Мишель Фуко

«Ирву было всего 50. Сначала он работал полицейским, а затем, примерно в течение 25 лет — частным детективом. Он любил ходить под парусом по заливу и столярничать в гараже. Когда случился сердечный приступ, ему показалось, что кто-то медленно поворачивает у него в груди деревянный брус 40 на 40 миллиметров. Ирв говорит, что помнит, как дрожал, будто лист на ветру.

Жена и сын сидели рядом, держа его за рута*. Кардиохирург из Пресвитерианской больницы штата Колумбия сжал губы и опустил глаза. „Он в коме уже пять дней, несмотря на все наши усилия. Он стоит в очереди па трансплантацию сердца, но может просто не продержаться до того момента, когда мы найдем подходящий орган". Жена с сыном заплакали, поцеловали Ирва и попрощались.

Через пять месяцев Ирв вошел в мой кабинет. Его слегка пошатывало, он явно страдал от избытка веса и был очень бледен. ІІо он сел, улыбнулся и сказал: „Меня вообще не должно было быть здесь, док“.

„Как дела?“ — спросил я. Он взглянул на свои руки. „Ну, поскольку я умер пять месяцев назад...“

По крайней мере, ему так казалось. Героический последний шанс — четырехстороннее шунтирование сердца — спас ему жизнь, но она теплилась в нем едва-едва.

Ирв страдал диабетом вот уже 15 лет. Это привело к тяжелым сердечным приступам и множеству других проблем. Диабет породил также онемение и болезненное жжение в ступнях и кистях. Я мало что мог сделать с его диабетом; э го входило в компетенцию другого специалиста, но, поскольку я специализировался на лечении боли, я смог облегчить Ирву жжение, вызванное поражением нервов.

Я подкорректировал прописанные ему лекарства, назначил пару новых препаратов, а затем мы просто сидели и разговаривали

в течение 20 минут. Передо мной был человек, который прошел через суровый жизненный кризис. На самом деле он все еще пребывал в нем, и его состояние было очень шатким. В атмосфере комнаты ощущалось, что он ведет борьбу с чем-то ощутимым, вроде тени смерти. Ирв рассказывал о своей семье, работе, о том, что важно для него, о том, что имело для него смысл в прошлом, о религии и о будущем. Затем он заплакал.

Мы поговорили какое-то время, а потом я взглянул на бланки рецептов и начал писать. Я принадлежу к Шотландской епископальной церкви и не очень-то религиозен. Ни разу за все время работы я не писал подобного рецепта. Я вручил предписание Ирву, и тот взглянул на него. В рецепте значилось: „Длинные беседы с раввином, два раза в неделю“. Ирв вышел из кабинета со странной улыбкой на лице.

В течение следующего полугода Ирв стал гораздо чаще посещать синагогу. Он воспользовался той возможностью, которую подарила ему ужасная встреча со смертью, и стал привносить волшебство в ощущение самого себя и своей повседневной жизни. Семья заметила, что Ирв стал гораздо меньше тревожиться по поводу мелочей. У него все еще оставались серьезные симптомы заболевания, но остаточное жжение в ступнях и кистях почти не беспокоило. Он много времени проводил с сыном. Ирв гораздо меньше жаловался на жизнь и гораздо чаще гулял.

Он еще раз посетил меня и сказал, что вошел с помощью синагоги в программу оказания помощи пожилым людям. Благодаря многолетнему стажу частного детектива он умел выискивать разнообразные возможности для своих клиентов и защищать их от мошенничества. Ирв сказал, что его нынешняя деятельность — это как раз то, чем он призван заниматься, и что он не смог бы прийти к этому; не случись ему так тяжело заболеть. Он позволил боли и страданиям стать своими величайшими учителями. Когда Ирв рассказывал о своем новом призвании, его лицо светлело, а руки переставали дрожать. Тень смерти покинула комнату»³⁶⁷.