Свидетельства и исторический релятивизм 10 страница

воспользоваться как основанием для предсказания заявлениями о своих предви-

дениях * того, кто будет свидетелем? Назовем такого человека пред-свидете-

* Имеются в виду «видения», в которых человек переживает то, что с ним лично произойдет в

будущем. — Прим, перев.

170 Артур Данто. Аналитическая философия истории

лем (pre-witness). Пред-свидетель пред-видит то, чему он будет свидетелем, по-

добно тому, как свидетель вспоминает то, чему он был свидетелем. Кто-то мо-

жет возразить: утверждение о том, что а является пред-свидетелем, логически

предполагает, что а будет свидетелем события Е, а это, в свою очередь, логичес-

ки предполагает, что Е произойдет. Но мы не можем принять свидетельство а

как пред-свидетеля в качестве подтверждения того, что Е произойдет, поскольку

само признание его пред-свидетелем логически предполагает, что событие Е про-

изойдет, а именно в этом и состоит вопрос. К сожалению, совершенно анало-

гичное рассуждение заставит отвергнуть и свидетельство очевидца, поскольку

признание человека в свидетелем Е логически предполагает, что в был свидете-

лем Е, а это в свою очередь логически предполагает, что Е произошло. Таким

образом, признать в свидетелем и принять его свидетельство в качестве под-

тверждения того, что Е произошло, значит уйти от вопроса. Истинность р выте-

кает из истинности «в помнит, что р», но тогда истинность р также вытекает из

истинности «а предвидит, что/»».

Конечно, даже если мы настаиваем на симметрии между предвидением

и памятью, мы должны будем исключить предвидение в качестве основа-

ния, на котором наш «историк» может строить описание сражения за о.Ивод-

зима, поскольку если мы не можем помнить события, свидетелями которых

мы не были, мы не можем предвидеть события, свиделелями которых мы не

будет. А наш «историк» почти наверняка не будет свидетелем этого сраже-

ния. Так что эта предполагаемая симметрия между памятью и предвидени-

ем очень мало может нам помочь. Едва ли это обстоятельство сильно по-

влияет на обычного историка, который в редких случаях является свидете-

лем событий, о которых он пишет, но это непоправимо для человека, кото-

рый пишет о событиях, которым он не будет свидетелем.

Возможно, он обладает чем-то вроде второго зрения и основывает свои опи-

сания на пророческих видениях. Тогда он сможет объяснить вносимые исправ-

ления тем, что более позднее видение вытесняет раннее, примерно как при со-

ставлении Корана. Однако мы можем спросить, откуда он знает, что он обладает

этим вторым зрением, как он различает между подлинным видением и простой

фантазией. Возможно, когда он писал: «Работа продвигается медленно», он имел

в виду: «Видения бывают очень редко». Но как он должен провести различие

между своим случаем и случаем писателя с его непостоянной музой? Заметьте,

что мы можем сопоставить нашего странного пророка с не менее странным че-

ловеком, у которого бывают видения, обращенные в прошлое, человеком, кото-

рый в 1960 г. пишет историю, происшедшую в 1815 г., основываясь только на

видениях! Предположим, что этот человек создаст таким образом совершенно

точное описание. Но в этом случае мы можем по крайней мере проверить его

видения, сличив их с описаниями, созданными обычным способом. Даже если

он сообщает о фактах, не упомянутых в обычных исторических сочинениях, мы

в'принципе знаем, какого рода свидетельства понадобятся для того, чтобы про-

Глава VIII. Нарративные предложения 171

верить то, что он говорит. Но в 1815 г. не было ничего подобного, с чем можно

было бы сличить «Историю сражения за о. Иводзима». И уж во всяком случае,

не было других описаний, поскольку в таком случае возник бы вопрос, как были

созданы эти описания. Если они также написаны на основании видений, мы толь-

ко переведем проблему с одного описания на другое. Визионерская и традици-

онная история могут прийти к одинаковым заключениям, однако в этом случае

существует традиционный способ проверить и ту и другую версию. Но если

описания созданы до того, как событие, о котором идет речь, произошло, не

существует ни традиционных описаний, ни традиционных способов их провер-

ки. Могут существовать подобные видения. То, что у кого-то случаются виде-

ния, — огромная удача, подобная рождению в вашей семье многосторонне

одаренного гения. Поведение Пьеро да Винчи поучительно: он пытался точно

воспроизвести обстоятельства, при которых был зачат Леонардо, с тем, чтобы

произвести на свет точную его копию. Вы можете сказать, он сделал именно то,

что следовало, или совсем не то, что следовало. Нет никакой разницы. В конце

концов, неизвестно, что следует делать, а чего нет, если вы хотите произвести

на свет многосторонне одаренного гения. Рецептов не существует.

Однако когда астроном вычисляет дату будущего затмения, мы не пред-

полагаем, что он при этом пользуется особым даром предвидения или обла-

дает вторым зрением. Когда мы говорим, что будущее сокрыто, мы всего

лишь имеем в виду, что у нас нет законов или теорий, подобных тем, что

есть у астронома. Разве не мог наш прозорливый историк прибегнуть к

помощи науки? Тогда фразу «Работа продвигается медленно» надлежит

понимать так: невероятно трудно определить значения для всех перемен-

ных, чудовищно трудно произвести сложнейшие расчеты, которые дедук-

тивным путем приведут к выводам, представленным в «Истории сражения

за о.Иводзима». Что ж, это возможно, однако у нас есть достаточные осно-

вания полагать, что в 1815 г. не было такого рода теорий. Их нет и сегодня.

И мы не можем по-настоящему понять, поскольку мы сами не располагаем

такими теориями, какого рода вещи могли бы выступать в роли начальных

и пограничных условий. Но предположим, нашему автору это было извес-

тно, и его работа была «научной». Он предсказал сражение подобно тому,

как астроном предсказывает затмение.

И опять-таки начнем с простых случаев. Предположим, что существует тео-

рия Т, в соответствии с которой можно, исходя из события С, предсказать со-

бытие Е. Пусть Г имеет следующий вид: «Всякий раз, как появляются грозо-

вые облака, идет дождь». В состав словаря Г входят, таким образом, два специ-

альных термина: «грозовые облака» и «дождь». Однако проливной дождь об-

ладает множеством других характеристик, кроме той, что является проливным

дождем. Следовательно, мы можем с легкостью составить описание D для со-

бытия Е, которое не может быть сформулировано при помощи ограниченного

лексикона Т.

172 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Событие Е, без сомнения, может быть предсказано с помощью теории

Т, но без использования описания D. Чтобы мы смогли это сделать, мы

должны будем показать, что предикаты, используемые в описании D, яв-

ным образом определимы при помощи терминов, уже включенных в Т, или

же — что более вероятно в данном случае — мы должны будем соответству-

ющим образом пополнить наш набор терминов. В результате теория Т ста-

новится более сложной, пропорционально произведенным изменениям, и

мы можем предположить, что теперь по своему уровню сложности Т соот-

ветствует новейшим метеорологическим теориям. Исходя из того, что сло-

варь Т теперь состоит из набора терминов F\, F2, F^.... Fn, мы можем ска-

зать, что описание, используемое для предсказания Е, в идеале будет содер-

жать либо каждый этот термин, либо противоположный ему. Таким обра-

зом, это будет наиболее полное описание, которое позволяет дать совре-

менная теория.

Мы, конечно же, отдаем себе отчет в том, что любое подобное описание,

каким бы полным оно ни было, проигрывает по сравнению с логически возмож-

ным описанием, где каждый предикат языка (или его отрицание) может быть

применен к Е, и что даже в этом случае, поскольку individuum est inefabile *,

свойства Е не будут исчерпаны. Богатство свойств Е превышает максимальные

дескриптивные возможности языка in toto **. Но не это меня беспокоит. Пред-

положим, что Е произошло в соответствии с тем, как его предсказывали, но мо-

гут существовать описания Е, которые важны для нас, но которые не могут быть

выражены средствами языка Т. Это может быть не просто проливной дождь, это

может быть проливной дождь, во время которого затопило наш подвал или кото-

рый смыл причал, построенный Смитом в 1912 г. Я не имею в виду, что подоб-

ные обстоятельства нельзя предсказать. Я только хочу сказать, что их нельзя

предсказать исключительно при помощи одной теории Т, поскольку «затопить

подвал Джонса» или «смыть причал Смита» почти наверняка не входит в число

терминов, истинных относительно проливного дождя, которые включены в Т

или могут быть эксплицитно определены с помощью ее терминов.

Обычно признается, что научная теория не может предсказать событие

при любом истинном описании этого события. Действительно, в состав того, в

чем, как мы полагаем, состоит деятельность ученного, входит поиск соответству-

ющего языка для описания событий, в который включаются термины, обознача-

ющие важные, с нашей точки зрения, свойства событий, или же для этих целей

вводятся новые термины. Достаточно знать начальное положение и характерис-

тики движения тела, чтобы предсказать траекторию движения: нам не нужно

знать, например, что это тело — фарфоровое пасхальное яйцо, сделанное для

старшей дочери Николая II. Так что окажется бессмысленным и в конечном сче-

те пагубным для научной теории как таковой, если мы порекомендуем включить

* Неделимое невыразимо (лат.). — Прим. перев.

** Полностью, целиком (лат.). — Прим. перев.

Глава VIII. Нарративные предложения 173

в теорию, подобную Т, термины, в которых мы хотели бы описать проливной

дождь, учитывая нашу собственную частную заинтересованность в подвалах и

причалах. Более того, это требование было бы невыполнимо, поскольку количе-

ство временных структур, в которые историки будущего могут поместить Е, нео-

граниченно. Данный дождь может стать известным как тот проливной дождь, во

время которого окончательно рассорились Алиса и Бернар, или как тот пролив-

ной дождь, во время которого родился человек, доказавший теорему Ферма. Так

что способность предсказать Е, используя хоть какое-то описание, составляет

значительное достижение. Положение (в справедливость которого в наши дни

верят гораздо меньше, чем раньше) о том, что существуюет два различных вида

событий (фактов) — научные события, которые можно предсказать и объяснить,

и исторические события, которые ни предсказать, ни объяснить нельзя, являет-

ся ошибочным. Существует не два класса событий, но, возможно, два класса

описаний. Наука, действительно, может оказаться не в состоянии предоставить

нам желаемую информацию о событиях, но лишь потому, что такая информация

не всегда может быть выражена в четко ограниченном языке научных теорий.

Выдвижение подобных требования разрушило бы метеорологию как таковую.

Итак, это возможно, но теперь нас интересует иная теория, которая исполь-

зуется не просто для того, чтобы предсказать, что случится сражение за о. Ивод-

зима, но предсказать это событие в том его невероятно детальном описании,

которое предлагает наша оспариваемая «история». В последней должны содер-

жаться предложения типа: «В 3.30 утра 20 февраля сержант Мэллори, изгото-

вившийся бросить гранату, был убит рядовым Кито. Это был пятый и единствен-

ный успешный его выстрел в тот день». Где уж тут удивляться, что работа про-

двигалась медленно! Огромный труд понадобился бы для того, чтобы написать

историю с такими подробностями. В любом случае теория, которая использу-

ется для того, чтобы все это предсказать, должна быть равна по своим вырази-

тельным возможностям обычному языку. В конце концов, мы предполагаем, что

описание, о котором идет речь, должно быть доступно простому читателю.

Предположим, однако, что рукопись была обнаружена в 1890 г. Читателей

удивили бы некоторые использованные в ней выражения (как сегодня нас удив-

ляют некоторые их выражения), но пораженные богатством воображения авто-

ра, они отнесли бы эту рукопись к тому же жанру, что и сочинения Жюля Верна,

хотя оно и выглядело бы слишком многословным, слишком детальным для обыч-

ного романа. Были бы опубликованы различные редакции, даже переложения

для детей. Лишь после 1945 г. люди смогли бы воспринять эту рукопись в каче-

стве заранее написанной истории. Или, предположим, рукопись была обнаруже-

на в 1944 г. и воспринята всерьез в качестве научного предсказания. Высшее

командование может обсудить ее, сопоставить с собственными планами, воз-

можно, даже изменить собственные планы. Сержант Мэллори постарается быть

в другом месте-в 3.30 20 февраля. И тогда вся работа, которая продвигалась так

медленно, пойдет насмарку: предсказания окажутся ложными! Люди откажутся

174 Артур Данто. Аналитическая философия истории

следовать рукописи подобно взбунтовавшимся актерам, недовольным сценари-

ем. Опровержения предсказаний достаточно распространены. Кто-то предска-

зывает, что мяч упадет на землю в определенном месте, а кто-то другой его ло-

вит. Безусловно, в интересах человека было бы опровергнуть предсказание, что

он умрет в такое-то время, в таком-то месте. Предсказание может избежать все-

го этого только одним способом — оно должно быть обнаружено после того,

как событие произошло. Мы не можем, как вы помните, изменить прошлое.

Возможно, тот человек в 1815г. отдавал себе в этом отчет. Может быть, он

даже предсказал, что рукопись попадет в руки людей в 1944 г., и они постарают-

ся опровергнуть содержащееся в ней предсказание. Он не только предсказал,

как они поступят, но и написал об этом! Если бы в руки людей в 1944 г. попало

это «более полное» описание, сложилась бы та же самая ситуация, что и прежде.

Мы не можем представить лишь одного: люди знают о предсказании и не имеют

возможности его опровергнуть, поэтому предсказанное событие происходит.

Допустим, имеется предсказание, что кто-то сделает движение левой ногой в

момент времени t j и правой ногой — в момент времени t2- Человек пытается

опровергнуть это предсказание: в момент времени /j он старается стоять непод-

вижно или двигать правой ногой, но, несмотря на все его усилия, предсказание

сбывается! Ноги его ступают туда, куда им предсказано; человек словно теряет

контроль над своим телом, и его конечности двигаются теперь сами по себе.

Или представьте, что человек пытается сдержать крик, но обнаруживает, что,

несмотря на все его усилия, крик вырывается у него из груди. Вообразите карти-

ну боя, где массы людей испытывают это странное состояние отчуждения. В

ужасе они обнаруживают, что целятся из ружей, их пальцы непроизвольно тя-

нутся к гранатам и выдергивают чеку; они пытаются крикнуть «Отходим», но

вместо этого у них вырывается предсказанное «Вперед!». Каждый наблюдает за

собственными действиями почти как зритель, отстранение, зная заранее, что

произойдет, и не имея возможности ничего сделать, чтобы это предотвратить.

Возможно, подобное случается в ночных кошмарах или в больном воображении

безумного ученого. Во сне мне может привидеться, что кто-то кричит: «Прекра-

ти падать!», и я подчинюсь, прервав свое стремительное движение в простран-

стве. «Прекрати падать!» в реальных условиях является образцом приказа, кото-

рому мы не можем подчиниться. «Отодвинь правую ногу!» при обычных обсто-

ятельствах — образец приказа, которому мы можем не подчиниться, если поже-

лаем. Придуманный мной случай, который я подробно описал выше, мог бы

произойти, только если бы люди потеряли контроль над своими действиями.

Единственная книга, которую невозможно представить в руках у участников

сражения за о. Иводзима, это «История сражения за о. Иводзима». Или, точнее

говоря, невозможно представить, чтобы эта книга у них была и чтобы она оста-

валась истинной.

Таким образом, мы не знаем, что историки будущего скажут о нас. Если

бы мы знали это, мы могли бы опровергнуть их описания точно так же, как мы

Глава VIII. Нарративные предложения 175

можем опровергнуть предсказания, сделанные до того, как мы совершили ка-

кое-то действие, и это вполне подвластно человеку, возможности которого на-

ука призвана расширять, а не ограничивать.

Теперь предположим, что сражение было предсказано, и предсказание было

обнаружено только после того, как событие произошло. Мы считаем это пред-

сказание великим достижением и сожалеем лишь о том, что оно было обнару-

жено слишком поздно. Поскольку оно было обнаружено слишком поздно, оно

истинно. Ничто не может случиться с прошлым, что опровергло бы это пред-

сказание, но с течением времени, мы все больше и больше ощущаем необхо-

димость создавать новые описания сражения за о. Иводзима. Какой-то рядо-

вой выжил благодаря героическому поступку человека, в последнюю минуту

подумавшего, что он пожертвовал своей жизнью ради такой незначительной

личности. Этот рядовой в дальнейшем совершает великие подвиги! Эпизод

получает особое значение, о нем рассказывают в школе. Дети с удовольствием

разыгрывают сцену спасения человека, который... И все больше нарративных

предложений включается в описания этого сражения, предложений, о которых

даже гений в 1815 г. не мог знать.

Мог ли знать о них Идеальный хронист? Это зависит от нас. Он наше тво-

рение, мы можем делать с ним, что пожелаем. В конце концов, это мы решили,

что он способен в ту же минуту записывать все, что происходит, в том виде,

как это происходит. Но зачем дальше следовать этой выдумке? Идеальный хро-

нист выполнил свое назначение, и теперь о нем можно забыть. Как и об Иде-

альной хронике, которую нам не удалось представить в таком виде, чтобы она

сообщала не меньше, чем мы хотим знать, и не больше, чем мы можем знать.

А что можно сказать о нашей не слишком удачной метафизической модели?

Разве ее цель была не в том, чтобы в метафорической форме выразить ту мысль,

что истинные предложения о прошлом не становятся ложными? Возможно,

именно к этому сводится и положение о том, что «прошлое нельзя изменить».

А истинные утверждения о будущем? Что ж, если нам удается опровергнуть

утверждение о будущем, оно просто не является истинным. Если «изменение

будущего» означает только опровержение предсказаний, то мы, безусловно,

можем изменить будущее. Почему же тогда мы не можем опровергнуть пред-

сказания, сделанные задним числом? В каком-то смысле мы могли бы это сде-

лать. Если бы я знал, что кто-то задним числом предскажет, что я ел персик в

момент времени t\, я мог бы вместо персика съесть яблоко и опровергнуть это

предположение. Но именно этого я и не знаю. Если бы мы знали, что историки

будущего скажут о нас, мы смогли бы при желании опровергнуть их утвержде-

ния, так же как мы можем опровергнуть предсказания, сделанные людьми до

нас. Почему мы не знаем будущее в этом смысле? Я не могу сказать. Но озна-

чает ли высказывание Пирса, с которого мы начали, нечто большее, а не про-

сто незнание нами того, что историки будущего скажут о нас? «Будущее от-

крыто» означает только, что никто еще не написал историю настоящего.

176 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Глава IX