Врожденное и приобретенное в песне птиц

Если вернуться к пению птиц, то источником излишеств в их многообразии может служить свойственная многим ви­дам способность к акустическому обучению. Когда попу­гай, живущий в клетке, обучается "говорить", мы становим­ся свидетелями появления именно таких излишеств, по­скольку заученные птицей слова человеческой речи не дают ей каких-либо существенных преимуществ в общении с хозяином или с себе подобными. Это лишь частный случай проявления способности к звуковому обучению, столь ха­рактерной для многих птиц (особенно певчих). Возможно, здесь есть нечто общее со способностью человека обучать­ся навыкам речи.

Конечно, есть немало видов птиц, у которых вся их вокали­зация является всецело врожденной, а "качество" произноси­мых ими песен улучшается с возрастом лишь за счет упражне­ния голосовых органов. Чтобы молодой петушок научился в совершенстве произносить свое "кукареку", ему нет необходи­мости слышать других, умелых петухов и достаточно слышать лишь самого себя. Петушок, с детства лишенный слуха, воз­можно, и не научится кукарекать совершенно правильно.

Что касается зяблика, то ему для правильного формирования песни необходимо обучение у взрослых зябликов с "поставлен­ным" голосом. Будучи с рождения изолирован от общества себе подобных, зяблик сможет выработать лишь несовершенную песню, сходную с нормальной песней лишь отдельными черта­ми ритмики.

У птиц, подобных зяблику, обучение правильной видовой песне завершается в первый год их жизни. Но существует множество видов-имитаторов, самцы которых сохраняют спо­собность обучаться новым для них звукам на протяжении всей жизни. Песня таких видов необычайно разнообразна, и это разнообразие увеличивается у каждого самца год от года.

Подобно тому, как живущий в клетке попугай вновь и вновь радует хозяина расширением своего лексикона, черная камен­ка ежегодно пополняет свой словарь голосами прочих птиц, которых она слышит во время зимовок или в местах своего гнездования. В песнях этого вида присутствуют имитации голо­сов более чем 30 других видов птиц, не только певчих, таких, как щегол и синица, но и совершенно отличных от каменки по строению своих голосовых органов: воронов, соколов, кули­ков, удода и т. д. Среди птиц, голоса которых черные каменки используют в качестве "моделей" для подражания, есть такие звуки, которые имитируют все без исключения самцы этого вида. Вместе с тем, каждый самец имеет и свои излюбленные моде­ли которым другие самцы или вообще не подражают, или по­дражают несравненно реже. В результате даже живущие бок о бок самцы каменки располагают различными репертуарами копируемых звуков.

Коль скоро песенный лексикон разных самцов у птиц-ими­таторов складывается под постоянным влиянием окружающей их акустической среды, а эта среда неодинаковым образом из­меняется в индивидуальной жизни каждого самца, то здесь нет места тому "договорному стандарту" звуковых сигналов, который определяет их общеупотребительность и общепонят­ность в человеческом языковом коллективе. Но в этом и нет необходимости, поскольку (как мы уже видели при попытке оценить информативность песни соловья) слагающие эту пес­ню сигналы сами по себе не несут никакой детализированной смысловой нагрузки. Для тех потребностей общения, которые обслуживает песня птиц, вполне достаточно, чтобы все самцы данного вида пользовались общей ритмической и частотной схемой пения, в то время как исходные звуковые элементы, во­площающие эту схему, могут быть достаточно различными у разных особей. И такое несходство, разумеется, не нарушает процессов коммуникации.