В первые десятилетия XVIII в. под влиянием различных внешнеполитических обстоятельств Казахские ханства оказались в чрезвычайно сложном международном положении. Этому предшествовало обострение социально-экономической и политической обстановки на юго-востоке России ивнутри среднеазиатских стран, обусловленное перемещением мировых торговых коммуникаций с территории континента в бассейн Атлантики и интенсивным развитием военно-политической экспансии Российского государства на юго-востоке Европы и в Сибири и ЦинскоЙ империи — в Центральной Азии. В ходе встречного движения в географическом пространстве обеих имперских государственных систем и которое развивалось на фоне утраты кочевниками их прежнего приоритетного положения в культурно-исторических контактах между Востоком и Западом, происходило постепенное вытеснение кочевых народов с торговых путей, сокращение номадизма в Евразии и смещение традиционных путей и маршрутов кочевок. Эти геополитические процессы повлекли за собой усиление интенсивности взаимных конфликтов между кочевыми народами по поводу пастбищных мест и свободного доступа к торговым центрам близлежащих территорий. На данной основе возник новый виток военной конфронтации в международной сфере, охвативший в первой трети XVIII в. все пространство южной части Поволжья, Приуралья, Западной Сибири и соседних регионов Центральной Азии.
|
|
Сложные взаимоотношения существовали у казахов с начала XVIII в. с соседними волжскими калмыками, которые в то время находились под властью России.
Конец XVII - первая половина XVIII вв. были временем развития интеграционных тенденций среди калмыцких племен и укрепления международных позиций калмыцкого хана на территории Евразии. Этому способствовал приход к власти на территории Калмыкии в 1669 г. умного, энергичного и властолюбивого сына хана Мончака Аюки (1646—1724 гг.), который начал активную борьбу с сепаратизмом местных тайджей за воссоздание на новых территориях объединенного Калмыцкого ханства.
Вступив в управление, он за короткое время подчинил себе всех правителей улусов, кочевавших в низовьях Волги, а вслед за тем «от Далай-ламы... первым испросил себе около 1690 года титул ханской», который и был предоставлен ему вместе с ханской печатью в том же году главой ламаистской церкви Тибета.29
В первом десятилетии XVIII в. престиж Аюки заметно укрепился и внутри Российской империи. Начиная с 90-х гг. XVII в., калмыцкий хан постоянно поставлял потребованию царского правительства вооруженные отряды калмыков для военной кампании России против ее неприятелей. Благодаря этой военной поддержке и высоким боевым качествам калмыцкой конницы, проявившимся во многих сражениях, калмыцкий хан вошел в доверие к царю и между ними установились тесные отношения. 30
|
|
В 1697 г. Петр I, отправляясь в Европу, официально возложил на Аюку охрану юго-восточных рубежей России от набегов соседних кочевых народов.31 Свое новое привилегированное положение калмыцкий хан с успехом использовал в собственных интересах, которые далеко не во всем совпадали со стратегическими интересами империи. С этого времени Аюка оставил народы Южного Урала и Поволжья в покое и направил свою энергию на борьбу с кубанскими, казахскими и хивинскими правителями, которые не находились в российском подданстве. «Желая соблюдение договора с Россией согласить с удовлетворением своей склонности к хищничеству, -писал известный синолог Н. Я. Бичурин, - он обратил свое оружие за Урал на киргиз-кайсаков, которых бесщадно ограбил и сверх того покорил своей власти маньмалакских туркменцев».32 Однако царские власти, заинтересованные в калмыцкой военной силе, сквозь пальцы смотрели на многие поступки Аюки, связанные с его стремлением поднять свой престиж за пределами России.
В результате многочисленных военных набегов на казахов, башкир, туркменов и каракалпаков хан Аюка смог в начале XVIII в. значительно укрепить положение Калмыцкого ханства и распространить свое влияние на соседние регионы.
Главным источником дестабилизации внутри- и внешнеполитической обстановки на всем пространстве региона был в тот период юго-восточный сосед Казахстана, — кочевая империя западных монголов или ойратов, -Джунгарское ханство.
Активизация военной экспансии Джунгарского ханства в направлении казахских кочевий была в значительной мере связана со сменой власти в Урге и вступлением на джунгарский престол молодого и энергичного правителя Цэван-Рабдана (1663-1727 гг.), племянника погибшего в 1697 г. в войне с Цинами Галдана Бошокту-хана (1670-1697 гг.). За короткий срок он сумел восстановить прежний военно-политический потенциал Джунгарского ханства и расширить подвластную ему территорию в Центральной Азии. Осторожная политика по отношению к могущественной «Поднебесной империи» позволила Цэван-Рабдану избежать на протяжении двадцати лет военной конфронтации с маньчжурской династией, а выигранное время использовать для сосредоточения сил против соседних кочевых и оседло-земледельческих народов на северо-западе Джунгарии.
Особое место в притязаниях джунгарских ханов на соседние территории Центральной Азии занимали южные земли Казахстана, издавна привлекавшие к себе внимание ойратских тайджи. Завоевание Жетысу и Присырда-рьинского региона обеспечивало ойратским правителям, наряду с поступлением новых податей, стратегический контроль над одним из важнейших перекрестков торговых путей, связывавших Джунгарию с Европейской Россией и Сибирью, а также позволяло укрепить северные рубежи Джунгарс-кого ханства за счет создания на пространствах завоеванных оседло-земледельческих территорий своего рода буферной зоны, которая должна была отделить кочевья западных монголов или ойратов от местообитания казахских родов.
Организация джунгарскими правителями глубоких рейдов в казахскую степь, угон скота, захват пленных, разорение кочевых аулов, а также установление ойратского контроля над близлежащими торгово-ре-месленными пунктами и торговыми путями в среднеазиатские страны способствовали значительному ухудшению социально-экономической обстановки в кочевьях казахских жузов. Стремясь обеспечить себе беспрепятственный доступ к плодородным пастбищам Волго-Уральского региона и юго-западной Сибири, а также по возможности восполнить понесенные значительные материальные потери, казахские правители предприняли ряд новых вторжений в северные приграничные области Российской империи, где они захватывали скот, сельскохозяйственные продукты и ремесленные изделия у местного населения, брали в плен уральских и сибирских казаков, калмыков, русских крестьян и продавали их в Хиву. С 1709 по 1714 гг. отряды казахских жигитов несколько раз нападали на крупные казачьи обозы с хлебом и рыбой, направлявшиеся из Поволжья в Яицкий городок. Во время этих нападений происходили кровавые стычки, захват людей, угон лошадей.53
|
|
В 1719 г., используя благоприятную ситуацию, когда все силы Джунгарского ханства были брошены на отражение очередного наступления пинских войск, казахские правители осуществили в 1720 г. ряд вторжений и в джунгарские приграничные кочевья. В ходе этих набегов три тысячи ойратов были захвачены в плен.
Между тем, в конце 1722 г., в обстановке начавшегося перемирия между маньчжурскими правителями и Ургой, джунгарский правитель решил нанести новый мощный удар по населению Казахстана и приступил к подготовке крупного вторжения в казахские земли и Среднюю Азию.
Спланированный завоевательный поход был осуществлен несколько месяцев спустя, в начале весны, поэтому 1723 год вошел в историю казахского народа как «Год Великого бедствия».
О серьезности положения, создавшегося в калмыцких улусах, свидетельствует отправление ханом Аюкой в конце августа 1723 г. своего посланника Куцытуша к Абулхаиру для переговоров о мире. Калмыцкий посол встретил хана Младшего жуза на р.Темир во главе объединенного казахско-каракалпакского войска численностью около 15 тыс. человек. При встрече Абулхаир заявил, что «идет... де он воеватца с калмыками и с русскими. А будет с ним орда тысяч сорок».
Интересно, что незадолго до этих событий к хану Аюке прибыл джунгарский посол от Цэван-Рабдана с предложением осовместных военных действиях против казахов. Аюка стал просить у царского правительства регулярных войск, но русские власти отказали ему в этой просьбе и не рекомендовали хану ввязываться в войну между джунгара-ми и казахами.'4 Тем не менее, намерения джунгарскогохунтайджи заключить военный союз с Аюкой, по всей вероятности, стали известны Абулхаиру, и поэтому уже в начале сентября 1723 г. он во главе двадцатитысячного войска казахов и каракалпаков совершил упреждающий поход в кочевья волжских калмыков.
|
|
Появление Абулхаира в районе Яика с крупными воинскими силами вызвало большую панику среди волжских калмыков. Калмыцкие тайджи настойчиво просили у астраханского губернатора прислать российские войска. В ответ на эти просьбы губернатор А. П. Волынский сделал необходимые распоряжения, но военная помощь уже реально ничего изменить не могла. Вскоре были получены известия, что войска Абулхаира наголову разбили улусы тайджи Лекбая, состоявшие из двух тысяч кибиток, захватили большое количество скота и пленных.35
Обеспокоенное стремительным продвижением казахов к Яику, царское правительство 12 декабря 1723 г. направило хану волжских калмыков Аюке грамоту с требованием оказать помощь местным русским властям в отражении наступления совместных казахских и каракалпакских отрядов. «Кир-гиз-кайсаки и каракалпаки, собрав сорока тысяч человек идут под нашего императорского величества города и под твои, подданного нашего, улусы, войною и для разорения сел и деревень... тебе, подданному нашему, о препятствии их дабы до разорения наших городов и уездов их не допускать».36 Соединенными войсками Аюки и тайджи Досанга удалось задержать дальнейшее продвижение казахов и каракалпаков к Яику, но на этом военные столкновения между казахскими воинскими дружинами и калмыками не прекратились.
Одновременно с продвижением части казахских родов Младшего жуза в северо-западном направлении к Яику, другая группа родов Младшего жуза и многие роды Среднего жуза устремились на север, до рек Орь, У й, Илек и Тобол, продвинувшись к Уральским горам, где казахи потеснили кочевавших там башкир Ногайской и Сибирской дорог. Некоторые казахские роды устремились на северо-восток региона и перешли на правый берег Иртыша в районе Железинской крепости во многих местах.37 В результате вторжения казахских отрядов в башкирские кочевья и на территорию расселения сибирских казаков начались кровавые стычки между казахами, башкирами и сибирскими казаками по поводу пастбищных мест, сопровождавшиеся угоном скота и захватом пленных.
Между тем, Абулхаир, обезопасив на время казахский тыл от возможных ударов волжских калмыков, стремительно развернул свои войска на юг, и, прорвавшись в присырдарьинские степи через плотный заслон из джунгарских военных аванпостов, в начале 1724 г. подошел к Туркестану, приступом взял его и в течение года удерживал город под своим контролем. Однако ввиду очевидного превосходства джунгаров в военной силе, Абулхаир был вынужден в начале 1725 г. оставить Туркестан, Ташкент и некоторые другие присырдарьинские города, которые вслед за тем были вновь захвачены джунгарскими войсками. 38 Казахи оказались полностью отрезанными от восточных рынков и городских ремесленных центров Средней Азии. Непосредственным результатом этого завоевания было то, что на запад и север Казахстана хлынула новая волна казахских беженцев.
Зимой 1725 г., в Астраханскую губернскую канцелярию стали поступать тревожные сообщения калмыцких тайджей о продвижении многочисленных отрядов казахов к Эмбе, Илеку и Яику. В течение последующих месяцев роды Младшего и Среднего жузов заполнили практически все пространство степей, прилегавших к Яику и смежные с ним территории в направлении к востоку, где располагались кочевья башкир. В результате этих миграций чрезвычайно осложнилась обстановка на юге Сибири и в междуречье Волги и Яика. Приехавший в конце 1725 г. в Петербург с южного Урала казачий атаман одной из станиц Арапов с товарищами, просил у царского правительства разрешения основать новое поселение яицких казаков выше Яицкого городка при устье Сакмары, где, по его словам, «переправляются и ходят в Россию неприятельские каракалпаки и киргиз-казаки и ближним к тому месту городам причиняют большое разорение и людей в полон забирают». Сообщения Арапова и других курьеров с Южного Урала вызвали немалую тревогу в правительственных кругах.
15 декабря в апартаментах императрицы Екатерины I собрался тайный совет по иностранным делам в составе А. Д. Меншикова, Ф. М. Апраксина, А.Г.Головкина, И.А.Толстого, А.И.Остермана и П.И.Ягужинского. Присутствовавшие читали последнее донесение А.П.Волынского о приближении казахов и каракалпаков к Яику и об их намерении ударить по российским подданным - волжским калмыкам. Дальнейший ход событий на Южном Урале во многом подтвердил эти опасения.
Осенью 1726 г. отряды казахских жигитов общей численностью около 10 тыс. человек во главе с ханом Абулхаиром, ханом Среднего жуза Саме-ке, султанами Есимом и Бараком совершили поход на улусы калмыцкого тайджи Лобжи Назарова, который вылился в крупное кровопролитное сражение между казахами и объединенными войсками тайджей Доржи и Лобжи Назаровых и Дондука Омбо. Сначала успех был на стороне войск Абул-хаира, которые «улус Лобжи разорили, людей, сколько могли застать, побили, а жен их и детей и весь скот взяли в добычу». Но на подступах к Яику казахские отряды были атакованы численно превосходившими их силами волжских калмыков, нападавших одновременно с трех сторон. После четырехдневной осады казахского войска отрядами калмыков, стороны заключили перемирие. Казахские ханы и султаны дали обещание калмыцким тай-джам «на них, калмык, нападений и воровских набегов не чинить» и предоставили в залог верности взятых на себя обязательств 60 аманатов.39
3. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ
Становление казахского направления восточной политики Петра I совпало по времени с переосмыслением в русском обществе исторической роли России на международной арене и оформлением имперской доктрины. Мировоззренческой основой ее явилась эклектическая компиляция идей из арсенала европейских рационалистических теорий {Г. Гроций, Т. Гоббс, Б. Спиноза, С. Пуффендорф и т.д.) и средневековой идеологии российских официальных кругов, опиравшихся на традиции Московского царства.
В основе имперского сознания находилась убежденность в праве России, - «наследницы» Византии и Римской империи, — распоряжаться как на основе «божественного», так и «естественного права», судьбами других народов. В полном согласии со средневековой официальной доктриной полагалось, что могущество государства и слава правящего монарха определяются размерами подвластной ему территории и количеством подданных, а приобретение последних является естественным результатом победы на поле брани, либо же сложных комбинаций дипломатической борьбы. Исходя из этого представления, Петр I, находясь некоторое время в Астрахани, выразил желание о приведении в российское подданство «издревле слышимых и в тогдашнее время почти неизвестных обширных киргиз-кайсац-ких орд», и рекомендовал А. И. Тевкелеву, выполнявшему обязанности переводчика в этом походе, «стараться... несмотря на великие издержки, хотя бы до миллиона держать, но токмо, чтоб только одним листом под протекцию Российской империи быть обязались».40
Вместе с тем, ускорение динамики развития русско-казахских отношений и углубление их содержания определялись в тот период далеко не только стратегическими интересами и целями внешней политики России, но и динамикой развития всей системы международных отношений, прозрачностью и непрерывностью межрегиональных географических границ (равнинный рельеф земной поверхности и отсутствие разделяющих ее высокогорных хребтов в срединной части Евразии), военно-политическим могуществом Российской державы как одного из факторов ее международного престижа и международного влияния в евразийском мире, а, следовательно, и пониманием значения торгово-экономических, военно-стратегических и политических связей с северным соседом в правящих кругах Казахстана, развитием сближения политических лидеров казахского общества с Россией.
В течение длительного исторического времени важное место в развитии взаимосвязей русских людей с кочевым населением Казахстана занимала торговля. После установления власти России над Казанским и Астраханским ханствами и завоеванием Сибири установились сразу два важных торговых пути в Азию: Камский - из среднего Поволжья в Сибирь и далее - в Среднюю Азию; и Юго-Восточный - по нижней Волге, в направлении Яика и Каспия, на п-ов Мангышлак и в ханства Средней Азии. По данным таможенных ведомств некоторых торгово-административных центров Сибири, в 1655-1670 гг. в Тобольск прибывало через казахские степи из среднеазиатских городов ежегодно по 4 каравана, в 1670-1672 гг. — по два, а в последующие годы - по одному. Тару посещали в XVII в. в среднем не более одного каравана в год, в отдельные годы — два, а в 1645-46 гг. — три каравана.41 Однако, в целом, русско-среднеазиатская транзитная торговля через казахские степи развивалась в XVI — начале XVIII вв. очень неравномерно, что было обусловлено многими внутри- и внешнеполитическими обстоятельствами.
Серьезными препятствиями развитию непосредственной русско-казахской и транзитной русско-среднеазиатской торговли через казахские степи стали в последней четверти XVII - первой трети XVIII вв. обострившиеся политические взаимоотношения казахов с яицкими казаками, волжскими калмыками и башкирами, а также резко участившиеся военные вторжения джунгар на территорию Среднего и Старшего жузов. В результате превращения северных и южных приграничных регионов Казахстана в арену почти непрерывных столкновений казахов с кочевыми соседями, торговые связи казахских родов и подразделений с Россией в тот период были фактически полностью парализованы, а торговые караваны отправлялись из Поволжья и Сибири в разные страны Центральной Азии (Джунгарию, среднеазиатские ханства) и из них в обратном направлении только через джунгарские владения в Прииртышье и районы Горного Алтая, минуя казахские кочевья трех жузов.42 Развитие внешних торговых контактов казахов с европейскими народами и регионами России осложнялось в первой трети XVIII в. также важными культурно-историческими последствиями великих географических открытий прошлых веков, вызвавших перемещение мирового центра трансконтинентальных торговых коммуникаций из Средиземноморья в бассейн Атлантики и смешение акцентов в мировом товарообороте от внутриконтинентальной на морскую межконтинентальную торговлю. Вследствие этих глобальных геоэкономических изменений интенсивность движения товарных потоков из европейской части Евразии в страны Среднего Востока по традиционным сухопутным маршрутам Великого Шелкового пути и другим менее крупным торговым трассам резко ослабла, а приток новых промышленно-ремесленных изделий и технологий в центральные кочевые регионы континента сократился до минимума.
Снижение до минимума трансконтинентального значения традиционных торговых путей и маршрутов на территории Казахстана и результаты многократных вторжений джунгар в Присырдарьинский регион сказались, в частности, в том, что к началу 30-х гг. XVIII в. международная торговля на юге казахстанских степей фактически прекратилась, некогда процветавшие южные города края (Туркестан, Сайрам, Сауран и др.) превратились в малонаселенные городские центры, имевшие только локальное торгово-экономическое значение; большинство из них со временем приобрели преимущественно аграрный облик. В то же время поступавшие из соседних азиатских стран на присырдарьинские и среднеазиатские рынки сельскохозяйственные продукты и ремесленные изделия, ввиду их относительной малочисленности и ограниченного ассортимента, были не в состоянии удовлетворить возросшие потребительские запросы кочевого населения, а доступ казахов к более крупным и товароемким рынкам Приуралья, Нижнего Поволжья и Западной Сибири осложнялся для них наличием русских укрепленных линий, а также напряженной военно-политической обстановкой в Волго-Уральском регионе и на юге Сибири.
Стремление кочевников преодолеть негативные для них последствия отмеченных изменений в торгово-экономической сфере путем насильственного изъятия части необходимых продуктов и изделий у соседнего оседло-земледельческого населения, объективно приводило к возрастанию пограничных конфликтов. Именно в контексте данной ситуации следует, по-видимому, рассматривать многочисленные сообщения очевидцев о возросшей интенсивности вооруженных столкновений казахов с башкирами, калмыками, уральскими и сибирскими казаками на разных приграничных участках геополитического пространства Казахстана.43
В конце XVII- начале XVIII вв. между Россией и казахскими жузами установились оживленные дипломатические отношения. Предметами обсуждения в серии переговоров полномочных представителей обеих сторон являлись процедура обмена пленными, урегулирование военных конфликтов между казахами и российскими подданными - калмыками, уральскими и сибирскими казаками и башкирами, а также создание благоприятных условий для развития торговых связей русских купцов с казахским населением Младшего и Среднего жузов.
Непосредственным поводом к возобновлению политических контактов казахских правителей с русскими пограничными властями в Казанской губернии и Западной Сибири послужили военный набег хана Абулхаи-ра в 1715 г. в башкирские земли и ответные вторжения башкир в близраспо-ложенные аулы Младшего жуза. В этой связи осенью 1715 г. в интересах разрешения вопроса о «пресечении башкирской и киргиз-казачьей ссоры и о размене их полоня нников» прибыл в Казань и вел там переговоры с местным губернатором П. С. Салтыковым личный посланник Абулхаира, батыр Тойгунур Култабаев.44 Переговоры остались незавершенными и были продолжены три года спустя по инициативе самого казахского хана.
В сентябре следующего года в Тобольске побывало посольство хана Ка-ипа в составе батыров Еекбулата Екешева и Багдаулета Буриева, которым было поручено урегулировать пограничные конфликты казахов с северными кочевыми соседями, заключив «вечный мир» с сибирским губернатором М. П. Гагариным, добиться соглашения о военном союзе с Россией против Джунгарии и получить гарантии беспрепятственного доступа казахских скотоводов на ближайшие рынки России, «чтобы им позволено было ездить в Тобольск для торгу».45
Сам факт отправления нового казахского посольства в столицу Сибири и предложение преемника Тауке российскому губернатору о совместных военных действиях против джунгарского хунтайджи Цэвана-Рабдана в немалой степени связаны с конкретными обстоятельствами продвижения военного отряда И. Д. Бухгольца по Иртышу и его столкновением в районе оз. Ямышево с войсками ойратов. По словам хана Каипа, казахи узнали о том, что «контайши противится Е. И. В.», от русского офицера Маркела Трубникова, который был отправлен подполковником И. Д. Бухголь-цем 1 января 1716 г. из Прииртышья в ставку джунгарского хана, но по выезде из Ямышевской крепости был захвачен ойратами в плен, а затем отбит у них отрядом казахских жигитов на берегу р. Или недалеко от пограничных джун га рских караулов.46 В качестве наглядного подтверждения собственной осведомленности о российско-джунгарских военных конфликтах в бассейне Среднего Иртыша, Бекбулат Екешев и Байдаулет Буриев доставили М. Трубникова из ставки казахского хана в Тобольск. Последний, в свою очередь, также заявил губернатору М. П. Гагарину, что «послали его с общего согласия вся Казачья орда, а сказывали-де ему, чтоб быть в миру с людьми Е. И. В. и калмыков вместе бы воевать».47
Приезд казахского посольства в Тобольск и его предложение о заключении военного союза с Россией против джунгар побудили сибирского губернатора направить 14 октября 1716 г. специальное ответное посольство во главе с сыном боярским Никитой Белоусовым к хану Каипу, чтобы заверить его в готовности русских пограничных властей «жить в миру» с казахами Среднего и Младшего жузов и сообщить, что «когда-де его царское величество укажет послать войска на контайшу, то (он] будет иметь о том согласие и пришлет ведомость тогда к ним».48 Российские посланники благополучно добрались до Туркестана и пробыли у хана Каипа около года. По возвращении в Тобольск 26 сентября 1717 г. Н. Белоусов передал губернатору М. П. Гагарину письмо от казахского правителя, в котором тот лично подтвердил свое прежнее намерение «воевать контайшу» и обращался с просьбой о возвращении казахам больших табунов лошадей, отогнанных у них башкирами в летние месяцы этого года. В ответ на полученное обращение М. П. Гагарин письменно уведомил хана, что постарается отыскать угнанных лошадей и будет покровительствовать развитию меновой русско-казахской торговли в г. Тобольске.49
Однако осенью 1717 г. Абулхаир совершил еще один крупный набег во внутренние уезды Казанской губернии, за которым последовали ответные вторжения башкиров и сибирских казаков в приграничные казахские аулы. На этой почве вновь актуализировалась проблема обмена пленных и скота, а также задача нормализации военно-политической обстановки на границе Казахстана с Россией.
В конце 1717 г. для решения указанных вопросов из Казани был отправлен к ханам Каипу и Абулхаиру уфимский дворянин Федор Жилин, а в январе 1718 г. из Тобольска отправилось в Туркестан посольство сыновей боярских Бориса Брянцева, Якова Тарыштина и толмача Кабая Мамеева, которые прожили в степи до лета 1718 г. В ходе встреч с российскими посланниками ханы Абулхаир (4—7 мая) и Каип (25 июня - 12 июля) выразили желание жить в «вечном мире и союзно с великим государем» и его полномочными представителями в Казанской и Сибирской губерниях России, развивать торговые связи с русскими купцами и сообща предотвращать «воровские угоны» скота своими подданными у соседей.50
Возобновление мирных переговоров с царской пограничной администрацией ханы Каип и Абулхаир вновь пытались использовать для заключения с Петром I антиджунгарского военно-политического союза и с этой целью направили в Казань и Тобольск вместе с возвращавшимися домой российскими посланниками своих собственных полномочных представителей дня обсуждения указанного вопроса, снабдив их личными письмами на имя губернаторов П. С. Салтыкова и М. П. Гагарина.51 В частности, переговоры с сибирским губернатором вели в 1718 г. батыры Елмет Баулуков (май); Шаба, Багадур, Сафа, Итмамбет и Бакурман (7 октября); а также Байбек и Толебай (28 октября).52 С казанским губернатором проблему согласованных боевых действий против джунгарского хана обсуждало 10 декабря того же года казахское посольство батыров Тантая Арасланова и Тогунура Култабаева, доставившее в Казань из степи русского посланника Федора Жилина.53
Однако, изложенное в письмах Каипа и Абулхаира предложение о совместном военном походе против джунгар не получило одобрения у центрального российского правительства, заинтересованного в скорейшем разрешении русско-ойратских пограничных противоречий в районе Верхнего Прииртышья и успешных поисках местонахождения сомнительного города «Еркети». Основываясь на официальном распоряжении Петра I, казанский губернатор П. С. Салтыков ограничился в своем ответном послании Каипу от 8 января 1719 г. общими поощрительными замечаниями относительно его намерения воевать с джунгарским ханом и воздержался от каких-либо конкретных обещаний о военной помощи, заявив ему, чтобы «впредь с ним, контайшою, он, Каип-хан, управлялся, как ему, по своему намерению, достойно».54 В данном случае, как и в последующие годы, официальная позиция Петербурга по отношению к Джунгарскому ханству определялась его важной стратегической ролью фактического противовеса быстро возраставшим военному могуществу и экспансионистским притязаниям империи Цинов, с учетом которой царское правительство не желало значительного ослабления Джунгарии, предпочитая все спорные вопросы решать мирным путем и при этом не оставляло надежд на принятие ой-ратами российского подданства.55
В условиях осуществления широкомасштабного вторжения джунгарс-ких войск на территорию Старшего и Среднего жузов, казахи были вынуждены бежать с принадлежавших им кочевых мест на север региона в район Яика, Илека и Тобола, где столкнулись в борьбе за пастбища с другими кочевыми народами — российскими подданными, проживавшими на юге Сибири и в Волго-Уральском регионе. В результате этого перед казахскими родами встала проблема закрепления за ними богатотравных кочевий по нижнему и среднему течению Яика, где «открывался путь к заманчивым пастбищам по его правобережью и были широкие возможности расширения связей с русскими рынками».56
Одновременно с силовыми способами расширения пастбищных территорий на севере и северо-западе региона казахские правители пытались разрешить сильно обострившийся земельный вопрос в их взаимоотношениях с кочевыми соседями путем мирных дипломатических переговоров с царскими пограничными властями в Астрахани и Казани. Одним из первых практических шагов в этом направлении явилась дипломатическая миссия в Петербург казахского посланника Койбагара Кобякова, отправленного летом 1725 г. старшинами Младшего жуза из приаральских степей.
Конкретным поводом к организации данного посольства послужило вынужденное пребывание в кочевьях казахских родов Младшего жуза почтового курьера российского посланника Флорио Беневени в Бухаре, торгового башкира Максуда Юнусова по прозвищу «Амремзей», захваченного в плен казахами и союзными с ними каракалпаками на территории Северо-Восточного Приаралья в 1724 году. Казахские старшины почти полгода продержали этого пленника у себя на положении аманата и объявили М. Юнусову, что не отпустят его из своих аулов до тех пор, пока они от русского императора «на прошение их о мире добрые и приятные ответы не получат».57
Вступив в такой неординарной ситуации в активный диалог с правящей элитой алшынских родов Младшего жуза и местных каракалпаков, Максуд Юнусов предложил им обратиться с просьбой о принятии российского подданства к «белому царю» и взамен обещал казахам и каракалпакам, якобы с одобрения высочайшего престола, военную помощь России против Джунгарского ханства.58
Решение этой чрезвычайно актуальной задачи было возложено на дипломатическую миссию Койбагара Кобякова, направленную в июле-августе 1725 г. в Петербург непосредственно от лица казахских старшин Младшего жуза Согыра, Едикбая, Кажибая и других по совету муллы Максуда Юнусова.59 18 января 1726 г. казахский посланец прибыл в сопровождении М. Юнусова в столицу России, где вручил чиновникам Коллегии иностранных дел два письменных послания от казахских и каракалпакских старшин. В первом из них и устном донесении самого посланника было выражено желание «быть под протекцией Е. И. В. так, как Аюки-хана владения калмыки» и излагалась просьба о том, чтобы разрешить казахам кочевать «между башкир и Яику, по горе Малый яр», обеспечить им свободный и безопасный проезд в глубь страны к крупным российским городам, дать гарантии безопасности от нападений яицких казаков и башкир, а также право производить размен пленных непосредственно в Уфе.
Однако, вопреки щедрым словесным авансам Максуда Юнусова казахским старшинам в низовьях Сырдарьи, обращение К. Кобякова за «протекцией» к «белому царю» не встретило в тот момент заинтересованности со стороны российского правительства. Царские сановники сочли принятие казахов в российское подданство в условиях того времени невыгодным для России, т.к. это могло бы значительно осложнить ее взаимоотношения с Джунгарским ханством на фоне общей слабости военно-политических позиций царских властей в южных приграничных районах Сибири. По этим двум причинам Кобяков был отправлен из Петербурга, не получив никакого ответа. Официальная резолюция Коллегии иностранных дел по поводу состоявшегося визита гласила: «Пользы, чтоб под протекцией ее императорского величества быть, не находится».60
Несмотря на неудачные результаты миссии К. Кобякова, в 1729 г. Абул-хаир направил к российским властям в Тобольск очередное посольство в количестве 4-х человек, представленное Бекбулатом «со товарищи».61 Поскольку наиболее значительная часть документов сибирских архивов была в свое время безвозвратно утрачена, то конкретные обстоятельства и мотивы отправления в Россию данного казахского посольства остаются во многом неизвестными современным исследователям. Однако, принимая во внимание сложный характер международной обстановки того времени в северных частях региона, можно с большой долей вероятности утверждать, что задачи Бекбулата и его соратников сводились к ослаблению военно-политической напряженности во взаимоотношениях казахов с соседними народами, находившимися в российском подданстве, и возврату ранее захваченных царскими властями казахов.
Проблема урегулирования русско-казахских, казахско-калмыцких и казахско-башкирских отношений и приобретения прочных правовых гарантий беспрепятственного кочевания казахов Младшего и Среднего жузов на северо-западе и севере региона становилась с каждым годом все более актуальной для казахских кочевых объединений, особенно для тех подразделений последних, летние кочевья которых непосредственно располагались у границ обширных земельных владений России. Поэтому в мае 1730 г. на собрании представителей Младшего и Среднего жузов было принято совместное решение отправить специального посла к царскому правительству с целью заключения с Россией договора о мире. Практическое осуществление этой дипломатической миссии было возложено непосредственно на Абулхаира.62