Глава 6.5. Подготовка к Дальнему Походу или полтора месяца «насыщенной жизни» военнослужащего по контракту

В начале августа мы встали к причалу, и началась недолгая, но очень насыщенная жизнь всех военнослужащих по контракту нашего корабля. Всему экипажу было уже известно, что в сентябре этого года, буквально через полтора месяца, наш Крейсер пойдёт в дальний поход – сначала в Средиземное море, а затем в Южную Америку, для того чтобы встретить президента РФ и поучаствовать в совместных учениях Венесуэлы и России (ВенРус 200...). Такому событию радовались все – ещё бы, за границу сходить, мир посмотреть да себя показать. Вот и начали потихоньку готовиться – в основном, загружать продовольствие.

Что касается насыщенной жизни – это да, мой призыв наконец-таки начали отпускать в увольнение в город Североморск. До этого нас отпускали только с кем-нибудь из старших, тех, кому Главный Боцман доверял выход в город. В город до этого нас водили и Мороз, и Айнур, Саныч, ну и сами начальники – Петрович и Сёма. Почти два года потребовалось нашему призыву, а в частности мне и Феде, чтобы завоевать доверие Петровича. В других подразделениях контрактники уже на первом году службы ходили в город даже с ночевой. А нам не разрешали снимать квартиры вплоть до самого увольнения... Так до «дембеля» и ходили до 22:30.

Меня поставили в одну смену вместе с Андреюком, Федей и Малым. Костян же ходил в город вместе с Казахом. Наша смена возвращалась из увольнения без косяков и всегда трезвые, так как пить особо я никому не давал. А вот Костян с Казахом что-нибудь да чудили. Главный Боцман начал меня уважать, видел мою ответственность и постоянно хвалил меня на всех построениях. Костяна «давила жаба» - за многочисленные косяки его стали лишать увольнений в город, а меня стали отпускать чаще обычного. Он возненавидел меня ещё больше. Но это были его проблемы, я и не думал каким-либо образом «подлизываться» к начальству, просто делал то, что входило в мои обязанности: помимо «Дежурного Горниста» я стал заступать «Дежурным по Боцманской Команде». Малой, Костян, Кузьмич и Андреюкдо сих пор заступали дневальными, так как Главный Боцман им более ничего доверить не мог. Каждый из них был на своей волне. А вот подумать за всё подразделение в целом удавалось мне, Феде, Казаху и некоторым из наших «годков».

Сменившись после дежурства в районе 18:00, Я, Федя и Малой уже стояли на юте и ждали команды «Дежурного по Режиму». Он нас проверял по списку в своей «Книге увольняемых военнослужащих по контракту на берег», и, если видел наши фамилии, «давал добро на сход». Так проходила процедура вечернего схода на берег. Таким же образом проверяли Офицеров и Мичманов.

В отличие от других «стоячих» кораблей, увольнение в город с нашего Крейсера происходило строго в военно-морской форме. «По гражданке» с корабля не отпускали. Я-то ладно, не пил, а вот любителям попить пиво, было не резон выходит в город в военной форме. Всюду «шныряли» военнослужащие с комендатуры, которые так и норовили записать замечание. А если кого-нибудь ловили в форме и с пивом, можно было запросто угодить в комендатуру. Об этом проступке сразу же сообщали на корабль. «Злостного нарушителя воинской дисциплины» лишали на месяц схода с корабля, это в лучшем случае, а в худшем – премии. Весь месяц такого «нарушителя» заставляли выполнять черновые работы – работать с нашими Боцманами, или же «драить» шкафут вместе с «румынами» (БЧ-3).

Вопрос с переодеванием в «гражданку» решался всегда по-разному. У кого были квартиры, те переодевались дома. Кто-то переодевался на небольших рабочих катерах, которые стоят на «7а» причале. Наши Боцмана нашли куда более рациональное решение – переодеваться в кустах на территории 43 ДРК. Вот и получалось – вышли с корабля по форме, зашли в кусты, а из кустов вышли совершенно гражданские люди. Нас выдавала только причёска «полубокс». В Североморске так стригутся только военные, в основном, моряки. Да, мы рисковали потом не обнаружить форму, но риск того стоил – хотелось хотя бы на несколько часов почувствовать себя гражданским человеком. Как-то раз после очередного переодевания в кустах мы, как и всегда, оставили сумки с формой там же, в кустах. Моя форма, Федина и Малого осталась целая и невредимая, а вот форма Андреюка куда-то пропала – ноги, наверное, выросли. Его потом долго «пилил» Главный Боцман за такую халатность, но поскольку Андреюк не отличался умом и сообразительностью, в отличие от птицы-говоруна из «Тайны Третьей Планеты», то у него в одно ухо влетало, а из другого вылетало. Ну что с такого взять?

***

Тем временем «война» с Костяном продолжалась. Он нехотя посещал «Рубку Дежурного», пропускал сигналы, тем самым конкретно меня подставляя. «Костя, Костя, что ж я тебе такого сделал? За что ты так меня возненавидел?! Дудка всему виной, точно, дудка, она самая!». Но я не сдавался и пошёл на принцип: если Главный Боцман скажет мне, что я и только я один буду посещать «Рубку Дежурного», то тогда к Костяну у меня не будет никаких претензий. Костян залу...ался, «косячил» в городе, и из-за этого Петрович сам пошёл на принцип: «Костян, добро тебе тоже в Рубку ходить». И от этого он ещё больше злился и всё больше ненавидел меня, «Рубку Дежурного» и горн.

***

Наш осенний призывнаконец-такидождался, когда уйдут «годки» - Буторин, Колян, Евмен, бывший горнист Мишаня и недалёкий, деревенский парень Рома, по прозвищу «лом». Это случилось за 2-3 недели до выхода корабля в дальний поход. Их служба подходила к концу, а продолжать контракт они не собирались. За это спасибо Петровичу. Он их так замучил за пару месяцев до увольнения, что отбил у них всё желание служить дальше. Их давно пора было «списывать», а моему призыву давать свободу слова и свободу власти. Так бы оно и получилось, если бы не Костян. Гриша и Казах были явно на его стороне. Малой был нейтрален, Андреюк, вообще, отдельно от всех. А вот меня и Федю стали недолюбливать. Всем казалось, что мы прихвостни Главного и Старшего Боцманов. Это было не так! Что касается увольнений, так я тем более не хотел «косячить» в городе – свобода была мне дороже. А что касается самой службы, а точнее, её организации, я чётко понимал – за это мне платят деньги. Я, как и Федя, с повышенным чувством ответственности выполняли свой долг. Я не патриот, но и не сказать, что мне наср...ть на государство, просто делал свою работу, получал уважение от своих начальников, а самое главное – я получал деньги, причём неплохие.

«Годков» перевели на Эскадренный Эсминец «Адмирал Ушаков», который тоже относился к 43 ДРК - там им и место. Все сразу вздохнули с облегчением. И тут же Костян попытался взять власть в свои руки. Я попросил его «дрищей» принести мне «альпак» (тёплая морская куртка), а он демонстративно дал мне понять, что я тут никто, и зовут меня никак: «Ничего ему не несите, он вам никто, тем более у него есть свои дрищи!». Вот так вот, я уже и никто стал... Ну, начнём с того, что я им «дембель» по призыву был. Да и особо я их не напрягал, чего не скажешь о нём самом, хотя он в своё время не «летал». У Костяна «годков» то не было. Лопаткин, Моргунов были ему явно не «годки». Зато он с энтузиазмом рассказывал, как ему тяжело жилось в учебке. Только и всего. Да там всем тяжело! А на корабле его никто не трогал. Только если в «Рубку Дежурного» он устал ходить. Тогда я про себя молчу.

Как-то Костян созвонился с Коляном, нашим бывшим «годком», и Колян его спросил: «Кто, мол, рулит кубриком?». На что Костя ответил: «Федя и Горнист пытаются, да ничего у них не выходит. Да их все на три буквы посылают!». После ухода Коляна, Буторина, «Евмена», Мишани и «Лома» явных лидеров в нашем кубрике не стало. Они, да, держали весь кубарь. У нас, может быть, не получалось делать это так, как они, но, тем не менее, порядок в кубрике был. Причём во всех смыслах этого слова. Так что Костя в очередной раз заблуждался.

А после одного инцидента в кормовых тамбурах Костя перестанет разговаривать со мной и с Федей на протяжении почти всего Дальнего Похода. Тяжело служить водном подразделении с человеком, который тебя ненавидит всеми фибрами своей души, хотя ты ему ничего плохого не сделал. Морально тяжело. А с корабля ты никуда не денешься. Будешь сам давиться и кашлять, но терпеть. Вот что был за инцидент: к нам на корабль, как я уже говорил, приходили представители промышленности, которые постоянно ремонтировали корабль. Один из промышленников оказался земляком одного из моих сослуживцев, а конкретно Гриши. Тот «по-землячески» попросил его принести чего-нибудь горячительного. Земляк принёс вино. Гриша, Костян, Кузьмич, Малой, Казах, Федя и кто-то ещё закрылись в «Боцманской Кладовой» и начали его распивать. Я, естественно, потерял всех наших, так как был в «Рубке Дежурного» и ждал очередного начальника, чтобы сыграть ему «Захождение». После этого пошёл искать народ и первым делом заглянул в Кладовую. Народу было полным-полно, там даже негде было присесть. Поэтому я развернулся и ушел, так и не поняв, чем они занимались. Моя совесть на тот момент была чиста, я даже не знал, что они делают. На следующий день «Главный Боцман» вызвал Гришу и устроил ему разбор по поводу распивания спиртного. Встаёт вопрос: Кто сдал? До сих пор я не знаю на него ответа и никогда не узнаю. Но суть в том, что Костя и Гриша подумали на нас с Федей, сказав: «А больше некому!». Какбудто в Кладовой только Я, Федя, Гриша и Костян находились.Тут я потерял уважение ещё в глазах и у Гриши. Ну, на него-то мне было «фиолетово», хотя тоже неприятно, когда тебе «зубы скалят». Его перевели на Эсминец «Безудержный» вместе с вертолётчиком Лопаткиным, который отказывался идти в Дальний Поход из-за жены, которая его всё равно бросила, буквально через месяц после нашего ухода в море. Судьба не лишена Иронии...

Вот примерно так заканчивался мой второй год службы. Он оказался более насыщенный, чем первый. Оставался ещё один год службы, из них полгода дальнего похода. Много чего поменялось в моём понимании человеческих отношений и человеческой дружбы. Всё это может рухнуть разом не всегда по понятным причинам. Так получилось в моём случае - только после длительных раздумий и воспоминаний о службе я смог по частицам воссоздать всё то, что происходило в нашем подразделении. Какие интриги там плелись и как мы это всё пережили. Все наши переживания, все наши эмоции. Коллектив, есть коллектив, тем более мужской. Одно дело в нём работать, другое дело в нём жить. Но когда во время опасных работ на кону стоят человеческие жизни, когда жизнь одного зависит от другого, ты невольно пытаешься забыть все обиды, злобу, оставлять весь этот негатив в кубрике. Иначе быть не может, иначе это не рабочий коллектив. А на Боевой Службе коллектив становится экипажем, то есть только совместные действия приносят успех, от которого и зависят эти человеческие жизни, а также жизнь каждого отдельно взятого матроса.