III. Ограничение и лишение свободы 8 страница

Сам порядок исчисления сроков в отдельных законодательствах различен. Так, по Германскому кодексу в § 19 указано, что день считается в 24 часа, неделя - в 7 дней, а месяцы и годы - по календарю; напротив того, по кодексам Французскому и Голландскому только годы исчисляются по календарю, а месяц всегда полагается в тридцать дней; эту последнюю систему приняло и наше Уложение.

При таком точном определении сроков исчисление их в отдельных случаях должно делаться от часа к часу, не засчитывая день начала или день освобождения, что особенно важно для наказаний краткосрочных. Таким образом, приговоренный к трем дням ареста, бывший до того на свободе, о коем приговор обращен к исполнению, положим, 1 сентября в 8 часов вечера, не может быть освобожден 3 сентября, а должен досидеть до 8 часов вечера 4 сентября.

При этом закон, установляя предельные сроки отдельных видов лишения свободы, нередко указывает и основания их делимости. Так, по Германскому уложению заключение в Zuchthaus может быть назначаемо только месяцами, а другие виды лишения свободы днями. По нашему проекту срок каторги исчисляется годами и полугодами, срок исправительного дома - годами и месяцами; срок заточения и тюрьмы - годами, месяцами и неделями, а срок ареста - днями.

Наконец, в тех кодексах, которые знают несколько видов лишения свободы, различных по их тяжести, большей частью устанавливается в законе взаимное соотношение этих сроков на случай замены одного вида наказания другими или на случай зачета наказаний - при применении правил о совокупности. Так, поГерманскому уложению (§ 21) 1 год заключения в Zuchthaus'е равняется 1 1/2 тюрьмы и 21/4 крепости; по нашему Уложению 6 месяцев каторги равны 1 году исправительного дома, 1 году 6 месяцам тюрьмы, 2 годам крепости, 4 годам ареста.

246. Сроки лишения свободы, конечно, определяются судом, в пределах, предоставленных ему законом; но с тридцатых годов минувшего XIX столетия стало распространяться сознание о практических неудобствах неизменимости назначенного судом срока наказания, в особенности при наказаниях долгосрочных, а затем выработалось целое учение, которое будет изложено далее, об условиях изменения судебного приговора, отразившееся в современном тюремном устройстве в целом ряде институтов, определяющих условия изменения сроков лишения свободы.

Право изменения тюремной администрацией назначенного судом наказания по существу своему распадается на два вида - на право прекращения наказания и право продолжения такового.

Общего права продления тюремной администрацией назначенного судом срока лишения свободы ввиду неисправимости арестанта не знает ни одно современное тюремное законодательство, но оно допускает таковое при наличности некоторых особенных условий. Таково, например, было по нашему законодательству право продления назначенного судом срока для арестантов, содержащихся в арестантских отделениях, подвергавшихся неоднократно дисциплинарным взысканиям. Таково же отчасти значение практиковавшегося в германских кодексах дополнительного заарестования (korrektionnelle Nachhaft*(2240)). По действующему Германскому уложению, Nachhaft назначается бродягам, нищим, беспристанным, публичным женщинам и т.п. после отбытия ими наказаний за нарушения, указанные в § 361. Nachhaft определяется на срок не свыше двух лет и отбывается по усмотрению земской полицейской власти в рабочем доме; этот арест может быть заменен отдачей в общественные работы. Таково же по австрийскому Закону 1885 г. дополнительное заключение в работные дома лиц, учинивших преступные деяния вследствие отвращения к работе. Такой же вид взысканий внесен и в наше действующее Уложение в статье 32. Еще значительнее распространено это право в американских штатах по отношению к лицам, присуждаемым к заключению в тюрьмы, устроенные по образцу Эльмиры, но и там, однако, с существенными ограничениями, например, в Эльмире не долее предельного срока наказания, назначенного за преступное деяние, за которое осужден арестант.

Сокращение же назначенного судом срока лишения свободы является в формах безусловного и условного освобождения.

Безусловное досрочное освобождение арестантов, вызываемое их хорошим поведением в тюрьме, сравнительно давно уже вошло в практику тюремного дела, и тюремный опыт всех государств свидетельствует о важном значении, которое имеет досрочное освобождение, поселяя в арестанте уверенность, что его поведение, трудолюбие не только могут улучшить его положение в тюрьме, доставить ему заработок по выходе, но и содействуют скорейшему достижению того, чего наиболее желает каждый заключенный, свободы. Поэтому на практике возможность сокращения назначенного приговором срока сделалась необходимым условием всякой правильной тюремной организации *(2241). Применение досрочного освобождения или предоставляется вполне тюремной администрации, завися от управления местом заключения, или от высшей исполнительной власти; или же условия его применения заранее установляются тюремными правилами, например как в английской системе, получением заключенными известного числа марок, или, как в Брукзале, предоставлением каждому арестанту права по истечении половины назначенного ему срока наказания обращаться к управлению с просьбой о сокращении определенного судом срока.

У нас такое досрочное освобождение было введено еще Уставом о ссыльных 1882 г., и притом как для ссыльнопоселенцев, так и для каторжных, а затем применено и к приговариваемым к отдаче в арестантские отделения, но не распространялось лишь на присужденных к низшим наказаниям. Составители проекта нового нашего Уложения сочли даже необходимым внести правила о досрочном освобождении в текст Уголовного уложения*(2242), которое постановляет в ст.23, что приговоренные к каторге могут быть досрочно переводимы на поселение - срочные по истечении 2/3, а бессрочные через 15 лет; находящиеся же на поселении могут быть освобождаемы от оного по истечении 10 лет. В обоих случаях перевод делается на основании хорошего поведения арестанта, по распоряжению Главного тюремного управления; равным образом срок заключения в исправительном доме может быть сокращаем на 1/6 в особо установленном порядке*(2243). Для низших видов лишения свободы Уложение не допускает никакого досрочного освобождения.

Другой вид сокращения срока наказания составляет условное досрочное освобождение, т.е. освобождение до срока, но с условием соблюдения освобожденным, до окончания полного срока наказания, особых установленных для них правил, с тем, что в случае неисполнения этих правил освобожденный снова возвращается в место заключения, причем время, проведенное им на свободе, не засчитывается в общий срок его наказания. Система условного досрочного освобождения появилась в Англии при австралийской ссылке, а затем, с отменой ссылки, прочно укоренилась в английско-ирландской пенитенциарной системе. Изложение ирландской системы в трудах Миттермайера, Гольцендорфа, Брюггена познакомило с этим институтом континент Европы, а в известном труде Гольцендорфа "О сокращаемости наказаний лишением свободы", 1861 г. ему была дана прочная юридическая основа. В 1862 г. условное освобождение было принято в Саксонии, а затем перешло в Германское уложение. По § 23-26 сего Уложения досрочное освобождение может быть дано приговоренному к долгосрочному (по мнению комментаторов - более одного года) заключению в Zuchthaus или в тюрьму, если заключенный отбыл 2/3 наказания и во всяком случае был в заключении не менее года, вел себя хорошо и согласился воспользоватьсяусловным освобождением. Освобожденный обязывается соблюдать особо предписанные для него правила поведения, а в случае нарушения этих правил или вообще дурного поведения освобожденный может быть возвращен в место заключения, и время нахождения его на свободе не засчитывается в срок наказания. Освобождение и возвращение в место заключения делается по распоряжению министра юстиции; но предварительное задержание условно освобожденного, в случае необходимости, может быть сделано и по распоряжению местных полицейских властей. По Кодексу венгерскому (§ 48-52) условное освобождение допускается по распоряжению министра юстиции, если приговоренные хорошим поведением и прилежанием подают надежду на исправление, если притом прошло не менее 3/4 назначенного по суду срока, а для бессрочных - 15 лет и если о таком освобождении будет ходатайство как самого заключенного, так и наблюдательного тюремного комитета. Сходные правила знает и Голландский кодекс (ст.14-17), а Закон 14 августа 1885 г. дал довольно широкое применение этому институту и во французском праве. По этому закону условное освобождение вовсе не применяется только к приговоренным к транспортации и пожизненным каторжным работам; для применения же к прочим преступникам требуется непременно отбытие ими 1/2 наказания, а для рецидивистов - 2/3 (Garraud). По Закону 31 мая 1888 г. условное освобождение принято Бельгией вместе с условным осуждением.

Таким образом, условное досрочное освобождение, несмотря на сильные нападки на него, сделалось необходимым условием тюремного режима почти во всей Европе. По отношению к судебному приговору эта мера имеет то же значение, как и простое досрочное прекращение отбытия наказания, а потому и вполне оправдывается вышеуказанными соображениями полезности, особенно если пользование этим правом обставлено достаточными гарантиями*(2244). По отношению же к заключенному эта мера является льготой, даваемой и отнимаемой по усмотрению администрации, подобно переводу из одного отделения тюрьмы в другое, разрешению свиданий, переписки и т.д. Но особенность этой льготы состоит в том, что ее отнятие не только ставит лишенного ее в общий уровень арестантов, но и как бы ухудшает его положение, отдаляя срок окончания отбытия наказания*(2245). Ввиду этого обстоятельства многие кодексы, принявшие этот институт, ставят условием применения этой меры согласиe на то арестанта. Принятие такой меры требует, конечно, крайней осторожности, подробного ознакомления с заключенным, с его характером, силой воли, с его способностью и наклонностью жить своим трудом; поэтому такая мера не может быть применяема к краткосрочным наказаниям (менее двух или трех лет); но нераспространение этого института на наказания бессрочные, как это допускает Французский закон 1885 г., представляется едва ли правильным, потому что указываемое обыкновенно формальное основание такого изъятия - невозможность определить истечение 1/2 или 2/3 наказания, устраняется точным определением наименьшего срока. С другой стороны, целесообразное применение условного освобождения, которое не придавало бы этой мере характер, опасный для общественной безопасности, предполагает развитие обществ патронатства, которые могли бы подать руку помощи преступнику в трудную для него минуту перехода от тюремной жизни к свободе, и правильную организацию надзора за заключенными*(2246).

В нашем праве постановления об условном досрочном освобождении находятся лишь в Законе об устройстве исправительных приютов для малолетних (ст.162 Устава о содержащихся под стражей, изд. 1890 г.). Редакционная комиссия, принимая во внимание указание специалистов тюремного дела, что этот вид досрочного освобождения, независимо от общих выгод этого рода сокращения сроков наказания, дает средство испытать, насколько результаты тюремного воздействия оказываются действительно прочными, предполагала ввести эту форму и в наше Уложение, и это предположение было встречено сочувственно весьма многими из наших практиков. Но при окончательном обсуждении общих положений Редакционная комиссия исключила эти постановления, указав, что хотя такое освобождение составляет необходимое дополнение всякой рационально устроенной тюремной системы, но введение этого института ныне же, ввиду состояния наших тюрем и отсутствия у нас правильно организованного полицейского надзора и обществ патронатства, не представляется своевременным; равным образом и Государственный Совет отклонил введение этого института*(2247).

247. Тюремная работа*(2248). Праздность при совместном помещении арестантов была главным основанием нравственно растлевающего влияния старой тюрьмы. Поэтому при первых же попытках тюремной реформы введение работы в тюрьмы, как главного средства дисциплинирования заключенных и упорядочения тюремной жизни, было выдвинуто на первый план. Равным образом, давно уже выдвинулась и другая - экономическая - сторона данного вопроса. Заключенные представляли несомненную рабочую силу, праздно тратившуюся в заключении; извлечение пользы из этой силы, обращениe арестантов на государственные работы, особенно на такие, куда свободный труд шел неохотно, стоил дорого, представляло несомненную выгоду для государства. Эта возможность извлечения выгод из тюремного труда получила особенное значение, когда началось улучшение внешнего положения арестантов. Постройка и содержание новых тюрем требовали огромных затрат, тяжело ложившихся на государственный бюджет; не естественно ли было облегчить эту тяжесть, воспользовавшись тюремным трудом, заставив самих арестантов покрывать, хотя бы в известном размере, расходы на их содержание. Наконец, пенитенциарная система выдвинула на первый план воспитательное значение тюремного труда для самого заключенного, как важнейшее средство благотворного воздействия на него в самой тюрьме, как средство обеспечения его существования по выходе из тюрьмы.

Таким образом, работа составляет необходимое условие современной тюрьмы, так смотрят на нее и современные законодательства, признавая обязательность работы необходимым условием не только высших видов наказания (каторжные работы, travaux forces), но и среднесрочных, а иногда даже и краткосрочных. Если же мы и встречаем в практике тюремного дела, в особенности, например, у нас в России, тюрьмы даже долгосрочные без правильно организованных работ, то такое явление составляет несомненное зло, требующее возможно скорого устранения.

Но признание работы необходимым условием тюрьмы не устраняет и ныне различия в постановке самого значения работы, а особенно в ее организации.

Дисциплинирующее значение работы привело к стремлению видеть в самом принуждении к работе, и притом к работе известного рода, элемент кары, причем тяжесть наказания обусловливала и соответственное возрастание тяжести работы. Так, Французский кодекс говорит и ныне, что приговоренные к каторжным работам и транспортации должны быть занимаемы par les travaux les plus penibles*("Самыми тяжелыми работами (фр.)."); наши Уложение и Устав о ссыльных также указывают, что каторжные употребляются на тяжкие работы.

Но что считать тяжкой работой? В простейшем виде это будет работа, требующая наибольшего физического напряжения сил арестанта, производящая скоро полное утомление и при известной продолжительности делающаяся мучением для арестанта, калечащая его, доводящая до полного физического ослабления, а иногда и до преждевременной смерти. Другой вид тяжкой работы составляет работа, соединяющая утомление с полной непроизводительностью, подавляющая не только физически, но и нравственно. Примером таких работ могут служить, например, существовавшие в земских тюрьмах Англии по Акту 1856 г. для приговоренных к тяжким работам 1-й и 2-й степени - перетаскивание тяжелых ядер из кучи в кучу на тюремном дворе (shotdrill), ступальная мельница (tread Wheel), т.е. колесо с лопастями, на которые становятся арестанты, приводящие своей тяжестью в движение колесо, причем скорость движения может быть увеличиваема по усмотрению, безрезультатная ручная мельница (cranc), рукоятку коей вертит арестант, и т.д. Наконец, к тяжким работам низшего порядка причисляют работы осрамительные, подавляющие арестанта не физически, а нравственно; таковы, например, употреблявшееся прежде публичное метение улиц заарестованными за буйство, пьянство, и притом в тех костюмах, в которых они были захвачены, публичные работы на цепи и т.п.

Нет никакого сомнения, что работа в тюрьмах не должна быть одним приятным времяпрепровождением, а должна являться действительно упорным, серьезным трудом как по своей обязательности, так и по своей продолжительности и т.д.; но тем не менее взгляд на работу как на наказание представляется неверным по его идее и приводящим к нежелательным результатам. Праздность, как говорит народная пословица, есть мать всех пороков, поэтому труд, как антитеза безделия, есть единственная основа не только благосостояния, но и личного и общественного счастья. Только в труде, замечает Ортолан, может найти человек и здоровье, и довольство собою; труд в тюрьме сократит для арестанта срок наказания, даст возможность провести это время с пользой для себя и других; работа парализует дурные наклонности, облагородит его мысли и стремления; поэтому работа сама по себе не может быть наказанием, а скорее наградой*(2249). На этом основании в современной одиночной тюрьме безработное содержание в келье является первой, самой тяжкой частью наказания или же дисциплинарной мерой.

В особенности в этом отношении являются несостоятельными работы непроизводительные и осрамительные; но и обязательное назначение чрезмерно тяжких физически работ, хотя бы только и для важнейших преступников, допускает серьезные возражения. Против этого не только восстает чувство гуманности, не допускающее квалифицированной смертной казни, каковою была бы в сущности работа, неминуемо приводящая по истечении 3-х, 4-х лет к смерти, но против нее служат и соображения уголовной политики. Нельзя забывать, что и для тяжкого преступника наступает момент выхода из тюрьмы на свободу или, как у нас, на поселение, - на что же окажется пригоден этот физически и нравственно искалеченный, обессиленный арестант? Тюрьма не может сделаться местом отдыха, преступник должен работать не менее, даже более, чем свободный рабочий, но не чрезмерно.

Более правильным представляется, конечно, экономический взгляд на значение тюремной работы. Если мысль о том, что при известном роде работ государство с полной выгодой может заменить подневольным трудом свободный, и признана несостоятельной современной экономической наукой, указавшей на сравнительное несовершенство этого труда и его относительную дороговизну, то это нисколько не колеблет правильности той мысли, что тюрьма должна быть устроена так, чтобы труд арестантов покрывал, если не вполне, то по крайней мере в значительной части, издержки государства на тюремное дело; тюрьма должна быть продуктивна*(2250).

Но исключительно экономический взгляд на тюремную работу, обращениe тюрьмы в правильно организованную фабрику также вызывает некоторые сомнения.

Прежде всего указывают на возможность конкуренции такой тюрьмы - фабрики с местным свободным трудом, конкуренции при таких условиях, что тюрьма может задавить местных, в особенности мелких, конкурентов и тем, естественно, содействовать подъему преступности. Такие указания особенно часто делались во Франции. Правительство в 1848 г. даже декретом объявило прекращение работ в тюрьмах, но действие этого запрета продолжалось недолго. Подобные же возражения делались нередко в Англии; в недавнее время петиции рабочих, направленные против тюремной конкуренции, были представляемы в германский Reichstag и в австрийскую палату депутатов*(2251). Указывали на то, что при готовом помещении, отсутствии личных расходов, наконец, при произвольном определении заработка стоимость тюремных продуктов всегда будет дешевле, чем на свободном рынке, что, обладая значительным запасным капиталом, тюрьма не стеснена временными условиями спроса и предложения, а потому поставлена всегда в более выгодные условия, чем местные, в особенности маленькие, мастерские. Правда, против этих нападок справедливо возражают, что нападающие могут представить весьма мало фактических подтверждений своих жалоб: так, в 1848 г. в Париже петиция была подана от портных, а между тем оказалось, что в Париже в тюрьмах работали всего 60 портных на 15 тысяч свободных рабочих; в 1871 г. в английской палате депутатов Бересфорд заявил, что вэкфильдская тюрьма подавила все соседние свободные мастерские, а между тем оказалось, что не была закрыта ни одна мастерская и даже, после введения обязательных работ в тюрьме, местная заработная плата не понизилась*(2252). В Нью-Йорке Законом 1888 г. была даже воспрещена продуктивная работа в тюрьмах; закон, правда, имел временной характер, но затем сходные законы состоялись и во многих других штатах. В этих тюрьмах ныне, независимо от работ, предназначаемых для потребностей тюрьмы, выполняются только заказы на правительственные потребности, подлежащие оплате государством, например, печатание отчетов, заготовление бланков и т.п.

Но тем не менее нельзя не признать, что устройство обширных тюрем-фабрик с одним специальным родом работ, в местностях со сравнительно небольшим производством этого рода, особенно с производством кустарным, может подавляюще действовать на это производство. Ввиду этого и Санкт-Петербургский тюремный конгресс, признавая преувеличенными опасения о конкуренции тюремного труда со свободным, тем не менее установил, что в тюрьмах наивысший предел известного производства, тариф, заработная плата должны быть рассчитаны так, чтобы не причинять вреда соответствующим отраслям свободной промышленности.

Несравненно важнее другой упрек фабричному устройству тюрем. Всякая значительная мануфактура естественно стремится к однообразию предметов производства и вместе с тем к возможному специализированию занятий отдельных рабочих. А между тем и то, и другое требование противоречит воспитательным задачам тюрьмы. Действительное обучение ремеслу требует его всестороннего изучения, а не специализации; требует устранения работ машинообразных, отупляющих работника*(2253); правильно поставленная тюрьма должна стремиться к тому, чтобы освобождаемый из нее арестант вышел с такими сведениями, которые могли бы обеспечить ему заработок по выходе на свободу, а для этого необходимо разнообразие тюремных работ*(2254).

Поэтому экономический взгляд на значение тюремной работы может быть оправдан только при том условии, что при этом не будет забыта главная задача тюрьмы, интересы обучения арестантов и подготовления их к внетюремной жизни. Работа должна быть средством воздействия на заключенного. При таком взгляде на значение работы, для правильной ее организации, как справедливо замечает проф. Фойницкий, необходимо: 1) чтобы тюремная работа создала или, по крайней мере, удержала в арестанте привычку честного и систематического труда; 2) чтобы создала в нем, если необходимо, капитал механических сил и практических знаний, весьма важный ему по освобождении, как непременное условие возможности честного существования. Поэтому род работы, избираемый тюрьмой, не должен заключать в себе ничего отталкивающего от труда, снижающего его, чтобы арестант не бросил его при первом соблазне бездельем.

Работа должна быть обязательна во всех тюрьмах, не исключая и краткосрочных, хотя, конечно, устройство работы в последних представляет более затруднений ввиду необходимости допустить в них наиболее разнообразия работ, так как в какие-нибудь 5, 10 дней нельзя приспособить человека к такой работе, которой он не занимался на свободе.

Сам выбор рода работ представляет крайнее разнообразие и не поддается регламентации. В этом отношении в законе могут быть делаемы только некоторые общие указания. Так, например, Германский кодекс (§ 17), допуская работы как внутри, так и вне тюрьмы, ставит непременным условием, чтобы последние производились отдельно от свободных рабочих, а по отношению к тюрьме указывает, чтобы заключенным давали работы соответственно их способностям и условиям прежней жизни.

Наше Уголовное уложение указывает, что каторжники и арестанты мужского пола, содержащиеся в исправительных домах, могут быть занимаемы работами и вне помещений, но отдельно от свободных рабочих; приговоренные же к тюрьме или аресту работают в самом помещении, включая сюда и двор, сад, огород, даже поле тюрьмы, причем для приговоренных к тюрьме род работ назначается управлением, а приговоренные к аресту сами избирают род работ.

Род работы, конечно, также зависит от самого способа размещения арестантов. Одиночное заключение по необходимости исключает многие занятия, например, требующие сравнительно большого помещения или участия нескольких лиц. Но, конечно, главным основанием выбора должны служить индивидуальные особенности арестанта, пол, возраст, физические силы, прежние занятия, пригодность работы для внетюремного заработка. Хотя нельзя не заметить, что тюрьма, особенно долгосрочная, дает возможность, а иногда и необходимость направить заключенного на такую работу, которой он не занимался на свободе, в особенности на работы однородные - плотника в столярную, кузнеца в слесарную и т.д. Далее, при устройстве тюремных работ, конечно, необходимо принять во внимание особенности тюремной жизни, требующие исключения работ, производящих сильный шум, распространяющих зловоние, опасных в пожарном отношении и т.п.; равным образом нельзя забывать, что некоторые работы, переносимые на свободе без особенного вреда, делаются вредными в тюрьме благодаря недостаточному пребыванию и движению на воздухе и т.п.

Кроме ремесленных работ, в каждой тюрьме, как большой хозяйственной единице, существуют более или менее значительные хозяйственные работы. Если при одиночной системе за чистотой и порядком в келье обязан заботиться сам заключенный, если при общем заключении работы такого рода могут быть исполняемы по очереди, то остаются затем другие хозяйственные работы, требующие постоянного занятия и известной подготовки к ним, как, например, работы по приготовлению и раздаче пищи, по стирке белья, по отоплению здания, приготовлению топлива и т.д. К числу домашних работ относят также и канцелярские занятия, которые могут быть иногда поручаемы пригодным для того арестантам, хотя некоторые из опытных тюремных деятелей, например Кроне, находят, что такое косвенное участие в управлении тюрьмой затрудняет поддержание дисциплины в тюрьмах и что для таких лиц наказание лишается репрессивного его характера.

Работы по большей части выполняются в самом тюремном помещении, включая сюда и дворы, например при пилке или колке дров и т.п.; но если при тюрьме имеется огород или сад, то, как свидетельствует опыт, употребление на такие работы, хотя бы только арестантов наиболее надежных, может быть одинаково полезно как для самих заключенных, так и для тюремного хозяйства. В тех случаях, когда тюрьма обладает соответственным участком земли, а в числе заключенных находится более или менее значительное количество лиц, принадлежащих к земледельческому классу, можно допускать в тюрьмах работы полевые, хотя против таких работ в тюремной литературе раздаются такие же возражения, как и вообще против употребления арестантов на общественные внетюремные работы*(2255).

Устройство последнего рода работ при тюрьмах, расположенных в значительно заселенных местностях, представляло бы много затруднений для правильного тюремного режима. Отделение арестантов от свободных рабочих являлось бы неудобоисполнимым, а через то, естественно, возникали бы предосудительные сношения заключенных с местным порочным или даже преступным населением; сравнительная легкость побега и трудность надзора принуждали бы прибегать к чрезвычайным мерам предосторожности в виде наложения оков, наручников и т.п., что придавало бы работе, во вред истинным задачам тюрьмы, позорящий характер. Но вопрос становится иначе для тюрем, расположенных далеко от населенных центров, в особенности в местностях, требующих колонизации и земледельческой культуры. Там употребление рабочих рук заключенных на общественные сооружения - на проведение и улучшение дорог, на обкорчевание полей, осушение болот, или на постройку общественных зданий, в особенности тюрем, представлялось бы важным экономическим подспорьем для страны. В этом отношении нельзя не признать справедливым замечание Кенана, что с американской точки зрения представляется непонятным, почему праздносидящие в тюрьмах Сибири рабочие силы не могли бы быть употреблены на постройку и улучшение тюремных зданий, которых полная негодность признана самим правительством*(2256).

Конечно, такие работы требуют известной организации, устройства, надлежащего опытного персонала для надзора, требуют отбора арестантов, не только пригодных для такого труда по их способностям, но и более надежных по их поведению, уже отбывших известную часть наказания и т.д., но польза таких работ едва ли может подлежать сомнению.

Так как положение арестанта в тюрьме не может быть более выгодным, чем положение свободного рабочего, то понятно, что и число часов занятий должно быть то же, как и на свободе, т.е. приблизительно от 10 до 12 часов, видоизменяясь в зависимости от свойства работы, от индивидуальных условий заключенного, а в известном отношении и от условий тюремной жизни. Равным образом размер работы может определяться и поурочно, причем в обоих случаях допустима работа старательская, т.е. сверхурочная или сверхсрочная, доход с которой поступает полностью в пользу заключенного.

Но какова бы ни была работа, ее роль в тюремном деле, как справедливо замечает Ягеманн, всего более зависит от энергии и способности руководителей работ; нельзя забывать, что заключенные как рабочая сила стоят в огромном проценте много ниже среднего уровня свободных рабочих, благодаря иногда глубоко вкоренившейся привычке к праздности, благодаря их слабосилию, результату психического вырождения и разгульной жизни, их незнакомству с приемами труда. Поэтому вопрос о правильной организации заведования работами является весьма серьезным.

В этом отношении современные тюрьмы представляют несколько различных систем.

Первый тип составляют работы за счет тюрьмы (systиme de regie) или хозяйственная система в тесном смысле, когда тюремное управление является исключительно организатором тюремных работ (эта система господствует, по указанию Ягеманна, в Баварии, Бадене, Италии, Англии, Швеции, Норвегии, Бельгии). Тюремное управление определяет род работ, закупает необходимые материалы и орудия производства и сбывает на рынке результаты производства. Этот вид в особенности подходит к понятию тюрьмы - фабрики, но требует совершенно своеобразных знаний и способностей от тюремного начальства, заставляя их быть фабрикантами-предпринимателями, знать потребности рынка, уметь вовремя и в известном месте сделать заготовку материала, приноравливать саму работу к условиям сбыта. Тюрьма - фабрика всегда грозит опасностью чрезмерного развития промыслового характера тюрьмы, в силу коего тюрьма может действительно сделаться опасным конкурентом свободного труда или, наоборот, при известной неумелости руководителей может сделать тюремную работу обременительной для государства и в то же время безвольною для арестанта.