленника. С ними был один из учеников Юнга, приятный молодойврач по имени Людвиг Бинсвангер, сын Роберта Бинсвангера, главного врачаклиники "Бельвю". Первоначально этот визит был запланирован на Пасху, конец марта, когдау Фрейда пациенты занимали бы меньше времени. К его досаде, Юнг изменилдоговоренность незадолго до своего приезда, чтобы не нарушать своихдальнейших планов по посещению Будапешта и затем отдыха на Адриатике. Такчто их первая встреча произошла так, как было удобно ученику, а не учителю. Их отношения были вызваны потребностью Фрейда в таком человеке, какЮнг, как он написал в одном из своих первых писем. Его уверенность ("будущеепринадлежит нам и нашим взглядам, а также тем, кто моложе") тут же сменяласьгоречью по поводу беспощадной Вены, "где, как вы знаете, меня систематическиигнорируют коллеги и периодически смешивают с грязью какие-нибудь писаки".Еще до личной встречи Фрейд принял решение, основываясь на их переписке(начатой Юнгом), длившейся одиннадцать месяцев: "Я не знаю... никого болееспособного и желающего сделать так много для этого дела, чем вы". После завтрака Юнг вышел из гостиницы и отправился на Берггассе, гденашел невзрачный дом под номером 19. В магазине на первом этаже все ещесидел Зигмунд-мясник, а на лестнице работали штукатуры. Юнг был у Фрейда кдесяти часам и провел там весь день, причем Фрейд сначала позволил вестибеседу ему. Юнг был крупного телосложения, с широкими плечами и мясистым лицом. Сростом 184 сантиметра он возвышался над многими людьми, и Фрейд (170сантиметров) был гостю по подбородок. Протестант из пасторской семьи, Юнгбыл религиозным человеком в широком смысле слова, как позже оказалось,христианским мистиком, хотя в общении с Фрейдом эта сторона его натуры непроявлялась. Он говорил резко и угрожающе. Если Фрейд использовал искусствонюансов. Юнг предпочитал кирку с лопатой. Он говорил то, что думает, ипрямота была его главным методом работы. "Моя жена богата", - писал онФрейду за несколько месяцев до того, чтобы тот смог объяснить его сон.Однажды, описывая свою ежегодную службу военного врача в швейцарской армии(чем он просто упивался), он рассказал Фрейду, как поучителен был осмотрпенисов пятисот солдат. Фрейд не делал ничего подобного для австрийскойармии, а если и делал, то никогда не упоминал об этом. В личной жизни Фрейдвел себя осторожно, а одной из черт Юнга была опрометчивость. Если Фрейдхотел смело и четко выразить свои мысли, он садился за книгу. Юнг же писалменее понятно, чем говорил. Центром швейцарской психиатрии была государственная психиатрическаябольница на окраине Цюриха, "Бургхельцли", которая относилась к университетуи служила для научных исследований и терапии, а не в качестве тюрьмы длязабытых пациентов. Ее называли "монастырем" (врачей) и "фабрикой"(пациентов). Юнг работал там с 1900 года и научился устанавливать отношенияс пациентами, душевнобольными из рабочего класса, многие из которых страдалисерьезными заболеваниями, в отличие от буржуазных невротиков Фрейда. Юнгсчитал, что с пациентами необходимо общаться независимо от их психическогосостояния, и идеи Фрейда о психотерапии попали в Цюрихе на более благодатнуюпочву, чем в Вене. Главный врач "Бургхельцли", Эйген Блейлер (который изобрел термин"шизофрения"), посоветовал в 1900 году своим сотрудникам прочитать"Толкование сновидений". Юнг был одним из тех, кто сделал это. То, что онузнал о подавлении и других понятиях психоанализа, приобрело для негобольшую важность, когда он начал в "Бургхельцли" длинную серию экспериментовпо словесной ассоциации. Ход экспериментов публиковался начиная с 1904 года,и именно это помогло Юнгу приобрести известность* Эти опыты дополнили ипомогли объяснить действие приема свободных ассоциаций, который Фрейдразработал методом проб и ошибок. Кроме того, благодаря им Фрейдблагосклонно отнесся к специалисту, подошедшему к психоанализу с другойстороны и поддержавшему его. * Пациенту читают слова, на которые он должен отвечать первым словом,приходящим ему в голову. С помощью секундомера измеряется задержка ответов,которая обычно свидетельствует о бессознательном конфликте, "подавлении",которое наблюдал Юнг. К более точным процедурам относились замеры измененийкожи. Этот принцип лег в основу создания детекторов лжи. До того разговора в воскресенье в кабинете Фрейда они обменялисьвосемнадцатью письмами. Первым посланием была записка от Фрейда, написаннаяв прошлом апреле в ответ на работы о свободных ассоциациях, высланные Юнгом.В первом письме 5 октября 1906 года Юнг выражает свою сдержанность поотношению к сексуальной теории Фрейда, то есть к основам его взглядов. Ссамого начала этот ученик был не таким, как все. Отметив, что эффектпсихоаналитической терапии частично объясняется "известным личнымвзаимопониманием", как говорили многие, Юнг продолжает, что "хотяпроисхождение истерии в основном сексуальное, это не всегда так". Такая же"ересь" появляется в следующем письме, где Юнг предполагает, что в невроземожет играть роль и "другое основное желание, голод". "Ваша уверенностьвызывает тревогу", - добавляет он. Затем оба как бы достигают негласного соглашения, приписывающегосомнения Юнга его неопытности. "Я очень рад, что вы обещаете пока доверитьсямоему мнению в тех областях, где ваш опыт пока не позволяет вам сделатьсобственные выводы", - пишет Фрейд. Скорее всего, этот договор был основойих разговоров в Вене. Фрейд то и дело исподволь напоминал об этом Юнгу."Древние знали, как непреклонен бог Эрос", - пишет он 1 января 1907 года (вэто время года он выражался особенно авторитетно). Юнг по-прежнему сомневался. "Я не мог решить, - писал он в своихмемуарах, - в какой степени такой упор на сексуальность был связан с егосубъективными предрассудками, а в какой основывался на поддающемсяподтверждению опыте". Но это было написано значительно позднее, когда Юнгубыло больше восьмидесяти, и едва ли он очень задумывался о "субъективныхпредрассудках" Фрейда в то время, если задумывался вообще. Они поладили другс другом - это говорит о том, что Фрейд был в некоторой степени учителем, аего гость, соответственно, подчинялся ему. Позже на той же неделе Фрейд укрепил свои позиции, когда,познакомившись к тому времени и с Бинсвангером, предложил обоим рассказатьему свои сны. Бинсвангер сообщил, что ему снился вход в дом на Берггассе,ремонт, который там действительно проходил, и старая люстра, которую рабочиеприкрыли куском материи. А, понятно, сказал Фрейд, этот сон обозначаетжелание жениться на его старшей дочери, Матильде. Но, добавил он, сон в тоже время отказывается от этого желания, потому что "вы не будете жениться надевушке из дома с такой убогой люстрой". Бинсвангер усомнился в его правоте, но был слишком вежлив, чтобывозражать. Замужество Матильды скорее было желанием Фрейда, а не гостя. Этобыла покладистая девятнадцатилетняя девушка, много болевшая в детстве. Отецбеспокоился о том, чтобы она нашла себе мужа, и в какой-то моментдействительно думал о венгерском психиатре как о возможном кандидате,убеждая дочь в том, что это возможно, в теплом письме, где говорилось, чтокрасота - это еще не все. Настала очередь Юнга рассказывать свой сон. Ему приснилось, что Фрейдидет рядом с ним как "очень, очень дряхлый старик". Фрейд сказал, что этоозначает, будто Юнг видит в нем соперника. Очевидно, он не считал этоопасным. Юнг был для него не "вероотступником", а скорее молодым одареннымчеловеком, который будет использовать свой талант так, как захочется егонаставнику. Фрейд уже лет десять задумывался о старости, и теперь, когда емуисполнилось пятьдесят, он стал ощущать ее приближение. В прошлом августе1906 года, при подъеме на негостеприимную гору в Тироле возлеавстро-итальянской границы с шестнадцатилетним сыном Мартином, у негослучился сердечный приступ и подъем пришлось отложить. После этого емупришлось отказаться от прогулок по горам*. * Отец с сыном были возле озера Гарда, где в 1900 году Фрейд былпроездом с Минной и "наслаждался без сожалений". Близлежащий замок Тоблинона озере, одно из мест, где они задержались, упоминается в рассказе Мартинаоб этом случае. Он вспоминает, как отец говорил о его "сказочной красоте".Возможно, этот сердечный приступ усугубился эмоциональным стрессом. На следующий день рождения в мае 1907 года, который должен былнаступить через два месяца, ему исполнялся пятьдесят один год. Эта цифра ужедавно смущала его. Полезно в таком состоянии строить планы на будущее, и вотпоявляется этот способный доктор Юнг, который уже задумывается о том, чтобыначать в далеком городе психологическую революцию согласно идеям Фрейда.Многие биографы, в том числе Джонс, замечали, что Фрейд не умел разбиратьсяв людских характерах. Более хитрый и умудренный опытом человек (как самдоктор Джонс, который очень скоро гордо выйдет на сцену) постарался быпобольше узнать о Юнге. О чем бы они ни говорили на протяжении этой недели, едва ли Юнгупоминал о снах и видениях, сопровождавших детство сына сельскогосвященника. Семья Юнга по материнской линии утверждала, что обладает даромясновидения. Его дедушка, теолог, как говорили, держал свободным стул дляпервой жены, которая каждую неделю навещала его и беседовала с ним, кнедовольству второй. Карл рос один, пока в девять лет у него не появилась сестра. Он сделалмир басен и сказок частью своей жизни - или стал жить в этом мире. Этоизвестно из его мемуаров и остается недоказанным, как и многие другие фактыего жизни. В три года ему приснился гигантский пенис на троне в подземной комнате- посвящение (как он решил значительно позднее) в темную сторонучеловеческого опыта. Став немного старше, он с трудом воспринималреальность. Если он думал о камне, думает ли камень о нем? Он видел, как изкомнаты матери выплывает светящаяся фигура, от которой отделяется голова.Когда ему было плохо и он боялся, что задохнется, его успокоил сияющийголубой круг в воздухе, заполненный золотыми ангелами. В девять лет он вырезал из деревянной линейки фигурку человека испрятал ее на чердаке вместе с магическим камнем, раскрашенным в два цвета.Он приносил фигурке клочки бумаги с посланиями, написанными на тайном языке:это был "маленький тайный бог древнего мира", решил он, когда вырос, и отнесего к другим мифологическим ассоциациям, заполнявшим его воображение. Как иФрейд, он видел в археологии метафору, выражающую скрытое прошлое отдельногочеловека. Но в случае Юнга прошлое было не ограниченным опытом личного "я",но превращалось в карнавал видений, всеобщий религиозный и культурный опыт,который наследует все человечество. Эти взгляды появились у Юнга позже, после того, как он встретился сФрейдом. Но с самого начала он придавал предшествовавшим событиям большоезначение. В школе у него появилась идея, которой он придерживался напротяжении всей жизни, что у него есть две личности, "обычный" Юнг и болееромантический образ, вечно старый и мудрый. Юнг не отмахивался от событий, если они казались ему необычными. Будучистудентом-медиком в Базеле, он организовал спиритический кружок, где егокузина (которая была в него влюблена) играла роль медиума и утверждала, чточерез нее говорят умершие. Одним из духов, управлявших ею, был тот самыйдедушка, который когда-то говорил со своей покойной женой. Юнг не верил вбесплотных духов и считал то, что происходит во время сеансов, результатомдействия бессознательного. От таких же процессов (предположительно, егособственного бессознательного) стол орехового дерева раскололся "с треском,подобным пистолетному выстрелу", а хлебный нож прямо в буфете развалился накуски. Медицинская диссертация Юнга под названием "О психологии и патологиитак называемых оккультных феноменов" (1902) основана на этих сеансах вБазеле и "психологической реальности", стоящей за этими событиями. Юнг занимался всем этим, в то же время оставаясь обычнымуниверситетским доктором, таково было положение вещей на момент егознакомства с Фрейдом. В Вене репутация Фрейда была подпорчена, и любоймолодой психиатр должен был как следует подумать, прежде чем занятьсяпсихоанализом. Последователями Фрейда становились умные и эксцентричныелюди, одиночки по природе, отличающиеся от остальной массы университета. ВЦюрихе же Фрейд был в первую очередь иностранным профессором. Юнг стал егоспутником, но отчасти оставался верным лишь самому себе. В дни той первой апрельской встречи гости познакомились снемногочисленными членами кружка. Адлер представил одну историю, Фрейдпрочитал свою статью. Гости говорили мало, но один из группы, доктор МаксГраф, не врач, а музыкальный критик, жену которого Фрейд когда-то подвергалпсихоанализу, позже вспоминал энтузиазм, который их хозяин выражал по поводуЮнга. Приезжие из Цюриха стали первыми неевреями, попавшими в кружок. Это были не первые гости из Цюриха, приехавшие к Фрейду. Ранее в том жегоду у него был богатый молодой еврей из России, Макс Эйтингон, ассистент в"Бургхельцли". Его прислал профессор Блейлер с целым списком вопросов, в томчисле о сексуальных импликациях психоанализа. Честным швейцарскимпротестантам требовалось подтверждение теории. Сам Юнг, чем-то напоминавший деревенского жителя, которому мало места втесной городской квартире, не был особенно впечатлен венскими аналитиками,если не считать самого Фрейда. Говорили, что в Цюрихе он называл ихдегенератами, посредственностями и богемой, что, возможно, было связано стем, что они носили плащи и широкополые шляпы. Повлияла ли на его восприятиеполная дыма комната, где происходила встреча? Или запах алкоголя, исходившийот кого-то (Юнг был трезвенником, как и его наставник Блейлер), или венскоесквернословие Фрица Виттельса? Юнг был не единственным, кто критически отзывался о кружке. После тойвстречи Бинсвангер был смущен тем, что Фрейд отвел его в сторону и сказал"Что ж, теперь вы увидели эту компанию". Гостю показалось, что Фрейд говоритуничижительно. Вероятно, так оно и было. "Компания" была слишком знакомой,слишком "венской". Фрейд считал их своими капризными детьми, и поначалу онипослушно играли эту роль. Это была тесная группа, склонная к ссорам, ноуважавшая авторитет Фрейда. К 1908 году в кружке было уже двадцать два члена. Более половины жиловозле Берггассе, либо в самом Девятом округе, либо в соседнем с ним Первом -внутренних районах города, облюбованных евреями среднего класса. Почти всеуже начали заниматься психоанализом и вначале чувствовали очень смущавшую ихзависимость от Фрейда в лечении пациентов. Потихоньку они учились."Обучающий" анализ для новичков, который впоследствии стал незаменимым, ещене был изобретен Юнгом. Макс Эйтингон во время своих посещений Вены повечерам прогуливался с Фрейдом, и тот иногда проводил анализ на месте, когдаони двигались по Рингу или к Гринцингу. Из венского кружка, похоже, толькоШтекель подвергался формальному анализу, когда Фрейд лечил его "отнеприятной жалобы" в 1901 году. Чем больше почтения к Фрейду демонстрировали ученики, тем больше ониспорили друг с другом. В психоанализе их привлекали новые идеи, новыеисточники дохода и иногда сексуальные возможности. Исидор Садгер,галицийский еврей и сын банкира, представлял свои утомительные статьи,которые Фрейд называл "нескончаемым потоком садгеровской чепухи". Ходилислухи, что он неприлично ведет себя с пациентками. Штекель в обеденныхперерывах вовсю строчил на своей пишущей машинке, описывая все случаи, и стакой скоростью находил в своей картотеке примеры ко всему, что обсуждалосьна собраниях, что эти истории получили пренебрежительное название"штекелевских" и считались выдуманными. Хорошо одетый и увлекающийсяженщинами, он упоминается Фрейдом в издании "Психопатологии обыденной жизни"1907 года в связи с примером действия, совершаемого случайно, но сопределенной целью. Штекель рассказывал, как, приветствуя женщину, в домкоторой он зашел с визитом, он безо всякого сознательного намерения вытянулруку таким способом, что "ухитрился развязать пояс ее пеньюара... словкостью фокусника". Штекель - обладающий интуицией и способностьюразвлекать общество и не пользующийся полным доверием окружающих - черезнесколько лет стал для Фрейда настоящим бедствием. То же можно сказать о Фрице Виттельсе, племяннике Садгера, молодомвраче-практиканте, которого пригласили вступить в кружок как раз передприездом Юнга, после того как он написал статью о предупреждениибеременности для "Факела", понравившуюся Фрейду. Виттельс вкладывал многоэнергии в отношения с женщинами и написание статей о них. Особенно егозанимала распущенная глупая брюнетка (приблизительно так он говорил о нейсам) семнадцати лет, в которую он был влюблен, - Ирма Карчевска. Он сделалее главной героиней статьи о неодерживаемой женской сексуальности подназванием "Великая куртизанка", которую он зачитал членам кружка в мае 1907года. Другая версия статьи была опубликована Карлом Краусом в "Факеле" подназванием "Женщина-ребенок". Краус тоже был любовником Ирмы. Фрейд не приветствовал половую распущенность в своем кругу. Онпосоветовал Виттельсу, которому было всего двадцать шесть, вести себяпоскромнее. Психоанализ не призван избавлять людей от ограничений. Напротив,как говорил Фрейд, он хотел научить их управлять своими низменнымиинстинктами, а не поддаваться им. Виттельс писал: Ему не нравилось, как на меня влияет редактор "Факела". Мы, по егословам, были как белые пятна, не поддающиеся влиянию культуры, обязательномудля цивилизованных людей. Взгляды Фрейда на мораль были двойственными. Он мечтал об обществе,свободном от вредных запретов, и однажды на заседании кружка сказал, чтолюдям нужна "академия любви, где бы учили эротическому искусству", как вантичные времена. В протоколе не записано, шутил он или говорил серьезно. Встатье, опубликованной им в начале 1908 года, сообщается о том, какова ценасексуальной морали. Неудовлетворенные сексуальные потребности ведут кневрозу либо потому, что производят токсические вещества (синдром"актуального невроза"), либо потому, что подавленные желания нарушаютравновесие в бессознательном. Цивилизация построена на подавленииинстинктов, потому что каждый индивидуум отказывается "от части чувствавседозволенности или агрессивных либо мстительных наклонностей своейличности". Центральное место в этом подавлении занимает сексуальный инстинкт- и это прискорбно, потому что большинство людей "были бы